Глава 4. Поиски ахиллесовой пяты (2/2)
— На такси, — спокойно говорит Макото. — Когда я до тебя дозвонился, трубку взял водитель. Он был таким нудным, я еле дотерпел поездку до дома и твою тушу на моих плечах.
— Чёрт, так и знала, что надо было променять вечернюю йогу на вылазку в клуб! — ударяя себя по бедру, говорит Рейчел. Она роется в сумочке, пока я вновь собираю пазлы в голове и радуюсь, что смогла вызвать такси даже без сознания. — А как объяснить это?
Я хмурюсь и принимаю из рук Линд телефон. Нажимаю на экран и чувствую, как немеет всё тело. Какие-то пятнадцать секунд размазывают меня о землю, пока Александр лезет мне в рот.
— Твою мать! — рычу, и Сэм, стоящий рядом, присвистывает.
— И ты ему даже не врезала.
— И я ему даже не врезала… Да что б его, — подскакиваю с бортика и яростно тру губы тыльной стороной ладони. Надеюсь, индюк хотя бы не заразный. — Как удалить это из интернета?
— Не думаю, что это уже возможно, — нервно смеясь, выпаливает Рейчел. — «Александр Нильсен, известный как владелец клуба «Олимп» был замечен в компании новой девушки. Предположительно юной Агаты Харрис, дочери Маргарет Харрис, владеющей…» и бла-бла-бла. «Александр Нильсен завёл отношения? Большая ли это потеря для всех свободных дам?».
Рейчел читает ещё пару заголовков, пока моя челюсть с каждым словом приближается к земле. Это крах. Я нервным движением зачёсываю волосы назад и перестаю ходить из стороны в сторону, когда Линд замолкает и явно дожидается вынесенного мной вердикта.
— Стоп, и почему Нильсена знают, а я «предположительно Агата Харрис»?!
— Это единственное, что тебя волнует? — хмурясь, спрашивает Сэм, и я неопределённо пожимаю плечами. Да, единственное, потому что это самая маленькая из всех возникших проблем.
— Когда последний раз ты появлялась хоть где-то? — интересуется Линд.
— Ну, кажется, позапрошлое Рождество.
— Вот, а Александр то и дело трется на первых трёх страницах глянца, пиаря свою мордашку и клуб.
— Самовлюбленый индюк, — с отвращением бросаю я.
— Бизнесмен, — дополняет Сэм и скукоживается от моего взгляда.
— Сэм, ты на чьей стороне?
— На твоей, конечно.
— Зачем мы поперлись именно в его клуб? — обречённо спрашиваю.
— Ты сама сказала показать тебе лучший, а я в «Олимпе» часто с парнями зависал.
Хмыкнув, я вскидываю подбородок вверх. Вновь расхаживаю по поляне, надеясь, что меня пронзит молнией и либо подкинет идею, либо сотрёт с лица земли. Второе звучит надёжнее, поэтому на этом и сосредотачиваюсь.
— Мне надо найти способ избавиться от Александра, — твёрдо произношу и встаю напротив друзей. Если я не могу найти решение проблемы, значит, могу вычеркнуть её источник. — Сэм, твоя мама может нарыть на него что-то? Наркотики? Продажа людей? Незаконная перевозка мишек Гамми через Суэцкий канал?
— Агата, моя мама работает в полиции, а не в ФБР.
— Но она же там главная! Хоть что-то у неё есть?
— Наручники, — беззаботно отвечает Сэм.
— Их я и на EBay могу купить, — задумчиво произношу и резко, так, что сводит шею, поворачиваюсь в сторону друга. — Сэм, женись на мне.
Макото давится крекером, и Бруно удаётся выхватить лакомство у него из руки. Довольно вильнув хвостом с полным ртом снеков, пёс удирает в сторону своего вольера, пока Сэм прощается с жизнью, стараясь откашляться.
— Если я буду в браке, то не смогу вступить в новый!
— Агата, дело не в тебе, но…
— Ну почему это вечное «но»? — завываю и закрываю лицо ладонями. Слишком громкими были мои слова о решении проблемы.
— Слушай, но он правда симпатичный. Тем более можно легко пиарить свою галерею через его социальные сети, — задумчиво произносит Рейчел. И когда я смотрю на неё, она вновь протягивает мне свой мобильник с открытой лентой фотографий. — Посмотри, сколько у него подписчиков. Тем более игра в брак по расчёту в сериалах заканчивается любовью.
Я морщусь. Бегло пролистываю фотографии Александра и понимаю, что даже здесь он мне не подходит. Всё не то. Какие-то лошади, снег, машины. И он. Он. Он. Слишком много его.
— Нет, — отрезаю и отдаю мобильный Линд. — Никаких браков, сериалов и любви. Я найду способ всё исправить.
***</p>
Спускаюсь по каменным ступенькам и, кинув последний взгляд на кирпичное здание, сажусь в такси. Мы плавно покидаем одну из элитных улиц Лондона, перебираясь на соседнюю в паре кварталов отсюда. Я бездумно смотрю в окно, следя за знакомой дорогой до работы мамы.
Семь престижных ресторанов в Лондоне считались полноценной сетью в светском обществе. Четыре стороны света. Четыре зала в каждом, оформленным под стать каждой из сторон. И такое же меню, разделённое на категории.
Эта концепция пришла отцу в голову ещё в университете. Тогда, увеличив свои амбиции и обретая поддержку в лице мамы, он проталкивал идею в свет, где, на то время, получил большой отклик. И через пару лет один маленький ресторанчик превратился в семь. Площадь аренды стала больше, а на счетах появлялись баснословные суммы.
Приветливо киваю девушке за стойкой регистрации и, перекинув на предплечье синий пиджак от брючного костюма, следую в восточную часть ресторана. Каблуки тихо отбивают ритм моих шагов, смешиваясь с приглушенной мелодией и голосами посетителей.
Заметив маму за небольшой расписной лотосами и сакурой ширмой, улыбаюсь и ускоряю шаг.
— Привет, — сажусь рядом и оставляю поцелуй у неё на щеке. — Я такая голодная!
Сразу же хватаю в руки меню и сдерживаю себя, чтобы не заказать бóльшую часть позиций. Мама довольно хмыкает и поправляет крупные бусы, перламутром выливающиеся в свете приглушенных огней.
— Как твои дела?
— Сегодня настраивали освещение, — жуя, говорю. — И температуру. Смотри.
Протягиваю маме свой телефон, на который сделала несколько кадров галереи. Когда получаю одобрительный кивок, утыкаюсь носом в тарелку, боясь, что моя лапша покинет её раньше, чем я доем.
Отвлекаюсь, лишь услышав голоса рядом, а после и увидев знакомые лица. Ну конечно!
Миссис Нильсен приветливо мне улыбается и садится напротив мамы. Следом заходит Александр и застывает, в упор смотря на меня. Он закатывает глаза так, что на секунду видны белки и, уже готовый развернуться, шумно выдыхает. Но Оливия тянет его за низ футболки-поло и с упрёком указывает взглядом на стул рядом.
— Ладно, — морщится Александр и вешает пиджак на спинку стула. — Прежде чем мы начнём опять ругаться, я хотел бы узнать. Миссис Харрис, здесь случайно нет того малинового бисквита? — он говорит это так небрежно, что у меня почти выпадают палочки из рук.
— Конечно есть. Посмотри в разделе западной кухни.
Кажется, я так и остаюсь с открытым ртом и в позе древнегреческой скульптуры, пока Александр беззаботно листает меню и делает заказ вместе со своей матерью. Она, в свою очередь, спокойно заводит беседу с мамой, которая с момента прихода гостей так и не убрала руку с моего бедра. Явно боится, что я сбегу.
Весь ужин я больше не притрагиваюсь к еде. Лишь в ответ прожигаю взглядом Александра и чувствую, как периодически загораются щеки от кадров нашего поцелуя.
С того разговора с мамой прошло меньше недели, а я так и не смогла найти хоть что-то, позволяющее мне избавиться от Александра. Даже отчёты из полицейского участка и чтение новостей не помогло. Он был чистым до кончиков волос. И это злило. Злило и то, что я так и не смогла придумать, как повысить эффективность работы ресторана и галереи, чтобы избежать брака. Опять я чувствовала себя беспомощной, но и сдаваться я не хотела.
— Может, вы уже скажете, зачем повторяете этот цирк? — не выдерживаю я и перебиваю милую беседу наших родителей.
Александр лишь тихо хмыкает, размазывая сироп по тарелке. Поймав мой взгляд, он подмигивает и соблазнительно, — как ему кажется, не мне! — подносит кусочек бисквита ко рту. Я дергаю головой и отворачиваюсь, смотря на маму.
— Видео с поцелуем, — спокойно говорит мама, и я теряю последнюю надежду, что хотя бы до неё оно не дошло.
— Вы сами дали толчок истории. Ваш поцелуй разлетелся по всей желтушной прессе, — дополняет миссис Нильсен, чопорно одергивая ситцевые рукава белоснежной кофты.
— На то она и желтая, что ей никто не верит, — встревает Александр.
— Алекс, ты сидишь в ресторане миссис Харрис с её дочерью. Поверь, завтра снимки нашего ужина будут везде.
— Вы… вы серьёзно? — не веря своим ушам, говорю. Умоляюще смотрю на маму, а та лишь слабо пожимает плечами, пока у меня в груди растекается злость.
— Я не показывала тебе другие залы, — поднимаясь из-за стола, говорит мама. Оливия поднимается следом и нежно улыбается мне. — Вы сами знаете, что это необходимо.
Александр шумно выдыхает и сжимает челюсть, пока наши матери ловко выходят из-за ширмы. Не дав ни себе, ни Нильсену возможности сбежать, словно гадюка, набрасываюсь на него:
— Какого чёрта ты полез мне в рот?! — я чуть ли не подскакиваю на ноги. Но капля адекватности ещё вселяет надежду, что лицо Александра не окажется перемазанным в соусе, к мисочке которого так и тянется моя рука. — Если тебе некуда засунуть свой язык, то засунь его себе в…
— Да потому что ты практически вызвала службу спасения, доказывая, что я убил. Дай-ка подумать, — Нильсен театрально чешет подбородок. — Ах да… твою жизнь.
— Ты это и сделал!
— Может, мне напомнить, что я привёз тебя домой из клуба, а не бросил там?
— Меня привёз Сэм, — вспыхиваю от такого открытого вранья.
— Да, — отмахивается Нильсен. — На моей машине и со мной за рулем. Прости, Агата, но даже ты, пускающая слюни на сиденье и молчаливая, проиграла говорливому и ворчливому Сэму.
— Поверь, — я зло втыкаю вилку в половинку томата черри, представляя на его месте глаз Александра и стараясь не подавать виду, что облажалась. — В твоей помощи я тогда не нуждалась! Мог бы и бросить.
Нильсен склоняет голову набок и растягивает губы в широкой плотоядной улыбке.
— Знаешь, а ты мне нравишься, — вдруг выпаливает Александр, и я недовольно морщу нос.
— А ты мне нет, — пожимаю плечами и складываю руки на груди, плотнее прижимая их к своему телу.
— Вот видишь. У нас много общего, — Александр усмехается и ставит локоть на стол. В руке прокручивает сложенную вдвое салфетку и, выразительно смотря на меня, бросает её в тарелку. — У нас обоих нет вкуса.
— Это ты цитируешь сборник хамских ответов? — я наклоняюсь вперёд, отодвигая от себя тарелку. Внутри растекается жгучее раздражение от компании индюка. — Почему ты так спокоен? Наша жизнь буквально рушится на глазах, а ты… ты молчишь.
— Думаешь, мне всё это нравится? Знаешь, я давно бы послал всех на выходные в Австралию, но я не могу потерять свой клуб. Поэтому пара снимков в журнале меня не так сильно смущает, как умножение достигнутого на ноль, — Александр откидывает спинку стула и расслабленно опускает плечи. — Я же знаю, что и тебя что-то держит. Давай, признавайся, Агата.
Я сглатываю. Горло стягивает неприятный спазм. Становится мерзко, что Александр так быстро принял свою участь и утягивает меня за собой.
— Галерея, — провожу ладонью по лбу. Кажется, на нём даже выступила испарина.
— Ну вот и рисуй свои картины дальше.
— Я искусствовед, а не художник, умник.
— Тогда я буду крайне счастлив, если полотно с моим изображением появится на одной из твоих выставок. Поверь, это будет фурор, — Александр подмигивает, взяв себя в руки после секундной паузы. — Ради тебя, могу и обнажиться.
Я недовольно морщусь. Что за самовлюблённый человек? Он буквально готов потерять самого себя, лишь бы его мордашка засветилась в журналах!
— Только в твоих…
— Влажных фантазиях. Знаю, проходили. Только вот ты опять мне попалась.
— Слушай, — я начинаю откровенно злиться, потому что его спокойствие только разжигает во мне огонь ярости и негодования. — Я сделаю всё, чтобы ты сам лично приполз на коленях к своей матери и умолял её разорвать этот гребаный договор.
— Звучит как объявление войны.
— Это она и есть, — я поднимаюсь из-за стола, но Александр опережает меня, быстро вскакивая на ноги.
— Скажи моей матушке, что мне нездоровится, — он перекидывает пиджак через согнутую в локте руку. — Встретимся на поле боя, katten, хотя мне больше нравится fåret<span class="footnote" id="fn_31902541_0"></span>, — Нильсен игриво улыбается и, подмигнув, быстро удаляется из зала, оставив меня одну с двумя кровожадными женщинами и двумя непонятными словами.