Глава 2. Божественная несправедливость (1/2)

Агата </p>

— Преднамеренное убийство — умышленное причинение смерти другому человеку, — бурчу я, склонившись над чемоданом. — Думаешь, я слишком резка?

Поворачиваю голову в сторону Бруно. Он, положив морду на вытянутые перед собой лапы, тяжело вздыхает и закрывает глаза. Предатель. Я шумно выдыхаю и вновь склоняюсь над своими вещами, ища что-то приличное для ужина.

Мне совершенно не нравится наличие молодого человека у нас в доме. Не то, чтобы я была настроена против мужчин. Нет, будем честны, я их люблю. И в принципе считаю приятным бонусом к нашей бренной жизни. Но Александр сразу вызвал несвойственное мне сильное и жгучее раздражение. Он за секунду превратился в красную тряпку, которую хочется разорвать на кусочки.

Как будто у меня с рождения заложена ненависть к таким самодовольным индюкам, которые хамят и не видят ничего дальше своего носа. Ко всему прочему, такая любезность со стороны мамы невольно заставляет задуматься и напрячься всем телом, ожидая подвоха.

Не скажу, что мама когда-то пыталась вмешаться в мою личную жизнь. Напротив, она во всём поддерживает меня и помогает. В мои отношения она влезла лишь раз, за что я ей безмерно благодарна.

Тревор был тем самым ужасным молодым человеком, о котором ходят легенды в компаниях. Тот самый тип мужчин, что мнит о себе гораздо больше, чем является на самом деле. А после загоняет в ловушку таких, как я, влюбленных дурочек.

Если бы не мама, наверное, я бы так и осталась в красивой клетке, обшитой изнутри колючими шипами. Именно она открыла мне глаза, когда на её просьбы приехать к ней или же встретиться с друзьями, я просто-напросто отказывалась, считая, что и так мало времени провожу со своим молодым человеком. Я была так сильно влюблена и не могла снять розовые очки, которые перекрывали мне правду. Хотя, может, я сама не хотела видеть ту самую правду. Мне казалось, что с Тревором я чувствовала себя в безопасности. Но кто же знал, что именно с ним я почувствую и угрозу.

Резко тряхнув головой, отбрасываю от себя всплывшие в воспоминаниях чужие тёмные глаза, что заменяли мне солнце практически больше года. И зачем я каждый раз возвращаюсь в эти чертовы воспоминания? Упираюсь ладонями в сложенные в чемодане вещи и сжимаю в кулаках топ из элитного шёлка. Обещание быть сильной часто рушится, стоит оказаться наедине с собой.

— Это слишком, — поднимаю тот самый топ за лямки и откидываю его в сторону, схватив обычную широкую футболку.

Перекидываю волосы на одну сторону и выхожу из комнаты, прикрыв дверь. Пёс не следует за мной, когда я его зову. Лишь отворачивается и удобнее устраивается на холодном полу.

Конец июня в этом году в Англии выдался слишком жарким. Как и по прогнозам синоптиков все последующие два месяца лета. Не скажу, что я слишком довольна, ведь липкость тела из-за чрезмерной жары мало кого радует, но это лучше, чем вечная пасмурная погода, что своей тяжестью уничтожает всю мою продуктивность.

Я, не торопясь, иду по длинному коридору, скользя мягкой подошвой тапочек по гладкому полу. В детстве я любила разгоняться и, как тогда мне казалось, со скоростью света врезаться в одного из родителей, что, раскинув руки, стояли в конце коридора.

Хотя мама не очень одобряла такие развлечения. Но вот папа был не против. Этим я и похожа на него. Своим желанием попробовать что-то новое, наплевав на правила и запреты. Это было очень приятное время в моей жизни, и я хорошо помню все его моменты. Оно было таким насыщенным и ярким, и мне временами становится страшно, что такого больше не будет. Я действительно боюсь потерять себя среди взрослых дел, забыть, каково это — быть беззаботной.

Радует лишь перенятое от мамы чувство значимости в этом мире. Оно довольно часто не даёт мне опустить руки и бросить всё на полпути. Оно не даёт мне и сомнений, что любые ошибки можно исправить, а бояться их допущения не стоит.

От мамы, помимо любви к себе, я практически, по словам всех знакомых, забрала всю её внешность, от зелёных глаз до густой копны волос, которая своим цветом всё же досталась мне от отца. Как-то мама шутила, что её рыжие волосы сделали бы нас близняшками, но папа благополучно спас нас от клейма сестёр.

На самом деле, мне бы это нравилось. Мне нравится, что кто-то находит во мне черты родителей. С ними я чувствую себя уверенной и считаю их своими сильными сторонами. Будто это именно то, что мне нужно развивать, чтобы стать успешной. Но всё же не потерять свою индивидуальность в попытках быть лучше. Наверное, поэтому я до сих пор могу позволить себе вольность вроде босой прогулки по саду или частых поездок на общественном транспорте.

Держась за лаковый поручень лестницы, прислушиваюсь к голосам, доносящимся из столовой. Сладкий голос мамы смешивается с более грубым. Я хмурюсь.

Стараюсь вспомнить голоса знакомой мне прислуги, но ничего не выходит. Решив не задерживаться, проскальзываю в столовую. Привычная тёмная резная мебель вновь возвращает меня на полгода назад, когда я, приезжая домой на выходные, вечерами сидела за длинным кухонным столом и наблюдала за мамой. Она часто отпускала прислугу на выходные и готовила сама. И, как истинный ценитель маминой готовки, скажу, что это действительно высший уровень мастерства.

Мама не один раз рассказывала, как отец в неё влюбился из-за черничных маффинов, которые, к сожалению, в первый раз она купила. А после проводила долгие вечера на кухне, стараясь научиться печь их. Только вот она совершенно не догадывается о том, что папа сразу понял, что кексы делала не она, но та очаровательная улыбка, что на самом деле вскружила ему голову, не позволила признаться.

Так, довольно часто вспоминая все рассказы родителей, я приходила к выводу, что хочу такую же любовь, — чистую светлую — со всеми её недостатками в виде коротких ссор, и со всеми её издержками в виде попыток научиться чему-то новому со своим партнёром.

Отрываю взгляд от мраморного пола и замечаю помимо Александра за столом темноволосую женщину. Боже, почему именно сегодня?

— Здравствуйте, — сухо произношу и занимаю место рядом с маминым, принимая взаимное приветствие.

Немного хмурюсь, отмечая явное сходство между Александром и незнакомкой. Голубые глаза женщины проходятся по мне оценивающим взглядом, точно таким же, каким смотрел на меня Александр утром. Я, растянув губы в милой улыбке, отворачиваюсь, не желая становиться музейным экспонатом.

Я никогда не любила приемы или гостей, о которых меня не предупреждали. Каждый раз знакомиться с людьми, что после пропадут, — меня утомляет. Мне не нравится порой исходящая от незнакомцев наигранность в словах и комплиментах, их попытки найти рычаги давления и тем самым пробиться вовнутрь тебя, чтобы завлечь в очень, по их мнению, увлекательную беседу. Вы когда-нибудь беседовали про вымирающий вид морских ежей? Вот мне пару раз приходилось, потому что грубо послать надоедливого собеседника мне не позволяла рядом стоящая мама.

Кидаю беглый взгляд на Александра. Он сидит ровно напротив и, сведя широкие брови к переносице, хмурится, смотря в телефон. Наверное, выбирает строчку из песни, чтобы подписать ею фотографию в социальной сети. Или думает обойтись лишь набором смайликов. Огонёк, вода и сотка — лучшие друзья симпатичных парней.

Александр похож на моделей из глянцевых журналов. На тех самых сексуальных парней на обложках, от фотографий которых хочется запустить руку себе в трусы. Только вот глядя на индюка, мне хочется запустить пулю себе в висок. Ему не хватает мокрой майки, что облепляет рельефное тело, и соблазнительного взгляда, который отвлекает от заголовков. И Александр точно сойдёт за одного из них.

Задерживаю взгляд на кистях мужчины. Крепкие, с отчетливо выделенными сухожилиями и переплетением синих выпуклых вен, что просачиваются сквозь карамельную кожу. Мужские руки всегда были одной из моих слабостей. Они мне кажутся той самой эстетичной частью тела, на изображение которой художники и скульпторы тратят достаточно много времени. Такие руки, как у Александра, точно могли бы стать экспонатом в одном из музеев. И нет, не потому что я бы с удовольствием их отрубила, а потому что они красивы.

Тряхнув головой, отвожу взгляд от кистей и пересекаюсь им с Александром. Он самодовольно усмехается и откидывается на спинку стула. Медленно, растягивая момент, кладет телефон на стол и точно специально проводит по экрану ладонью.

Я хмыкаю и отворачиваюсь. Мама появляется буквально сразу. Она широко улыбается, но всё же с недовольством осматривает мой вид.

Кажется, привести себя в порядок означало нечто большее, чем причесаться и сменить верх.

— Судя по тишине, Агата решила вновь всё оставить на меня, — улыбаясь говорит мама. Она сбрасывает с плеч пиджак и остается в одной шелковой майке, явно поддерживая мой внешний вид. — Оливия, моя дочь — Агата, — поворачивается в мою сторону. — Агата, миссис Нильсен — мать уже знакомого тебе Александра.

— Маргарет, ты и не говорила, что вы так сильно похожи, — отбрасывая маску серьёзности, с восхищением произносит Оливия.

— Я то же самое могу сказать и про вас, — точно такое же восхищение проскальзывает в голосе мамы, и я закатываю глаза, заметив, что Александр делает так же.

Ладно, возможно, не такой он и индюк. Протягиваю руку к стакану с водой и делаю небольшой глоток, пряча возникшую от этой мысли улыбку.

Когда взаимные любезности наконец-то закончились и нам принесли первое блюдо, я мягко выдыхаю. Всё-таки брюссельская капуста. Супер, сегодня ещё и без ужина или придется позже заказывать доставку.

Сменив стакан воды на бокал сухого вина, иногда выскребаю из тарелки кусочки грибов и орехов, показывая видимость ужина. Постепенно компания Александра перестаёт казаться мне противной. Меня даже перестал бесить его взгляд в мою сторону. Вернее, я сама стала на него таращиться в ответ. Не знаю, всему виной второй бокал вина на голодный желудок (да, не считаем съеденный ранее с Сэмом десерт. Прошло достаточно времени, и я проголодалась) или проснувшаяся во мне уверенность, что нож для масла в моих руках вряд ли нанесет сильный вред.

— Кстати, Агата, как тебе Швейцария? — миссис Нильсен уголком салфетки промакивает губы и смотрит на меня.

Я, растерянно моргнув, отрываюсь от интересного занятия вроде подсчета маленьких кочанчиков капусты в тарелке.

— Поистине волшебное место. Природа, менталитет и достопримечательности, которые мне удалось посетить, оставляют трепет в душе и желание вернуться туда не один раз, — сама улыбаюсь.

Швейцария действительно стала для меня не просто местом для учебы, а своеобразным чистилищем. Там я смогла наконец-то прислушаться к себе и понять, чего я хочу от жизни.

— Никогда там не была, — говорит Оливия, продолжая: — После того, как мы вернулись в Англию, в качестве отдыха всегда выбирали курорты, — когда я киваю, она отворачивается, перенеся всё внимание на маму. — Как насчёт совместной поездки? Конец августа — прекрасное для этого время.

Кидаю незаметный взгляд на Александра и вижу, как он вовсе не заинтересован в диалоге. Разрезает на мелкие кусочки содержимое своей тарелки. Педант. В то время как миссис Нильсен и мама во всю планируют поездку.

— На обратном пути можно заглянуть в Италию. Море в начале сентября там божественное. Я знаю одного шеф-повара в Катании, и его минестроне никого не оставляет равнодушным, — добавляет мама.

Решив принять такую же тактику игнорирования, незаметно вынимаю телефон из заднего кармана джинсов. Опустив его на бедро, листаю ленту социальных сетей. Многие мои одногруппники тоже вернулись в свои страны, но большая их половина предпочла остаться в Англии.

Я, наверное, бы тоже устроила себе небольшой отпуск, где-нибудь на островах, чтобы окончательно очистить мозг от всего произошедшего за последний год. Хотя он так быстро пролетел, что я и не заметила. Лишь только успевала держаться за поручень быстрых американских горок, состоящих из событий моей жизни, и пыталась не выпасть на одном из крутых поворотов.

Скольжу по сенсорному экрану и тапаю два раза пальцем на фотографию Рейчел. Как всегда прекрасна. Порой я даже завидую её изяществу и умению преподнести себя. Мне же иногда просто нарисовать обычные стрелки, которые, по моему мнению, очень мне идут, лень.

— Агата…

Листаю дальше, натыкаюсь на заснеженные Альпы. Неприятный холодок пробегает по загривку. Помню в одни из каникул мы с Сэмом решили посетить горнолыжный курорт. И когда мой дорогой друг затерялся где-то на склоне, я чётко дала всем понять, что ноги моей больше не будет на их северном полюсе, а Макото будет привязан наручниками к батарее в нашем гостевом доме. Ненавижу страх кого-то потерять.

— Агата?

Вздрогнув, отвлекаюсь от телефона. Все три пары глаз уставились на меня, и я неловко прокашливаюсь.

— Что?

— Как твоя галерея?

— Всё хорошо, — улыбаюсь. — Я работаю над ней.

Краем глаза замечаю, как Александр склоняет голову набок. Он скользит по мне взглядом, и я дёргаюсь, вызывая усмешку.

— Думаю, Агата сможет найти вам пару билетов на открытие, — мило говорит мама, и я киваю.

Про меня опять забывают. Мама с миссис Нильсен погружаются в очередное обсуждение насущных, на их взгляд, проблем: биржа и новая коллекция ювелирных украшений.

Мягко выдыхаю и тянусь к сырной тарелке. Моя рука застывает в воздухе, и я, приподняв взгляд, сталкиваюсь с голубым взглядом Александра. Он первый успел перехватить вилку с двумя острыми наконечниками. На его лице образуется игривая улыбка, а голос переполнен фальшью:

— Давай помогу. Какой тебе?

Я сжимаю челюсть и дергаю скулой.

— Шаурс, — говорю и с упоением наблюдаю за Александром, который точно надеялся, что я ткну пальцем в нужный мне кусок. Удовольствие растекается по телу, пока самодовольный взгляд превращается в задумчивый и скользит по ассорти из сыра. — Спасибо, — резко отзываюсь, когда мне в тарелку плюхается нужный кусочек.

Александр прикусывает передними зубами нижнюю губу и игриво подмигивает. Я чувствую, как мои щёки загораются румянцем, и прячу лицо за волосами. Аппетит от смущения сразу пропадает, и весь остаток ужина я не решаюсь оторвать взгляда от тарелки, чтобы опять не попасть в ловушку мужского внимания.

Иногда я прислушиваюсь к разговорам за столом, находя это интересным, и наконец-то выясняю, откуда мама знает Оливию. Учились на одном потоке. Как банально. Только вот почему, если они раньше достаточно близко общались, я ни разу не видела миссис Нильсен у нас дома?

Немного хмурюсь, стараясь вспомнить последние приёмы, на которых бывала, и не нахожу среди лиц Оливию. Я бы точно её запомнила, — слишком она эффектная женщина. Даже на простой ужин в компании подруги она выбрала платье, что всем своим видом показывает бесконечность нулей на его ценнике. Да и укладка, благодаря которой тёмные локоны красиво спадают на плечи, тоже блещет профессионализмом парикмахера.

Закидываю ногу на ногу и болтаю стопой в воздухе. Ладно, возможно, проблема не в моей короткой памяти, а в том, что на приёмах я бываю редко. Убираю руки с приборов и позволяю милой домработнице забрать мою тарелку. Внутри всё трепещет от долгожданного окончания ужина. Осталось лишь любезное прощание, и я смогу слинять в свою комнату, наконец-то проникнувшись ностальгией.

— Как насчёт попросить подать десерт на улице? У нас прекрасная открытая беседка, — воодушевлённо говорить мама, и Оливия кивает.

— Было бы замечательно.

Я поджимаю губы. Надежда вновь помахала мне белым платочком, а просьба мамы окончательно растоптала во мне веру в справедливость.