Пресс-конференция. (2/2)

— Да и… вам ни к чему врать об этом, — Хёкджэ несмело пытается возразить, понимая, что ему не хочется впутывать ребят в эту ситуацию, создавшуюся из-за обмана, который придумали оба близнеца. — Йесон и Кюхён могут не согласиться с этим решением, и раз вы говорите, что в больнице медперсонал знают обо всём… Я вполне могу сказать правду — что вы ничего не знали об этом. Раз мы с братом решили держать всё в тайне, то мне и отвечать за всё это.

— Вообще, Ынхёк, в словах Донхэ есть толк, — задумчиво произносит начальник службы безопасности, потирая пальцами подбородок. — Публике будет проще воспринять новость о твоём неожиданно объявившемся брате, если все будут считать, что и агентство, и ребята были с ним знакомы. Тогда часть вопросов перейдут к Чонсу и Донхэ. А в больницу я могу после пресс-конференции съездить. Скажем им, что вы были в смятении из-за этой ситуации, да и раскрытия тайны Ынхёка боялись. В любом случае они обещали оказать полное содействие ради здоровья и безопасности наших артистов, так что и в этом вопросе, думаю, они не будут возражать и поддержат нашу версию. Что скажешь, Чонсу?

— Звучит разумно, — менеджер нервно поводит плечами, но нехотя соглашается с доводами Чхве Шивона. — Тогда сойдёмся на показаниях Ынхёка о том, что они с братом встретились два года назад, и, положим, спустя пару месяцев, Ынхёк познакомил своего брата с мемберами DAEKY, и сообщил о нём в агентство, поставив условие о временном сохранении этой тайны из-за хейтеров — а Шивон едет в больницу по завершении пресс-конференции. Только не вздумают ли Чонун и Кюхён потом отказаться от этой версии? И ваши родители — не выдадут ли они этот обман?

— Это уже моя забота, — негромко, но твёрдо и уверенно отвечает Донхэ, коротко покачав головой. — Нам следовало оговорить этот момент ещё вчера, после фотосессии. Парни будут говорить то же, что и я скажу сегодня перед камерами, а родителей мы оповестим. Проблем не возникнет — они все переживают за Ынхёка и охотно нам помогут.

— Дорогой, не отказывайся от помощи, — мягко просит Хичоль, приободрившись от услышанного, и мягко коснувшись пальцами плеча Хёкджэ, у которого не находится слов ни для возражений, ни для согласия с доводами Донхэ и Шивона. — Ребята точно не будут против и охотно поддержат тебя. Только… как звали твоего брата, милый? Напомни нам ещё раз, пожалуйста.

— Ли… Хёкджэ, — тихо, но отчётливо произносит Хёк, чуть было не запнувшись на имени «своего брата», но тут же торопливо прокашлявшись и прикрыв таким образом свою заминку. — Его звали Ли Хёкджэ, и он был простым пекарем. Надеюсь, о большем Донхэ и Чонсу-хёна не спросят.

— Если он готовил не хуже того самого Рёука, то он был не «простым», а «отличным» пекарем, — осторожно добавляет Хичоль, пока Чонсу, тут же недоуменно встрепенувшись, вопросительно покосился на невозмутимого начальника службы безопасности, что упорно делал вид, будто он впервые слышит об этом. — И если он так повлиял на тебя в последние пару лет… То я бы хотел с ним познакомиться. Думаю, и ребятам тоже было бы, что ему сказать — и поблагодарить за то, что он заботился о тебе в те моменты, когда мы не могли. Так ведь, Донхэ?

— «Донхэ?» — у Хёкджэ глаза снова наполняются слезами при мысли об Ынхёке, но тёмные солнцезащитные очки прекрасно скрывают его болезненный взгляд. Хёк не рассчитывал, что ребята так заинтересуются «братом Ынхёка», в том числе и лидер группы, что с первого дня показался Хёкджэ слишком строгим и неразговорчивым, но сейчас Хичоль словно ищет одобрения у Донхэ, и Хёк не понимает, почему. — «А я всегда думал, что ребята не захотят знакомиться с «братом Ынхёка», — с печалью думает Хёкджэ, поджимая губы и не зная, что сказать. — «Может, если бы я не взял слово с Хёка, что он будет молчать, то мне не пришлось бы врать… И никакой подмены бы не было, так как парни знали бы обо мне… Всему виной моё желание остаться в тени Ынхёка — и моя нерешительность…»

— Да… — почему-то очень тихим и хриплым голосом отвечает Донхэ, неотрывно наблюдая за «Ынхёком» и своим ответом словно выдернув его из тяжёлых мыслей. — И раз уже мы… не сможем с ним познакомиться, то пусть так будет хотя бы для общественности. Мы хотим помочь тебе, Ынхёк, и…

— Да, я понимаю, — Хёкджэ коротко вздыхает и медленно потирает свою шею, испытывая ужасную неловкость, накладывающуюся на его тяжёлую тоску по брату, перемешанную с нелюбовью ко лжи, которая сопровождает его последние дни, и с пронзительным чувством вины, которое Хёк никак не может приглушить. — Хорошо, так и поступим. Спасибо вам.

— Тогда вам пора начинать, — Хичоль первый догадывается проверить время на своих наручных часах, и с неохотой торопит остальных, с привычной поразительной ловкостью лавируя между близким отношением к его «лучшему другу» и деловым подходом к работе, к которой корейский солист относится крайне ответственно. — То есть, с Ынхёком будут рядом Чонсу и Донхэ, правильно?

— Всё верно. А я буду стоять неподалёку, чтобы держать ситуацию под контролем, — Шивон мягко хлопает Хичоля по спине, явно стараясь успокоить старшего участника группы своими словами. — Не переживай, Хичоль, всё будет в порядке.

И это последнее, что помнит Хёкджэ, так как то, что происходило дальше, совершенно не отпечатывалось в памяти: все эти вспышки камер, приглушённые тёмными стёклами солнцезащитных очков, этот разномастный гул взбудораженной толпы журналистов, что, казалось, были готовы накинуться на него, словно дикие звери, растерзать, урвать кусочек появившейся сенсации, поймать под прицелом камер какую-то пикантную подробность, которую ни в коем случае не должны углядеть конкуренты — всё это одновременно и обезоруживает, и беспокоит, и даже пугает Хёка, не привыкшего к такому вниманию. — «Я еле как выношу внимание других мемберов Ынхёка, а здесь — такая толпа…» — ноги Хёкджэ словно одеревенели, с таким трудом он переставляет их, чтобы не осесть где-нибудь на полу, и он едва успевает радоваться предусмотрительности Шивона: при его появлении журналисты лавиной хлынули вперёд, словно желая похоронить «барабанщика» под собой, и только благодаря тому, что начальник службы безопасности созвал на это мероприятие, наверное, практически всю охрану, что числится в штате агентства, никому не удаётся добраться даже до края сцены, которая сейчас больше напоминает Хёку позорный эшафот, чем возвышенный пьедестал для пресс-конференции.

— «Если кто-то из охраны отвлечётся, они попросту разорвут меня на части…» — Хёкджэ поёжился, но, заметив посередине широкого стола, установленного на сцене, табличку с надписью «Ли Ынхёк», парень понимает, что это место предназначено для «Ынхёка», и, пододвинув к себе стул, Хёк молча садится на «своё» место. Краем глаза замечая, что строгий менеджер садится слева от него, а Донхэ, проходя за спиной «барабанщика» и словно украдкой скользнув тёплыми пальцами по пояснице парня, занимает своё место справа, Хёкджэ, по-прежнему ничего не говоря, старается смотреть вниз, в спины охранников — так эти белоснежные, яркие вспышки камер кажутся лишь какими-то далёкими всполохами, сверкающими кометами, что скользят высоко в небе, слишком высоко, чтобы заметить его, но зато достаточно высоко, чтобы осветить путь таланту Ынхёка, благодаря которому он и нашёл своё призвание.

— Мы начинаем пресс-конференцию, посвящённую участнику группы DAEKY, Ли Ынхёку, — удивительно громко произносит Чонсу, и от его голоса, как по волшебству, разом стихает давящий на уши гул толпы журналистов. — После произошедшей автокатастрофы многие распространяли различные сплетни и слухи, к которым агентство LMNt’s Entertainment не имеет никакого отношения, но мы готовы ответить на ваши вопросы. Убедительно просим всех не толпиться и не перебивать ни тех, кто задаёт вопросы, ни тех, кто отвечает.

— Скажите, Ли Ынхёк, то заявление, которое было сделано от Вашего имени — оно правдиво? — прозвучал первый, и, пожалуй, самый ожидаемый вопрос, к которому Хёкджэ наспех успел подготовиться. — У Вас действительно был брат-близнец, который погиб в автокатастрофе?

— «Ну вот, Ынхёк… мне снова нужно лгать от твоего имени», — вздрогнув от упоминания имени близнеца, Хёкджэ приподнимает голову немного выше, чтобы встретить испытывающе-любопытный взгляд журналиста с микрофоном в одной руке, подсоединённый к небольшому диктофону в другой руке. — «Мне просто нужно сказать то же, что сказал бы и ты, если бы… если бы выжил ты. Я должен быть таким же уверенным и невозмутимым, как и ты… но это так трудно».

С другой стороны, Хёк так кстати вспоминает интервью группы, которые парень обычно не пропускал и пересматривал, слушая не только краткие и дерзкие ответы Ынхёка, но и более подробные и рассудительные суждения Донхэ, как лидера группы. — «Может, мне попробовать вести себя, как Донхэ?» — предполагает Хёкджэ, считая такой вариант ведения диалогов с журналистами более приемлемым, ведь спокойная манера поведения для самого Хёка намного ближе. Собираясь с силами, парень делает глубокий вдох и, надеясь, что он не наговорит глупостей, «барабанщик» готовит себя к ответу.

— Да, заявление, данное менеджером Пак несколько дней назад, правдиво, — осторожно произносит Хёкджэ, немного наклонившись вперёд, к установленному на столе микрофону. — Из-за моего нестабильного состояния здоровья, после произошедшей аварии, я не мог выступить перед прессой официально, но теперь я готов ответить на интересующие вас вопросы. Что касается моего брата-близнеца, Ли Хёкджэ, то он действительно был в машине в момент аварии, и, к сожалению… он не выжил.

На последних словах голос Хёка дрогнул, и парень нервно сжал руки под столом в кулаки, боясь, что толпа это заметит, но, судя по тому, как бурно журналисты начали обсуждать услышанное между собой, и как активно защёлкали затворы фотокамер и засияли вспышки, его ответ был воспринят толпой как вполне приемлемый. — «Я всё правильно сказал?» — Хёкджэ осторожно косится сперва в левую сторону, а затем и в правую, чтобы убедиться в том, что менеджер и лидер группы одобряют его выбранную манеру поведения. Чонсу-хён, как Хёк и ожидал, выглядит настолько невозмутимым и собранным, он даже не поворачивает голову в сторону «Ынхёка», но, словно заметив взгляд своего подопечного, менеджер еле заметно кивает, что отчасти успокаивает Хёкджэ. — «Значит, я всё делаю правильно…» — с этой мыслью парень переводит взгляд направо, чтобы пронаблюдать за реакцией Донхэ, и, от неожиданности, он чуть было не падает со стула, когда видит этот ошарашенный взгляд лидера группы, видимый из-под слегка спадающих с переносицы солнцезащитных очков: у Донхэ чуть было челюсть не отвисает от нескрываемого удивления, настолько слова «Ынхёка» выбили его из состояния равновесия. — «Что тебя так удивило, Донхэ?» — Хёкджэ бы очень хотел спросить об этом, но новые вопросы, что посыпались на него ворохом, не располагают к разговору с лидером группы:

— Где жил всё это время Ваш брат, Ли Ынхёк?

— Ли Ынхёк, долгое время общественности было известно только о Вашем отце. Что же стало с Вашей матерью?

— Почему Вы с братом оказались порознь, Ли Ынхёк?

— Кто был за рулём Вашей машины, Ли Ынхёк? Мог ли Ваш брат не справиться с управлением?

Хёкджэ держится, как может, чтобы не разрыдаться вновь при мысли о матери и об Ынхёке, но выбора у него сейчас нет — никто другой не сможет дать ответы о семье «Ынхёка», потому парню приходится справляться с этими вопросами самому. Парень честно рассказывает о разводе родителей, о том, как «его брат» жил с матерью в Корее, но из-за переезда Ынхёк не мог с ним связаться, о том, как их мама умерла от рака кишечника — и о том, как братья, наконец, воссоединились, и как, из-за гололёда на трассе, машина слетела с дороги. Конечно, не обошлось и без лжи — Хёк умолчал о том, что говорил Ынхёк в последние минуты своей жизни, о том, что кто-то подспустил ему шины, и также «барабанщику» пришлось воспользоваться задумкой Чонсу-хёна и сказать, что он и его брат пришли к выводу, что из-за обострившихся нападок хейтеров открывать общественности наличие у «Ынхёка» брата-близнеца в ближайшее время не только неразумно, но и небезопасно. А дальше, к счастью для него, ход беседы ловко подхватил менеджер, объявив о том, что Ынхёк и его брат-близнец посоветовались касаемо этого решения с агентством, и что ими было принято решение повременить с объявлением о воссоединении Ынхёка с братом-близнецом.

— А другие участники группы DAEKY были знакомы с Ли Хёкджэ? — неожиданно звучит новый вопрос, который так предусмотрительно поднял Хичоль с полчаса назад, и не успевает Хёкджэ собраться с мыслями, как Донхэ, который до этого лишь внушительно сидел рядом, создавая поддержку «барабанщику» одним лишь своим видом, тут же наклоняется к своему микрофону, уверенно отвечая:

— Да, Ынхёк познакомил нас со своим братом два года назад, и мы поддерживали с ним связь, как и с другими членами наших семей. Мы, как и агентство, согласились с желанием Ынхёка уберечь Хёкджэ от нападок хейтеров, потому мы не распространялись о нём.

Хёк неосознанно вздрагивает, когда слышит своё имя из уст Донхэ, не понимая, почему ему слышится, что от лидера группы настоящее имя выжившего близнеца звучит так бархатно и бережно, словно с плохо скрытой нежностью… или Хёкджэ так только кажется? — «Наверное, это я сам себе придумываю…» — тихо вздыхает Хёк, стараясь выглядеть невозмутимо перед камерами, которые словно и не устают моргать вспышками снова и снова, с характерными щелчками, похожими на пулемётную очередь. А тем временем, под череду вспышек и быстрых щелчков, дело принимает всё более странный оборот — вопросы от журналистов становятся смелее и раскованнее, и больше напоминают вызов, или даже капканы, расставленные на лесной тропе и наспех прикрытые листвой, так и сквозят опасностью:

— Встречался ли с кем-то Ваш брат, Ли Ынхёк?

— Приобретали ли Вы какую-либо недвижимость на имя Вашего брата, Ли Ынхёк?

— Как так вышло, что за рулём Вашей машины оказался Ваш брат, Ли Ынхёк? Вы были пьяны после церемонии вручения награды Вашему американскому представителю?

— Хватит… — не выдерживая этого напряжения и глупого потока нелогичных и даже неприятных вопросов, шепчет Хёкджэ, чуть наклонившись к Чонсу, избегая микрофонов, чтобы пресса его не слышала. — Пожалуйста, хватит…

— Ынхёк, потерпи ещё немного, — коротко отвечает строгий менеджер, постучав пальцами по столу и явно не собираясь прерывать мероприятие. — Мы почти закончили. Ты хорошо справляешься.

Но терпеть Хёк уже не может: он понимает, что ещё пара таких вопросов от этих посторонних людей, что гонятся лишь за сплетнями, и Хёкджэ не выдержит и расплачется, ведь об Ынхёке ему до сих пор тяжело даже не то, чтобы говорить — думать тяжело. Ещё и эти репортёры, что желают лишь сенсации и сплетни, стараясь ради этого ухватить любую неосторожную фразу «Ынхёка», чтобы вывернуть её так, как нужно этим бессовестным журналистам, которые обожают раздувать скандалы из обычного недопонимания — они противны Хёку, и он по-прежнему не понимает, что его брату так нравилось в этом общении с прессой. Строгий менеджер не собирается помогать Хёкджэ в этом вопросе, потому, еле сдерживая подступающие к горлу рыдания, парень поворачивает голову к и без того напряжённому лидеру группы и тихо выдавливает из себя мольбу о помощи, уже не задумываясь о последствиях:

— Донхэ… прошу, хватит…

— Пресс-конференция закончена, — тут же твёрдо произносит Донхэ и, под звуки участившихся вспышек фотокамер и под недовольный гул толпы, не успевшей задать все подобранные ими вопросы, парень поднимается на ноги и, протянув Хёкджэ руку, Донхэ тут же помогает ему подняться с места, уверенным жестом приобнимая «барабанщика» за плечо и закрывая его таким образом от журналистов, пока Хёк не разрыдался окончательно. Хёкджэ успевает заметить, что ближние ряды корреспондентов тут же надавили на оцепление охраны, словно желая пробраться ближе и любой ценой сфотографировать «артиста», особенно если тот действительно не сдержит свои эмоции и, возможно, даже расплачется. Но начальник службы безопасности отлично знает своё дело: охрана крепко держит «оборону», не подпуская журналистов к сцене, а сам Шивон и вовсе подходит ближе к Хёкджэ, закрывая его своей спиной от объективов камер и помогая Донхэ уводить парня за кулисы.

— Ты молодец, Ынхёк, — успокаивающе произносит Чхве Шивон, пропуская Хёка и Донхэ первыми за кулисы, где их обоих уже ждут нервничающий Хичоль со стаканами горячего чая в своих руках и суетливый невысокий парень, Сонмин, помощник Чонсу-хёна. — Больше никаких интервью, я тебе обещаю. Отдыхай и ни о чём не беспокойся. Сейчас Сонмин и мои люди проводят вас к машине — и Ёнун отвезёт вас в общежитие.

— Ёнун уже ждёт нас в машине, — отчитывается Хичоль, нервно переступая с ноги на ногу и подпихивая локтем помощника менеджера, который, словно очнувшись, спешно забормотал:

— Да, я только что проверил: на парковке нет никого постороннего, так что можно уже отправляться к фургону. Вы же уже закончили, да, Ынхёк?

— Спасибо… — сипло отвечает Хёкджэ, не решаясь поднять голову, чтобы посмотреть на всех этих людей, что изо всех сил стараются помочь ему и уберечь от лишнего внимания — и которым он ничем не может отплатить, кроме прямого выражения своей признательности. — Мне очень жаль, но я… я просто больше не могу…

— Ты и так продержался дольше, чем это было необходимо, — Донхэ берёт один стакан из рук Хичоля, снимает с него крышку, чтобы горячий чай хоть немного остыл, и аккуратно вкладывает его в дрожащие руки Хёкджэ, помогая тому удержать стакан, обхватив пальцы Хёка своими тёплыми руками. — Шивон прав. Нам пора возвращаться. Ты всё сделал, как надо.

— Вы что творите? — позади Хёкджэ раздаётся недовольное шипение Чонсу-хёна, спешно вышедшего из зала за кулисы, к остальным. — Пресс-конференция ещё не закончена. Вы не можете увезти Ынхёка так просто.

Хёк ощущает, что хватка Донхэ на его руках становится крепче — ещё немного, и лидер группы вполне может не сдержаться и сорваться на крик, что только усугубит ситуацию, но высокий начальник службы безопасности реагирует на слова менеджера первым: положив руку на плечо Хёкджэ, Шивон разом словно стирает улыбку со своего лица и резко отвечает:

— Ынхёк возвращается в общежитие, Чонсу. Больше его присутствие здесь не нужно. А ты останься здесь и отвечай на вопросы вместо него, раз у тебя язык подвешен. Хватит его мучать.