Новое. (1/2)

Благодаря тому, что Донхэ по удачному стечению обстоятельств вышел из комнаты, Хёкджэ успел быстро переодеться и собрать сумку, положив в неё кеды, которые предварительно пришлось обернуть в пакет, а также чистые носки и ещё одну футболку, на всякий случай. Брать что-то ещё Хёк попросту не видел смысла, разве что наушники Ынхёка, которые он сумел найти всё в том же большом шкафу после смс-подсказки от брата.

— «Не переживай, тебе там понравится», — успокаивал его Ынхёк, явно развеселившись от того, что Хёкджэ отправится в тренажёрный зал вместе с ребятами. — «И с рукой ты хорошо придумал, так и на репетиции Донхэ вас не погонит».

Хёку пришлось смириться с тем, что брат не заедет за ним, чтобы они поменялись обратно, так как ничего экстренного в посещении тренажёрного зала Ынхёк не видит, потому, перестав сопротивляться судьбе в виде обязанностей его брата, Хёкджэ молча выходит из комнаты и обувается, понимая, что парни постепенно подтягиваются в коридор со своими сумками. — «Ну, погоди у меня», — недовольно думает пекарь, туго завязывая шнурки на кедах и ни на кого не глядя. — «Вот вернусь, заставлю тебя в пекарне на кассе стоять и драить весь зал до блеска. Вот уж удружил, братишка…»

Второе везение Хёкджэ заключается в том, что никто не задаёт ему никаких вопросов и в принципе не беспокоит до того момента, пока они не отправляются на парковку сектора общежитий. Там Хичоль уверенно направляется к небольшому фургону, который был знаком Хёку — на фото, которые ему показывал брат, DAEKY выходили именно из этого фургона, потому, не сомневаясь, Хёкджэ направляется следом за корейским солистом, думая о своём, пока голос Чонуна не возвращает его в реальность:

— Ынхёк, ты что, не на своей машине поедешь?

— Кстати, да, — нагоняя старших, Кюхён тут же придирчиво оглядывает стоянку, замечая, что ярко-красной машины Ынхёка тут нет. — Где твоя тачка? Неужели разбил спьяну?

— Что? — вздрогнув от неожиданности, Хёкджэ заминается, быстро обдумывая возможные варианты ответа. — «И что мне сказать?» — Хёк понимает, что ему нужно придумать причину поубедительнее, чтобы не объяснять, почему он не может сесть за руль и почему, собственно говоря, машины Ынхёка нет на парковке. Вспомнив, как парень холит и лелеет своего «красного мустанга», как брат называет свою машину, Хёкджэ как можно небрежнее пожимает плечами и отвечает:

— А… она на техосмотре, — парню очень неприятно, что ему приходится врать, но другого выхода сейчас он не видит, а причина, выдуманная Хёком, кажется наиболее подходящей, да и, возможно, даже привычной для ребят. — Барахлить что-то стала.

— Ынхёк, ты, по-моему, уже всю зарплату на свою тачку тратишь. Трясёшься над ней, как наседка, — посмеивается Хичоль, выглядывая из фургона, и призывно машет ему рукой, не находя в словах Ынхёка ничего подозрительного. — Забирайся уже, нам ехать пора.

Согласно кивнув, Хёкджэ послушно забирается в фургон, хватаясь за протянутую руку Ким Хичоля, и, игнорируя взгляд водителя, того самого бугая из числа охраны группы, наугад садится на длинное заднее сиденье, куда тут же плюхается Хичоль, садясь рядом с ним и хлопая парня по плечу, явно радуясь тому, что «его лучший друг» едет в фургоне вместе с остальными. Следом в машину забираются Йесон и Кюхён: старший гитарист садится третьим на длинное сиденье, тогда как Кюхён устраивается на своём закутке — единственном месте, расположенном боком. Ещё одно сиденье, спиной по направлению движения, пустует, и Хёкджэ это замечает. — «Возможно, оно для Донхэ?» — предполагает Хёк, но, судя по тому, что Кюхён закрывает дверь фургона за собой, Донхэ, как и Ынхёк, предпочитает ездить отдельно, на своей собственной машине. Думая об этом, Хёкджэ неосознанно грустнеет — для него кажется странным тот факт, что ребята не ездят по своим делам все вместе. Но новый хлопок двери привлекает его внимание — Донхэ, чуть помедлив, всё-таки забирается в фургон, правда, на переднее сиденье, рядом с Ёнуном, тем самым водителем и, коротко кивнув ему, негромко произносит:

— Все в сборе. Поехали.

— Донхэ что, тоже не на своей машине поедет… — шепотом спрашивает Кюхён, но никто не успевает ему ответить: резко обернувшись назад, в салон фургона, Донхэ так красноречиво смотрит на ребят, что те не решаются прокомментировать происходящее, и утыкаются в свои мобильные телефоны, благоразумно не отсвечивая и не попадаясь под горячую руку. Ну а Хёку совершенно нечего на это ответить, потому он лишь негромко вздыхает и, поджимая губы, отворачивает голову к окну, пытаясь хоть что-то увидеть через чёрную тонировку, когда они наконец отправляются в тренажёрный зал.

***</p>

В зале Хёкджэ понравилось: заведение оказалось очень чистым, с хорошим ремонтом, и с заведенными и неукоснительно соблюдаемыми порядками. Сгорая от любопытства, он только закинул сумку в свой шкафчик, ключ от которого выдали ему на стойке регистрации приветливые консультанты, и сменил носки и кеды на те, что взял с собой, после чего как можно скорее вышел в саму зону тренажёров, чтобы не глазеть на переодевающихся ребят и не испытывать чувство неловкости.

Тренажёров же оказалось внутри великое множество, на любой вкус, для самых разных групп мышц. Помня, что Донхэ разрешил ему остановиться на беговой дорожке и упражнениях на пресс, Хёк, не особо знакомый с подобными тренажёрами, стал внимательно осматривать зал, украдкой подглядывая, как занимаются другие, чтобы определиться с тем, что ему нужно, ещё до того, как ребята выйдут из раздевалки.

Наконец, он замечает, как, заканчивая очередной подход, один парень убирает ноги со странной скамейки, на которой ноги становятся выше головы, и, потирая шею, отправляется на другой тренажер. Воспользовавшись моментом, Хёкджэ, стараясь не растерять остатки храбрости, подходит к этому тренажеру и садится, задумчиво оглядывая конструкцию. Не сразу, но он понимает, как закрепить на этой «скамейке» ноги, и, припоминая, в каком положении незнакомец выполнял упражнение, Хёк, скрестив руки на груди, принимается неторопливо качать мышцы пресса, довольно быстро сбив дыхание с непривычки.

— «Если Хёк этим регулярно занимается, я больше не буду удивляться тому, откуда в таком тощем теле столько силы берётся», — понимает Хёкджэ, устало дыша через рот и облизывая пересохшие губы. К его радости, ребята, когда переоделись, не обращали на Хёка никакого внимания, разбредаясь по залу, потому после нескольких подходов, когда Хёкджэ уже явственно начал ощущать болезненное напряжение в мышцах пресса, парень решил ненадолго прерваться и чуть отдохнуть перед беговой дорожкой, чтобы не закончить тренировку раньше остальных.

Где раздобыть воды, пекарь не очень представлял, но так кстати Хёкджэ заметил питьевые фонтанчики, расставленные у стен, и, подглядев за другими тренирующимися, он тоже подходит к одному из фонтанчиков, и жадно пьёт прохладную воду, не побрезговав и умыться, радуясь тому, что подводку Ынхёка невозможно смыть ни выступившими каплями пота, ни простой водой. — «Я и не думал, что от обычного упражнения я так вспотею. Надо быть поосторожнее. Ребята и так уже смотрят на меня с подозрениями…» — понимает парень, хлопая себя по раскрасневшимся щекам, чтобы хоть немного прийти в норму перед беговой дорожкой.

Расчёт Хёка оказался верным: спустя несколько минут, когда основная краснота щёк спала с его бледной кожи, он находит свободную беговую дорожку и включает для себя режим быстрой ходьбы, чтобы не сбить дыхание снова, и не выдохнуться раньше времени. Такое упражнение ему больше по душе, так как можно надеть наушники и слушать музыку, думая о своём. Правда, спустя некоторое время, у него неожиданно появляется собеседник — несравненный Ким Хичоль, который везде желает засунуть свой весьма прелестный нос.

— Как твоя рука? — вопрошает корейский солист, подтаскивая к беговой дорожке огромный мяч, на котором можно сидеть во время занятий фитнесом, и, устроившись на мяче рядом с шагающим по дорожке Хёкджэ, парень поправляет свою чёлку, вылезающую из хвостика длинных чёрных волос. — Сильно болит?

— Нет… то есть, не совсем, — Хёк старается выглядеть как можно увереннее и одновременно легкомысленнее, чтобы походить на Ынхёка даже в мелочах. — Уже проходит, не беспокойся.

— И где ты только умудрился, — кажется, Хичолю даже не требуются ответы «барабанщика»: он ёрзает на мяче и строго смотрит на Хёкджэ, с укоризной грозя ему пальцем. — Опять всю ночь на квартире репетировал, негодяй?! Тебя даже заменить некому, ты это понимаешь? Чтоб до генеральных репетиций к установке вообще не приближался, иначе я тебе эти палочки в задницу затолкаю, уяснил?!

— Хичоль, я в порядке, — Хёкджэ, проинструктированный Ынхёком в том, что шуток корейского вокалиста не стоит бояться, сразу же напоминает себе, что угрозы Хичоля не нужно воспринимать всерьёз, потому лишь мягко улыбается, покосившись в его сторону. — Мне уже лучше, не волнуйся.

— Вот мелкий упрямец, совсем не слушает старших, — ворчит вокалист, а после, приподняв голову и глядя куда-то за спину пекаря, Хичоль повышает тон голоса, словно стараясь докричаться до другого конца зала:

— Донхэ, ну хоть ты ему скажи!

— «Донхэ?!» — позабыв о том, что неподалёку могут оказаться и другие участники группы, Хёкджэ чуть было не запинается о свою же ногу, вовремя ухватившись за ручки беговой дорожки и, поставив ноги на края дорожки и выровняв равновесие, он испуганно оборачивается в другую сторону, чтобы увидеть, как Донхэ занимается на каком-то тренажёре. Судя по всему, лидер группы молча пришёл в эту часть тренажёрного зала и выбрал для себя тренажёр, где нужно соединять перед собой тяжелые металлические вертикальные штуки, закреплённые вверху. Хёкджэ совершенно не разбирается в тренажёрах, но, пока он качал пресс, парень видел, как люди втыкали какой-то странный маленький штырь позади этого тренажёра, чтобы, видимо, установить приемлемый для себя вес. Как и те незнакомцы, Донхэ, пока Хёкджэ за ним наблюдает, ещё пару раз медленно сводит перед собой эти металлические полосы, а затем, отпуская их, садится на тренажёре чуть удобнее, расставляя ноги немного шире и опираясь ладонями о свои колени. Как заворожённый, Хёк всматривается, как тяжело дышит лидер группы, явно поставив для себя большой вес, как по его виску стекает капля пота, как парень приподнимает голову, зачесывая взмокшую челку назад медленным движением руки, и как прилипшая к его телу, промокшая от пота чёрная футболка обрамляет это мускулистое тело.

Хёкджэ не может заставить себя отвести взгляд, но и сказать он тоже ничего не может. Ещё и Донхэ так пристально наблюдает за ним своими шоколадными глазами, что Хёк готов пуститься вскачь и метнуться прочь, как можно дальше, только бы этот парень не смотрел на него так испытывающе и внимательно, словно изучая.

— Думаю, Ынхёк сам знает, что для него правильно, — спокойно отвечает Донхэ, коротко кивнув Хёкджэ, показывая тем самым, что больше ему нечего сказать в данной ситуации — и Хёк понимает его: нервно сглотнув, он мелко кивает парню в ответ и отворачивается от него, снова переставляя ноги на ленту беговой дорожки и стараясь сосредоточиться на быстром шаге.

— Да что ж с вами всеми такое сегодня, — с укоризной ворчит Хичоль, нахмурившись для вида и лениво потягиваясь на мяче: для этого красивого вокалиста тренировка уже закончена, так как в его комплекс вошел лишь фитнес, из-за той самой травмы ноги, и парню этого в целом хватает, так как Хёкджэ помнит из слов Ынхёка, насколько Хичоль, являясь бездонной ямой для еды, ровно как и Кюхён, продолжает оставаться подтянутым и стройным, в отличие от макнэ, который сейчас где-то усиленно качается, на каком-то другом тренажёре и, благо, далеко от происходящего разговора. — Все какие-то самостоятельные моралисты стали. Аж скучно с вами. Пойду мелкого подостаю, что ли.

Легкомысленно махнув рукой на Хёка, Хичоль с кряхтением поднимается на ноги и, подхватив свой мяч, важной походкой удаляется в неизвестном направлении, вызвав у Хёкджэ лишь небольшой приступ смеха. — «Вот ведь ворчун», — посмеивается пекарь, покачивая головой и продолжая неспешно ходить по беговой дорожке, снова засовывая в ухо наушник. Вот только даже с музыкой в наушниках Хёкджэ никак не может выбросить из головы образ того, как на него смотрел Донхэ.

***</p>

Через некоторое время Хёк, снизив темп на дорожке, чтобы не запыхаться, продолжает ходить по дорожке, чувствуя приятную усталость в мышцах ног. Он уже заметил украдкой, что мимо проходили ребята, направляясь в раздевалку, но Хёкджэ за ними не спешит — парень для себя решил, что переодеваться при посторонних и, уж тем более, принимать душ он точно не сможет, так что Хёк постыдно тянет время, пока не придётся уезжать обратно в общежитие. — «Надеюсь, больше Донхэ нас сюда не поведёт», — вздыхает Хёкджэ, покачивая головой и продолжая смотреть перед собой в большое окно. — «Снова придумывать отмазки мне не хочется. Тогда я сразу позвоню Ынхёку и скажу, что нашей подмене конец».

— Ты чего ещё здесь? — рядом раздаётся спокойный голос Донхэ, и Хёк, растерявшись, вздрагивает, убирая наушник из уха и поворачивая голову в сторону лидера группы, чтобы посмотреть на него. Парень уже переоделся на уличную одежду, свою белую футболку и джинсы — только, наверное, ещё кроссовки на нём для зала, ведь с дотошностью Донхэ он бы не прошёл в зал в одних носках или в уличных кроссовках. Более того, волосы лидера DAEKY сейчас ещё немного влажные после душа, хоть и с них уже не капает вода — судя по всему, парень сперва немного просушил волосы, а уж потом отправился в зал, за «Ынхёком».

— А…. что такое? — Хёкджэ очень стыдно, но ему приходится врать, надеясь, что его щёки не выдают алым румянцем его обман. — Кажется, я задумался и потерял счёт времени. Нам уже пора?

— Да, Ёнун подъедет через десять минут, — Донхэ кивает и смотрит на свои наручные часы, что-то прикинув в своей голове и тихо вздохнув. — Ладно, я позвоню ему, скажу, чтобы подъехал через полчаса. Тебе ещё душ принять надо и переодеться.

— Ой, нет, Донхэ, не нужно, — Хёк мотает головой и выключает дорожку, замедляя шаг, пока лента полностью не останавливается, и после этого сходит с неё, несдержанно простонав от непривычного ощущения гудящих ног и принимаясь торопливо растирать свои икроножные мышцы, пользуясь возможностью не смотреть на Донхэ. — Не надо из-за меня менять график. Я… приму душ дома.

— Уверен? — из-за того, что Хёкджэ неожиданно пошатнулся, Донхэ рефлекторно хватает его за локоть и чуть придерживает, пока, пунцовый от смущения, Хёк не выпрямляется и не отстраняется от него, благодарно кивнув лидеру группы. — А переодеться ты успеешь? Или ты вообще ничего с собой не взял?

— Ну… я же отлыниваю от тренировки из-за своей руки, так что не очень-то я и устал, — отшучивается Хёкджэ, почёсывая затылок и, вспомнив про телефон Ынхёка, забирает его вместе с наушниками с подставки беговой дорожки и убирает сотовый в карман спортивных штанов. — Переобуюсь, и я готов ехать. Ни к чему задерживаться из-за меня.

— Не так уж ты и отлыниваешь, — Донхэ покачивает головой, но, судя по всему, не возражает, принимая такое решение «Ынхёка». — Больше часа на дорожке провёл. Ладно, идём, нам пора.

Хёкджэ хотелось бы как-то возразить, но накатившую усталость он действительно ощущает, потому не возражает и, захлопнув рот, послушно плетётся за Донхэ, изнывая от желания поскорее сесть в фургоне на мягкое сиденье — и вытянуть гудящие после длительной тренировки ноги. Молчит он и в раздевалке, игнорируя голоса Кюхёна и Хичоля, звучащие как будто издалека, сквозь толщу воды, и в фургоне, пока они едут обратно в общежитие. В глубине души Хёкджэ даже порадовался тому, что вчера он приготовил большую кастрюлю рагу, и на обед им всем ещё хватит остатков после вчерашнего ужина, но, вспоминая, что парни готовят по очереди, ему немного страшновато думать о том, кто будет готовить сегодня. — «Хотя, учитывая, что завтрак готовил Донхэ, скорее всего, и ужин будет сегодня на нём», — думает пекарь, поджимая губы и снова испытывая чувство вины. — «Ребята так устали сегодня, а я почти ничего не делал…»

Но душ, о котором Хёкджэ так мечтал, по-прежнему становится для него недоступным даже в общежитии: парни уже заняли очередь, и, невзирая на всеобщее возмущение, первым в душевой кабине скрылся Хичоль, а Хёк уже уяснил, как долго этот красивый корейский солист может мыться. Йесон и Кюхён ушли в свою комнату, как и Донхэ ушёл в свою, так как сил на полноценный обед пока ни у кого не было.

Последовать за лидером группы в комнату и переодеваться при нём Хёкджэ не мог, так что, желая унять своё ноющее чувство вины глубоко внутри, парень решает заняться чем-то полезным. — «Донхэ придётся готовить ужин, а он наверняка так устал…» — Хёк понимает, что это не единственная причина, по которой ему хочется хоть немного облегчить предстоящую работу для Донхэ: лидер группы прислушался к его словам и, может, ещё не бросил курить, но отказался идти утром на перекур с Хичолем, и для Хёкджэ это многое значит. — «Как бы мне поддержать его за это решение?» — задумывается Хёк и, вспоминая о своём излюбленном деле и о желании насолить своему брату в отместку за всё, через что он тут проходит, чтобы помирить Ынхёка с ребятами, парень принимает довольно безрассудное по меркам его брата решение — испечь кексы с вишнёвой начинкой.

На самом деле, то, что никто не снуёт на кухне и не суёт свой нос ему под руку, Хёкджэ даже помогает — в полной тишине он сперва замешивает тесто для кексов, а потом находит баночку с вишнёвым джемом и использует её в деле, надеясь, что никто из проживающих в этой квартире не будет против. Вдобавок и любимое дело Хёка отвлекает его от усталости после тренажёрного зала и необходимости освежиться и отдохнуть, ведь парень всегда любил печь, сколько себя помнил. Вот только Хёкджэ никак не мог ожидать, что голодные ребята подтянутся на запах горячей выпечки аккурат к тому моменту, как Хёк вынет форму для кексов из духовки, осторожно разложив ещё не остывшие кексы на тарелке, укладывая их в небольшую горку — и потому пекарь не успевает придумать никакое оправдание, о чём ему скоро приходится пожалеть.

— Это… что такое? — первым решает подать голос Хичоль, только вышедший из душа, с намотанным на голове полотенцем в виде этакой чалмы: парень даже принюхивается на всякий случай, чтобы убедиться, что ему не показалось, и перед ним не голограмма. — Ынхёк, дорогой, ты знаешь рецепт кексов? Ты?!

— Ущипните меня… — шокировано бормочет Кюхён, не отводя взгляда от тарелки, но практически тут же взвизгивает и подпрыгивает на месте, потирая свой локоть. — Ай, Йесон, за что?!

— Ты же сам попросил, — Чонун, который кажется менее удивлённым из всех присутствующих, невозмутимо пожимает плечами и обходит стол, с любопытством осматривая кексы, ровно как и Донхэ, не проронивший ни единого слова с тех пор, как пришёл на кухню вместе со всеми. Осекаясь, Хёкджэ, отступая назад, к кухонным шкафчикам, потирает своё плечо, думая, как бы поскорее завершить эту паузу, и негромко предлагает:

— Садитесь лучше чай пить, как раз чайник уже вскипел.