Новое. (2/2)

— Нет, блин, погоди, давай разберёмся сначала, — Хичоль всё никак не может успокоиться: он расхаживает перед столом и взволнованно размахивает руками, пару раз чуть было не попав по голове недовольного Кюхёна. — Ты мне скажи, как это у тебя вообще получилось? Ты что, искал порно с пекарем и случайно попал на сайт кулинарии?

— Это правда съедобно, — смеётся Хёкджэ, покачивая головой и указывая рукой на блюдо с выпечкой, не понимая, почему ребята так боятся обычных домашних кексов. — Попробуйте.

Донхэ, стоявший неподвижно, первым решается и протягивает руку к блюду, забирая оттуда самый верхний кекс, но громкий вскрик Кюхёна останавливает его:

— Погоди, хён. Давай сперва Хичоль съест, мы до вечера понаблюдаем, а потом и поедим.

— Я тебе что, кролик подопытный?! — Хичоль тут же взвился, не желая, чтобы на нём ставили эксперименты, Донхэ внимательно и строго смотрит на Кюхёна, а потом переводит взгляд на растерянного Хёкджэ, не представляющего, как теперь разрешить ситуацию, но жаркий спор прерывают отчётливые звуки чавканья — все на время забыли о Йесоне, который уже сидит за столом и, откусив кусок от одного кекса, сосредоточенно жуёт горячую выпечку, придерживая кекс над одним из блюдец, которые Хёк предусмотрительно разложил по столу.

— М-м-м, вкусно, — резюмирует Чонун, прожевав как следует, и одобрительно покачивает головой, вынося свой вердикт. — Ынхёк, а добавка будет или это всё, что есть?

— За дополнительный подход на беговой дорожке — хоть каждый день, Чонун, — Хёкджэ, благодарный Йесону за помощь, нервно улыбается, надеясь своей шуткой разрядить напряжённую атмосферу в комнате, и это работает: парни посмеиваются и уже без колебаний садятся за стол, активно уплетая горячую выпечку. Облегчённо вздохнув, Хёк отворачивается к чайнику, чтобы разлить чай по кружкам и перенести их на стол, ведь ребята обязательно захотят пить после сладких кексов. — «Кажется, им понравилось», — Хёкджэ очень приятно видеть то, как жадно ребята едят его стряпню, и особенно приятно понимать то, что и Донхэ нравится то, как пекарь готовит.

За всем этим бытом Хёк мог бы и забыть, что он играет здесь роль своего брата, если бы ему вовремя не напоминали об этом сами ребята: Кюхён с подозрением косится и принимается есть самым последним, но на это Хёкджэ уже не обижается, начиная относиться к недоверию макнэ группы намного спокойнее. — «Хёк ведь совсем профан в готовке, так что их опасения вполне можно понять», — напоминает себе парень, присаживаясь за стол на место Ынхёка и аккуратно кушая один из кексов, понимая, что на ужин точно ничего не останется — ребята сметают кексы, словно пылесосы, даже не успевая болтать в перерывах.

Наконец, парни доели последние кексы, и, уставшие, но довольные, они пьют чай по-прежнему в полном молчании, которое должен был хоть кто-то разрядить, любой фразой или вопросом, чтобы построить тему для разговора. И, к всеобщему сожалению, этим «кто-то» снова решил стать Йесон, обхватив кружку руками и задумчиво произнося:

— А вы знали, что человеческий анус можно растянуть до двенадцати сантиметров в диаметре?

Тут же Кюхён фонтаном выплёвывает чай, который он пил, перед собой, никак не ожидав такой темы для разговора, Хичоль, хлопая подавившегося Кюхёна по спине ладонью, с живым интересом начинает любопытствовать, откуда, собственно говоря, Йесону это известно, Хёкджэ же, с не меньшим энтузиазмом, принимается перебивать Хичоля, утверждая, что им всем знать подробности исследований Йесона совершенно не обязательно, а Донхэ, наблюдающий за этой картиной, лишь негромко смеётся, ничего не говоря.

Через несколько минут, отойдя от шока, парни решают улизнуть с кухни, чтобы не пришлось мыть посуду: Кюхён побежал в душ, пока тот был свободен, Хичоль направился в комнату с Чонуном, по-прежнему желая выведать у бедного гитариста все подробности, и в итоге за столом остались лишь Донхэ и Хёкджэ, сидя в полном молчании и не глядя друг на друга, лишь в свои кружки с остатками чая.

— Спасибо за кексы, — неожиданно произносит Донхэ, приподнимая голову и внимательно посмотрев на парня перед собой. — Вот уж не думал, что ты умеешь печь.

— А… — встрепенувшись, Хёк легко стучит ногтями по краю кружки Ынхёка, чтобы замять неловкую паузу в разговоре — и найти время на то, чтобы подобрать нужный ответ. — Да… немного.

— Немного готовить, немного печь, — всё тем же спокойным тоном начинает перечислять лидер группы, продолжая наблюдать за Хёкджэ. — Немного не любишь грязь и запах сигарет в комнате. Что я ещё о тебе не знаю?

Покраснев, пекарь решает, что лучше всего ему сейчас промолчать, так как Донхэ прав — Хёкджэ уже во многом отличается в поведении от Ынхёка, и, с точки зрения того, что ему надо играть роль своего брата, справляется он плоховато. С другой стороны, несмотря на удивление ребят, никто не задаёт прямых вопросов и не устраивает слежку за ним, так что, возможно, парни просто решили, что Ынхёк изменился, по неведомым им причинам — и потихоньку начали принимать это, как делают взрослые люди. Но что-то ответить всё равно надо, и Донхэ помогает пекарю в этом, сухо кашлянув и резко сменив тему:

— Ладно, не важно. И где ты был в последние дни?

— Да так… катался, — уклончиво отвечает Хёкджэ, решив, что он отвечает вполне в стиле Ынхёка, а потом, чуть помолчав, парень решается на встречный вопрос, думая, что это поможет ему лучше понять, что произошло между ребятами и Ынхёком в последнее время:

— А как тут? Всё спокойно было?

— Странно, что ты спрашиваешь, ведь вроде ты обычно не интересуешься нами, — отзывается Донхэ, медленно отодвигая кружку от себя и протягивая руку за салфеткой, однако, продолжая по-прежнему говорить без тени враждебности в своём голосе. — Да, всё было хорошо. Чонсу только приезжал разок, но о моей с ним договорённости ты уже знаешь. Кстати, ты ведь не планируешь уезжать до концерта? Всё-таки я обещал ему, что всё будет тихо и спокойно.

— Я… думаю, моя машина будет на техосмотре вплоть до репетиций перед концертом, а там уже ездить некогда будет, так что можешь не беспокоиться, — Хёкджэ испытывает смешанные ощущения: он понимает, что Донхэ беспокоится за Ынхёка, ведь, даже в их напряжённых взаимоотношениях, парень всё равно взял ответственность за упрямого братца Хёка, убедив их менеджера, что всё будет в порядке, хоть Ынхёк в последние дни не появлялся в общежитии, и в то же время вопросы Донхэ кажутся более личными и неловкими, чем прежде. — А что не так с моими вопросами? Я делаю что-то не то сейчас?

— Нет-нет, это даже хорошо, — парень заторопился поправиться, даже мотнув головой, чтобы Хёкджэ не понял его превратно, после чего Донхэ сильно сжимает салфетку в своём кулаке. — На самом деле, приятно видеть, что ты перестаёшь держаться особняком от ребят. Так ведь нельзя, мы же семья, хоть и хреновая, шумная и взбалмошная. Столько лет вместе всё-таки.

Хёк видит, что на последних словах Донхэ чуть улыбается, явно говоря о «достоинствах» взаимоотношений внутри группы с непривычной мягкостью. — «Он не просто лидер музыкальной группы», — понимает Хёкджэ, лишь убеждаясь в своих предположениях, которые он как-то высказывал Рёуку. — «У них внутри группы свой маленький мир, и Донхэ оберегает этот мир. Но… почему тогда Хёк продолжает держаться в стороне от них? Неужели из-за меня?»

— Кстати, как твоя рука? — Донхэ вспоминает о растяжении, которое выдумал Хёкджэ этим утром, и взгляд лидера группы тут же становится серьёзнее, когда он внимательнее оглядывает парня перед собой, как будто не замечая, как тому неловко от его пристального тёмного взгляда. — Вчера ужин готовил и убирался вместе со всеми, а сегодня в зале столько времени провёл, да ещё и эти кексы… Небось, болит теперь?

— Да пустяки, Донхэ. Как будто в первый раз со мной что-то случается, — Хёк старается ответить как можно беззаботнее, но от красноречивого взгляда темноволосого солиста ему становится так стыдно, что, нервно сглотнув, он решает торопливо добавить пару слов, чтобы снять часть беспокойства за свою выдуманную травму. — В смысле, я буду осторожнее. Да и уже проходит, так что не переживай на этот счёт.

— Хорошо, — негромко выдыхает Донхэ, как будто разом снимая напряжение со своих плеч, и Хёкджэ поджимает губы, не зная, на какую тему ему лучше перейти, чтобы этот ответственный лидер перестал думать о его растяжении, которого и вовсе нет, потому, чуть подумав, пекарь негромко предлагает:

— Расскажи что-нибудь?

— Что именно? — Донхэ явно не отказывается от предложения Хёка: скорее, этот парень не совсем понимает, что ему стоит рассказать «барабанщику», сидящему перед ним, ведь в последние пару дней их «Ынхёк» открывается перед ребятами с совершенно новой стороны, потому, решая хоть как-то помочь ему, Хёкджэ, смущённо опуская взгляд обратно на кружку брата, нерешительно произносит:

— Ну… не знаю. Может, что-нибудь, что я не знаю о тебе.

— Хм… хорошо, — удивлённый голос Донхэ определённо не возражает, и Хёку очень хочется вздохнуть с облегчением, но он заставляет себя сдержаться, чтобы не привлечь к себе подозрений ещё больше. Снова воцарилась небольшая пауза, необходимая для Донхэ, чтобы придумать, что он расскажет «барабанщику», и, чтобы занять это время хоть чем-то, Хёкджэ собирает блюдца и тарелку из-под кексов со стола и складывает всё это в раковину, после чего неспешно переносит кружки остальных, а затем чисто на рефлекторном уровне берёт кухонную тряпку и хорошенько протирает стол от крошек, пока не понимает, что Донхэ удивлённо смотрит на него. Замявшись, Хёк стряхивает крошки в раковину и, вымыв руки, садится обратно за стол, решив, что лидер группы уже придумал, что расскажет ему — и так оно и вышло.

— Я не рассказывал ни тебе, ни ребятам кое-о-чём, — задумчиво произносит парень, легко тарабаня пальцами по столу, словно не зная, как ему начать свой рассказ. — Самая первая песня, которую я написал — это последствия моей неразделённой любви.

— Когда это было? — первый вопрос, который выпаливает Хёкджэ, задан необдуманно и порывисто, но, немного подумав, он аккуратно поправляется в своём любопытстве, чтобы не выглядеть излишне заинтересованным. — В смысле… сколько тебе было лет?

— Мне было четырнадцать лет, — Донхэ улыбается краешком рта, чересчур понимающе покачивая головой после вопросов «барабанщика» перед ним, совершенно не удивившись этому. — Как и положено подростку, я любил чрезмерно эмоционально, до болезненной привязанности. Ну и, как ты можешь понять, взаимностью мне не ответили.

— Ты… не жалеешь об этом? — тихо спрашивает Хёк, сдерживая желание протянуть руку и успокаивающе коснуться пальцев Донхэ, сочувствуя ему и уже сожалея, что он уговорил лидера группы поделиться с ним таким, интимным секретом. — Наверное, говорить о подобном… нелегко.

— Нет, я не жалею, — Донхэ лишь негромко вздыхает, спокойно, без привычных стальных ноток во взгляде посмотрев на Хёкджэ и чуть пожав плечами. — Так или иначе, это было полезным опытом для меня. В результате вышла довольно чувственная песня, потому я никогда не думал, что это было зря. Правда, чтобы полностью перегореть в этой привязанности, мне пришлось сжечь все черновики, иначе я бы не смог отпустить те чувства так быстро. Ну и та песня… я никому не пел её. Но с тех пор я и начал писать песни и музыку.

— У тебя и сейчас все песни очень чувственные, — Хёк говорит всё тише, стараясь не нервничать и следить за тем, что он говорит наедине с Донхэ. — В любой твоей песне сразу узнаётся твой стиль, даже в песнях, которые ты дарил другим.

— Правда? Стоп, ты это о каких песнях говоришь? — парень удивлённо наклоняет голову набок, не сразу понимая, про что говорит Хёкджэ, но его лицо довольно быстро светлеет, когда Донхэ догадывается, о чём завёл разговор их «Ынхёк». — А, ты про треки для BABYMETAL*. Да, это славные малышки, и они быстро растут. Для них было довольно легко писать песни, ведь их стиль похож на наш.

И вроде как лидер группы перестаёт думать о своих воспоминаниях о неразделённой любви, но Хёкджэ, пожалев, что он завёл речь про девушек из агентства. Для него не было секретом, что после успешного дебюта DAEKY агентством был создан ещё один, японский филиал, в котором выпустили на сцену ещё одну группу, но уже женскую — BABYMETAL. Ынхёк много рассказывал брату о том, как они пересекались группами на «семейных концертах» в Америке, и о том, что парни искренне поддержали юных певиц, подыгрывая им на концерте на музыкальных инструментах, а Донхэ, в частности, и вовсе пишет для них песни. И если от Ынхёка рассказы о японских певицах казались пекарю чем-то интересным, светлым и наполненным добротой, то, несмотря на то, что мускулистый солист также тепло вспоминает этих девушек, где-то глубоко внутри Хёк ощущает странное гнетущее чувство, не знакомое ему. — «Я же не ревную, правда?» — опасливо вопрошает он сам у себя, понимая, что не найдёт ответа прямо сейчас, особенно когда Донхэ так внимательно смотрит на «барабанщика» перед собой и с осторожностью добавляет:

— Правда, меня удивляло, что ты начал так плохо о них отзываться. Играл на их концертах ты всегда с удовольствием. Вы что, повздорили на последнем концерте?

— Что? — Хёкджэ растерянно моргает, не понимая, о чём его спрашивает Донхэ: даже если Ынхёк поругался в своё время с японскими певицами, Хёк ничего об этом не знает, так как брат всегда отзывался об участницах BABYMETAL с исключительной мягкостью, особенно о солистке и лидере группы, Сузуке Накамото, говоря, что она, как и остальные девочки, чем-то походит в плане характера на самого Хёкджэ, потому Ынхёк не скучает в Америке и отлично проводит время на «семейных концертах». Но, к счастью для него, Донхэ сам понимает, что зашёл слишком далеко в своих вопросах, потому и сразу неловко заминает тему, прокашлявшись в кулак:

— Извини, зря я это. Просто вы неплохо ладили. Я не буду лезть в это, как и ребята, но даже если девочки тебя чем-то обидели, то постарайся быть с ними помягче, ладно? Это всё, что я хотел сказать тебе уже давно, даже если ты не прислушаешься.

— Ну почему сразу не прислушаюсь, — Хёкджэ лишь негромко вздыхает, продолжая рассматривать кружку перед собой и, отвечая нелепыми отмазками, думает о том, что об этом точно нужно будет поговорить с Ынхёком, и не в смс-переписке, а наедине, в его квартире, чтобы разобраться с тем, что происходит. — Лучше не развивать эту тему, так как мне самому нужно о многом подумать, но… спасибо, что сказал мне об этом. Для меня это важно. Да и… невзирая на то, что происходит между мной и девочками, мне всё равно нравятся песни, которые ты написал для них.

— Ого, — Донхэ даже икает от удивления, покосившись на Хёка и замявшись перед тем, как пояснить причину своего изумления. — Так непривычно слышать от тебя откровения. Ты никогда не говорил мне ничего подобного.

— Если я буду говорить всё, что думаю, у вас никаких нервов не хватит, — Хёкджэ решает пошутить, и это работает: Донхэ мягко усмехается, безмолвно соглашаясь с этой шуткой, в которой есть своя доля истины — порой Ынхёк бывает действительно невыносим, и кому, как не Хёку и ребятам знать об этом?

— Это верно. Ладно, ступай занимать очередь в душ за Кюхёном, а мы с ребятами в магазин сходим, продуктов принесём, — Донхэ поднимается с места, забирая кружки со стола и складывая их в раковину. — На сегодня твои домашние обязанности закончены, Ынхёк. Ужин сегодня на мне, так что иди отдыхай.

— Но… — Хёкджэ хочет было возразить, думая о том, что он тоже может помочь как с походом в магазин, так и с приготовлением ужина, но парень уже отвернулся от него и включил воду, чтобы вымыть посуду, показывая тем самым, что тема закрыта. — «Он же думает, что у меня больное запястье… Неудивительно, что Донхэ так беспокоится», — Хёку безумно неловко и стыдно, но, раз уж он выдумал своё растяжение, оправдываться уже поздно, так что он молча отправляется в комнату, думая о том, всех ли ребят заберёт с собой в магазин Донхэ, и удастся ли ему спокойно принять душ, без свидетелей.