Первая встреча. (1/2)

Хёкджэ сидит на пассажирском сиденье в машине Ынхёка и неловко ёрзает, хватаясь за пояс тесных джинс: после пытки в виде восковых полосок, которые барабанщик прилепил на подмышки своего близнеца, все остальные места, покрытые нежелательными волосами, они благополучно и безболезненно побрили. Но пекарь рано радовался — оказалось, что после бритвы ноги и зона паха нестерпимо чешутся: Хёкджэ вообще не понимал, зачем ему брить ещё хоть что-то, кроме ног, но его старший брат-близнец был непреклонен.

— Ты как переодеваться в общаге собрался? Если из-за пояса штанов будут торчать волосы, парни сразу заподозрят подмену, — бурчал Ынхёк, отправляя пекаря с новой бритвой в ванную, благо, не присутствуя при процессе сбривания волос в зоне паха, зная, что иначе Хёкджэ со стыда бы сгорел. — Я довольно щепетилен в этом вопросе. И нечего упорствовать, самому же комфортнее станет.

Пока же парень никаких преимуществ в области «комфорта» не замечает: ему было очень странно видеть свои интимные места такими, без густых светлых волос, ведь пекарю и в голову бы не пришло обманывать Ынхёка и сбривать только зону в нижней части живота, даже несмотря на то, что голышом перед кем-то незнакомым парень не собирается показываться ни в коем случае. Но вопрос гигиены так или иначе встал перед братьями, потому в сумке Хёкджэ лежат: та самая бритва, новая зубная щётка и несколько пакетиков с новым бельём той марки, которой обычно пользуется Ынхёк. Все эти меры предосторожности оказались небеспочвенными: в каморку в пекарне парни не вернулись, ведь Хёкджэ рассказывать своему другу об их безбашенной затее не захотел, а пользоваться вещами такого рода, принадлежащими брату, парень бы не смог.

Ынхёк с усмешкой наблюдает за тем, как его брат ёрзает, с непривычки даже позабыв о всех своих страхах и сомнениях, которые наверняка терзали Хёкджэ, такого честного и порядочного парня, который, наверное, даже случайно никого никогда бы не обвесил и не обсчитал в его пекарне. Теперь внешне близнецов, наверное, и мама бы не отличила, будь она жива: одинаково-рыжие, со стильными причёсками, с тонкой чёрной подводкой, подкрашивающей заострённую форму их глаз, и в похожей одежде — одинаковые чёрные узкие джинсы с крупными пряжками ремней и разодранными коленками, белоснежные кеды, тёмные футболки с ярким принтом, поверх которых виднеются цепочки одинаковых кулонов, и похожие кожаные куртки. Единственное, что может сейчас отличить парней, так это серебряное кольцо на руке Ынхёка, да солнцезащитные очки, от которых тот не отказывается даже во время ночных прогулок.

— Так, держи мой сотовый, — произносит барабанщик, протягивая Хёкджэ свой новомодный смартфон. — Думаю, с основными его функциями ты справишься. Нужные номера сохранены в списке контактов, другие же звонки можешь просто не принимать. Для стаффа есть общий чат, но во время перерывов они обычно там не пишут, так что не беспокойся.

— Может, стоило поменяться сим-картами? — робко вопрошает пекарь, аккуратно принимая из рук брата его сотовый, с мягким матовым чехлом с граффитным рисунком, на который наклеен своеобразный круглый держатель, чтобы рука не соскальзывала с телефона. — И какой у тебя пароль на нём?

— Нет, меняться не стоит. Вдруг Хичоль опять по пьяне телефон потеряет и начнёт звонить с моего, — парень пожимает плечами, видимо, надеясь, что Хёкджэ это успокоит. — Нежелательные контакты я поставил в блок, так что вряд ли кто-то сможет тебя побеспокоить, а если тебе позвонит Рёук…

— Скорее всего, он не позвонит, — парень принимает объяснения Ынхёка за убедительные аргументы, потому и сдаётся, убирая сотовый в сумку на своих коленях. — Он знает, как много ты для меня значишь, так что не станет беспокоить меня, даже если пекарня сгорит дотла. Рёук уважает мою личную жизнь. Так что насчёт пароля? Или ты его снял? Думаешь, это безопасно, с таким количеством наших совместных фотографий на нём?

— Твой друг меня удивляет, знаешь ли, — Ынхёк лишь посмеивается, покачивая головой, но не спорит в качестве суждений насчёт Рёука. — А пароль я не убирал, он так и остался — ноль четыре тринадцать. Если не нравится, можем поменять на тот, какой пожелаешь. Только выбирай разные и неочевидные цифры, чтобы Кюхён не догадался. Он давно на мой телефон зарится.

— Ноль-четыре-тринадцать, — задумчиво повторяет Хёкджэ, неосознанно широко улыбнувшись и опустив голову. — «Наша разница в рождении», — пекаря очень радует факт того, что и Ынхёк не забыл об этих важных для них цифрах: всё их детство Ынхёк считал себя более старшим близнецом, потому даже день их рождения начинался в идентично забавном ритуале — сперва в шесть утра мальчик требовал, чтобы с днём рождения поздравляли именно его, а ровно через четыре минуты и тринадцать секунд Ынхёк с таким же рвением поздравлял Хёкджэ с его рождением. Самое забавное в этой традиции было то, что подобному методу раздельного поздравления мальчиков никто не учил — «старший» близнец сразу обособился и начал требовать отдельное внимание лично к себе на эти краткие несколько минут, после чего же весь день он был готов посвятить Хёкджэ как главному имениннику, и этот способ избавил мальчиков от вечной конкуренции, через которую постоянно проходят как близнецы и двойняшки, так и люди, которые родились в день какого-либо важного праздника или в день рождения родственника.

— Нет, мне нравится этот пароль. Давай оставим всё, как есть, — предлагает Хёкджэ, продолжая мягко улыбаться и поднимая голову, чтобы взглянуть на брата. — Всё же будет хорошо, правда, Хёк?

— Конечно, всё будет в порядке, — Ынхёк уверенно качает головой и протягивает руку, мягко сжимая пальцы брата своими практически ледяными костяшками. — И помни, что если вдруг что-то пойдёт не так — ты всегда можешь позвонить мне. Я сразу же приеду и заберу тебя отсюда. Звони в любое время и ни о чём не беспокойся, хорошо? Ну и хорошенько построй парней там, как ты умеешь.

— Хорошо, я обязательно буду тебе писать и звонить, — парень продолжает улыбаться, но глубоко внутри его начинает колотить от предвкушения. — «Донхэ… я увижу так близко Донхэ…» — наконец, понимает Хёкджэ, и оттого принимается нервничать, потому и отвлекает себя расспросами, чтобы не запаниковать в последний миг — и не отказаться от этой затеи. — А почему мы остановились так далеко от твоего общежития?

— Охрана мою машину как облупленные знают, да и то, что я вдруг выйду с пассажирского сиденья, их насторожит, — тут же поясняет Ынхёк, нисколько не удивившись такому вопросу. — На них в принципе можно не обращать никакого внимания, но этим увальням хватит мозгов настучать на меня Чонсу, а вот если его подозрительность включится, то потом у меня начнётся весёлая жизнь. Так что дальше ты пойдёшь пешком. Калитку и дверь, ведущую в общежитие, они тебе сами откроют, а квартира открывается с помощью магнитного ключа. Кажется, нам обещали сделать замок, открывающийся по отпечаткам наших пальцев, но что-то пока никто с этим не торопится, так что сейчас для тебя — самый лучший шанс побывать в общежитии неузнанным. Ну и район ты не знаешь, так что в одиночку далеко не шастай, договорились?

— Хорошо, я понял, — Хёкджэ мелко кивает головой, запоминая информацию. — И… ты можешь немного подождать меня здесь? Если вдруг с порога что-то сразу пойдёт не так и меня узнают, то… ну, ты понимаешь, правда?

— Конечно, напишешь мне, как расположишься, — Ынхёк лениво потягивается, после чего нажимает кнопку разблокирования дверей. — Даже из машины выходить не буду, пока не получу от тебя сообщение. Ну, давай, иди.

Чтобы не струсить окончательно, Хёкджэ негромко прощается с братом, а после, выбравшись из его машины, парень закрывает дверь и, закинув сумку на своё плечо, быстрым шагом идёт вдоль по освещённой улице, туда, где он видит развилку: именно за этим углом, виднеющимся впереди, дорога лежит к большому сектору общежитий агентства, огороженных высоким забором от самого города. Как ему рассказывал Ынхёк, в других общежитиях проживают стажёры, которые усердно трудятся целыми днями, репетируют, проводят часы в репетиционных залах — и всё ради того, чтобы наконец дебютировать, как в своё время было с DAEKY, но артисты не так часто пересекаются с этими юными дарованиями, так что проблем у Хёкджэ быть не должно.

Парень даже рад, что они с братом выбрали поздний вечер для «подмены», так как случайных прохожих сейчас практически нет, так что шанс встретиться с кем-то из фанатов Ынхёка практически минимален, иначе пекарь волновался бы ещё больше. — «Так, помни, ты — Ынхёк», — напоминает себе Хёкджэ, шагая по улице и приближаясь к большим воротам. — «Что бы ни случилось, ничего не бояться. Хёк обещал, что заберёт меня, если что-то пойдёт не так».

Едва Хёкджэ подходит к калитке, как один из мужчин, выглянув из охранного поста, тут же практически пулей мчится к воротам. Запаниковав, Хёк уже приготовился пуститься прочь, без оглядки, пока не доберётся до безопасного места — машины Ынхёка, — но охранник всего лишь открывает калитку для Хёкджэ и практически вытягивается в струнку, ничего не произнося. — «Наверное, тут такие правила…» — пытается убедить себя пекарь, радуясь тому, что ему всё-таки хватило выдержки не сбежать от первой же трудности. — «Но мне стоит что-то сказать?..»

Вдобавок Хёкджэ не должен забывать главное: сейчас он выглядит как Ынхёк, и лучше всего будет, если парень как можно быстрее попадёт на территорию общежития, туда, где за ним не будут следовать по пятам фанаты его брата, которые наверняка примут пекаря за известного барабанщика. — «Если я, конечно, не наделаю глупостей», — подобные мысли Хёкджэ никак не внушают доверия, но он надеется, что справится безо всяких непоправимых происшествий.

— Спасибо, — приветливо произносит парень, проходя на территорию сектора общежитий, и вежливо кивает охраннику, поправляя сумку на своём плече. — Хорошего вам вечера.

На улице не очень холодно даже для Хёкджэ, который обычно одевается намного теплее, чем сейчас, но его удивляет, что высокий охранник как будто вздрагивает от слов «Ынхёка». — «Неужели он замёрз в этой будке?» — обеспокоенно думает пекарь, обернувшись и покосившись на охранника, который, едва парень проходит чуть дальше, ближе к общежитию, запирает калитку и возвращается на свой пост, ничего не говоря.

— «Кажется, я делаю всё правильно…» — Хёкджэ по-прежнему сомневается в правильности своих действий, но подобная заминка помогает ему попасть в нужное общежитие без каких-либо проблем: он практически проносится мимо обширных клумб и невысоких, красиво оформленных кустарников, решая рассмотреть их попозже, как можно увереннее благодарит ещё одного охранника, который отпирает ему дверь подъезда, и быстро поднимается по лестнице, доставая из сумки магнитный ключ. — «Наверное, ребята давно спят, ведь уже довольно поздно…» — парень решает, что нужно зайти в квартиру как можно тише, а уже утром сориентироваться по ситуации и посмотреть, что происходит в общежитии. Но, стоит ему открыть дверь ключом и зайти вовнутрь, как можно тише стараясь поставить сумку на пол, чтобы освободить руки и разуться, как в коридоре резко включается свет.

— Явился, не запылился, — шумно фыркает парень с миндалевидной формой глаз, очевидно, бас-гитарист, Чо Кюхён, одёргивая на ходу свою большую футболку и, насмешливо тряхнув своими тёмными волосами, шагает в сторону зала, совмещённого с кухней. Вздрагивая и щурясь от неожиданности и яркого света, Хёкджэ молча провожает его взглядом, замечая, как этот презрительно хмыкающий парень садится на диван, на котором уже уместились двое: гитарист Ким Чонун с псевдонимом Йесон, который, даже просто располагаясь на диване, выглядит загадочно, с этим проницательным взглядом тёмных глаз, виднеющихся из-за длинной чёрной чёлки слегка взъерошенных волос, и второй солист, Ким Хичоль с псевдонимом Аска, который уже кажется Хёку таким знакомым, так как этот парень с длинными, практически чёрными волосами по плечи, с удивительно светлой кожей, по-кошачьи красивый и жеманный, расслабленно машет ему рукой и радостно улыбается. — «Они же лучшие друзья с Ынхёком», — напоминает себе пекарь и старается улыбнуться ему как можно увереннее, пока не слышит слева от себя тактичное покашливание, и не поворачивается на этот громкий звук, практически оцепенев на месте. — «Донхэ…»

Лидер DAEKY оказался одновременно и таким, каким Хёкджэ его представлял — и в то же время совсем другим, более властным, более строгим, более уверенным… — «И более красивым…» — понимает парень, практически забывая, как дышать, и уставившись на Донхэ, который стоит на пороге своей комнаты, скрестив руки перед собой, и наваливается спиной на дверной косяк, хмуро рассматривая пришедшего.

— «Какой же он красивый…» — Хёк даже не знает, сможет ли он вымолвить хоть слово, так как этот парень вживую оказался ещё привлекательнее, чем пекарь мог только себе представить: его тёмные волосы без укладки кажутся такими мягкими и пушистыми, что в них так и хочется запустить пальцы, внимательный взгляд лидера без макияжа и тонкой подводки кажется таким же строгим и решительным, но немного мягче, чем в сценических образах Донхэ, а благодаря тому, что дома парень ходит в майке, открывающей руки, и просторных штанах, Хёкджэ может как следует рассмотреть то, как перекатываются мышцы на бицепсах главного вокалиста, пока тот практически неподвижно рассматривает парня перед собой.

— «Неужели он понял, что я — не Ынхёк?!» — Хёкджэ изо всех сил старается не паниковать, но от этого проницательного взгляда парню хочется съёжиться у двери, втянуть голову в плечи и сжаться в крохотный комок, только бы не стать причиной недовольства этого безумно красивого и уверенного в себе лидера. Все инструкции брата просто вылетают из головы: Хёк позабыл и то, что ему нельзя мямлить рядом с Донхэ, как и то, что сейчас он — Ынхёк, и всей его выдержки хватает только на то, чтобы тихо дышать, ничего не говоря.

Пауза затянулась: Хёкджэ ощущает это, и, легко пошевелив подрагивающими пальцами, чтобы не выдавать своей нервозности, он шумно набирает побольше воздуха, чтобы сказать что-то небрежное, в стиле Ынхёка, в знак приветствия, но тем временем строгость во взгляде Донхэ немного сглаживается, сменяясь плохо скрытой мягкостью и каким-то еле уловимым облегчением — даже положение его плеч как будто становится менее резким и напряжённым, словно какую-то внутреннюю борьбу сейчас преодолевал не только Хёкджэ.

— Хорошо, что ты наконец вернулся, — очень спокойно и совершенно не враждебно произносит Донхэ: на самом деле, стараясь подавить в себе первичные реакции страха, паники и фанатской эйфории при встрече со своим кумиром, Хёку удаётся расслышать, что этот парень осторожничает в своих словах. — «Надо было расспросить Ынхёка, что же между ними произошло, что они поругались…» — с сожалением напоминает себе Хёкджэ, и, не зная, что на это ответить, лишь мелко кивает, намереваясь наклониться и расшнуровать кеды, пока не обращает внимание на то, что Донхэ стоит в кроссовках. Причина этого становится простой и понятной, стоит пекарю получше приглядеться к полу — тот выглядит очень пыльным и в каких-то местах даже липким: очевидно, ребята не делали уборку несколько дней, потому и ходят по квартире в обуви. Для чистюли-Хёкджэ подобное кажется дикостью и чем-то крайне неприемлемым, но он заставляет себя сдержаться и не высказать ничего по поводу необходимости уборки. Правда, стоит ему приподнять голову и нерешительно покоситься на Донхэ, который продолжает рассматривать его с плохо скрытым беспокойством, как лидер тут же хмурится и сухо кашляет в кулак, мгновенно посерьёзнев.