Бонус. Чарн (2/2)
— Что бы ты о себе ни думал — ты понятия не имеешь, что делаешь для мира, — тянется, легонько оглаживает его челку. — Ты не можешь увидеть, ощутить это, выбраться из своего сознания — ты не можешь окинуть этот пейзаж со стороны.
— Раз так, — Тянь бодает лбом ее ладонь. Правильно говорили — Чэн пошел в отца, а он — в мать. Сколько ее черт он видит в зеркале каждый день. Это так правильно, так естественно — смотреть на нее, на ее мимику, смеющиеся глаза. Успокаиваться от одного ее присутствия. — Скажи, как перестать делать ошибки? Как перестать страдать?
— Не живи, — уверенно припечатывает она. — Лишь страдание облекает бессмертием, — цепляет звезду. Водружает на ладонь и протягивает ему. — В темноте свет приобретает форму. В боли и страдании твой Рай обретает границы, — Хэ Тянь ловит ее — тепло-колючую. Смыкает ладони вокруг и, щурясь, смотрит. — Тем он больше, чем больше ты страдаешь: понимаешь, что хорошо для тебя, а что — плохо.
— Но как же ошибки? — хмурится. Оглаживает сияние, как стук маленького сердечка. — Как понять, что правильно, а что неправильно?
— Прости, но здесь я тебе не советчик, — разводит руками.
Хэ Тянь шмыгает носом, зажимает звезду в ладони и закрывает глаза. Прижимает к сердцу.
— Мам…
— М?
— Я хочу кое-что показать тебе.
Размыкает пальцы и дышит на нее — раздувает, как меха — огромную печку.
Он вспоминает. Это воспоминание льется так же легко, как ожившая, забытая мелодия её голоса: в далеком детстве мама читала ему сказки. А он, привалившись к ней бочком в своей постели, слушал. О Средиземье и Элронде, колдунах и колдуньях, эльфах и гномах, заколдованных замках и волшебных реках. О Нарнии и Лесу-Между-Мирами, о фонарном столбе и о детях, коронованных в Кэр-Паравале… «Я тоже стану королем», — бормотал он сонно.
— Тогда тебе надо подумать над своим королевским имиджем, — отвечала мама, мазнув пальцем по кончику его носа.
— Я буду… самым добрым, — зевал Хэ Тянь. — И самым сильным…
Именем Ясного Северного Неба, да здравствует король Тянь!
«Свирепый»
Звездный свет расползается по пустоте, заполняет его, бьется, как ненормально-яркий пульс, и тут же гаснет. Они стоят в абсолютной, кромешной тьме.
В ней начинает проясняться.
Хэ Тянь обхватывает голову руками, ощупывая угольный обруч двузубой короны. Над городом, слабо вычерчивая угловатые контуры, встает огромное красное солнце. Мертво-белое небо тускло разлепляет взор тлеющего гигантского светила. Город пуст и кажется плоским — ни на небе, ни на земле смотреть не на что.
Мама делает шаг вперед. Хэ Тянь оглядывает её с ног до головы — теперь и она одета в униформу его мира: ни звезд в волосах, ни лавандовых полей за подолом платья.
— Это и есть твой Чарн? — спрашивает она, оборачиваясь. — Король Тянь, — улыбается. Черная корона с зубцами, напоминающие рога, кажется, искренне веселят ее. Смотрит снизу вверх. Такая разница в росте была бы у них сейчас — и в размерах. На голову ниже, стройная, изящная… Её длинные волосы подхвачены заколками и заплетены в косы, воротник рубашки обхватывает тонкое горло, тяжелые берцы тускло блестят в мертвом, багряно-белом мареве. Окутанный туманом, горизонт не пропускает больше света.
— Нет, — Хэ Тянь качает головой. Встает рядом и оглядывает давящий пустотой тревожный пейзаж. — Это был мой Чарн. Когда ты ушла, и луна на небе погасла, а солнце остыло, — он протягивает руку и двигает небесный купол, демонстрируя безлунную ночь. — С солнцем остыла земля. Жизнь ушла, осталось лишь механическое жужжание. И, — Тянь показывает на самую яркую точку на небе — насыщенно-бордовую, зависшую у края, — моя путеводная. И днем, и ночью, как око в небе…
— Твой брат.
— Верно. Однако, — Хэ Тянь щелкает пальцами. Время съезжает вперед, и свет меняется. Небесный свод озаряет желтая вспышка и плоское пространство оживает, обретает цвет и объем. — Однажды, над моим городом зажглось новое солнце. Смотри! — лицо Тяня озаряет улыбка. — Льды оттаяли и туман рассеялся, — и мертво-бледное небо, как растаявшая в воде акварель, заливается всеми цветами радуги. На горизонте проступают хребты — огромные, как исполины, с них стекает вода. — И сюда вернулась жизнь! — Тянь раскидывает руки: — Мое солнце! Оно не оставляет меня даже ночью! Теперь я не боюсь! — вдыхает глубже, вышептывая с улыбкой, сквозь не пролитые слезы, — я боюсь еще сильнее.
И поэтому… не оставляй меня.
На школьной лестничной площадке, одернутый окликом, Рыжий оборачивается.
Не оставляй меня.
В смокинге, кроша бутоньерку в пальцах.
Не оставляй.
В крепких объятиях, захлебываясь нежностью и светом…
— Поздние сумерки, — оглаживает подбородок мама. — Вместо ночи.
Хэ Тянь опускает руки. Медленно. Медленно оборачивается:
— А ты… — его голос гаснет. Взгляд — тоже. — Ты не могла бы… вернуть луну?
Она смотрит на него с нескрываемым сочувствием. Говорит:
— Прости. У меня нет такой власти. Это твой город. Ты пишешь его законы и правила. Только ты решаешь, чему здесь зажигаться.
— Но! — Тянь трепыхается — подлетает к ней и берет за руки. — Мам! Я решаю! Вот, прямо сейчас! Пусть она вернется! Луна! Она мне нужна! Даже в поздних сумерках! Возможно, я смогу, наконец, отдохнуть! Отдохнуть в темноте, а не бояться!
Мама фыркает — возвращает на лицо улыбку, но совсем не такую, какую Тянь помнит или видел на себе. Так он не улыбался — да и не сможет:
— Коль ты решил, так взгляни, — поднимает палец вверх. Тянь задирает голову.
Тонкий-тонкий, почти призрачный серп, заметен лишь намеком. Колеблется, теряясь в облаках и сиянии соседних звезд.
— Эй… но… — Тянь вглядывается, и тем отчаяннее, чем сильнее сжимает ее руки. — Нет. Он же… Это совсем… Она же совсем слабая! — кричит. — Мама! — на его глаза набегают слезы. — Не уходи! — бросается к ней и обнимает так крепко, как только может. — Пожалуйста, не оставляй меня! — прижимает к себе, вдавливает дрожащими руками.
— Я здесь, — шепчет она ласково. — Я всегда рядом, — заколки на вороных косах лопаются. Созвездия вновь обнимают плечи Хэ Тяня, а ее руки смыкаются на широкой спине. Лавандовые ветви ластятся к коленям, а запах пудры и кожи окутывают теплом, как пушистое облако. — Но если хочешь видеть меня чаще, — касается щекой самого уха, — заботься о себе лучше.
Хэ Тянь прижимается к ней, а она — к нему. Он совсем забыл ее голос, ее запах, ее кожу, ее улыбку и светло-серые, как тающий курт луны, смеющиеся глаза. Давным-давно темнота поглотила её образ — он размылся и начал пугать его.
Они отстраняются друг от друга.
— Выше нос, король! — вдруг говорит она. Мажет пальцем по кончику его носа. — Когда-нибудь, проведи мне экскурсию по своему царству.
— А? — Тянь оборачивается.
И медленно, с трудом разлепляет веки.
Вот уже вечность, с интервалом в несколько минут, под кроватью надрывно звенит будильник.