Глава 4. Волчица, которой дали нож (1/2)

Легкий скрип двери оторвал Ингрид от так нравившегося ей сна, который, как это бывает, моментально забылся. И хоть она рассталась со сновидениями, но ей так не хотелось просыпаться: этот уют под теплым бархатным одеялом, эта мягкая подушка, но чего-то не хватало… чего-то маленького… и ушастого, как она поняла после того, как поворошила лапой у себя под боком. Волчица нехотя открылка глаза и обнаружила пропажу около кровати. Лисичка снимала с себя свой балахон, а рядом лежало ее простое мешковатое бордовое платье. Сбросив грязную одежду на пол, Ама взяла чистое и свежее платье в лапки.

– Я не помню у тебя такого платья, – спросонья невнятно проурчала волчица и откинула одеяло в сторону, открыв все прелести своего роскошного тела, а затем зевнула и потянула лапы.

– Я его недавно купила, перед нашим последним заданием, – ответила Ама. – Сейчас вот в комнату свою ходила за ним, лучше бы не ходила, – понуро добавила она и слегка вздрогнула, вспоминая увиденные там следы борьбы, но затем приободренно, словно утешая себя, сказала: – Ты так сладко спала – не хотела тебя будить, а твоя дверь взяла и заскрипела, как назло. – Она отложила платье в сторону и присела около подруги. – Ты так глупо улыбалась, а еще кончика языка высунула, – фенька тепло улыбнулась. – Как ты, милая? – она взяла ее пораненную лапу и приложила к своей щеке.

– Лапа щиплет немножко, а еще так странно чувствую себя без клыка…

Лисичка захихикала и, отпустив лапу подруги, обхватила волчью грудь, прокомментировав это все так:

– Радуйся, что тебе эту штуку не оттяпали. – Ее большие уши внезапно обвисли, и лапки послушно легли на колени, точно она погрустнела. – Как после случившегося я умудряюсь так себя вести?.. – несколько подавлено выговорила она, стыдливо опустив взгляд в пол. – До сих пор не могу поверить в случившееся.

– Эй, ушастик, – утешительно отвечала Ингрид, – брось ты, со мной тебе нечего стыдиться… То, что случилось ночью, не изменить, надо жить дальше.

Ама не ответила и все с той же печалью заговорила лишь спустя минуту:

– Там уже все проснулись и прощаются с погибшими. Если ты хотела кого-нибудь увидеть в последний раз, то пора вставать.

– Не понимаю я все эти проводы… Они мертвы, им пора на тот свет, а мы их тут держим, не даем спокойно уйти… Так что нет, я не хочу ни с кем прощаться. И ты так расстроилась – думаю, тебе тоже не стоит. Давай лучше Нефи проведаем. Что скажешь, ушастик?

– Нет, Ингрид, не поощряй мою слабость. Я должна увидеть некоторых… – со строгостью к себе произнесла лисичка и начала надевать свое платье. – Я долго не буду, а ты пока вставай, встретимся у покоев господина.

– Постой, я с тобой, – немного поразмыслив, сказала волчица, остановив уже одевшуюся подругу у дверей, – хочу живых проведать.

Ингрид встала с кровати, еще раз потянулась. Поворошив в полке, она достала необходимое нижнее белье и, открыв дверцу платяного шкафа, перебрала несколько нарядов, остановившись в итоге на темно-зеленом платье с бежевыми вкраплениями. Волчица быстро оделась, причесалась, поправила шерсть на хвосте и вместе с фенькой покинула комнату.

Главный зал был по-прежнему заполнен немым, но так отчетливо слышимым трауром. Хмурящийся Джори сидел на разрушенной барной стойке так, чтобы можно было заглядывать в коридорчик, ведущий к покоям господина, где так любимая им Нефи оправлялась от недуга. Тэкода с горестью на морде, стоя на стуле, медленно, словно превозмогая себя, вытирал имена с доски ставок, одно за другим, оставляя лишь живых. Совсем рядом сидела Моммо, какая-то безучастная, она смотрела в одну точку и потягивала койотов напиток. Хагар меняли перевязку на лапе, а Элисон, склонив голову, стоял чуть поодаль от тел. Мут скорбела по мужу, стоя на коленях и сжимая его холодную лапу. Стояло настроение неизменной удрученности, вид у всех был угнетенный.

Среди тел Ама наконец нашла первого небезразличного ей зверя и остановилась над ним, просто всматриваясь в безжизненную морду. Пока лисичка прощалась, Ингрид как бы невзначай подошла к Джори и, облокотившись о стойку рядом с ним, заговорила:

– Давно уже сидишь здесь?

– Давно, – безутешно вздохнул енот.

– Наша Нефи сильная – она поправится, так что не волнуйся ты так, – оптимистично сказала волчица и поддела угрюмого друга лапой.

– Тебе легко говорить: Ама-то цела-невредима, – с ничего вдруг раздраженно огрызнулся Джори.

– Что ты сказал? – оскалилась Ингрид и, ухватив его за воротник, подтянула к себе. – Я его утешить пытаюсь, – зло шептала она ему на ухо, – а он еще недоволен, что Ама не пострадала. Она твой друг, засранец ты паршивый!

Волчица презрительно оттолкнула его и уже хотела уйти прочь, как ее остановил его кающийся голос:

– Прости, Ингрид…

– Катись к хуям, – все так же сердито шепнула она ему и отошла к Моммо.

– А, Ингрид, здравствуй, – краем глаза заметив волчицу, опомнилась пандочка, наконец оторвав свой взгляд от одной точки. – Тэкода такой хороший напиток сделал для меня, от него на душе так спокойно становится. Может тебе и Аме стоило бы выпить такой?

– Спасибо за беспокойство, Моммо, но как-то не хочется, – сказала Ингрид, себе на удивление легко отказавшись от такого заманчивого предложения, и, хорошо зная свою подругу, добавила: – А Ама не будет. – Она с мгновение помолчала и затем спросила у пандочки: – Как ты себя чувствуешь?

– Я? Я хорошо, наверно… только вот… – она вздохнула и сделала глоток напитка, – нет… я хорошо.

Ингрид улыбнулась ей и за несколько шагов оказалась за спиной койота. Тэкода, миновав имена всех живых, наконец добрался до верха списка, и мокрая тряпка остановилась у имени волчицы. Он опустил взгляд и угрюмо посмотрел на нее.

– Ингрид, почему мир так жешток? – тихо выговорил Тэкода.

Она промолчала и лишь отвела взгляд.

– Стирай все имена, – немного погодя сказала она.

– Но, Ингрид…

– Этому месту они скоро будут не нужны.

И вот, доска была чиста, а грязная от мела тряпка упала на пол. Тэкода слез со стула и бросился в объятия Ингрид. Она не могла оттолкнуть его, не могла не принять, ведь он за все то время, что они знают друг друга, стал ей как младший брат: вел он себя соответствующе, да и она, как подобает старшей сестре, вечно спорила с ним.

– Ингрид, шештрица, как же я теперь беж них фшех буду? – ткнувшись мордой ей в плечо, пробормотал койот.

– Возьми себя в лапы, братец, ради тех, кто остался в живых, ради Джэки, – сочувственно сказала Ингрид и немного помолчала. – А где она?

– На кухне, готофит для фшех жафтрак – кашу, фроде, – всхлипывал Тэкода. – Она такая шильная у меня, не то фто я...

– Она последняя из поваров осталась?

– Да…

– Слушай, ты сейчас нуждаешься в своей койоточке, так что ступай на кухню и помоги-ка ей, раз она одна. И сделай мне омлет, если заказы еще принимаются, – усмехнувшись, выдала волчица.

– Конечно, шештрица, для тебя фше, фто угодно, – сказал слегка воспрянувший койот и наконец отлип от нее, после чего скрылся в двери на кухню, пообещав волчице лучший омлет.

Ама задержалась над телом черномордого лиса, который вечно пытался стать ее самцом. Она смотрела на эту безжизненную морду, что была так весела и так беспрестанно пыталась влюбить ее в себя. От того, глядя на мертвеца, лисичке что-то скребло на душе, не давало покоя: то ли то, что она порой обходилась с ним слишком уж резко и жестоко, то ли то, что он был просто хорошим зверем, который заслужил лучшего, а теперь лежит здесь, мертвый. Долго она не могла покинуть этого лиса-ловеласа, как вдруг он в прямом смысле этого слова ожил. Выпучив глаза, он, точно привидение, присел, повернул голову и, заметив фенечку, схватил ее за плечи.

– Ама, я что, умер? – до ужаса удивленным голосом спросил лис у до ужаса перепуганной лисички. – И ты тоже умерла? И они тоже умерли? И почему загробный мир выглядит, как наше логово? Ама, прошу, не молчи! Или здесь вечное молчание? Тогда почему я могу говорить?

– Персиваль*, но ты жив, – едва выговорила Ама.

– Я точно помню, как меня проткнули кинжалом и как все вокруг погрузилось во мрак – я труп, точно труп!

Все поверглись в шок, и только Ингрид пришла на выручку подруге, в то время как один из стороживших у выхода наемников рванул за генералом и господином.

– Персиваль, успокойся, – намеренно медленно и спокойно заговорила Ингрид. – Ты… ты как-то выжил. Персиваль, отпусти Аму. Персиваль, слышишь, отпусти ее. – Лис, хлопая глазами, наконец начинал соображать и пустил пустынную лисичку, а волчица прижала ее, объятую страхом, к себе. – Персиваль, ты в мире живых. Ты живой.

– Но… но… но как? Я же… вот… у меня же… смотри… нет… – заплетался его язык, – вон какая дырка… какая дырка… во мне… – ткнул он когтем в рану, – я же… как… невозможно…

Как нельзя кстати вернулся наемник и привел с собой Дага с Эрнстом, врачевателем крокодила, что наконец позволило Ингрид буквально на лапах отнести перепуганную лисичку подальше от ожившего трупа. Краем уха волчица слышала писк маленького лекаря, который назвал лиса везунчиком, ведь клинок не задел ни единого его органа. А чудесное оживление мыш объяснил банальной потерей сознания от боли во время удара. Хорошо, что он очнулся вовремя, иначе бы его просто заживо закопали в земле. Волк распорядился залатать лиса и начать выносить тела, чтобы похоронить всех, как должно, и, забрав врачевателя, удалился. И пока наемники уводили под лапы ослабшего Персиваля, чтобы оказать ему необходимую помощь, Ингрид и Ама уже были у бара. Лисичка все еще трепетала и не могла отлипнуть от подруги, да и любой другой на ее месте вряд ли смог бы так быстро оправиться от шока.

– Эй, ушастик, сильно же он тебя напугал, – ласково шептала волчица, поглаживая феньку за ушком. – Это ж надо было… Ну все, хватит дрожать, я с тобой, твоя волчица с тобой. Теперь нечего бояться, ушастик. Ха-х, а ведь теперь он будет боготворить тебя еще сильнее, думая, что это любовь к тебе воскресила его. – Лисичка все еще ютилась в объятиях подруги и даже не думала покидать это убежище. – Ой, а что это за седая шерстинка? – хитро сказала она, хорошо зная, на что надо надавить.

– Дура! – хихикнула Ама, наконец отпрянув от подруги.

– Нет, я серьезно, ушастик: вон там, на лбу, несколько, – с видом угнетенной невинности выдала Ингрид и выдернула одну фенячью шерстинку. – Вот видишь, седая, – улыбалась она.

– Да что ты говоришь, плутовка без клыка, – фыркнула фенечка, видя далеко не седую шерстинку.

– Эй, а вот это было нечестно, – ухмыльнулась волчица, помахав пальцем.

К ним несмело подошла Моммо. Она сделала глоток из своего стакана, слегка приглушив потрясение от увиденного, и робко пробормотала:

– Ама, с т-тобой все в п-порядке?

– Что в стакане? – бесцеремонно спросила фенька, как бы не заметив пандочку.

– Это Тэкода коктейль з-замешал – «Степные слезы». Х-хочешь?

Лисичка не ответила, а только вырвала из лап пандочки стакан и разом глотнула оставшуюся половину напитка. Что Моммо, что в особенности Ингрид смотрели на нее с широко открытыми глазами, хотя волчица понимала, что после такого не мудрено даже и ее строгой подруге хлебнуть алкоголя.

– Где Тэкода? – облизнувшись, спросила Ама. – Надо, чтоб он еще сделал. Для нас всех.

– Я схожу за ним.

Ингрид как ни в чем не бывало зашла на кухню и застала койотов в самом разгаре готовки. Ну как готовки… Джэки лежала на столе, вокруг которого была разбросана кухонная утварь, на полу стояла небольшая лужа разлитого молока и там же растекались желтки нескольких разбившихся яиц. Койоточка как-то неестественно пускала когти в дерево стола, в то время как помогающий ей самец – самец без штанов, впрочем, как и она сама – сливался с ней воедино, жадно сдавив ее груди. Если бы не многочисленные забинтованные раны койота, она, наверняка, расцарапала бы ему спину, но сейчас приходилось сдерживать себя. И тем не менее, как бы они ни горячились, а совокуплялись они тихо, только старый кухонный стол поскрипывал в ритм с каждым толчком. Тэкода, к его же счастью, был настолько увлечен любимой, что не заметили Ингрид, которая стояла прямо напротив его морды. Волчица тихо выскользнула из кухни, аккуратно прикрыв дверь. В этот момент Джори вопросительно глянул на нее – она все еще злилась на него, и мышцы на ее морде ненавистно дрогнули, дав полоскуну понять, что те его слова она просто так не забудет.

– Ингрид, ну где Тэкода? – немного нетерпеливо спросила фенечка, держа Моммо за лапку, словно детеныша, которому пообещали купить сладость.

– Он сейчас занят, – увиливая, невнятно ответила волчица.

– Чем занят? Его работа здесь, – чинно заявила лисичка.

– Ама, ну он… он помогает Джэки готовить, – ненавязчиво намекнула Ингрид, незаметно подмигнув подруге.

– Так бы сразу и сказала, – наконец догадалась Ама и отчасти досадливым голосом обратилась к пандочке: – Моммо, мы тогда немного позже выпьем, когда Тэкода освободится. А я с Ингрид пока отойду ненадолго. Хорошо?

– Конечно, Ама, – коротко ответила Моммо и взобралась на стул, на котором сидела до этого.

Проходя мимо енота, лисичка остановилась около него, а с ней – и волчица. Ингрид знала, что предложит ему Ама, отчего ее прямо пробрало от злости.

– Джори, мы Нефи проведать идем. Полагаю, ты только и ждешь случая увидеть ее, – сказала фенечка полоскуну, и тот, спрыгнув на пол, воспрянул после долго ожидания:

– Конечно! – И тотчас сник под злым взором волчицы, в котором был сам виноват, но ему все-таки удалось набраться смелости, чтобы спросить: – Можно я с вами?

– Нет, – в тот же миг рыкнула Ингрид, не дав подруге даже возможности сказать слово.

– Так, и что у вас уже успело произойти? – строго спросила Ама, навострив уши и покосившись вначале на подругу, а затем – на друга.

– Пускай этот засранец тебе сам расскажет, – фыркнула Ингрид и надменным жестом любезности передала слово полоскуну.

– Ингрид, ну прости меня, вырвалось… – виновато начал Джори. – Ама, я… я, в общем, упрекнул Ингрид за то, что ты осталась невредима после этой ночи… Мне… мне… Я дурак! Как у меня язык повернулся такое ляпнуть?.. Прости меня, – искренне закончил он.

Ама с выраженным на ее мордочке бесстрастием ответила Джори пощечиной и бросила на него свой умный, острый взгляд.

– Попробуй придумать оправдание: интересно послушать, – сказала она будто бы без эмоций и легонько дернула своим большим ухом.

– Ама, я просто!.. я… Моим словам нет оправдания, – смиренно и виновато выговорил Джори и затих.

И не успел он смириться с мыслью, что не заслуживает визита к любимой Нефи, как вдруг Ама с открытой снисходительностью сказала:

– Понял-таки. – Она выдержала короткую паузу. – Ты весь извелся от переживаний, так что пойдешь с нами.

– Я не буду к тебе так добра: еще раз посмеешь что-то такое сказать, и я тебе уши отгрызу! – пригрозилась Ингрид, недовольная мягкостью своей подруги, а Джори, согласный на такое наказание в случае своего проступка, кивнул.

Друзья вместе вышли в коридор к комнате старого крокодила. У тяжелой двери из красного дерева сторожили двое наемником из числа специально обученных телохранителей – рысь и здоровенный белый медведь – а чуть поодаль опирался о свой верный шотел Садики. Его морда была перемотана белоснежными бинтами, а сломанную заднюю лапу зафиксировали, привязав ее к тонкой дощечке – и не смотря на свое плачевное состояние он продолжал нести охрану госпожи.

– Садики, что ты тут делаешь? – спросила Ама, когда троица подошла к леопарду. – Не думаю, что тебе в твоем состоянии приказано сторожить.

– Ему было велено отлеживаться, а он все тут стоит, – пробасил медведь.

– Ему и господин Менетнашт, и Даг говорили, и он было уходил, но потом снова возвращался, – махнул лапой рысь.

– Котеночек, тебе мозги отшибло? – колко сказала Ингрид, ведь по-другому с этим леопардом она не могла, даже несмотря на его плачевное состояние. – Будь ты хоть трижды лучшим на свете воином, незаменимых нет – остается только дождаться, когда ты тут и сляжешь, а в твоем-то состоянии немудрено.

– Я понял, – недовольно проворчал Садики, с большим нежеланием согласившись со словами волчицы, и молчаливо поковылял в свою комнатушку, где почти никогда не задерживался, постоянно охраняя госпожу.

Отправив леопарда на его заслуженный отдых и восстановление, Ингрид уверенно ступила к двери, а Ама и Джори последовали за ней.

– Велено никого не пускать, – остановил их медведь.

– Но мы друзья госпожи Нефертити, – официальным тоном возразила лисичка.

– Никого, – с неким словно аристократическим движением лапы подчеркнул рысь.

– Ну так сообщите, что госпожу хотят проведать ее друзья, – начинала злиться волчица, но ее вовремя успокоило прикосновение маленькой фенячьей лапки.

– Господин Менетнашт также приказали не беспокоить, – осведомил лесной кот. – Так что вам придется подождать, пока господин или Даг сами не изволят выйти из покоев.

Ингрид, конечно, с удовольствием натянула бы усы этому коту на задницу за его наигранную изысканность, а еще за эту совершенно не самцовую шпагу у него на поясе, и не успела она толком начать рычать, как Ама упредила конфликт:

– Прибереги свою злость для кого-нибудь более подходящего.

С этими словами фенечка взяла волчицу за лапу и потянула за собой обратно в бар, и той ничего не оставалось, кроме как поплестись за ней. Немного постояв на месте и посмотрев на закрытую дверь, енот понурил голову и последовал за подругами. Они втроем расположились у остатка барной стойки, откуда, чуть выглянув, можно было видеть вход в господские покои. Джори запрыгнул на стойку, на то же самое место, где и сидел, а Ингрид поднесла стулья для себя и Амы; к ним подсела и Моммо. К тому времени бойцы Дага почти закончили выносить тела погибших агентов и слуг, а все скорбевшие разбрелись по логову.

Вскоре из кухни вышел взъерошенный Тэкода в состоянии не пьяного зверя, но по сути своей очень близкого к нему: казалось, толчок – и он так и упадет. Ама позвала его и заказала «Степные слезы» для себя, Ингрид и Моммо. Начав замешивать напитки дамам, Тэкода спросил у Джори, не будет ли тот чего-нибудь, но получил отказ. Напитки были сделаны в миг по барменским меркам, и стаканы уже были в лапах самок. Они неспешно и молчаливо потягивали коктейли, а Тэкода вновь исчез на кухне, но совсем скоро вернулся: на этот раз обошлось одним поцелуем любимой. Он принес с собой весть, что завтрак готов, и уточнил, не хочет ли кто-нибудь отведать наивкуснейшей каши. Желание выразила только Моммо, Ингрид каша нисколько не интересовала: она ждала свой омлет, о котором и спросила. Ничего не ответив, Тэкода кивнул, снова ушел на кухню и почти сразу же вернулся с двумя тарелками в лапах. Подав Моммо ее кашу, он подошел к Ингрид и, оставляя перед ней заказанное блюдо, так и манящее своим чудесным ароматом, прошепелявил с важным выражением морды:

– Вот, шештрица, тфой омлет – как и обещал. Это ошобый рецепт Джэки: ишключительно гуштые шлифки, шыр, шфежая желень, перчики ш томатами, пряношти и…

– Разбившиеся о пол яйца? – со своим неповторимым коварством в ухмылке как бы случайно обронила волчица и, видя растерявшуюся морду койота, добавила так, что никто из незнающих и не догадался бы: – Я понимаю, после такой ночки всем нужно снять стресс.

Пока Ингрид смущала Тэкоду, Ама взяла вилку и положила себе в пасть немного нежного омлета, оценив это странным, но сладким лисьим звуком.

– Эй, это мой омлет! – не с жадностью, но с дружеской кротостью усмехнулась волчица. – Ты же не захотела завтракать, ушастик.

– А теперь передумала: омлет так аппетитно пахнет, что у меня живот свело, – улыбнулась в ответ фенька и демонстративно съела еще вилочку. – Очень вкусно, Тэкода.

– Ну хорошо, треть твоя.

– Половина, – притворно жадно не согласилась Ама.

– Половина? В тебя столько не влезет!

По итогу лисичка не смогла осилить и трети, а вот волчица съела все до последнего кусочка, деловито облизнувшись в конце и поблагодарив койота. Скоро они допили свои «Степные слезы», но дверь в покои крокодила все не открывалась. И вот, спустя еще некоторое время Менетнашт со своей верной опорой в морде немого панды и Даг, который держал в лапе маленького врачевателя, наконец покинули покои: в новой для этого некогда шумного места тишине было сложно не услышать, как скрипнула дверь. Друзья сразу же отправились проситься к Нефи.

– Господин, можно нам увидеться с госпожой Нефертити? – смирно поклонившись, спросила Ама, когда вместе с друзьями подошла к дряхлому крокодилу и сопровождающим его.

– А вы трое тут как тут, – с трудно заметной усмешкой произнес Менетнашт. – Нефертити повезло с такими верными друзьями. Она будет рада вас видеть.

– Никакого шума! – вдруг недовольно запищал мыш-врачеватель. – И госпоже Нефертити нельзя волноваться!

– Будет тебе, Эрнст, – раздраженно вымолвил старик, – они не дураки. Даг, избавь меня от его назойливого писка. Организуй ему встречу со своим поставщиком и заплати тому вдвойне – пускай достанет все необходимое как можно быстрее.

– Да, господин, – кивнул волк и унес пищащего лекаря.

– Ингрид, подожди, – остановил ее Менетнашт, схватив за лапу, когда друзья обходили его по пути к покоям. – Скоро мне понадобится твоя помощь.

– Хорошо, – отгрызнулась волчица и попыталась освободиться, но крокодил ее не пустил.

– Что тебе необходимо для допроса?

– Допроса одного из напавших? – уже не со злостью, а скорее с любопытством спросила Ингрид.

– Да.

– Ножи, желательно с зазубринами, кузнечные клещи и молот, иглы, большое зеркало и соль, и еще фартук, – а теперь она даже с упоением проговорила список желаемого, точно детеныш богатого лорда перечислял, какие подарки мечтает получить на свой День рождения.

– Хорошо, – коротко промолвил Менетнашт и заговорил совершенно иным тоном, каким-то добродушным и вместе с тем поучительным: – И, Ингрид, хочу, чтоб ты знала. Я не собирался разрушать волчий клан: та информация предназначалась для старой вдовы. Впрочем, она и так ее получила, как и я – свое золото.

Расчетливый крокодил получил то, чего хотел: волчица в сильном удивлении попусту смолчала, даже слегка приосанилась от этого омерзительного для ее гордости заявления. По крайней мере за день до этого оно было бы для нее омерзительным. Сейчас же, после поучений феньки, данные слова оказались для нее даже отчасти приятными: старый хрыч не такой уж и мерзавец – теперь она хотя бы могла придумать ему оправдание, мол, если он совершал что-то грязное, то у него были на то причины. И раз уж он помог старой вдове сохранить волчий клан, то, стало быть, и представления о чести у него имеются… Крокодил, вдоволь насладившись видом волчицы, так явно осознававшей свою неправоту по отношению к нему, отпустил ее и с удовлетворением сказал:

– Все, ступайте к Нефертити.

Ингрид понадобилось немного времени, чтобы все осознать и прийти в свое привычное состояние, после чего друзья вошли в покои и осторожно, чтобы резко не потревожить свою большую подругу, закрыли дверь. Нефи, прямая, как стрела, и накрытая легким одеялом, недвижно лежала на животе на огромной кровати деда; только ее слегка округлые бока едва видно раздувались, когда она дышала, редко и глубоко; ее короткие лапки были вытянуты вдоль тела, а кончик изогнутого хвоста уныло свисал с края; на голове ей оставили холодный компресс, который как-никак, а смягчал боль. Нефи, почувствовав чье-то присутствие, медленно открыла веки и, заметив друзей, тепло, но устало улыбнулась. Она заторможено и неловко попыталась привстать, но слабость в купе с ее размерами и несильными лапками не позволили ей это сделать.

– Нефи, не надо, лежи, – обеспокоенно сказала Ингрид, спеша к подруге, зажмурившейся от короткого приступа головной боли.

– Я хочу видеть вас лучше, – выговорила Нефи. – И не переживайте: мне дали какую-то настойку, так что скоро мне станет легче.

Крокодилица при помощи волчицы перевернулась на спину и приняла полусидячее положение. Когда Нефи меняла позу, у нее с головы слетел компресс, и Ингрид бережно вернула его на место. Затем волчица и лисичка приветственно обнялись с подругой и устроились рядом с ней на кровати. Джори стоял чуть поодаль, и наконец, после соблюдения всех этих самочьих условностей при встрече, случилось долгожданное – чудесные золотые глаза посмотрели на него, так торжественно и радостно. От такого его покидали силы сдерживать себя, и он рванул прямо в лапы своей любимой подруги. Долго они обнимались, точнее долго она обнимала его, пока он упивался ее умиленным урчанием и таким обильным соприкосновением с ее нежной, гладкой кожей. Вдоволь насладившись друг другом, по крайней мере на ближайшие минуты, они отклеились один от одного, и енот устроился под боком своей большой крокодилицы, ласково прильнув к едва ощутимо вибрирующему от удовольствия телу.

– Джори, Ама, Ингрид, вы не представляете, как я рада вас видеть! Как я рада, что вы живы! – радостно пролепетала Нефи, но затем беспокойство послышалось в ее голоске: – И скажите, прошу, скажите, что никто из вас не пострадал! Я должна была спросить это еще ночью… – с осуждением к себе продолжила она, – какая же я невежа!

– Тише, Нефи, тебе нельзя волноваться, – успокаивающе зашептала Ама, – да и не о чем тебе волноваться, ведь все мы здесь, все целы. Только Ингрид клык выбили и лапу поранили, а во всем остальном все с ней хорошо, как и со мной, и с Джори. И не ругай ты себя: вчера на тебя столько всего свалилось, и пострадала ты сильнее нашего, а говоришь так, словно нарочно нам навредила. Тебе Нефи, особенно тебе, особенно в твоем состоянии, простительно все.

– Ага, ты бы видела себя со стороны, – в поддержку сказала Ингрид. – Ты выглядишь такой больной и измученной, а вместе с тем умудряешься забивать себе голову такими пустяками! Лучше о чем-нибудь хорошем подумай, крокодилушка.

– Нефи, твой День рождения уже на носу: всего-то неделя осталась, – ободрительно сказала Ама и выдержала коротенькую паузу. – Двадцатая годовщина – это, между прочим, солидная дата. Мы с Ингрид недавно обсуждали, что бы тебе такое подарить, чтобы было достойно и тебя, Нефи, и твоего юбилея, но так ничего и не придумали. Может ты нам намекнешь? – улыбнулась она.

– День рождения… Помните, как было в прошлые разы? Помните, как все – и агенты, и слуги – собирались в главном зале, веселились, смеялись, угощались всевозможными кушаньями, потом выносили огромный торт, все поздравляли меня, и мне делалось так тепло на душе от этих искренне-радостных морд! – с восхищением в голоске проговорила крокодилица и затем, резко пригорюнившись, тихо прошептала: – Какой же это был чудесный день… а сейчас… почти все они мертвы…

– Жизнь так устроена, Нефи, что рано или поздно из нее уходят, – утешительно сказала волчица. – Прошлой ночью нашим друзьям и знакомым помогли это сделать… И в мире наверху это, увы, не редкость – жизнь там жестока и несправедлива, поэтому надо стараться быть сильнее ее, а ты, Нефи, сильна как никто другой – мы с Амой очень хорошо это видим. Будь хорошей девочкой и даже не думай отрицать и пытаться нас переубедить – не выйдет: я чересчур упряма, а Аму тебе не взять даже самым убедительным аргументом. – Ее интонация вдруг приобрела дурашливый оттенок: – Ну ты только подумай: как можно переубедить старуху, которой через три лета стукнет третий десяток? – с каждым сказанным словом ей становилось все тяжелее сдерживать смех от вида надувшейся лисички, и на последнем слове она откровенно по-ребячески захохотала, чем немало приободрила скорую именинницу.

– Можно подумать, ты не старуха. Всего на два лета младше меня… – процедила в ответ Ама и глубоким вдохом успокоила себя. – Нефи, Ингрид говорит правильно, – как ни в чем не бывало сказала она, но из-за неутихающего хихиканья волчицы, продолжающего капать ей на нервы, сразу же сорвалась на грозное по лисьим меркам шипение: – Но за «старуху» еще получит! – Пихнув подругу локотком и тем самым уняв ее, она вновь обратилась к скорой имениннице совсем спокойным голосом: – Оглядываясь на произошедшее, ты никому не поможешь, только расстроишь себя. Поэтому двигайся вперед, продолжай жить вопреки всему плохому и цени все то, что у тебя есть – дедушку, Джори, меня, может быть Ингрид…

– Может быть?! А не оборзела ли ты часом? – весело возмутилась волчица и легонько потянула лисичку за ухо.

– Борзая здесь только ты: других собак я не замечаю, – с серьезным видом сказала Ама и, ударив по тянущей ее ухо лапе, освободила его, и в довершении уверенно фыркнула.

– Я и не сомневалась в твоей наблюдательности, – предельно спокойно сказала Ингрид, а последнее слово и вовсе протянула в заскучавшем зевке.

Волчица сразу словно забылась и просто принялась рассматривать коготки своей лапы, будто бы этой короткой перепалки и не было вовсе. Этим в какой-то степени изящным жестом она не просто завершила словесный поединок с лисичкой, но завершила его на своих условиях, и проигравшей ничего не оставалось, кроме как показать язык.

– Девочки, ну не цапайтесь вы, пожалуйста, – мягко попросила крокодилица, и пустой конфликт подруг окончательно себя исчерпал. – И спасибо вам, вы как всегда правы, – ее милую мордочку украсила чуть видимая улыбка, она мечтательно обратила свои золотые глаза в потолок и даже стала тихо напевать какую-то незаурядную мелодию.

Этого не мог не приметить острый глаз лисички, да и волчицы тоже: уж слишком их большая подруга была чиста и наивна, чтобы, будучи такими опытными агентами, не видеть ее честных эмоций. Хотя они еще не видели ее актерствующей перед старым наставником-оцелотом.

– Нефи, ну так ты дашь нам подсказку, какой подарок ты бы хотела получить? – самое время было вернуться к вопросу о подарке, что, собственно говоря, и сделала Ингрид.