Глава восьмая (1/2)

— Гарри, — прошу я, стоит нам покинуть чертоги Идунн, — пожалуйста, пусть яблоко пока побудет у меня. До тех пор, пока мы не покинем «Иггдрасиль». Я думаю… Нет, я почти уверен, что Сигурд Змееглазый — воплощение Локи, и что он задумал похитить молодильное яблоко! Не зря же он тёрся возле тебя, когда мы гостили в Мидгарде.

— Считаешь меня беззащитной овечкой? — прищуривается Гарри. — Да, я старый, но я не идиот!

— Ты не старый! — спорю я. — Тебе по-прежнему двадцать два, просто ты находишься под проклятием. И я не утверждал, что ты идиот.

— Но подразумевал, — ухмыляется Гарри. — Расслабься, Драко, никто не отнимет у меня яблоко. У меня даже Волдеморт не смог отобрать философский камень, а ведь мне тогда было всего лишь одиннадцать!

— Тогда ты знал, что перед тобой враг, — возражаю я, — а этому Змееглазому ты по совершенно непонятным мне причинам доверяешь.

— Ну, мне он кажется порядочным человеком с храбрым и добрым сердцем. Разве кого попало возьмут работать в школу?

— Кхм… Дай-ка подумать… — я показательно морщу лоб. — Хогвартс. Первый курс — волшебник с двумя лицами, одно из которых принадлежит маньяку-психопату. Четвёртый курс — сбежавший из Азкабана преступник. Пятый курс — садистка в розовой кофточке. Седьмой курс… Мне продолжать?

— Ладно, ладно, — сдаётся Гарри, — держи своё яблоко, параноик.

— Твоё яблоко! — наставительно говорю я, пряча бесценный фрукт во внутренний карман мантии. — И я никакой не параноик. Я просто в высшей степени благоразумный и осторожный человек.

— Пойдём, благоразумный ты мой. Надо поблагодарить ребят и учителей Ванахейма и Мидгарда за гостеприимство и попрощаться с ними.

Мы съезжаем по радуге, которая теперь из лесенки превратилась в горку, в Ванахейм и находим нашего гида Сванте Свантессона на пивоварне Бюггвира. Вежливо отказавшись от ещё одной всеобъемлющей пивной дегустации (кто знает, как молодильные яблоки взаимодействуют с алкоголем?), мы обедаем на ферме. Бейла, жена Бюггвира, потчует нас дарами своего ухоженного садика, козьим сыром и мёдом. И вскоре мы, попрощавшись со студентами и преподавателями Ванахейма, спускаемся в Мидгард.

Здесь нам тоже не удаётся отвертеться от дружеской трапезы. На этот раз кабан прожарен получше и не валялся в золе, поэтому наши зубы остаются целы. Всё время, пока мы сидим у костра, я нервно поглядываю на Сигурда Змееглазого. Когда приходит час прощания, этот суровый детина со слезами на глазах заключает Гарри в свои медвежьи объятия, похлопывает его по спине и сжимает бока, так что бедный мой Поттер морщится от боли.

Я торжествующе ухмыляюсь. Если Сигурд под предлогом дружеских объятий пытается найти в карманах Гарри драгоценный плод — то драконий навоз ему в кашу, а не яблоко! Хорошо, что я оказался таким предусмотрительным и спрятал его у себя. Меня-то этот сентиментальный викинг лапать не кинется!

*****

Оставив Мидгард позади, мы втроём — я, Гарри и Сванте Свантессон оказываемся у источника, который течёт прямо возле корней «Иггдрасиля».

— Все, кто побывал в «Иггдрасиле», должны, покидая его пределы, получить пророчество от трёх норн, что прядут нити людских судеб, сидя у этого источника, — огорошивает нас Свантессон.

— Ну уж нет! — протестует Гарри. — Мне профессора Трелони и её «оптимистичных» пророчеств на всю жизнь с лихвой хватило.

— Сожалею, но таковы уж наши правила! — безапелляционно заявляет наш провожатый. — В противном случае вы не сможете покинуть пределы Скандинавского Магического Мира.

— Ладно, — обречённо вздыхает мой несчастный супруг. — Мне не впервой выслушивать, что я умру несколько раз в течение ближайшей недели.

В отличие от Хогвартса, здесь, в «Иггдрасиле», целых три прорицательницы — норны, и меня от них, если честно, бросает в дрожь. Есть что-то невероятно зловещее в том, как эти три женщины с равнодушными лицами держат в своих руках нити человеческих судеб, так, словно им ничего не стоит в любой миг перерезать большими ножницами любую из них.

— Самую старую норну зовут Урд, то есть — «Прошедшее», — шепчет Свантессон, незаметно указывая на дряхлую волшебницу, согнувшуюся над прялкой. — Та, что помоложе — Верданди — «Настоящее». Ну, а юная — это Скульд — «Будущее». Нити, которые они прядут — это судьбы всех людей на Земле. Здесь есть и ваши нити.

Гарри решительно сжимает мою разом вспотевшую ладонь и так, рука в руке, мы приближаемся к норнам.

— Гарри Поттер и Драко Малфой! — певучим голосом приветствует нас юная Скульд.

— Вы знаете наши имена? — поражённо спрашивает Гарри.

— Мы знаем имена всех людей на Земле! — сварливо заявляет Урд. — Я пряла нити твоих родителей, мальчик, пока они не порвались раньше срока.

Гарри вздрагивает, и я крепко сжимаю его руку.

— Да, — продолжает Урд, — гораздо раньше положенного срока. Твоя тоже чуть было не оборвалась, если бы нити твоих родителей не отдали ей свои силы.

— А нить твоего отца, Драко Малфой, — говорит Верданди, — несколько лет назад почернела и начала тлеть. Но сейчас — посмотри, чернота понемногу отступает, благодаря тому, что нить твоего отца накрепко сплетена с нитью твоей матери, а нить Нарциссы никогда не была чёрной. Твоя мать, Драко Малфой, очень сильная и смелая женщина. Столь же отважная и самоотверженная, как и мать Гарри Поттера.

— Да, я знаю это! — шепчет мне Гарри.

— О, — только и могу выдавить я, смотря на всё ещё чересчур тонкую и пепельно-серую нить отца.

— А… наши нити? — хриплым голосом спрашивает Гарри.

— Ах, за вашими нитями, мальчики, так любопытно наблюдать! — восторженно сообщает Скульд.

— Этой вертихвостке лишь бы глазеть целыми днями на нити влюблённых! — ворчит старуха Урд.