Глава первая (2/2)
*****
В школьные годы, будучи до безумия влюблённым, злобным и тощим подростком, с жалкими бессильными стонами дроча за пологом кровати в слизеринской спальне, я никогда и помыслить не мог, что у нас с Поттером может быть так. В моих душно-сладких, мучительных снах Поттер жёстко брал меня в квиддичной душевой после матча, вжимая в кафельную стену. Безжалостно толкал спиной на стол в кабинете зельеварения, прямо среди бурлящих, источающих пряные ароматы котлов, и трахал так, что я опасался, как бы какое-нибудь из опасных зелий не выплеснулось из котла и не разъело мою кожу. Заставлял искупать вину, ставя на колени, грубо хватая за волосы и с рычанием толкая член глубоко мне в глотку.
Реальность оказалась совершенно другой.
Мы сошлись с Поттером на той самой странной в моей жизни вечеринке, которую через год после окончания школы организовала Луна Лавгуд. Приглашены были все, начиная с героев войны — знаменитого Золотого Трио, и заканчивая Грегом, только что вышедшим из Азкабана.
Близнецы Уизли запускали свои сумасшедшие фейерверки, Финниган жарил мясо, ловко управляясь с магловским грилем, Лонгботтом, раскрыв от изумления рот, бродил по дикому, заросшему саду Лавгудов, восхищаясь неизвестными магической науке растениями. А мы, пятеро слизеринцев — я, Грег, Панси, Тео и Блейз — жались друг к другу, не вполне понимая, что на нас нашло в тот момент, когда мы решили принять это внезапное приглашение.
Поттер с Уизелом, точно малые дети, лопали конфеты из «Сладкого Королевства», пуская паровозный дым из ушей и пронзительно трубя выросшими на месте носов слоновьими хоботами, а рыжая Джиневра, которая почему-то висела вовсе не на Поттере, а на Томасе, хохотала так, что Панс была готова наложить на неё «Силенцио», рискуя вылететь с вечеринки.
А потом Поттер внезапно столкнулся взглядом со мной, и его искренняя, заразительная детская радость угасла, втянулась внутрь, как ненастоящий слоновий хобот. Мне почему-то стало тошно от самого себя, и я почти принял решение, не прощаясь, дисаппарировать с этого неловкого мероприятия. «Драко, не смей, это наш шанс наконец наладить связи!» — угадав мои трусливые намерения, зашипел мне в ухо Блейз, а Панси до боли крепко вцепилась в мою руку.
Лавгуд подошла к нам своей пританцовывающей походкой и, накинув нам на шеи венки из каких-то магловских цветов, сообщила, что они хорошо отпугивают мозгошмыгов («Они роем вьются над твоей головой, Драко!»), и велела идти к костру, который уже успел развести Финниган.
Поттер продолжал странно коситься на меня, а Грейнджер что-то сердито шипела ему на ухо, вероятно, обещала превратить меня в хорька, если я вздумаю испортить вечеринку.
А потом Лавгуд устроила игру в фанты с абсолютно дурацкими заданиями, вроде ловли сачками причудливой конструкции каких-то загадочных нарглов и поедания на скорость совершенно отвратительных на вкус слив-цеппелинов. Пока Панси, недобрым словом поминая Мордреда и Моргану, плела из бисера серьги-редиски, нам с Поттером выпало вдвоём идти к ручью ловить несуществующих в природе пухлых заглотов.
Вот там-то, у ручья, при свете луны Поттер впервые поцеловал меня, сказав, что поймёт, если я долбану его за это «Ступефаем» или и вовсе разукрашу по-магловски. А я тогда не умер на месте лишь потому, что решил, будто это фирменный семейный пунш Лавгудов вызвал такие прекрасные и реалистичные галлюцинации.
Ну а позже, когда мы уже начали встречаться, я узнал, что мой Гарри не имеет ничего общего с тем Поттером, которого я придумал себе в своих пубертатных грёзах. Мой Гарри — до смешного заботливый и нежный, так что моим подростковым мечтам о жёстком сексе на неподходящих поверхностях вряд ли суждено сбыться. И это именно Гарри был тем, кто первым храбро опробовал на своей заднице наш настоящий «первый раз», потому что я, если честно, тогда слегка струсил и пошёл на попятную.
Тем, кто наполнял мою школьную жизнь нескончаемым азартом, интересом и смыслом, тем, кого всегда по утрам первым делом искали мои глаза в Большом Зале, был Поттер.
Тот, кто наполняет мою жизнь любовью, заботой и смыслом сейчас — мой Гарри.
Я стою на коленях между его ног, приподняв его бёдра и поддерживая за ягодицы, и почти благоговейно толкаюсь внутрь. Его волосы, высохшие после душа, снова взмокли, глаза закатились от наслаждения, а губы шепчут моё имя. Он уже близко, а я последую за ним. Я всю жизнь следую за ним.
У нас всё хорошо, мой Гарри со мной, живой и невредимый (ведь невредимый же?), и пожалуйста, пожалуйста, пусть он окажется прав, и я просто зануда, паникёр и параноик.