[_X_] (1/2)

Всё-таки правление лета на земле людям нравится больше. Ах, как было бы прекрасно, не будь зимы вообще… нет, так нельзя. Но детские мечты наивны. И быстро уходят. Под красной листвой играли принцы и принцессы. Девятилетняя Рейма, как старшая, догоняла младших, Эйгона и Хелейну. Четырёхлетний Эймонд сидел у самого древа. Не захотевший играть, он давал подсказки, если Эйгон умудрялся где-то спрятаться. Конечно, можно уличить младшего во вредности и гнусном предательстве, но намёки на то и намёки, что не всегда их можно различить и понять. Дети под присмотром прислуги и сира Гаррольда.

На днях принцесса Рейнира явила на свет своего первенца и наследника, принца Джекейриса Велариона. Алисента хотела увидеть младенца из некоторых подозрений, которые другие уже долго подкрепляли. Только вот мейстеры велели ей самой отдыхать и в последние месяцы беременности не волновать себя королевскими обязанностями. Она тоже ждала ребёнка. И делала всё, чтобы его сохранить. Но стоило ей услышать, что принц Джекейрис, хоть и родился на днях, совсем не похож на своего отца, законного отца, перестала пребывать в необходимом спокойствии. Совсем не удивлённая, она не могла утихомирить разгоревшийся гнев и негодование. Отец предлагал подождать, пока мальчик подрастёт и его происхождение станет очевидным. Только так отец мог поддержать дочь на расстоянии.

Негативные эмоции сделали своё дело. Роды тяжёлые и долгие. Королева заранее велела увести детей подальше от её покоев, чтобы те не волновались. Три раза рожала, можно было привыкнуть. Но в этот раз всё шло наперекосяк. И всё должно было закончиться хорошо, неимоверным облегчением и младенческим плачем. Облегчение наступило, а плач не раздался.

– Где ребёнок? – и из последних сил оперлась на руки. Акушерка из Староместа, присланная дядей, внимательно осматривала мальчика. И её взгляд королеве не понравился. – С ним что-то не так?.. – вопрос близок к утверждению.

– Очень красивый мальчик, королева, но слабый… Неведомый будет жесток, – женщина нахмурилась.

– Дай мне его, – Алисента не могла оторвать взгляда от младенца на своих руках. Действительно, весь его вид говорил, будто он вот-вот умрёт. – Что же мне делать? – она хотела обратиться к мейстеру Орвилю.

– В Староместе и не таких выхаживали, – акушерка опередила его, в голосе нет никакой надежде, лишь равнодушная констатация факта. Алисента знала, как выхаживали, вырывали из рук самого Неведомого. Счастливым родителям приходилось ждать долго, чтобы услышать: «Теперь ваше дитя здорово и проживёт долгую жизнь». А до тех пор остальные, кроме родителей, считали дитя мёртвым, потому что так надо.

Алисента почувствовала, как нервно дёрнулся глаз.

– Но кого тогда… – голос дрогнул, – …мы будем хоронить? – Визерис не поймёт, ему нельзя говорить. Малыш на руках престал сопеть совсем, напугав мать.

– Об этом не беспокойтесь, – женщина и мейстер переглянулись. Они найдут.

Возможно, мальчик не был так слаб, как представили королеве, возможно, нужно было подождать всего ничего. Ведь он просто родился на пару месяцев раньше. Но боги жестоки, как и коварные планы. Даже будь он здоров, принца Дейрона выдали бы за мертвеца, чтобы отправить в Старомест. Отто необходима эта авантюра. Отосланный, отец королевы не собирался сдаваться. Ему было не важно, внук или внучка появится на свет. Он всё решил, когда во время охоты ему удалось не навлечь на себя гнев Тессарион. Никто не знал, почему драконица решила обосноваться в этих землях, но жителей она не тревожила. Но будет лучше, если у драконицы появится всадник. Всем станет спокойнее.

΅◊΅</p>

Мальчику много чего не разрешали. Сколько он себя помнил, ел и принимал лекарства. Дедушка учил его. Комната, где должны были быть кровать и игрушки, вместо последних, стояло множество книг. И он рано научился читать. Отто даже нашёл мейстера, который сохранит такую большую тайну, чтобы Дейрон учил валирийский. Все слуги дома Хайтауэр ужасно преданные, некоторые, правда, не просто так. И речь не о звоне злата и серебра. Других детей нет, кроме юноши-дяди. Но тот редко заглядывал в гости.

В свободное время мальчик слушал рассказы деда об отце, матери и своих старших братьях и сёстрах. Быстроразвивающийся, он уже до шести лет стал задавать логичные вопросы о своей жизни. Но Отто с ответами не спешил.

Большая радость для него была прогулка за городом – подарок на шестилетие.

– Видишь дракона? – Тессарион никогда не нападала; пока внук рос, Отто успел за ней понаблюдать. Она величественно игнорировала всех мирных путников. А идиоты шли на перекус. – Тессарион, так её зовут, – предвкушение несколько опьяняло, заставляя здравый смысл отступиться. – Помнишь, как нужно говорить с драконом? – мальчик, стоящий рядом и крепко держащий его руку, кивнул. – Попробуешь?

– Драконы не горят в огне, – проворчал мальчик, большими глазами рассматривая кобальтовую драконицу. Детское любопытство, поощряемое взрослыми, приносит свои плоды. Не всегда хорошие. Но, видимо, этот раз не станет ужасным исключением.

Хайтауэр под беспокойными взглядами своих воинов спокойно наблюдал за внуком, часто и легко шагающего прямо к морде драконицы. И чем ближе он был, тем больше плескалось беспокойства в дедушкином взгляде. Здравый смысл победил эйфорию, но велел стоять на месте и ждать. Один неверный шаг – и ото всех останутся лишь кости с пеплом.

Драконица подняла голову и широко раскрыла глаза, когда маленький принц подошёл к ней непозволительно близко. Но его тихие шаги не могли вызвать раздражения. Глупый кролик, которому повезло, что нет аппетита. Вот кем шестилетний Дейрон был в глазах Тессарион. Но стоило ему заговорить на валирийском, как всем показалось, что мир замер. Отто даже не пытался расслышать и разобрать детский лепет. Как он ни старался быть умельцем во всём, изучение валирийского – бич. Неудачи в этом деле неустанно напоминали, что к богоподобным он ближе, чем позволено, не станет. Несколько иронично, ведь он дедушка четырёх богоподобных детишек.

Тессарион могла раздавить Дейрона одной головой, не утруждаясь поднять лапу. Но лепет на валирийском услаждал её слух. Настолько, что в один момент она сдвинулась с места, заставляя ребёнка замереть, охнув от изумления и естественного страха. Только то был восхищённый трепет. Стоило драконице улечься вокруг него клубком, как мальчик сам прилёг у неё под боком. Отто никуда не спешил. И людям пришлось ждать. Ждать, пока мальчик сам не проснулся ближе к ночи и не перебрался на свободу, чуть не свалившись. Драконица резко проснулась, вовремя подставила свой хвост и не дала малышу свернуть шею. То не было проявлением разума, обычный животный интерес, интерес дракона к Таргариену, который уже стал её всадником. Тессарион молода, ей некуда спешить. Драконица дождётся.

А ещё Отто надеялся, что пресловутая связь с драконом, магия крылатых существ, поправит здоровье внука. И, хоть в душе Хайтауэр полон скептицизма именно к этому факту, Дейрон действительно крепчал.

΅◊΅</p>

Принц всегда читал письма матери и дедушки, сидя на подоконнике, чтобы время от времени поглядывать на город. Разные думы его отвлекали. Пусть он никогда не видел своей матери, мог только слышать о ней от других, преисполненные любовью и детальностью письма не позволяли сомнениям грызть его изнутри. Дейрон не чувствовал себя обделённым или ненужным. Мать много писала, много рассказывала, несмотря на заверения деда в риске. И этого было достаточно, чтобы представить жизнь своей семьи в Красном замке.

В ответ Дейрону рассказать было нечего. Разве что только о ночных полётах на Тессарион. Добрая и послушная драконица, он никогда не чувствовал от неё опасности. Отто честно писал ему, что считает подобное поведение исключением. Да, дедушка вернулся в столицу, снова стал десницей.

Мать всё больше стала писать о Рейме, потому что вторая принцесса вернулась из Дорна. И её рассказы о братьях и Хелейне стали веселее. Дедушка рассказывал о первой королеве отца, о его старшей дочери и старшей сестре самого Дейрона, принцессе Рейнире. Если бы Дейрон не был Дейроном, он бы не становился на сторону дедушки. Но поскольку Отто всему учил внука, всему, пока был тут, мальчик понимал, в чём кроется опасность Рейниры для их семьи. Он знал много, слишком много, о жизни при дворе. Голова кипела и раскалывалась.

Но если Рейнира – враг, то почему Рейма… почему мама её любит, как родную? Письма королевы тому подтверждение. Но спрашивать мать Дейрон побоялся, спросил дедушку.

«Принцесса Рейма – одинокое дитя, в своё время она привязалась к Алисенте. Они полюбили друг друга. Иногда даже я забываю, чья она дочь. Возможно, из чувства благодарности? Не знаю, что у неё на уме. Принцесса стала сильнее, настоящая воительница. Тебе нравилось читать про Висенью, думаю, тебе она тоже понравится. В будущем нас может ожидать всякое, но будет славно, если вторая принцесса останется на нашей стороне. Не волнуйся, мой милый мальчик, скоро ты станешь совсем здоровым, вернёшься в Красный замок, где тебе самое место, и завоюешь сердца всей своей семьи. Вот увидишь, принцесса Рейма полюбит и тебя».

Как и Дейрон любит старшую сестру, не может не любить. Алисента внушила ему любовь ко всем, о ком писала без единого дурного слова, без единого слова, кидающего тень на добродетели человека.

Правда, возвращение в столицу случается не так скоро, как хотелось бы. И огромную боль Дейрон испытывает на протяжении всего пребывания Реймы и Эйгона в Староместе. Ему нельзя показываться им на глаза. Иначе Неведомый заберёт, и так великая милость для мальчика – борьба за жизнь. Хотя проблем с дыханием почти не случается уже. Почти. И тело вроде бы крепко, но недостаточно. Хотя тренировки стали частью его жизни. Тоже ночной.

И всё же в редкие свободные минуты он, чувствуя огромный стыд и неловкость, пробирался в комнаты старших. Однажды напугал перебравшего Эйгона, которому потом оставалось шутить про призрака маленького неизвестного Хайтауэра. Факт того, что после того случая, сын Алисенты стал меньше налегать на вино, веселил лорда Староместа, прекрасно хранившего тайну младшего брата и племянницы-королевы. Рейма не пила, но ей Дейрон чуть не попался на глаза по глупости. Точнее, попался, но не показался. С радостью воспользовался возможностью выдать себя за сына слуги. Правда, рассказать Эйгону о «истинной личине» призрака ей не удалось. Лорд боялся, что принц разгневается и придётся искать какого-нибудь мальчика, чтобы наказать, потому попросил принцессу молчать. Несмотря на то, что Рейма не позволила бы брату отреагировать на суровую «правду» излишне агрессивно, всё же исполнила просьбу лорда.

Дейрону оставалось печально смотреть в окно своей башни, когда сестра и брат летали над городом на своих драконах, завораживая. И ещё печальнее становился взгляд из-за иногда присоединявшейся к ним Тессарион, которая ревела будто с досадой.

΅◊΅</p>

– В общем, в последнем письме, Рейнира хотела, чтобы я посетила Драконий Камень, когда она родит, – честно призналась Рейма, когда озадаченность на лице стала непозволительно очевидной. Точнее, было очевидно сразу, после прочтения того письма. Но Алисента не трогала дочь, поскольку не было необходимости. А сейчас появилась! Потому что в соседних к покоям Эймонда они втроём, с Хелейной, ждали Эйгона, который скажет, что вживление сапфира прошло успешно. Возможно, Рейма была бы там же, если бы не Алисента и Хелейна, которые сидели по бокам от неё, держа её ладони своими двумя.

С одной стороны, Алисента противилась и намёку на мысль помочь дочери слетать на остров драконьих наследников. Но, с другой стороны, женщина не могла понять, хочет ли этого сама Рейма. Та тоже не знала, но старалась не показывать виду. Она понимала, что, скажи это не при сестре и матушке с отцом, получила бы в ответ бурную реакцию, как извержение вулкана Валирии.

– Когда ребёнок родится, ты слетаешь к Рейнире, поздравишь от нас всех, а затем вернёшься обратно, – сейчас они переживали за Эймонда, поэтому быстро согласились с этим вариантом. Рейма понимала, что лучше так, чем совсем никак.

Вторая принцесса смиренно кивнула.

Сколько они так просидели? Не выглядывали в окно. Каждая думала о своём. Хелейна не испытывала к Рейнире ненависти. Возможно, она была и вовсе равнодушна. Но Рейме наследница роднее, и если бы Хелейна могла помочь ей остаться на Драконьем Камне подольше, помогла бы. А не могла. Но если бы сестра попросила, попыталась бы. Но сестра не просила. И подобным волнениям в сердце Хелейны не было места. Опустила голову на плечо сестры и прикрыла глаза. Алисента позволила себе опустить плечи.

Потрескивание брёвен в камине.

Тишина резко нарушилась распахнутыми дверями. Эйгон несколько возбуждён и восхищён, как будто на его глазах свершился великий подвиг. Отто позади спокоен. Взволнованные женские лица их веселят. Дедушка даёт слово внуку.

– Мейстер Орвиль утверждает, всё прошло хорошо. Нужно только подождать пару дней, а пока ему дали отвара, так что Эймонд спит без задних ног, – Эйгон присел на софе напротив. – И даже ни пискнул, – и восхитился выдержкой брата. Зрелище не из приятных, а воображение подкидывало ощущения похуже. Пора признать, что младший ого-ого – и завидовать нечему.

– Не стоит волноваться Алисента, – Отто заметил явное желание оказаться ближе к сыну. – Процедура прошла без проблем, Эймонд сильный мальчик. Да и тебе особо не будет рад, – и посмотрел на вторую принцессу.

– Отец? – не сразу Алисента поняла, что это «из разряда помощи».

– На что вы намекаете, дедушка? Всё никак не пойму, – всё тяжелее и тяжелее строить из себя дурёху. Эйгон, сама очевидность, хотел вставить свои гроши, но яростные молнии при переглядках деда и сестры заставили его заткнуться. Наблюдатель – самая безопасная позиция. Отто усмехнулся. Этот молчаливый диалог раздражал принцессу.

Отто не произносил вслух, но явно считал, что принцесса уже примирилась с волей короля и десницы. Ей же будет лучше, если она сделает шаг навстречу. В первую очередь, ради Визериса и Эймонда. В первую очередь, ради отца. Потому что Отто понимал, что любит только внук. Но сейчас, подпирая рукой подбородок, он заметил едва покрасневшие щёки. Что-то успел упустить из виду…

– Ой, да ладно тебе, – и ухмылка Эйгона подтвердила предположение. Старшая с обидой посмотрела на младшего, а тот выглядел так, будто самый лучший в мире брат именно он. Хелейна открыла глаза, посмотрев на него, и рассмеялась.

Быть побеждённой нелегко, однако.

΅◊΅</p>

Эймонду явно снился хороший сон, но при пробуждении тот забылся моментально. Сапфир заполнил ранее раздражающую пустоту, постоянно напоминавшей о его слабости. И почему-то не раздражал, хотя голова потяжелела. Бинты возвращают его к той ночи, когда глаз был потерян навсегда. И от яростного негодования по прошлому, когда мир созерцался во всей своей полноте, его отвлёк лишь зевок. Хотя какой зевок? Невероятное зевище!