Лорд Станнис Баратеон I (1/2)
08.07.300 ПЗЭ,
Планета Штормовой Предел, система Штормовой Предел
«По слухам, распространившимся после Восстания Грейджоя, вражда между Баратеонами и Коннингтонами зародилась в тот момент, когда Лорд-сегментум Роберт Баратеон, напившись, пошутил о том, что лорда Джона Коннингтона и наследного принца Рейгара Таргариена связывает не просто дружба, а нечто более близкое. И что с этого-то все и началось.
Однако для человека, имеющего доступ к летописям и архивам Цитадели, такая версия кажется в высшей степени наивной. Любой, кто изучает историю великих домов, должен знать о том, что враждебность между Грифоном и Штормовым Пределом копилась на протяжении сотен лет и достигла своего пика между Войной Узурпатора и Восстанием Грейджоя. И что это обострение было у них далеко не первым.
Система Грифон, управляемая домом Коннингтонов и находившаяся всего в нескольких световых годах от Штормового Предела, сопротивлялась Штормовым королям из дома Дюррандонов едва ли не дольше всех, когда те начали свои завоевательные походы. Немало звездолетов с черным гербом на желтом фоне гибли при попытках разрушить укрепления и верфи Грифона, а о том, сколько армий навечно осталось на поверхности планеты, даже вспоминать не хотелось. Штормовым королям пришлось пролить уйму пота и крови, прежде чем строптивые соседи, наконец, согласились преклонить колено. Ни один из миров будущего сегментума Шторм не сопротивлялся Дюррандонам дольше, чем Грифон — кроме, разве что, Стоунхельма под управлением дома Сваннов.
Триумф Дюррандонов и установление единого Звездного королевства не принесли блага Коннингтонам и враждебность к правящему дому сохранялась еще много поколений. Особенно с учетом высокой стратегической важности системы Грифон, где сходилось сразу несколько транспортных коридоров между секторами Райнвуда, связывающих их между собой. Одно только это положение могло дать дому Коннингтонов огромное влияние, но Штормовой Предел справедливо опасался сильного сопарника — поэтому Грифон был обложен высочайшими налогами и им было запрещено строить крупные военные верфи и тяжелые крепости. Если раньше красно-белые знамена Коннингтонов внушали страх и уважение, то под властью Дюррандонов они с каждым годом теряли силу и авторитет. Едва ли не весь военный бюджет королевства шел на вооружение систем Марок, граничащих со звездными секторами Мандера и Каменным поясом Дорна, тогда как Грифон вынужден был довольствоваться объедками.
Даже когда дом Дюррандонов сгинул в драконьем огне во время Завоевания, это не принесло свободы Коннингтонам. Нашелся еще один великий дом, внявший призыву Эйгона — Орис Баратеон стал первым Лорд-сегментумом Шторма под его сюзеренитетом. Но смена власти стала для Грифона глотком свежего воздуха — новоиспеченному правителю нужна была поддержка, чтобы уравновесить амбиции Сваннов, Грандисонов и Феллов. И он ее получил в обмен на снятие ряда ограничений, снижение налогов и субсидии на развитие сисиемы Грифон. Тогда это показалось лорду Орису хорошей сделкой. Коннингтоны все равно не смогли бы бросить вызов власти Штормового Предела, зато столичная система получала надежный щит на южном фланге.
Двести восемьдесят лет спустя Роберт Баратеон внезапно обнаружил, что щит повернут уже в другую сторону. Лорд Джон Коннингтон, несмотря на призыв своего сюзерена, остался верен Императору Эйрису — и именно из-за него почти треть военного потенциала сегментума Шторм не досталась Роберту, который остался в истори под именем Узурпатора. Именно из-за него мятежники провели три битвы в системе Саммерхолл, после чего вынуждены были отступить оттуда. Именно из-за него Роберт едва не попал в плен в системе Эшфорд. И именно он пропустил к Штормовому Пределу флоты Мейса Тирелла. Дом Коннингтонов стал тем самым кинжалом, что вонзился в спину Баратеонов. И именно за это лорд Джон за свою безоговорочную преданность стал Лорд-сегментумом Шторма.
Так началась новая эра. Но это не была эра процветания. Восхождение дома Коннингтонов к верховной власти по всем оценкам стало началом беспрецедентной экономической катастрофы…»
(из трактата «Неспокойная история отношений Грифона и Оленя» аколита Краэля, который подвергся беспощадной цензуре мейстеров за откровенную про-баратеоновскую позицию, 298 ПЗЭ)
***
Если бы у него был выбор: снова целый год питаться сырыми мутакрысами или встречать сегодняшних гостей… Он бы, не раздумывая, выбрал первое. Там бы он, в худшем случае, отравился насмерть. Делегаты с Грифона отравили бы его душу пусть и не насмерть, но намного больнее…
Станнис Баратеон, лорд системы Штормовой Предел, поправляя на ходу свой черный плащ, вошел в аудиенц-зал, где когда-то стоял Штормовой трон Дюррандонов. Разница между тронным и приемным залом, где тоже стоял трон — точно такой же — заключалась всего в одной вещи. В размерах. Этот зал был «меньшим» — в нем было достаточно места для построения штурмового полка в полной экипировке. «Большой» же зал… В нем можно было построить тяжелый линкор — и еще останется место для построения штурмового полка. Естественно, проводить встречу там было попросту глупо. Если для чего такая махина и могла понадобится — так это для какого-нибудь грандиозного праздника или церемонии с десятками тысяч участников.
Старший из двух выживших братьев Баратеонов быстрым шагом прошествовал по залу и сел на свое место — удобное и практичное кресло с мягкой спинкой и подушкой, а вовсе не то помпезное недоразумение, которое заказал себе Роберт, да так и не успел им воспользоваться перед тем, как удрать в Вейл, чтобы там пить все, что пьется, сношать все, что сношается и стрелять из всего, что стреляет и рубить тем, что не стреляет. Через пару месяцев после Мейденпульского мира этот помпезный трон, которым так никто и не воспользвался, был продан с молотка вместе с другими ценностями родового замка Баратеонов и вырученные средства ушли на выплату грабительских репараций, которые им навесили Таргариены и их прихвостни. Станнис никогда не жалел о том, что трон не дастался ему. Роберт привык легко тратить деньги, которые были заработаны не им. А еще он любил вычурность и помпезность — в отличие от своего среднего брата. Несколько раз за эти годы Станнис задумывался о том, что было бы, если вдруг история пошла бы по иному пути? И это он погиб бы в сражении за Трезубец, а Роберт сдался после года осады… И от того, что он представлял себе, просто мурашки по спине бежали. Да, последствия в таком случае обещали быть поистине жуткими. Станнис делал все возможное, чтобы представить своим подданным образ лорда, осознающего груз своих обязанностей, а заодно опытного управленца, хорошего мужа, отца двоих детей и так далее, стараясь при этом абстрагироваться от налогов, репараций и прочих податей, собираемых Грифоном и Кингсландом. В этом смысле он был в одной лодке с жителями планеты, вынужденный продать старинные семейные реликвии и отказаться от части привелегий своего дома. И этот суровый аскетизм в последние годы пропитал, кажется, весь побежденный мир, которым он правил.
«И все же, что сделал бы Роберт, оказавшись на моем месте?» — покойный старший брат никогда не любил и не умел править, но всегда стремился к самому лучшему. Лучшим винам, лучшей броне, лучшим охотничьим питомцам, лучшим женщинам, лучшим парадам и, разумеется, лучшему оружию — и всего этого в его детстве и юности было в достатке. Даже думать не хотелось о том, сколько бастардов он оставил во время своих вояжей и военных кампаний. Как и о том, что бы он сказал и подумал, увидев последствия своих действий, из-за которых им так пришлось затянуть пояса…
Обратных представлений Станнис никогда не делал. Он был реалистом и знал, что никогда не сможет сравниться с Джоном Арреном или Эддардом Старком, которые возглавляли Восстание вместе с его братом.
— Можете приглашать, — сказал он одному из своих доверенных капитанов с нашивками дома Морригенов. — Пусть войдут.
Офицер отдал честь и вышел через небольшую дверь, спрятанную за стоящими на постаменте древними боевыми доспехами Баратеонов. В аудиенц-зале повисла тишина, которую нарушал лишь топот нескольких десятков стражников, выстроившихся вдоль стен, и его собственное дыхание. В других обстоятельствах Станнис взял бы на прием Риэллу, верную супругу, любимую женщину и надежного товарища. Но в прошлый раз при появлении Коннингтонов на Штормовом Пределе его жена устроила грандиозный скандал в ответ на первую же колкость со стороны драконопоклонников. Сын и дочь были в отъезде, а большинство доверенных людей были заняты важными делами, от которых их не стоило отрывать. Вот и пришлось ему встречать «дорогих гостей» в гордом одиночестве.
Четырехметровой высоты двери медленно и величественно открылись и в зале появился глашатай в черно-желтом церемониальном наряде во главе свиты из двух десятков человек. В следующую секунду он провозгласил имена прибывших накануне лордов, окончательно выдергивая Станниса из бездны мыслей.
— Сир Рейгар Коннингтон, первый наследник Грифона, шторм-маршал Сумеречного Разлома, лорд-капитан Грифона и защитник всех его верноподданных граждан!
Никто и не сомневался, что первым будет представлен именно Коннингтон. Рыжий нелепый подросток лет пятнадцати с едва наметившейся щетиной на подбородке, старший сын безнадежно влюбленного в Императора Лорд-сегментума, так сильно кичился собственной важностью, что, кажется, поражался тому, что сама планета не падала ниц к его блестящим сапогам.
Увы, но примерно так же выглядели и вели себя очень многие молодые люди, воспитывавшиеся в столице. И Рейгар Коннингтон, облаченный в невероятно нелепый наряд, в котором перемешались красный, белый, черный и синий цвета, был среди них настоящим эталоном. Станнис подумал о том, что даже шуты не одеваются так пестро. Но не было предела дурному вкусу — и мальчишка дополнил свой костюм таким же дурацким ожерельем с пятью драгоценными камнями и еще инкрустировал манжеты крупными рубинами.
И этот нелепейший наряд дополнялся такими же нелепыми манерами — сын Джона Коннингтона не удосужился не подобающим образом поприветствовать хозяина дома, ни оказать ему какого-либо знака уважения. «Видимо, этот малолетний придурок решил, что маршальское звание освобождает его от требований протокола…» — Станнис привычно скрыл бушующую в груди ярость за бесстрастным выражением лица. Благо у него было много практики за последнее десятилетие.
— Сир Лорас Тирелл, третий наследник Хайгардена, Рыцарь Цветов, рыцарь-командующий Восьмого штурмового авиакрыла и Копье Юга!
Если отпрыск Коннингтона предпочел надеть для встречи поистине идиотский наряд, то гордый сын Жирного Розана выбрал полный комплект боевой брони, но шлем одевать не стал. Но это была не обычная броня — это был терминаторский доспех, украшенный множеством цветов, выточенных из чистой платины. И эта безумно дорогая броня — или, если можно так выразиться, произведение искусства — была отполирована так хорошо, что могла служить им всем зеркалом. Он был воистину красив… А его доспехи обошлись в сумму, которой с лихвой хватило бы на четыре или пять тяжелых танков и найм квалифицированного экипажа для них.
Естественно, практическая ценность всех этих блестящих побрякушек стремилась к нулю — особенно если Лорас и дальше будет щеголять без шлема. Седьмое Пекло, сын лорда Тирелла вообще его с собой не взял! Создавалось впечатление, что новое поколение просторцев родилось с начисто атрофированными инстинктами самосохранения.
— Сир Ренли Баратеон, третий наследник Штормового Предела, Рыцарь-Олень, адмирал Пятой ударной эскадры и Клинок Шторма!
Станнису было больно смотреть на своего брата, облаченного в бесвкусные просторские наряды золотисто-голубого цвета. На то, как позорятся перед всем миром Тиреллы, ему было наплевать. Но видеть брата, которого он всю жизнь старался оградить от ужасной реальности войны… Это было действительно больно.
«Что бы сказали наши отец и мать, увидев своего маленького Ренли, превратившегося в карикатуру на вассала Тиреллов?»
Именно Ренли все эти годы был главной его слабостью, которой Тиреллы и Коннингтоны охотно пользовались каждый раз, когда выдвигали новые убийственные требования или просто хотели его позлить. Только за это он ненавидел Тиреллов, Коннингтонов и стоящих за ними Таргариенов сильнее, чем за все остальное вместе взятое.
И, что еще хуже, откровенные взгляды, бросаемые Ренли в сторону младшего сына лорда Мейса, были очевидны даже ему самому…
— Лорд Брайс Карон, лорд Найтсонга, генерал Двадцатой армии и Великий защитник Марок!
Кароны — единственный дом Шторма, который Грифон сумел удержать в своем кругу после Восстания Грейджоя. Брайс Карон был молод, неудержим и, как и «Рыцарь Цветов», явился на прием в терминаторской боевой броне Mk VI. Этот хотя бы мог показать себя на поле боя… и привести всех врагов в ужас ярко-оранжевой окраской.