3 (2/2)

— Хорошо. Тогда хорошего тебе вечера, Миллс.

— Пока.

Он сбрасывает первым. В груди становится пусто. Мята все же дает какой-то блядский эффект. Милли склоняет голову на диван, закрывая глаза. Она засыпает.

2.

Ей снится большой красный дракон.

Ей снится лето — она в полу-прозрачном платье на бретельках, чуть ниже колен. В ее белых волосах цветы, а пахнет она лимонными пирогами.

Сперва во сне она исследует какой-то замок, а потом взбирается на скалу рядом с драконом. Дракон дышит пламенем, но это так красиво, так красиво, что аж слезы на глаза наворачиваются. В легких замирает ожидание. А потом, вдруг, к ней подходит какой-то мужчина. Она не знает его, но сонный мозг говорит — знаешь, знаешь, ты все знаешь. Мужчина ласково гладит ее по щекам, а потом невесомо целует в губы. Он говорит «просыпайся». Он говорит «сейчас же, к тебе пришли». Милли хочет сказать «что», она это и говорит, она совершенно ничего не понимает.

Ее приносит в реальность. Кто-то стучит в ее двери — сильно, настойчиво, до жути громко.

Она резко поднимается, что аж голова начинает болеть, а потом босиком идет в полной темноте в коридор. Останавливается. Прислушивается.

— Милли?

М-м?

Она открывает дверь. На пороге стоит Пэдди Консидайн и улыбается ей во весь рот. Ну привет, папа Визерис, какими судьбами, а? Милли в ступоре делает шаг назад. Она как-то небрежно находит рукой выключатель и клацает по нему. Свет заполняет все вокруг. И только теперь она замечает, что позади Пэдди стоит Мэтт — пьяный, до жути улыбчивый.

— Как вы нашли мою квартиру?

Они заливаются хохотом, будто понимают шутку только на двоих. Пэдди заходит первым, стягивая ботинки. Он ловко притягивает к себе Смита, обтряхивая того от снега. Мэтт забавно уворачивается. Милли смотрит на них во все глаза.

— Твоя квартирка, — Консидайн снимает курточку, а потом вешает ее на крючке. — была раньше квартиркой моего друга Джереми, вот так совпадения? Я приехал в Лондон, думал тут остановится, не люблю, знаешь, отели, и звоню ему, а он такой… я ее продал одной малышке-актрисе, у нее такие белые коротенькие волосы и торчащие ушки, она снимается в шоу про драконов. Прикол!

Милли глупо улыбается, зараженная энергетикой Пэдди. Она все еще укутанная в одеяло, ну и все еще старается не смотреть на пьяного Мэтта, который слушает все это с полу-ухмылкой, едва стягивая свою обувь.

— И вот я подумал, что было бы хорошо зайти в гости.

— Я всегда тебе рада, — Алкок разворачивается и идет назад в гостиную, чтобы включить свет. — Где ты нашел Мэтта?

— Я сам нашелся, — подает голос Смит, оказываясь в комнате. На нем простая белая рубашка и черные брюки; в его руках ее носки. — Принес тебе твои носки.

— Как мило с твоей стороны.

Милли закатывает глаза. Они смотрят друг на друга в каком-то оцепенении, совершенно не двигаясь. В комнате появляется Пэдди. Он ставит руки в бока, улыбка не сходит с его лица.

— Ну что вы тут, детки, развлекаетесь? Я видел статью. Господи! Ну и драма!

Милли неловко прикусывает губу. Она резко берет из рук Мэтта свои носки и садится на диван, натягивая их на ноги.

— Нет, — говорит, а потом сбрасывает одеяло с плеч. — Это было все сделано по приколу. Фальшивка.

— Да?

Мэтт опускает глаза в пол. Его немного покачивает. Он хлопает себя на карманам, пытаясь найти сигаретку.

— Только не в комнате. Иди на балкон.

— Слушаюсь, мисс.

И вот так Смит и пропадает с поля зрения. Скрывается за занавеской, а потом и за стеклом. Милли слышит, как он чиркает зажигалкой.

— Ну как ты? — Пэдди садится на диван рядом, закидывая ногу на ногу.

— Почему все это меня сегодня спрашивают? Будто Мэтт совратил меня.

На лице у Пэдди проскальзывает какое-то понимание. Он просто тянется, а затем хлопает девушку по руке в ободряющем жесте. Визерис во всей красе, папа года. Милли расслабляется.

— Будешь чай?

— Буду. А еще мы принесли-

— Джин?

— Он самый.

— Господи, — Алкок подскакивает, поправляя волосы, заправляя их за уши. — Классика.

— Даже не думай закатывать глаза, малышка.

Милли закатывает глаза. Она делает чай — три больших кружки. Она приносит их и ставит на кофейный столик. Пэдди отрывается от своего телефона и благодарит ее.

— Тут так холодно, — отзывается Мэтт, закрывая за собой двери на балкон; он ёжится, а потом садится прямиком на ковер, на пол. — Как ты вообще тут живешь?

— Как-то живу.

— Ага.

Они просто встречаются глазами. Мэтт лениво осматривает ее лицо — сперва его взор останавливается на ее лбу, потом на ушах, ну и вскоре на губах. Телом ползет жар. Милли отворачивается.

— Лондон очарователен зимой, не так ли? — Консидайн отпивает свой чай, а потом ловко берет и открывает бутылку джина; это какой-то до безобразия дорогой вариант, бутылка, вероятно, стоит несколько сотен фунтов. — Всегда обожал праздники тут, в это время. А когда был мальчишкой-

— Ой все, захлопнись, — Мэтт смеется, скрещивая ноги; рубашка его как-то странно липнет к телу, Милли видит очертания его ключицы. — Эти нелепые старые истории, эти красивые старые воспоминания, давайте лучше нажремся.

Когда он говорит вот так — развязно, глупо, немного по-дурацки, Милли только сжимает губы и бедра, потому что он что-то с ней делает, прямо, бля, сейчас. Этого не объяснишь, ты просто ведёшься на его речь с британским акцентом. Райан бы засмеял, он бы и охуел одновременно. Но к черту Райана.

— За тебя, — кивает Пэдди, делая глоток крепкого алкоголя. Он передает бутылку Милли. — Выпей немного, согреешься.

Милли колеблется. В прошлый раз (ранним вечером) ее разнесло от одного стакана, а потом… ну потом было то, что было потом. Не зацикливается. Она все-таки берет бутылку с рук мужчины.

— Будет неприятно сперва, — Мэтт наблюдает. — Потом будет больно в горле. Но с третьим глотком тебе понравится. Это очень крепкий джин.

Он говорит это, а Милли думает о сексе. Пока ее рот пробует алкоголь, ее мысли где-то теряются в дымке — там вязко и горячо. Она представляет, что секс с ним тоже будет сперва больным и неприятным, ведь он слишком импульсивен, чтобы быть спокойным, но потом… черт, все, нужно перестать думать.

— Райан реально думает, что вы трахаетесь, — как-то немного очевидно и смешно говорит Консидайн. — Он бы на это поставил все деньги, я уверен.

Джин в Милли идет носом. Она тут же прикрывает рот и нос рукой, а в глазах появляются слезы. Они все заливаются чистым смехом. Хорошим смехом.

— Тогда он бы проебал все свои сценаристские сбережения, — небрежно отвечает Мэтт, аккуратно перехватывая бутылку в Алкок с рук, а потом подносит ее к своим губам. — Милли маленькая, какой секс.

Действительно. Она же, бля, ребенок. Опять Мэтт говорит об этом так, будто она никогда не была с мужчиной в постели.

— Заткнись.

— Заставь меня, — сообщает он, опять встречаясь с ней глазами.

Это вызов. Милли заливается румянцем.

Пэдди тактично прокашливается. Он забавно дергает ногой. Ему весело наблюдать за этим со стороны, он ценитель качественной драмы.

— Вы меня поражаете, вы это знаете?

— Всегда к вашим услугам, — Мэтт подносит бутылку вверх, словно это тост, а потом опять говорит к Милли. — Надела бы уже какую-то кофту, серьезно, тут ужасно холодно.

И противостоять ему сложно, так сложно. Милли все это списывает на больную голову. Она быстро скрывается в ванной, а потом через несколько минут появляется опять — теперь на ней спортивная байка и капюшон.

— Так-то лучше.

— Замолчи.

А дальше происходит следующее — они зависают на целых три часа, буквально наслаждаясь компанией друг друга. Они включают музыку, они говорят о съемках, они обсуждают приколы и перемывают косточки знакомым. Когда наступает поздняя ночь — бутылка заканчивается, ну и они начинают другую. А когда и та заканчивается — соображать уже трудно, очень и очень сложно.

Мэтт почему-то оказывается без рубашки, его темные брюки низко сидят на бедрах. Пэдди отключается на диване, засыпая и его ничего больше не волнует. Милли опять теряет свои носки. Она бегает по квартире, пытаясь найти их — это все смешно, глупо, ну и как-то очень по-детски. Смит не прекращает улыбаться.

— Они исчезли, — драматично говорит Милли, вкидывая руки. — Это какое-то проклятье.

— Логично.

Они стоят на балконе, куря одну сигаретку на двоих. Мэтт все еще без рубашки — мороз целует его белую кожу, он заставляет мышцы живота напрячься, стать каменными. Милли пытается не особо засматриваться.

— Будешь? — Смит протягивает ей половину сигареты, заставляя подойти на несколько шагов в его сторону; еще чуть-чуть, ну она сможет просто-таки втиснуться ему в бедра. — Тут осталось немного.

Жизнь Милли ничему не учит — вот они двоем на балконе, открыты взору всем гребаным папарацци мира. Бери, ну и фоткай. А потом уничтожай карьеры всем подряд. Девушка даже не задумывается. Она просто подходит к Мэтту, забирая у него сигарету. Делает затяжку.

— У тебя торчат ушки.

— Спасибо, — она хихикает, выдыхая дым. — А ты дурак.

— Приятно, — ласково отзывает он; сейчас он вообще не напряженный, сейчас он такой вот знакомый и свой, что становится аж дурно. — Тебе уже не холодно?

Алкоголь разгоняет кровь.

— Нет. А тебе?

Мэтт пожимает плечами. Милли отдает ему сигарету, а сама становится еще ближе — теперь она может ощутить его горячее дыхание у себя на щеке. Ее пальцы поддевают пояс его брюк.

— Нельзя.

— Я знаю. Я ничего не хочу.

— Опять ложь, — Смит отворачивается, но все еще улыбается. — Ты бываешь честной сама с собой?

— Я тебе говорила уже, — ее пальцы немного двигаются; она описывает ими какие-то узоры возле его тазовых косточек. — Что я себя не понимаю.

— Ты говорила, что в таком случае, ты меня боишься. Ты боишься меня сейчас?

Она утыкается лицом ему в шею и мычит. По спине бегут мурашки, они тупо заползают под

кожу. Становится приятно. Милли оставляет маленький поцелуй у Мэтта под челюстью. Он громко выдыхает.

— Идем спать, — отзывается мужчина, выбрасывая сигарету. — Спать.

Повторяет он опять, будто сам себя переубеждая в этих словах. Милли соглашается. Они закрывают балкон, а потом тихо пробираются по темной гостиной, стараясь не разбудить Пэдди.

— Ай! — Мэтт натыкается ногой на какой-то чемодан, ну и заливается смехом. Милли шикает на него. — Бля, тут так темно. Ты где?

Он старается сфокусироваться на силуэте рядом с кроватью. Потом замечает девушку и то, как она снимает кофту через горло. Остается в штанах и в майке. Боже, ну и пытка, честное слово. Какой-то кошмар.

— Иди сюда.

Он идет. Милли смотрит, как Мэтт пытается расстегнуть штаны в три попытки. Все же, у него получается. Он ловко забирается под два одеяла в кровать, ну и слышно только его пьяное дыхание.

Милли знает, что на утро у него будут вопросы. Она даже подозревает, что как только он протрезвеет и придет в себя — он реально пожалеет о том, что происходит сейчас, в эту минуту. Он включит голову и рационально посмотрит на вещи. И разговор этот будет не из легких — он ее убьет.

Мэтт придвигается к ней ближе, обнимая. Нет лишних касаний, есть только тепло и жар. И это блядское напряжение.

— Можешь кое-что сделать? — спрашивает она немного неуверенно, смущаясь. — М-м?

Он знаком с телепатией на ты, поэтому даже не отвечает. Просто в какой-то момент легко наклоняется ближе, целуя ее в уголок рта.

— Этого достаточно?

— Нет, — выдыхает Милли.

Ей кажется, что даже если они вдвоем сплетутся телами и превратятся в жар — этого тоже не будет достаточно.

Ничего не будет достаточно.

— Засыпай, — говорит он, будто мысли читает; от этого пламенем лижет внутренности. — Не думай.

Не думай. Она прекращает.

Они засыпают.