3 (1/2)

«22-летняя актриса Милли Алкок была замечена сегодня в центральном Лондоне с Мэттом Смитом в «очень странном положении». Фотографии к статье прилагаются». Лондон Мэйл Экспресс 2022.</p>

Ну охуеть теперь, да?

Старый год еще не закончился, а новости обещают задержаться уже на будущий.

Бля.

Некоторые вещи правда случаются по неосторожности. Некоторые вещи… если спросите, вообще не должны были случится.

Милли держит его телефон в руках, пока снег превращается в воду у него на экране, тупо затапливая весь дисплей. Она чувствует легкую тошноту — ей страшно, но одновременно до жути интересно увидеть что же там.

Она уже предполагает что там. Интуиция играет с ней злую шутку, добивая раньше положенного. Внутренности переворачивает, а по спине ползут мурашки.

Но она уверенно кликает по ссылке. Всего в одно движения большим пальцем.

На сайте реально несколько изображений. Она четко видит себя — пьяную, полу-веселую, в одной только белой майке. Красивую. Она видит крепкие руки Мэтта на своем горле, ну и на животе. И чувство такое, будто его рукам там всегда и место. Все настолько органично, что хочется сдохнуть. А фотки — в профиль. Гребаные уличные папарацци с их гребаными камерами и большими зумерскими объективами. Если бы они так отдавались чему-то другому, то у них был бы определенный успех. А так все это выглядит, как тупое дешевое шоу. Поистине. Милли не верится — зато предельно верится всем остальным. Ее собственный телефон разрывается от смс-ок. В твиттере больше ста публикаций. Инстаграм летит к чертям. Люди на это ведутся. Они поглощают наживку. Ее дорогая и любимая Эмили Кэри шлет тыщу вопросительных знаков и миллиард вопросов.

Господи.

— Каким образом им удалось это заснять? — Она искренне удивляется, переминаясь с ноги на ногу, буквально в самом центре Лондона; вокруг так много шума и людей. Ее волосы все мокрые. — Твоя квартира на втором этаже… не говори мне, что эти фотографы лазают, как человек-паук.

Человек, бля, Паук. Что еще? Какие фильмы Марвел дальше?

Хочется немного задать тон шутке. Нихуя не смешная шутка. Мэтт открывает рот, чтобы ответить, но его перебивает настойчивый звонок. Телефон заходится, как полоумный — на экране одно единственное имя.

Райан.

Попались.

— Алло? — Смит быстро выхватывает из ее рук айфон, немного грубо задевая пальцами, а потом подносит его к своему уху. — Да-да, привет.

Милли попадает в какой-то дикий транс.

Вот они стоят напротив кафе, полностью усыпаны снегом и волнением. Вокруг новогодние песни и желтые такси. Сплошные хорошие улыбки и приветственные жесты — люди рады видеть друг друга, они такие живые. Мэтт автоматически отходит немного дальше. Его лицо становится каменным и каким-то далеким. Думал ли он, что будет такой исход? Вряд ли. Насколько сильно Райан сейчас повлияет на его настроение? Что им скажут в студии? В любом случае — виноваты оба. Ведь так? В любом случае… известность может легко их умертвить, сломать пополам, убить случайностям. Ну и поставить под вопрос целый проект, конечно же. Милли становится как-то пусто. Она сжимает и разжимает кулачки — перчатки мокрые настолько, насколько было мокро у нее между ног всего два часа назад. Ирония жизни, как никак.

Мэтт возвращается к ней.

— Иди домой, — говорит, почти не смотрит в лицо; у него красные щеки и такой же нос. он все еще пахнет джином. — Прямо сейчас. Райан наберет тебя чуть позже, когда… обсудит все с продюсером.

Во как.

Ага.

— Мы же не сделали ничего плохого, — тупо отвечает Алкок, сама делая шаг назад. Сейчас лучше быть на некотором расстоянии; она правда сожалеет, что вот так просто не может телепортироваться на другой конец планеты. — Правда?

Мэтт ничего не отвечает ей. Он просто стоит и возвышается над ней на целую голову, даже больше. От него несет таким волнением, что кровь в венах застывает, делается густой и вязкой. Хочется ее чем-то разбавить. Ну, или просто закрыть глаза и представить, что это был сон. Такой дурацкий и такой желанный одновременно.

— Тебе придется дать официальное заявление. О том, что это было. Райан все расскажет, не волнуйся.

Милли хмурится. Она кивает, а потом просто разворачивается. И идет дальше, в сторону такси. А когда садится к водителю, громко захлопывая дверцу — видит, как Мэтт по какой-то из причин все еще остается стоять на том месте.

Он остается один-одинешенек среди площади, покрытой снегом.

В конце-концов, у всех свои способы.

1.

Дома холодно.

Батареи же не греют, если что. Они будто знают, что сейчас важно оставаться в здравом уме, а думается легче не тогда, когда тепло. Художники же творят, когда голодные. Таков закон. Перенесите метафору на неисправную отопительную систему, всегда пожалуйста.

Милли переодевается в пижаму, заматываясь по горло в синее одеяло. Она не включает свет. Уличный фонарь бьет полоской посреди гостиной — этого хватит. Пока что.

Она тупо садится на диван с ногами, когда раздается очередной звонок.

Звонит Фабиан. Звони он, ну и рассказывает ей три часа горячо в трубку, что это какая-то бессмыслица. Что она глупая, такая глупая, ну и не поймешь — говорит он это с ревности, ну или же потому, что переживает. Он часто использует «о чем ты думала» ну и «думала ли ты вообще». Фабиан как старший брат. Да только братья не хотят тебя так, как ты хочешь мужчину, у которого светлые волосы и все пальцы в кольцах. Они о таком не думают. Но Фабиан, вероятно, влюблен. Об этом свидетельствует его пьяный голос, ну и девушка на фоне в его отеле.

Милли даже не сопротивляется. Она слушает его, и слушает его, и слушает его. Она не знает, что сказать. По сути, у нее включится мозг, как только позвонит Эмили, тогда уже можно будет выдавать секреты. А Франкель ставит вопросы. Он спрашивает о том, что она чувствует к Мэтту. Чувствует ли она что-нибудь вообще? И если бы Алкок могла — она бы сказала ему, что да. И что это убивает ее так быстро, как и героиновый приход. И что не будет ей спасения от этого. От такого только смерть — быстрая или долгая, в этом то и вопрос.

— Райан звонил?

— Еще нет, — сообщает девушка. — Но он сделает это очень скоро, я уверена.

— Тогда не ври ему.

— Не врать?

— Ты понимаешь о чем я. Не говори, что это вышло случайно. Я видел фотки.

Ха. Но это и было случайно. Она не подозревала, что произойдёт что-то подобное. У нее в голове — возможно. В реальности — пф-ф, не, никогда. А во, как оно все повернулось. Во, как оно все их уничтожило.

— У меня звонок на другой линии, Фаб.

— Призраки, наверное, — выдыхает он, явно не верящий в ее слова, но принимающий условия. — Ладно, не грусти. Как-то оно все прояснится.

— Да.

Она сбрасывает. А потом поднимается и идет ставить чай. Мята не поможет, ровно так же, как и смс-ки подруги.

Я в шоке?, пишет Кэри.

Я буквально в шоке. Расскажи мне все, пишет она.

И Милли ей рассказывает. Рассказывает о том, как впервые встретила Мэтта. История эта о том, как они с первой секунды вдвоем попали в хаос: тем для разговоров было тысячи, они как-то поняли друг друга с полу-секунды, будто на самом деле были Рейнирой и Деймоном. А потом съемки, переезды, поделенные сигареты, побывавшие в их ртах. Ночи, когда он зачем-то оставался в ее трейлере, ну и они смотрели дурацкие шоу по кабельному. Дни, когда она смеялась так сильно, как только может, потому что была счастливой. А потом и этот хуевый (прекрасный) переломный момент, когда у них была сцена в борделе, ну и он учил ее целоваться, хотя она уже была целованной до этого. И как он смотрел на нее. И как у нее случился полный сдвиг по фазе — она начала буквально представлять, что между ними что-то возможно.

Что-то.

Глупости.

Тебе нужно с ним поговорить.

О чем? Прийти и признаться? Сказать, ну, знаешь, Мэтти, химия между нами есть, а это значит, что я больна тобой. В лучших традициях сопливых песен. Что я хочу того, чего никогда не получу. Не твоего члена, не твоих стонов, не страсти — а тебя. Всецело. Чтобы был ты со мной, чтобы был в самые сложные моменты, ну и в самые хорошие. Чтобы был моим. Это вот сказать? Так прям и сказать? Ага, сейчас уже. Бегом. Проще пропасть, уехать перед съёмками в Испанию на целый год, а потом влюбиться в кого-то попроще, с кем будет как-нибудь полегче. С кем не будет сердце биться в горле, который не будет говорить тебе, что у тебя курточка, как у его племянника. Как у племянника! Господи-блять-боже.

Милли буквально захлебывается чаем. Она разливает его себе под ноги, а потом опять возвращается в гостиную.

Не думать. Не думать. Не думать.

Звонит телефон. Звонит Райан.

И лучше бы там было «мы что-то придумаем», а не «иди нахуй, спасибо, что просрали нам с Мэттом весь сериал».

— Алло?

— Привет, Милли.

Райан спокоен, по его голосу сложно делать какие-то догадки.

— Райан.

— Расскажи мне, пожалуйста, что это было.

— Все плохо?

— Все неоднозначно, — уклончиво отвечает тот; у него на фоне какая-то тупая новогодняя подборка песен, он, скорее всего, у себя в Калифорнии, превратился почти-что в праздник. — Давай, расскажи мне.

Опять. Опять рассказывать.

Ладно. В последний раз.

— Я не знаю как они нас сфотографировали. И вообще, — девушка фыркает, подгибая под себя ноги. — Это мое личное-

— Нет. Больше нет. Ты известная успешная актриса. Это больше не есть личным.

— Я не могу гулять с тем, с кем я захочу?

Гулять. Пять лет тебе или что?

— Да можешь гулять хоть с Папой Римским, детка, — Райан пропускает смешок, но потом опять становится серьезным. — Или с Томом Крузом, поебать. Но об этом все узнают. Это будут обсасывать, как вкусную кость. И вскоре, об этом все, конечно, забудут. Так это и работает. Но тут проблема в том, что ты «гуляла» не просто с кем-то, а с Мэттом. И съемки еще не окончены. И очень много граней, которые просто не допустимо переступать. Нужно иметь уважение.

— Ты-

— Они пишут, что между вами как будто-то «отношения». Скажи мне, вы действительно состоите в отношениях? Ты хочешь сделать это публично? Что между вами происходит?

Ха.

— Я не в отношениях с ним, о чем ты вообще? — Ее щеки становятся красными, горло тупо сдавливает.

— О том, что если вы не вместе, какого вообще хера вы делаете?

Действительно. Дайте уже ответ за нее, пожалуйста. Сколько уже можно.

— Райан.

— Слушай, — он напрягается, но слова слетают с его рта четко и понятно; он режиссёр и сценарист до мозга костей. — Ты ничего не будешь об этом говорить, писать, ну или с кем-то этим делится. С этой секунды ты просто перестанешь говорить. И-

— А что сказал Мэтт?

Вот оно, разве нет?

Нужно знать. Аж ладони чешутся. Так нужно знать, просто до истерики.

— Что это все-таки поднимет рейтинги. Рейнира и Деймон, все-таки. Повезло, что вы играете влюбленных. И продюсеры были такого же мнения. Но вам нужно молчать. Я серьезно. Просто заткнуться.

— И это все? Проект не забраковали?

— Чушь, Милли. Проект слишком перспективный, чтобы его браковать через то, что вы с Мэттом трахаетесь.

Чего-чего?

Еще раз?

Мы с Мэттом что?

— Мы не…

— Не мое дело, в общем-то, даже если вы этим и занимаетесь. Можешь спать с кем-угодно, твоя ведь жизнь, но пожалуйста, не попадись больше в объективы камер. И-

— И что?

— В контракте говорится… а вы вообще-то его подписывали двое, — Райан вздыхает. — Не знаю, как вы, блять, его читали, но там говорится, что вы не можете вступать в другие отношения с кастом, кроме как в профессиональные. Но если ты с ним спишь, мы не будем выдвигать никаких требований.

— Я с ним не сплю.

— Он сказал тоже самое.

— Но ты нам не веришь?

— Не важно. Ты взрослая, ну и делаешь то, что считаешь нужным. Просто-

— Да-да, никаких камер.

— Никаких камер, — подтверждает Райан. — И… ты как, вообще? Нормально себя чувствуешь?

Не знаю, хочет сказать Милли.

Мне так потерянно, так потерянно в этом Лондоне, что аж страшно.

— Порядок, — отзывает она, не веря своему голосу. Кто-угодно ее бы раскрыл, кто-угодно бы понял, что она в полной жопе, но Райан, видимо, уже и так заебался. — Мне окей.