chapter 21 (1/2)

— Я тебя люблю.

Бэллка застыла, прислушиваясь к напряженной тишине коридора, к чужому замершему дыханию.

Костья Купер только что сказала что? Костья-мать-её-Купер-староста впервые призналась ей в настоящих чувствах. Внутри затеплилось: так правильно слова девушки вдруг ощущаться стали. Словно так оно и должно быть.

Однако спокойствие от этого понимания продлилось недолго. Окончательно оно подорвалось в тот миг, когда Костья, вновь опустив взгляд на её губы и задержав на них внимание на пару мгновений, начала медленно приближаться к её лицу, обхватив пальцами её подбородок, а потом вдруг остановилась, дотронувшись до кончика её носа своим. Она ждала ответа….

Бэллка почувствовала её дыхание на своих губах. И тут её захватила паника.

Да, она хотела поцеловать Купер прямо сейчас. Да, она не отрицала, что Костья давно перестала быть просто заботливой старостой, и Кузнецова уже несколько недель о ней и чувствах к ней беспрерывно думала. Но одно дело – думать, а другое – воплощать это в жизнь. Бэллке очень страшно воплощать. До сбившегося дыхания, до вырывающегося из груди сердца, до дрожи в руках. Она ведь не умеет. Любить, встречаться, говорить вот это вот все. Она не знает, как и что нужно делать. А по-настоящему ли это? И вообще, Костья же девушка. И она, Бэлла, тоже девушка. Какие к чёрту признания в любви и отношения? Они несовершеннолетние, они раньше терпеть друг друга не могли…

Бэллка стремительно отшатнулась от неё, будто девчонку ударило током, и, не удержавшись, упала на бетонный пол, больно ударившись коленкой и локтем. Подскочив на ноги, она затрясла травмированной рукой с тихим шипением. От одной мысли обо всем происходящем и от растерянного взгляда напротив у неё начали гореть щёки, а перед глазами вновь всплыла картинка с приближающимся лицом Костьи, с её нереальными приоткрытыми губами и опущенными темными ресницами.

Кузнецова мечтала испариться. Потому что вела себя как дура.

— Бэлла… — сожалеюще произнесла Костья, поднимаясь с подоконника, но вместо того чтобы подойти ближе, смущенно переступила с ноги на ногу.

— Всё нормально… нормально… — Бэллка отвела взгляд, пересилив себя, — Ты всего лишь устала, оговорилась. Не подумала о…

— Хватит, — Костья помотала головой. Глаза ее напряженно сканировали не находящую места фигуру Бэллы.

— У тебя был трудный день…

— Я прошу, прекрати, — выдохнула Купер, сморщив лоб.

— Ты не виновата, у тебя была паническая атака, — со стороны Каспер донеслось тихое цоканье языком, но Кузнецова не обратила на это внимания, переходя в своих бессвязных попытках оправдать чужие слова на шепот.

— Да нет же! — не выдержала хрупкая нервная система Костьи, и она перебила девушку, повышая голос.

Бэлла, испугавшись её тона и моментально придя в себя, подняла голову.

— Я хотела сказать, что люблю тебя, и я это сказала. Я. Люблю. Тебя.

У Бэллки не получилось даже моргнуть. Она смотрела на Костью, которая явно не шутила, ощущала слишком много всего одновременно и все равно ничего не могла из себя выдавить. Весь и без того скудный словарный запас мигом закончился. «Я люблю тебя», — звучало в мыслях на тревожном повторе. Той же интонацией, на той же громкости.

Значит, ей не показалось? Значит, Каспер испытывает что-то большее, чем просто жалость или раздражение?

— Мне не стоило этого делать, — грустно добавила Костья тем временем, словно взяла себя в руки, — Я просто почувствовала, что ты… — она стиснула зубы, запрещая себе говорить, и устремила взгляд за окно, повернув голову, — Неважно.

И почему Бэллке так неприятно от этого равнодушного «неважно»?

— Я ошиблась. Или поторопилась. В любом случае это только моя вина, — едва различимо прошептала староста, разглядывая темное, запотевшее от их дыхания стекло, — Давай притворимся, что ничего не было. У нас с тобой это хорошо получается.

Легко сказать.

Кузнецова проглотила горькую слюну.

Как она должна притвориться? Теперь она знает, что Костья чувствует к ней что-то настоящее, живое, не наигранное, и не дружеское, что староста тоже сходит с ума, когда она, всего лишь Бэллка, на неё смотрит. Что Костья Купер её любит. Как об этом можно забыть?

Как бы она хотела сейчас сползти обратно на ледяной пол, пока силы вновь не появятся. Как бы она хотела сказать все, что бушует внутри, разрывая вены напряжением. Как бы она хотела не бояться! Не бояться говорить, не бояться любить…

— Я… — Бэлла попятилась назад, кусая губы и поглядывая на девушку из-под насупленных бровей — Я не знаю, что сказать.

Купер не улыбалась. Смотрела в окно, стояла к ней вполоборота и не улыбалась.

— Хорошо. Спокойной ночи.

— Кость…

— Спокойной ночи.

В спальню десятой возвращались отдельно. Сначала почти на ощупь тянулась, задевая ладонью шершавую стену, Бэллка. Спустя почти час понурая староста десятой группы, преодолев дрожь в руках, шептала кому-то невидимому у самой двери в комнату «просто доломай меня и выбрось» и только не получив ответа, бесшумно вошла.

***</p>

— Несмотря на сомнения экспертов, депутаты городской думы продолжают утверждать, что температурные условия не повлияют на начавшийся вдоль Ленинского проспекта ремонт дорог…

Старое радио натужно хрипело на весь спортзал так, словно дикторше из программы новостей было не меньше ста лет. Дмитрич выкрутил микшер на максимум, перед этим долго-долго настраивая нужную волну, деловито вытаскивая тонкую, как проволока, антенну.

Радио орало новости региона так громко, что даже стук примерно сотни девчачьих ног по деревянному полу спортивного зала не заглушал новостную сводку. Это была единственная возможность узнать хоть какие-то события из жизни за стенами Школы, поэтому старшие группы с садистским удовольствием слушали прогноз погоды, экономические прогнозы и перспективы развития города.

— Отставить бег! Перешли на шаг, — выплюнул свисток мужчина и махнул рукой, призывая остановиться толпу запыхавшихся девчонок.

Бэллка сдула со лба непослушную прядь и ойкнула, когда кто-то врезался в нее со спины. Пришлось слегка сбавить шаг, чтоб поравняться с почти падающей Буниной. Идеальный во время бега строй превратился в маленькую, уже не старающуюся идти в ногу, толпу. Юрий Дмитриевич, казалось, этого не замечал, полностью поглощенный не самым приятным, судя по выражению лица, разговором с Петрухой и Милкой.

Кузнецова старалась подслушать хоть что-то, нарочно ускоряясь и пробегая мимо ближе положенного расстояния, но шум спортзала и вещание радио заглушало и без того тихий диалог, так что она оставила тщетные попытки.

Настя непривычно выглядела усталой, поэтому Бэллка кивнула отстающей от них Луже и подстроилась под шаг девчонки. Бунина может быть какой угодно: лихорадочной, объебаной, сумасшедшей, но усталость — это слишком.

— Ты в порядке?

Короткие, торчащие во все стороны прядки волос облепили мокрое лицо, превращая Бунину не то в ежа, не то в человека с бакенбардами. В уголке разбитой губы темнела запекшаяся кровь. Бэллка встревожилась. Она вчера заметила, что с десятой произошло нечто странное, но была слишком поглощена собственными мыслями и тревогами.

— Панику не сей, — нахмурившись, надула губы Настя, — Все нормально.

Бэллка на минуту замолчала, отвернувшись. За большими окнами спортзала крупными хлопьями валил снег, собираясь растрепанными лохмотьями на дорожках во дворе Школы, на подоконниках и покатой крыше. Ровный, белый свет резал непривыкшие глаза, и Кузнецова отвела взгляд.

— А с рукой что?

Она красноречиво оглядела чужие тонкие предплечья. На бледной коже ярко выделялась глубокая, узкая царапина, словно девчонка сама пыталась вскрыть вены, но забыла, с какой стороны это делается.

Бунина одернула закатанные рукава.

— Милкины кобылы умеют только бить копытом и ржать. А чужими ножами они способны только погладить.

— Чего?!

Бунина презрительно фыркнула:

— Ты что думаешь, что я вчера только твоим спасением занималась? Держи карман шире.

Бэлла потрясенно остановилась, но Настя дернула ее за рукав, чтоб не создавать столпотворения в строю.

Невольно Малая перевела взгляд на ту часть строя, где тащилась явно озабоченная чем-то девятая группа. Кто-то из них вчера разрезал руку коротышке Буниной. Возможно, из-за кого-то из них Ася перед сном накладывала тугую повязку на ребра Веры, а Алина всем по очереди обрабатывала ссадины какой-то вонючей мазью. Захотелось довести девятую до такого же состояния.

Ладони непроизвольно сжались в кулаки, но девушка мысленно приказала себе держаться и перевела тему.

— Так это твой был нож?

Девчонка хмуро кивнула:

— Мой.

Бунина с ножом. Эта маленькая, безобидная наркоманка с легкой ебанцой и вечно шутливым тоном. В голове не укладывалось!

Словно услышав ее мысли, Настя криво улыбнулась впервые за утро:

— Я полна сюрпризов.

— И как это?..

— Ей стоило не махать пером как попало, а выкрутить мне руку и воткнуть вот здесь, повыше. Потом нужно было порвать артерию: представить, что в руке что-то раскапываешь и вот так ножом елозить, брр-бррр.

Рот Бэллки невольно приоткрылся. Она хотела узнать, как все случилось, а Бунина вместо этого с профессиональной небрежностью рассказывает, как можно было убить её.

— Да ладно, че ты так вылупилась! Никто все равно не додумался, я живее всех живых!

— Как будто мне должно стать от этого легче…

— Не ворчи, а то наш кэп подумает, что я тебя довожу, и озлобится.

Малая напряглась:

— О чем ты?

Пришлось приложить немало усилий чтоб не обернуться и не встретиться со знакомыми темными глазами, прожигающими ей спину все утро.

— Вы поругались, да? Это же видно невооруженным взглядом. Каспер как в воду опущенная, ты раньше всех убежала из комнаты, ни с кем не разговариваешь особо.

Позади них кто-то хмыкнул и Бунина, не оборачиваясь, бросила в сторону звука равнодушное «не подслушивай, Аська, уши оторву».

Бэллка дернула плечом и отвернулась.

— Все нормально.

Но Настя уже вошла в раж и теперь усиленно старалась заглянуть ей в лицо, засыпая вопросами.

— Она тебя обидела?

— Прекрати, я…

— Ты её?!

— Уймись!

Неожиданно пробежавший по спортзалу оживленный гул заглушил следующий вопрос разгоряченной Буниной, которая, казалось, напрочь забыла об усталости. Радио запнулось и, сменив голос на серьезный вместо слащавого, дикторша с достоинством проговорила:

— А теперь к другим новостям…Небывалой жестокостью поразили подростки небольшого населенного пункта на юге области…

Воспитанницы заулюлюкали, шикая друг на друга и прислушиваясь, но узнать подробности сводки не позволил уже спешащий с другого конца зала Дмитрич. Он резко дернул антенну и вместо деталей «ужасающего происшествия», зал заполнили звуки классической музыки, искаженной помехами.

Девчонки разочарованно застонали.

Физрук картинно вытер испарину со лба.

Сложно было представить, что, прослушав новостную сводку о чужой жестокости, малолетние преступницы Школы удвоят свою, а, не услышав, напротив, уменьшат, но Юрий Дмитрич, похоже, предпочитал не искушать судьбу.

— Чего забурчали? Зарядка не окончена. Расходимся по группам и образуем кружки. Старосты, возьмите в корзине баскетбольные мячи, отрабатываем передачи и набивания! Я слежу за вами!

Бэллка нехотя поплелась в сторону уже сбивающейся в кружок десятой вслед за подпрыгивающей, заметно повеселевшей Буниной.

До конца зарядки и начала завтрака оставалось еще двадцать минут, а значит, придется пообщаться с группой. Черт…

Посмотреть в лицо Купер одновременно хотелось и не хотелось. Слова Насти о том, что староста выглядит неважно, заставили сердце сжаться в удушающем чувстве вины и еще каком-то чувстве, определение давать которому было опасно.

Кузнецова видеть такую, разбитую и печальную Костью не хочет и не может, и многое бы сейчас отдала, чтоб вернуться в начало. В ветреный, дождливый сентябрь, когда они друг друга терпеть не могли. Но пустить время вспять невозможно.

А может, просто подойти и взять за руку, сжимая татуированные пальцы в ладони? Чтоб разгладились морщинки на уже таком родном лице, чтоб вечно настороженный взгляд потеплел на секунду. Только как же много в голове вертелось «но». А не будет ли это значить что-то неправильное? А одинаково ли они с Костьей чувствуют и чувствуют ли вообще? А что скажут девчонки, бабушка?...

Бабушка!

Стало стыдно.

Как давно она не вспоминала о ней! Бэллка ведь обещала, обещала ей измениться, исправиться, вернуться к ней другим человеком, прошедшим все испытания и ставшим лучше. Как могла Кузнецова забыть обо всем этом?! Чего добилась она здесь? Её дважды избили почти до критического состояния, выгнали из команды спортсменок, она потеряла всех едва приобретенных подруг, потеряла Костью…

Малая проглотила копившуюся в глотке горечь и помотала головой, словно стряхивая наваждение. Чего-чего, а слез сейчас явно не одобрили бы ни Костья, ни бабушка.

Оттягивая момент, она шла медленно, глядя исключительно на свои потрепанные кроссовки, поэтому вздрогнула, когда кто-то схватил ее за руку чуть пониже плеча и потянул за собой. Бэллка рефлекторно вырвалась и занесла руку для удара, остановившись в считанных сантиметрах от лица равнодушной Аньки Костиной.

— Блять! — она отшатнулась, — Чего тебе?

— Пошли.

— Никуда она не пойдет с тобой.

О, Бэллке не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кому принадлежит этот ровный голос.

Судя по тому, как настороженно замерла перед ними десятая, рассматривают они вовсе не Бэллу сейчас.

Костина открыла было рот, чтоб возразить что-то напряженной фигуре старосты за Бэллкиной спиной, но ситуацию спас раскатистый бас Дмитрича.

— Сразу видно, навык есть. Иди сюда, Кузнецова, это я её за тобой послал… Купер, я только двух из твоей группы забираю, ты можешь остаться!

Рефлекторно обернувшись, Бэллка запоздало поняла, что даже после оклика тренера, осторожная Костья прошла с ними несколько шагов, но пересечься взглядами они не успели, и Бэллка только с затаенной во взгляде теплотой проводила родной темный затылок.

***</p>

Мячи долбили в такт Бэллкиному обеспокоенному сердцу. Девчонки стучали тяжелой резиной о пол и оглушающие звуки ударов прерывали слова Юрия Дмитриевича.

Бах-бах. Мы переформировываем команду из-за участившегося неспортивного поведения.

Бах-бах-бабах. Прими мои извинения, Кузнецова, я погорячился с твоим исключением и был не прав.

Ба-бах. Согласна ли ты присоединиться к новой команде?

— Бэлла, девочка, ты согласна?

Она часто-часто заморгала, когда Дмитрич потрепал ее за макушку. Столпившиеся вокруг девчонки смотрели с недоумением и любопытством.

— Я? Да, да, конечно, Юрь Дмитрич, да...

— Отлично, тогда начинаем готовиться к спаррингам. Тренировка сегодня как обычно, сменим расстановку сил, — физрук подмигнул мрачной Петрухе, — Все ясно?

— Да, тренер!

От растерянности и радости Бэллка не смогла вовремя вклиниться в дружный ответ.

***</p>

Снег все не переставал падать. Порывы ветра разрушали неуклюжие, возникающие тут и там, словно пуховые, сугробы, но проходили часы, и кучки снега вырастали вновь.

Бунина животом лежала на широком подоконнике и гипнотизировала балансирующую на потолке каплю, которая, по ее подсчетам, должна сорваться и упасть ровно в огромную кадку с темно-зеленым не пойми чем. Тазы давно убрали, но из-за огромного количества снега дырявая крыша все еще местами протекала.

— Тридцать четыре! — замогильным голосом провозгласила Бунина, когда тяжелая, мутная капля все же сорвалась и разбилась где-то в кадке.

Ася вздрогнула и от испуга ткнула себе в глаз кисточкой с тушью:

— Настя! Я так и заикой стану!

— Что ты, Асечка, господь не может быть к нам так милостив….

Бэлла усмехнулась, забыв, что старается не привлекать к себе внимания, сидя на полу у дальней кровати, но тут же закусила губу.

— Ко-о-ость, скажи ей! Никого больше не раздражает этот глупый счет? Она ведь так до ужина будет делать! — Митронина швырнула тушь на тумбочку и принялась ожесточенно стирать размазанные под глазом черные пятна платком.

Купер лениво приоткрыла один глаз:

— Бунина, ты не могла бы заткнуться?

— Нет.

— Видишь, она не может, — Костья снова прикрыла глаза.

Уроки закончились полчаса назад, и ровно столько же времени им оставалось до ужина. За окнами уже начинались сумерки.

Пасмурный и почти зимний, не богатый на события для группы, день нагнал на всех сонливость, поэтому из класса до спальни десятая ползла молча.

В комнате все словно погрузились в ленивую дрему и лежали или сидели без дела, изредка переговариваясь. Бунина окупировала подоконник, Бэллка с Ликой устроились на полу рядом с ней, Петруха заняла кресло, а остальные лежали. Даже Гончарова уютно устроилась на своей кровати, сложив ноги по-турецки, и перебирала какие-то цепочки с тихим бряцаньем.

Исключением неожиданно стала раздражительная с самого утра Митронина: причиной раздражения был не заживающий кровоподтек на скуле и совершенно пустой тюбик тонального крема.

— Пиздец какой-то! — Ася шумно выдохнула, — Ладно, Алина, иди сюда, — она поманила поднявшую голову девчонку пальцем, — Намажь мне синяк аккуратно, у меня рука трясется.

Радуясь вновь наступившей тишине, нарушаемой только шипеньем Аси и шуршанием ткани, Бэлла в очередной раз прищурила глаза, пытаясь превратить безобразные желтые пятна на потолке в рисунок, как в детстве. Словно в издевку, вместо пятен раз за разом проявлялись чужие глаза, и она даже знала, кому они принадлежат.

Постепенно усталость брала верх и Кузнецова не заметила, как задремала…

— Бэлла!

Открыв глаза, она нос к носу столкнулась с наклонившейся над ней девчонкой.

Внимательный детский взгляд окинул ее угловатую фигуру с задранной вверх головой. Лиза не улыбалась, но выражение ее лица было мягким, почти умиротворенным.

— Ой, привет! Как ты?

Спросонья Бэллка даже не поняла, где она и сколько вокруг них людей. Шею и спину ломило от сна в неудобной позе. Потерев кулаком правый глаз, она оглядела девчонку.

Куцая косичка, почему-то теперь одна, раскачивалась за ее спиной от быстрого бега, словно беспокойный маятник, а на щеках блестел здоровый румянец. Девчонка в своей манере проигнорировала и приветствие и вопрос:

— Тебя Мария Владимировна ждет в учительской. Прямо сейчас.

В комнате повисла звенящая тишина.

Кузнецова по инерции вскочила, одергивая форму, поправляя растрепавшуюся смешную шишку на затылке. Голова от такого резкого пробуждения шла кругом, и она даже не успела ощутить и толики беспокойства. Лика тоже подскочила и уже смотрела на нее вопросительно и напряженно.

— Без комментариев ты ее не заберешь, — не поднимая головы, из своего полумрака подала голос Наташа.

С верхнего яруса одной из кроватей раздалось красноречивое хмыканье, и Бэллка замерла, уговаривая себя не реагировать на звук. Зато отреагировала Лиза. Закатив глаза, она отчеканила, явно отвечая на чей-то немой взгляд:

— Да все нормально! Три месяца прошло, ей разрешили по-го-во-рить.

Бунина свалилась с подоконника. Кто-то заговорил, но Бэлла уже ничего вокруг не видела и не слышала, как зачарованная она шла за маленькой и тонкой фигуркой, потому что в ушах стучало «поговорить, они разрешат мне поговорить с бабушкой, я услышу ее».

Тоскливый взгляд, брошенный старостой группы в спину уходящей Бэллке, заставил всю десятую встревоженно переглянуться.

***</p>

В учительской оказалось светлее, чем в их спальне, из-за огромного окна и ровного освещения.

Дорогу до кабинета Бэллка не помнила, все было как в тумане. Даже ожившую Лизу, которая доверительно сообщила «у меня появились подружки», она только рассеянно похлопала по плечам. Потом, все потом. Она услышит бабушку!