chapter 20 (1/2)

«...ты не бойся, </p>

я не буду

если только </p>

не забуду

но а если </p>

не успею,

без тебя я </p>

не умею...»</p>

Время неумолимо приближалось к ужину и за окнами школы стремительно темнело. Казалось, громоздкое здание черным, грязным бархатом окутывает вечер. Оплетает осторожно, почти нежно, боясь, что неосторожный порыв ветра, принесшего с собой тьму, может взорвать тугой комок эмоций, в который превратилась сегодня Петрова. Казалось, тронь сейчас ее кожу — разорвется, и начнет хлестать из артерий наружу алая злость и праведный гнев.

— Петруха? Серьезно? — Милка удивленно вскинула брови, ухмылка предвкушения на ее лице сменилась разочарованной гримасой, — А что, ста-а-ароста ваша не придет?

Словно надеясь разглядеть Купер за ее плечом, Ксюха привстала на цыпочки и шутливо заглянула Насте за спину. Прятавшаяся за ней Ася отпрянула с испуганным вздохом.

Звуки коридора почти не долетали до тупика перед комнатой девятой группы, и собравшуюся у двери в спальню толпу не было видно ни со стороны лестниц, ни со стороны других дверей. Петрова думала, что это удобное место для разговора, но быстро поняла свою ошибку, когда из дверей спальни показались лица.

Постучав в дверь с крупно нацарапанной, до тошноты пафосной надписью «оставь надежду, самоубийца», Петрова не думала о последствиях, не думала о безопасности всех, кто с ней потащился, потому что думала о другом. О жалких зачатках честности и справедливости у людей, посвящавших свои дни избавлению от агрессии, о силе и слабости… о семье.

Руки были безумно холодными, ноги тряслись, а в венах бурлил гнев. Потому что Настя была в бешенстве.

Осознание пришло внезапно, настигло удушливой волной еще там, у кровати, на которой рыдала Митронина. Они все — ее семья. Её десятая. Жалкая, не всегда дружная, смешная и нелепая, но та, что всегда рядом, та, вместе с которой она узнает жизнь, она выживает. И на ее семью нападали, покушались, пытались истребить по одиночке. Петруха вдруг так сильно поняла Костью и все ее поступки, что извиниться захотелось с удвоенной силой.

Ты поэтому без липкой лжи и всегда по первому зову? Они для тебя — это чувство? Я тоже? Придешь для меня так, как я сейчас для Аси?

На её уверенный стук, больше похожий на попытку разнести к херам деревянную дверь комнаты, лениво и неспешно вышла почти вся девятая группа. Вышла и будто случайно окружила пришедших в неровное кольцо. Из-за так и оставшейся распахнутой двери в коридор выглядывала заспанная, но любопытная головка блондинистой Барби. Милас загораживала её, повелительно поглядывая на бесновавшихся Костину, Денчика и Матюху. Скалившись, они переглядывались и перемигивались, задерживая дыхание от предчувствия и осознания собственного превосходства. Гора держалась чуть поодаль, напряженно кусая изнутри собственную щеку, делая вид, что не замечает настороженных взглядов своей старосты.

За спиной Насти испуганно жалась Ася и почти рычала как обычно беззубая в драках Вера, по правую и левую руки смешными стражниками смотрелись долговязая Алина и низенькая Бунина. Дело было даже не в численном превосходстве, а в том, что перед горсткой воспитанниц десятой собралась половина команды ММА, негласно возглавляемая Милас. Они просто были сильнее, но это не значит, лучше и справедливее.

— Я не от имени старосты пришла говорить. За это отвечать кто из твоих будет? — Настя легко качнула головой в сторону прятавшей лицо Митрониной.

Кто-то из девятой хмыкнул, но, даже вскинув глаза и пробежав по лицам, Петруха не смогла понять, кто именно.

Милка молчала, улыбаясь. И по этой улыбке Настя поняла, что еще немного, и её стошнит. Прямо сейчас. А потом она убьёт каждую из них. Неважно, как. Но убьёт.Щёки пылали, а дыхание сбилось от злости и отвращения.

— А че смешного-то? — она еще раз огляделась, вскинув подбородок, — Че смешного, сука? Я вас спрашиваю!

Костина и Гора синхронно отвели глаза: слишком хорошо помнят, как Настя учила их в свое время наматывать на ладони бинты и делать подсечки. Стыдно, значит. Она ведь видела, как они учились драться, как пришли к Дмитричу воробушками нахохленными на два года позже их с Милкой.

Они ведь одному и тому же учились, ради одного в ММА пришли: выпускать все злое в клетке, не позволять ему вырываться в коридорах. Стычки с новенькими были другими, они были единственным исключением из правила, одновременно инициацией и защитой своей территории. Тем более новенькие часто попадались такими зубастыми, что после них приходилось рваные раны зализывать. Но то новенькие, а это — свои.

Тишина коридора стала такой явственной и густой, что, казалось, урони сейчас кто-то на пол булавку, звук ее падения прозвучит гонгом и взорвет помещение к чертям. Ксюха продолжала улыбаться.

— Не испытывай мое терпение! С каких пор вы позволяете себе бить тех, кто не способен вам ответить? Что вы за спортсменки такие после этого?! — заорала ей в лицо Настя, не выдержав, и та дернулась, пытаясь отвернуться, зажмуриться. Старосту девятой легко спрятала за плечо Денчик, вдруг широко шагнув к Петрухе.

— Ты кто такая, чтоб тут орать, м? Пришла на чужую территорию с разборками, и наивно думаешь, что тебе это с рук сойдет?

Ася за спиной судорожно выдохнула, и всем стало понятно, кто автор ее налившейся кровью скулы. Петрова зашипела, мигом потеряв крохотные остатки выдержки.

— Я пришла разобраться и услышать извинения перед той, кому ты пыталась лицо разбить, — она сгребла в ладонь ткань футболки на плече Денчика, — И у меня кончается терпение. Я спрашиваю в последний раз: какого черта?!

Дианка Субботина ощерилась:

— А, эта ваша Митро-о-онина, — девятая несинхронно заулюлюкала, — Как только научится не распускать руки, личико и выздоровеет. Каспер слишком плохо вас дрессирует. Никакого воспитания!

Милас засмеялась, позабавленная ее словами.

— Вы бы свою Барби для начала воспитали! — визгливо выкрикнула Ася, — Она «нет» и «да» путает!

Встретившись с Настей взглядом, Митронина сжала губы, задирая подбородок. Знакомый мятежный огонек. Кажется, отличительная черта десятой. Ее здесь пополам могут сломать быстрее, чем она успеет об этом подумать, а она огрызается. С ума сойти! Ненормальная.

Дверь в комнату захлопнулась с оглушительным грохотом старого деревянного косяка. Никто не обернулся на звук, но все поняли, что макушка Анечки Барби исчезла. Лицо Денчика ожесточилось, и она громко щелкнула челюстью, качнувшись корпусом в сторону голоса Аси, как будто хотела напасть:

— Закрой рот, шлюха.

Видит бог, Петруха пыталась её предупредить, она сильнее сжимала руку на дианкиной футболке, но чертова девчонка не поняла намека: сверлила Асю взглядом, выставляя челюсть вперёд.

А в следующий момент отлетела прямо на недовольную Милку, потому что Петруха коротко и без предупреждения ударила. Прямо в перекошенное от напряжения лицо, прямо в стриженный ежиком череп. Денчик схватилась за нос, заскулив, а Петрова процедила:

— Теперь мы ждем извинений еще и за это.

А потом тупик взорвался визгом Аси и треснутым хрипом Буниной.

Ярость пульсировала в висках, заставляя наносить удары один за одним, потому что они накинулись все разом, и Петрухе ничего другого не оставалось. Звуки столкновений вокруг пугали: в суматохе Настя не могла сразу определить, кого рядом с ней бьют и нужна ли там её помощь.

Денчик в её руках уже не пыталась говорить, хотя сама снова на нее бросилась. Она тихо скулила что-то, но ее голоса не было слышно. Субботина кашляла. Петруха чувствовала, что ей не хватает дыхания. Она сжала глотку Дианы, которая жмурилась, пытаясь отвернуть лицо. Из сломанного носа хлестала кровь, которую девчонка с достоинством бойцухи покорно глотала вперемешку со слезами в ожидании следующего удара.

Петрова знала, как нужно бить сейчас, чтоб избавить её от остатков сознания, но не успела. Слева вдруг раздался слишком знакомый всхлип.

Матюха пнула уже лежавшую на полу Настю Бунину в лицо. Перочинный ножик — единственное, что спасало раньше малявку — отлетел к стене.

Петруха легко выпустила из рук Диану, тут же рухнувшую на пол грузным мешком, и оскалилась, врезаясь кулаком уже в скулу Матюхи. Снова и снова, пока кожа на костяшках не лопнула. Боли всё равно не было. Просто жжение. Просто горячо.¬ Просто чертовски неправильно видеть, как Бунина на корточках выползает из тупика, пачкая кровью собственные ладони.

Краем глаза Настя заметила, как в удушающем захвате Горы бьется Алина, а Вера группируется на полу перед Костиной, прикрывая руками голову. Пронзительный визг Аси резал слух, но из-за судорожных движений кругом Петрова не могла понять, откуда он. Этот звук разрывался с каждым ударом сердца в груди.

Сейчас они отключат их всех по одной и нападут на неё разом. Черт!

Зубы снова сжались, Петрова выбросила перед собой кулак ещё раз, попадая в челюсть. Воспользовавшись тем, что Матюха согнулась, хватаясь за лицо, Настя вскинула голову, потеряв на секунду бдительность, и тут же потеряла равновесие. Сглупила, ай, как сильно она сглупила!

Левая часть лица онемела мгновенно. А потом что-то выстрелило в левый бок. А потом пнули в правый. Голова запрокинулась, и девушка ощутила, как сознание начинает плавать.

Она ловила воздух приоткрытым ртом, всем своим существом ища ориентир, чтобы зацепиться за него, не уходить. Никакого обморока. Нельзя. Нельзя. В голове пульсировало.

Она съехала по стене, готовясь оттолкнуться от нее, как только в глазах прояснится, и девки столпились вокруг неё. Кто-то схватил за горло. Блядь, если постараются, как умеют, ночевать придется в больничном. Гора будет бить в голову, можно сделать проход в ноги, но для этого надо встать. Вывернуть руку Костиной или лучше ударить в печень, чтоб появилась секунда на передышку?..

Настя прикрыла глаза…

Шаги. Она услышала их сквозь шум и звон в ушах — сначала тихие, отдающиеся в коридоре. Затем громче, быстрее. Будто кто-то бежал. Стук стал почти оглушающим — она слышала ясно, четко — и глаза распахнулись, возвращая её плывущее сознание в тупик перед комнатой девятой.

— Что происходит?!

Ничего не изменилось, только горло сжали сильнее.

Среди поднявшегося гама до боли знакомым прозвучал тяжелый вздох и усталое «давай, Настя».

Короткий складной нож просвистел где-то слева и, ударившись о бетонную стену, с бряцаньем приземлился на пол.

— Вашу, сука, мать, что происходит?!

А в следующий момент её отпустили. Практически отпихнули от себя, и Петруха упала, ударившись о ледяной пол копчиком. Будто сложилась гармошкой, как сломанная кукла, прижимая к себе колени, сжавшись, глядя внезапно заслезившимися глазами, как кто-то темноволосый отшвыривает Милку к противоположной стене.

— Я спрашиваю, что блядь происходит?!

Настя вздрогнула, услышав голос Купер. Она стояла позади окруживших Петруху девчонок, взъерошенная, почему-то мокрая и бледная, но в темных глазах плескалась такая сила и уверенность, что захотелось поежиться. Из-за её спины выглядывала макушка запыхавшейся Буниной.

— Отошли от неё. Отойдите от всех моих и пропустите их ко мне.

Ничего не произошло, и Костья нетерпеливо топнула ногой, метнув взгляд в сторону потирающей запястья, мрачной Милки. Та махнула рукой:

— Отойдите. Живо.

В глазах девятой промелькнуло замешательство и удивление. Они переглянулись.

— Живо!

— Ладно, ладно.

Гора подняла ладони в успокаивающем жесте. Матюха закатила глаза и оттолкнула от себя Веру. Та пошатнулась и спешно отбежала назад, оказавшись за спиной Каспер.

Староста десятой стояла в уверенно-расслабленной позе, сканируя глазами девчонок, провожая взглядом каждую из помятых, хромающих фигур, стекающихся за ее спину. Алина прошла к своим почти уверенно, не оглядываясь, в отличие от посиневшей Ася, которую, судя по пятнам на шее и цвету лица, кто-то душил ее же собственным чокером.

Петруха пошла последней. Она медленно встала и, расталкивая плечами тех, кто стоял на пути, дошла до Костьи, становясь не за спину, а рядом, стараясь не пропустить ни слова. В ушах шумела кровь, и в пальцах покалывало. Челюсть болела от крепкого удара.

Она бы справилась. Она бы сама справилась и без помощи старосты. Ей ни капли не нужно было это эффектное появление.

Дождавшись, пока девчонки окажутся на безопасном расстоянии, Каспер прокашлялась.

— Ну и что за хуйню ты себе позволяешь, Милка? — произнесла она таким глухим и спокойным голосом, что ужас сковал всё существо — даже Настя невольно почувствовала его. Парализующий страх от одной только интонации. Пустой и почти мёртвой. Так она не звучала еще никогда. Петруха даже не подозревала, что их староста умеет так говорить.

Милка окинула её оценивающим взглядом исподлобья:

— Какие-то проблемы? Я думала, ты свою армию прислала. Они пытались ворваться в комнату, какое-то прощение требовали, провоцировали…

— Пиздеж, — не выдержала Петруха.

Костья скрипнула зубами, мельком оглянувшись на неё. В ней явно полыхал гнев, который девушка даже не пыталась скрывать, сжимая кулаки добела.

— Много на себя берешь, Ксюха. Что-то зачастила в этом году. Уговор забыла?

— Не вам одним нарушать правила, — ухмылка вышла кособокой, как будто Милас выбирала между желанием оскалиться и закричать.

Судя по выражению скривившегося лица Купер, это был далеко не первый её прозрачный намек на непосвященную новенькую. С садистским удовольствием Милка раз за разом поддевала этим Костью в глаза и за глаза и даже предлагала свою «помощь». Настя слышала об этом, но на негласные собрания старост никого из групп не приводили, поэтому все подозрения оставались на уровне слухов.

— Да что вы знаете здесь о правилах? — снова вступилась Петрова, игнорируя предостерегающий жест Каспер, — Своих от чужих отличать перестали, заврались, дышать от понтов нечем!

Она ткнула пальцем в стыдливо прятавшую глаза Гору:

— Ты, — Анька подняла на неё туманный взгляд, — Ты долго это терпеть будешь? Горохова, тебе бы проход в ноги отрабатывать, чтоб не опозориться снова на соревнованиях… Костина, тебе ничего не жмет? Тебя я учила шею фиксировать! Я! Юродивые, блять, а еще команду из себя строите! Я все Дмитричу расскажу. Слышите?! Все. Лучше уж пусть Малая по клетке скачет, чем вы перед тем как малолеток пиздить тренируетесь. Субботина вообще клетки не достойна с таким поведением!

Милка ощетинилась:

— С каких пор ты такая правильная стала?

— Это ты с каких пор такая мразь?! — Петруха дернулась, ощутив на плече успокаивающе сжатую ладонь Костьи, но замолчать не смогла, — Мне плевать, чего ты добиваешься и из каких побуждений. Терпеть это я больше не буду. Ты меня знаешь, я никого здесь не боюсь. Сопли твоим я тоже вытирать больше не буду. Теперь только честная борьба, усекла?

Ксюха помрачнела и перевела взгляд на настороженную и напряженную Костью:

— Как тебе это нравится? Им плевать на твои слова и наши уговоры. Вы развязываете мне руки, Каспер.

Староста десятой сделала шаг вперед, отодвигая плечом фигуру Насти словно невзначай. Глаза ее сузились.

— Нет, это я сейчас тебе руки связываю. Теперь все договоры двусторонние. Думаешь, у меня ничего нет против тебя, а? Как быстро все забылось, Милка… Помнишь ту девочку с челкой? Я ведь подтвердила твою невиновность. А помнишь, я заступилась за Гору?..

Купер притворно грустно улыбнулась и покачала головой.

— Ты обещала!

— Да? А ты, как и все старосты, обещала поддерживать порядок. И? Думаешь, я не понимаю, чего ты хочешь? Ничье место тебе не занять. Ни моё в кабинете Литвиновой, ни её в команде Дмитрича, — голова Костьи качнулась в сторону Петровой.

Петруха подивилась такому спокойствию, но потом заметила заведенный за спину и сжатый в напряжении дрожащий кулак. В мелком треморе татуировки на коже старосты сливались в черную сетку.

— Стучать на меня пойдешь? — Ксюха обнажила десна в оскале, — Ручная крыса Грымзе?

— Следи за языком, — Каспер повысила голос, — Мне даже не придется напрягаться и произносить что-то вслух. Еще раз хоть пальцем тронешь кого-то из моих — будешь махать кулаками в колонии. Напомнишь, сколько у тебя предупреждений?..

Милас зашипела.

— Это всех касается, — проигнорировав недовольство старосты девятой, Купер предупреждающе обвела глазами чужую группу, — Будете продолжать заниматься такой хуйней, миру в Школе придет конец, а я этого не допущу, так что в случае плохого поведения я избавлюсь от вас по одной. Причины найдутся, не сомневайтесь.

— Брось, Костик. Мы просто чуточку перегнули. Ты тоже хороша, третий месяц группа ручная, подаешь плохой пример подрастающему поколению…

— Не лезь в мои дела! Мы сами решаем, с кем мы ручные, это ясно?

— Боже упаси! — Ксюха усмехнулась, — Какая страсть! Может, мы теперь вообще все посвящения запретим? У нас же тут просто клуб пацифисток!

— Может и запретим.

— Отойдем поговорить? Ты начинаешь бредить, это влияние толпы.

— Давай-ка как-нибудь в другой раз. Или, лучше, никогда.

— К недотепам своим торопишься? У вас по расписанию на них подрочить или помолиться? Что-то не вижу их рядом. Так выглядит образцовая группа, да?

— Пошли. Вон.

Купер произнесла это так холодно, как только могла. Сухой голос, сухое презрение, сухая ярость. Девятая неуверенно отступила, прочувствовав чужой настрой.

— Да ладно, давай завтра позовем Ярую, Юлька и нормально обсудим, как настоящие старосты, — Милка протянула к ней руку, подаваясь вперед. Ася сзади судорожно вздохнула.

— Съёбывай, — прорычала Костья, — Я не буду повторять.

Вокруг не отрывающих друг от друга взглядов старост заструился шепот, но они не разрывали напряженных гляделок. Петрова расправила плечи, готовясь к худшему, но ничего, на удивление, не случилось.

— Пошли, мои хорошие, — заискивающе улыбающаяся до этого Милка, кивнула девкам, призывая тех следовать за собой, и скрылась за дверьми. Субботина и Матюха разочарованно оглянулись на десятую и поспешили за ней. Гора и Костина вошли не оглядываясь.

Костья едва заметно выдохнула и повернулась к группе:

— А теперь вы все за мной, мои хорошие.

От сквозившего в голосе яда по спине Петрухи пробежали мурашки, но она покорно повернула к выходу из тупика вслед за прихрамывающей группой.

***</p>

— Ну и чем вы думали?!

Костья металась по спальне взмыленная, раскрасневшаяся. Она начала отчитывать их едва они дошли до комнаты. Кричала громко, не боясь выпускать наружу сдерживаемый перед другой группой гнев, мешанный с беспокойством.

Колени еще подрагивали от не до конца утихшего приступа и адреналина после разговора с Милкой. Девчонки прятали глаза, поджимая ноги под панцири кроватей. Прямо смотрела только решительная и непробиваемая Петруха, истуканом застывшая у окна.

— Они обидели Асю, — хмуро повторила она.

Купер метнулась к сгорбившейся после слов Петрухи девушке и властно, но совсем не твердо обхватила руками её лицо, разглядывая на свет. Митронина зашипела, когда татуированные пальцы прошлись по синеющей скуле.

— Кость, — шепнула она неуверенным тоном, — Я…

— Ни слова, Ася, — отрезала Купер, отпуская её, — Я сейчас слишком зла.

— Зла? На меня?

— Ну, конечно же, блядь, на тебя! Вот скажи мне, — она присела перед поникшей Асей на корточки, — Нахера ты полезла к Барби? У неё медкарта толще чем у Горбатой в два раза!!

Алина вяло помахала удивленно вскинувшей глаза Мирониной из своего угла.

— Её стерегут там как зеницу ока, она буквально не умеет нормально разговаривать, а ты к ней со своими объятьями! Я удивлена, что они тебя вообще на месте за неё не порвали!

Ася всхлипнула. Слезы дрожали под склеившимися ресницами, но она держалась, и это было заметно. Костья рассерженно дернула плечами, но пересилила себя и потрепала её по плечу, заставляя посмотреть в глаза.

— Очень больно? — и голос невольно мягче, а в нахмуренных бровях — забота.

— Уже нет…

Ей не нужен был ответ Митрониной. Распознавать такие легкие повреждения умела каждая из них, равно как и каждая знала, какими ощущениями опухшая скула сопровождается. Это был о другом вопрос, и Ася ее поняла.

— Значит, жить будешь, — мрачно констатировала староста, заметив ее несмелую улыбку, и отпрянула, поднявшись на ноги. Хватит телячьих нежностей, они провинились, в конце концов!

— Мы бы справились. Справились без тебя, — снова хрипло заметила Настя.

Купер подумала, что еще минута, и она сможет бегать по потолку от абсурда произошедшего и безрассудства тех, в чьей адекватности староста десятой была до сегодняшнего вечера уверена. Руки снова задрожали.

— Да что ты говоришь? — со злой иронией процедила Каспер, сталкиваясь с Петровой глазами, — Это кто из вас там роль великого дипломата отыгрывал? Справиться — не значит разбить чьи-то лица, не ты ли об этом кричала десять минут назад?

Петрова открыла рот, чтобы ответить, но не успела.

— А что нам было делать? — горестно вздохнула Бунина, молчавшая все это время лишь потому, что была занята пересчитыванием зубов языком.

— Мне сообщить!!!

Впервые Купер хотелось сделать больно своей группе. По-другому до них не доходит, очевидно.

— Ладно эти, — она махнула ладонью в сторону жавшихся друг к другу на одной кровати Асю, Бунину и Веру, — Там всегда слабоумие и отвага в приоритете. Но вы?! Горбатая, ты же умная девка, о чем ты думала, когда блять туда шла?!

Алина сосредоточенно разглядывала стертый пол спальни, как будто ничего интереснее облупленных досок в комнате не было. Костья в сердцах хлопнула себя по лбу.

— Петруха, — под её взглядом высокая девушка встрепенулась и даже отодвинулась от широкого подоконника, подавшись вперед, но, услышав продолжение, снова поникла, — Ты на какую помощь от них рассчитывала, когда с собой взяла на разборки? Горбатая косит от физры, я напомню. Холера понятно, кайфанула, но ты же должна понимать, чем её кайф может кончиться?! Бунина вообще могла всадить перо кому-то в глаз от испуга! На какой исход ты вообще надеялась?!

— Мы вообще-то сами за ней пошли, — осторожно вставила Вера и схватилась за явно ноющие ребра.

Каспер вцепилась в свои волосы на затылке и застонала:

— Отряд самоубийц!!!

В спальне настенные лампы моргали тусклым, но теплым желтым светом и впервые за долгое время чувствовалась какая-то пугливая, непривычная тишина. Не кряхтели под беспокойными ногами половицы, не шелестели карты и учебники, даже подступающий вечер сквозь запотевшее оконное стекло заглядывал осторожно, неуверенно.

— Кас…

— Молчи, Настя, не сейчас!

Петрова спрятала дрожащие в улыбке губы под непослушной от радости ладонью. Каспер назвала ее по имени! Она не злится на нее больше так сильно! Они смогут поговорить…

Костья перевела дыхание, оглядывая морщащиеся лица и склоненные виноватые затылки. Отчего-то вспомнилась собственная угловатая детская фигура. Будучи слишком одинокой, агрессивной, закрытой и отделившейся от всех, она много лет назад сознательно обрекала себя на вынужденную самостоятельность. Ей приходилось принимать решения, оступаться, ошибаться, ломаться, но начинать все сначала до тех пор, пока она сначала всю жизнь не начала. Начала, перечеркнув старое имя и вписав вместе с новым еще десяток имен, тоже в какой-то степени ей принадлежащих, в формуляр группы в кабинете директрисы.

Она обязана им, обязана новой жизнью, новым именем и даже сейчас, когда староста на них злится до безумия, нельзя об этом забывать. И луковой шелухой отлетает то, что когда-то казалось нужным: дистанция, нелюбовь, подростковый эгоизм. Осознание оказалось таким простым и немного жутким одновременно, как все взрослые осознания: если они не помогут друг другу, не поможет больше никто и никогда.

Бунина в повисшем виноватом безмолвии смешно шмыгнула носом.

— В нашей группе нет никаких наказаний и повинности, — задумчиво хмыкнула Каспер, ломая затянувшееся молчание, — И плохие, и хорошие поступки остаются на совести совершивших их. Менять это я не планирую. Я вас не осуждаю, хотя злюсь, что вы не обдумали ничего и не позаботились о собственной безопасности. Я надеюсь, что это было в последний раз, и дальше мы продолжим жить во взаимоуважении и мире. Все члены группы это понимают, я права?

Девчонки несинхронно смирно закивали, и даже Петруха осторожно наклонила голову. Купер пробежалась по ним оценивающим взглядом и едва заметно вздохнула.

— Что по самочувствию? Кости, головы целы? — староста скептически выгнула бровь, когда Бунина бойко выкрикнула звонкое «да» и тут же кончиком языка собрала кровь с нижней губы. Вера все еще держалась за ребра.

Каспер устало провела ладонью по лицу, вдруг ощутив разом навалившуюся усталость.

Размеренные наставления птицами полетели по ожившей спальне десятой группы:

— Петруха, отведи к Мироновне этих двух особо отличившихся. Да, да, Бунина, я о тебе тоже. Алина, нормально? Ася, забери у Буниной обезбол, и там под кроватью есть какая то хрень от ушибов, проследи, чтоб все обработали. Горбатая, найди Проню, проверь, давно её не было видно….

Дверь открылась с тонким скрипом, медленно впустив звуки коридора. Серые косички серьезно болтались на худых плечах непрошенной гостьи, сосредоточенно оглядывающей комнату и ее помятых обитательниц. Внутри Купер что-то екнуло в плохом предчувствии.

— Староста? — серьезно осведомилась Лиза, остановив на Костье взгляд, хотя прекрасно знала её в лицо.

Каспер хмыкнула:

— Ну да.

Наигранное равнодушие сжало горло. Сердце-предатель билось о ребра, словно хотело вырваться и снова ощутить голый пол и холод стен комнаты, жесткий матрас и ледяную воду умывальника, но уже с ней. На несколько часов Каспер успела забыть о той, чья нехватка в поле зрения вдруг стала так ярко ощущаться.

Староста десятой покачнулась на носках, оглядывая Лизу. Словно Бэллка могла спрятаться за спиной невысокой щуплой девчонки. Мысль о том, что обладательница не по-детски серьезного взгляда принесла записку от Кузнецовой, тревожила и радовала одновременно.

Девчонка насуплено молчала, ковыряясь в карманах. На секунду Купер была готова задрожать как псина и застучать по полу мифическим хвостом, только бы мелкая сказала что-то хорошее.

— Это тебе.

Нагретый детской ладошкой самолетик обжег руку, и Каспер успела представить, что бумага несет запах знакомых волос, что, разумеется, оказалось наваждением.

Нацарапанная знакомым изящным почерком строчка возобновила утихшие ненадолго волны гнева и страха:

«Малая и Лужа сегодня хотят вскрыть учительскую во время обхода. Торопись»

— Отмена, — сквозь зубы процедила Каспер, силясь остановить трясущуюся руку. Текст записки поплыл перед глазами, — Бунина, идешь за мной, остальные ни шагу из комнаты до утра!