chapter 7 (2/2)
– Пожимают руки, ты серьезно? Ночь не резиновая, чтоб тратить ее на пожимание рук. Нас в любую минуту могут выгнать.
- Это факт, - снова вклинилась Костья.
– А дальше? – заинтересовалась Настя, подвинувшись к бутылке.
– Второй раз обняться. Третий – поцеловать руку. Четвертый – укусить за ухо. Пятый – станцевать. Шестой – поменяться двумя вещами из одежды. Седьмой... – Горб призадумалась.
– Бред, – успела вставить Вера, прежде чем девушка продолжила:
– Седьмой – поцеловать в щечку. Восьмой – поднять на руки. Девятый – поцелуй в губы. Десятый – задать абсолютно любой вопрос. Одиннадцатый – серьезный поцелуй. Двенадцатый – целоваться целых три минуты! Тринадцатый – закрыться вдвоем на пять минут в темном помещении и целоваться.
– Нормально, – определила Настя, и все закивали.
– Ага, – поддержала вслух Бэлла, – Давайте заново.
– Это что, я пролетаю с поцелуем, что ли? – нахмурилась Вера.
Ей никто не ответил. Ася развела руками и с умным видом снова раскрутила бутылку. Руку пришлось пожимать Ксюше, которой выпало обнимать Бэллу. Она раскрутила. Горлышко указало на Веру.
– Что делать? – обреченно уточнила она у Алины.
– Целовать руку.
Это был какой-то очередной уровень ада, который они всеми силами пытались миновать, но, видимо, от судьбы не убежишь, неважно, как быстро ты умеешь бегать. Насторожились абсолютно все.
Холера демонстративно подставила руку для поцелуя.
– Ну, давай, чего ты! – поторопила она. – Не хуй же…
Бэллка поморщилась. Да лучше б хуй, чем руку этой девки. Казалось, она единственная не может даже сделать вид, что девчонка пережила посвящение и находится рядом с ними из-за более чем очевидного одобрения большинства. На секунду Кузнецова возненавидела себя за то, что собиралась сделать, разглядывая загорелую ладонь с коротко обкусанными ногтями. Девчонки вокруг напряженно перешептывались.
Кузнецова поймала на себе одобрительный взгляд Наташи и, специально потянувшись чуть дальше, едва коснулась губами Вериного запястья, резко отшвырнула от себя ее руку. Фу.
– А поаккуратнее можно?! – пробухтела она, перед тем как заняться бутылкой. Повод для конфликта висел в воздухе химическим смогом, но Бэллка поймала на себе еще один зеленый взгляд и разозлилась уже на саму себя, а Вере, судя во всему, слишком хотелось поиграть.
За ухо она кусала Наташу. Кузнецова ее в тот момент, скорее всего, еще больше ненавидела. Судя по удивленному «ты чего» от Буниной, здесь еще никто не видел у нее такого злого и одновременно задумчивого лица.
Наташе выпало танцевать с Асей. Прокофьева с Буниной им тихонько спели: «Седую ночь». Ася наступила Ксюше на ногу. В какой-то момент хихиканье стало их перманентным состоянием, и жизнь вдруг стала легкой на столько, что Бэлла впервые за много дней позволило себе немного расслабиться. Завтра она пожалеет об этом, но это будет только завтра.
Обмен одежды показался ей особенно забавным. Ксюша с Наташей почти до хрипа спорили, чем можно поменяться прямо сейчас и только через всеобщее голосование они сошлись на носках. Затем Наташа поцеловала в щечку Митронину, которая, перед тем как раскрутить бутылку, ее предупредила:
– Если выпадет на тебя, это ты будешь меня на руки поднимать, а не я тебя!
Такой неоднозначный намек на разные цифры на весах показался Гончаровой крайне невежливым, злость громко вякнула внутри, но не успела оформиться в предложение. Асе повезло, горлышко определило Настю – самую маленькую из присутствующих, если не считать саму фигуристую Асю. Девчонки бессовестно смеялись, пока Митронина примерялась, как бы ей поднять хихикающую Бунину, но в конце концов неожиданно вмешалась Купер:
– Забей, не надрывайся!
Ася оказалась на удивление послушной и села на свое место. Настя немного помедлила, пристально оглядывая всех, прежде чем раскрутить бутылку.
– Бэлла, – внезапно протянула девушка.
Задумчиво смотрящая в стену Кузнецова мгновенно вышла из транса и с сомнением посмотрела на Бунину. Надо отдать должное реакции Насти, потому что времени подумать она девчонке не дала, и едва Бэлла подняла голову, как лицо ее встретилось с Настиным. Влажно чмокнув ее в губы и утерев после этого рот рукавом, Настя подвинула к ней бутылку. Малая раскрутила ее, стараясь не смотреть на людей.
Какой стыд, боже!… Костяшки зачесались, но она сбросила с себя это чувство. А в голове так шумит-шумит… Надо закончить игру.
– Вопрос, вопрос, сейчас будет вопрос, – загалдела Ася. И не ошиблась... Вопрос достался Наташе.
Бэлла задумчиво наморщила лоб. В духоте палаты перед глазами все начинало слегка расплываться и мысли ускользали. «Кажется, не стоило пить эту хрень», - запоздало подумала она, когда виски стиснуло с той же силой, что и несколько дней назад.
– Ну, давай, жги, – подмигнула Гончарова, заставляя девчонку покраснеть еще сильнее.
Взгляд Бэллы метался по комнате, пока вдруг перед ней не возникли уже ставшие родными буквы.
– Смотри, вот здесь... – проскрипела она, отклоняясь, – Инициалы видишь?
Наташа прищурилась, разглядывая надпись на спинке кровати, и кивнула. Девчонки замолчали.
– Чьи они?
– Что за тупые вопросы?! – взвилась Настя.
– Отвечай! Ничего не тупые, – упрямо помотала Бэллка головой в какой-то отчаянной решимости, – Ты давно здесь, ты точно знаешь.
– Попала ты, Красивая, – как-то робко рассмеялась Ксюша.
Наташа не мигая смотрела на напрягшуюся мгновенно старосту. Бэлла тоже перевела взгляд. От расслабленности Костьи Купер не осталось и следа. Она нахмурила брови и сузила глаза, играя с Гончаровой в недобрые гляделки. У Кузнецовой по шее затоптались мурашки, но она бы ни за что не отступила.
– Это инициалы «В.Б.», – нехотя начала Наташа, проигрывая в их странной игре, – Это инициалы Вики Беляевой.
Ася рядом с ней громко ахнула, прижимая ладони к щекам.
– Кто она? – подалась вперед Бэлла.
Гончарова покачала головой.
– Ничего больше не могу сказать. Не моя тайна.
– Расскажешь мне позже? – предложила Бэлла.
– Не расскажет, – ледяным тоном отрезала староста.
– Крути давай, – поспешно потребовала Бунина, переключая всеобщее внимание, – Ща будет самое интересное!
Пока бутылочка под острым маникюром решительной Наташи раскручивалась, Бэллка думала о том, как много упирается в это имя, и решила во что бы то ни стало выяснить, что за тайна за ним пылится. Горлышко бутылки показало на Костью Купер.
Настя прыснула, но староста схватила ее за рукав.
– Ты ведь не серьезно?!
– О чем ты? Это всего лишь игра!
– Тупая игра! – запротестовала и Наташа.
Девчонки вокруг загалдели:
– Что за истерика?!
– Упрекнуть некого, играли по всем правилам!
– Это же игра, все по-честному.
Сидящие почти рядом Гончарова и Купер почти синхронном мотали головами до последнего, наконец, Бунина плюнула и в сердцах завопила:
– Ладно! Упрямые сучки! Сделаем переход хода! Но Костья, – она сурово ткнула в девушку указательным пальцем, – Следующий ход никто не отменит!
Как ни странно, это решение удовлетворило всех.
Бэлла скучающе смотрела на штукатурку потолка, тоскливо думая о том, как много они здесь прощают старосте.
Каспер крутила бутылку. Сильно-сильно.
У Кузнецовой голова шла кругом, и, несмотря на покалывание в затылке, ей хотелось закрыть глаза, закрыть где-нибудь в другом месте и все-все обдумать. Про имя, про порядок в группе, про старосту...
Бутылка замедлила движение. Казалось, десятая группа перестала дышать. Настя, Вера… Алина! Круг заерзал, и тут… бутылка вдруг качнулась, горлышко вильнуло в сторону и указало на Бэллу. Стало тихо.
– Везучая, – усмехнулась Ася.
Каспер не моргая взирала на предательницу-бутылку в надежде, что она еще раз передумает. Бэлла потрясенно молчала вместе с ней, но ебаная бутылка застряла на месте.
– Малая, – позвала Бунина. – Это ведь всего лишь игра.
Костья прикрыла глаза, очевидно, притворяясь, что ее здесь нет. Бэллка вспыхнула.
– Я не стану, – отчеканила она.
Поднялся почти реальный крик, будто точкой кипения стало ее последнее слово. Заговорили все одновременно, кроме нее и старосты.
– Но ты должна! - уже откровенно бесилась Вера. – Такие правила, мы не сможем играть дальше!
– Тогда вам придётся сгнить здесь в ожидании! – рявкнула Кузнецова, не сдержавшись.
За всё это время староста десятой не произнесла ни слова. Казалось, от злости ей завязало язык.
– Измени ёбаные правила, – наконец выдала она ужасающе тихо, и создалось ощущение, что, подними она голос хотя бы на полтона выше, ее взорвёт.
– Я не могу, Каспер, – так же спокойно ответила Настя, понимая, что кричать на нее сейчас – плохая идея. – Ты знаешь правила: так не делается. И ты не можешь отказаться второй раз подряд.
Повисла продолжительная пауза, и Бэлка на полном серьёзе рассматривала возможность сбежать. Вот просто взять и побежать, неважно, насколько долго потом все будут осуждать это. Хуже быть просто не могло.
– Хватит устраивать драму, – вмешалась Алина неожиданно, – Один жалкий поцелуй и дадите всем нормально играть. Никто ещё не подыхал. Это превращается в идиотизм. Не надо строить поруганную невинность, Кас.
Зрачки Костьи так сильно сверкнули при взгляде на девушку, что Бэлла была уверена — она ее четвертует после этой вечеринки. Но Алина даже не смотрела в сторону старосты.
Кузнецовой хотелось заорать на всех, потому что этот вечер казался одной большой шуткой. Она будто бы снова с сотрясением. Тогда она не осознавала происходящее, словно всё творилось вокруг девушки, а она была марионеткой. Похожий эффект был сейчас, но внешне она просто молчала. Конечности стали ватными и она подумала, что время тянется бесконечно.
Наташа беспокойно вертелась на покрывале:
– Давайте отыграем обратно, я передумала! Я могу быть вместо нее.
Неожиданно староста засмеялась в голос, качая головой, засмеялась не тем искренним смехом, а привычным злым.
– А я не передумала.
У Кузнецовой от злости закружилась голова. Ее первый серьезный поцелуй должен был пройти совсем не так!
Купер смотрела на неё как на идиотку, замечая подступившую панику. Бэлла была почти уверена, что слышит хруст своих костей в ее мыслях.
Она фыркнула, вздергивая подбородок. В конце концов, это Костье нужно подползти ближе и наклониться. Костье, а не Бэлле. Девчонка была почти уверена, что староста придумает, как слиться с дурацкого задания.
Казалось, девушка услышала ее мысли, потому что поднялась, и под ободряющие шепотки потянулась вперед, откинув с пути бутылку. Вера рядом присвистнула.
– Костья, что ты...
– Заткнись, – рыкнула она, наклоняясь ближе.
Каспер оказалась достаточно близко, чтобы Бэллка заметила, как напряглись татуированные руки, когда немного опустила глаза, смотря пониже плеча. Её ресницы вздрогнули, возвращаясь к лицу девушки: злому, холодному. Вдруг эмоции в зеленых глазах напротив сменились на другие, необычные. Она смотрела на неё как в день их первой встречи: изучающе, рассматривая лицо так, будто раньше никогда не видела.
При желании Бэлла могла убрать тёмную упавшую ресницу с ее щеки. И это показалось таким из ряда вон выходящим: упавшая ресница. Будто до этого момента девушка вообще не думала, что Костья живой человек, у которого могут быть тонкие ресницы. От нее пахло какой-то странной помесью ликера, дешевых сигарет и свежести. Если б она была чуть поэтичнее, сказала бы, что от Купер пахнет дождем. Это было странно. Бэлла привыкла, что девушки вокруг обычно пахнут так, как пахнут гели для душа, духи, лак для волос…
Она упёрлась двумя ладонями в плед по бокам от неё, продолжая смотреть.
– Я, может… – Бэллка понятия не имела, что хотела сказать.
Просто нужно было как-то оттянуть момент. Нужно было что-то сделать. Нужно было, чтобы кто-то внезапно сюда ворвался и прекратил это, потому что... ей внезапно стало интересно, что скрывается за этим наигранным хитрым прищуром и острыми скулами.
– Замри, Малая, просто... замри.
Бэлла до зубовного скрежета ненавидела, когда ей приказывали. И как минимум половина присутствующих в палате об этом знали, но сейчас она не смогла бы двинуться, даже если бы приложила всевозможные усилия.
Она оцепенела так, что, наверное, слилась с воздухом и почти исчезла. Потому что по-другому быть не могло. Губы Костьи были прохладными. Как она умудрилась, при такой духоте с закрытыми окнами? Ее губы едва касались её. Едва-едва, словно всё ещё размышляя. Бэллка больше не могла сдерживать дыхание, боясь, что потеряет сознание, и выдохнула, чувствуя, как странное, непонятное желание раскручивается внутри словно волчок.
Нет-нет-нет-нет, это неправильно!
Купер прикоснулась и замерла, вроде бы ожидая. Прислушиваясь. Похоже, мир должен был рухнуть или что-то вроде. Но было так тихо, что Бэлла была уверена, она слышала, как стучит её сердце. Кажется, в палате никого не было, или это она потеряла все чувства разом из-за сюрреализма происходящего.
Каспер сделала усилие, прижимаясь к ней сильнее, заставив закрыть глаза. Ее язык осторожным касанием прошёлся по Бэллкиной нижней губе, и она бы сказала, что это было помешательством, которое произошло слишком быстро, чтобы девушка успела его остановить. Маленький, едва ощутимый мазок кончиком языка по губам старосты в ответ, и Бэлла почувствовала, как её затылок ударяется обо что-то твёрдое. По звуку удара казалось, что должно быть больно, но не было.
В груди защемило. Просто до боли, так защемило, что она еле сдержалась, чтобы не заскулить.
Она даже не трогала ее, а Кузнецова плыла, как ненормальная. Как мороженое на солнце. Растекалась, требовательно сжимая губами ее губу. Ее могло бы не стать в этот самый момент, и дело было вовсе не в отвращении. Она не могла объяснить это чувство. Глупое, непрошенное, обволакивающее, похожее на пушистое верблюжье одеяло, обернувшись которым, можно сплавиться от жары.
Она должна была исчезнуть с планеты нахуй, но они повернули лица одновременно, не разрывая поцелуй, и все остальные мысли испарились из головы.
Простонав что-то нечленораздельное, Кузнецова подняла руку в попытке дотронуться до нее. Зачем-то. Но не успела. Ещё секунда и Купер отодвинулась от неё, наблюдая, как Бэлла инстинктивно облизывает свои губы, глотая слюну.
Она уставилась на старосту десятой группы в ужасе. Адреналиновый выброс захлестнул ее, возвращая слух и зрение, и она услышала вопли девочек вокруг.
Медленным движением, отзеркаливая ее, Костья вытерла губы, нагло ухмыляясь.
– Пиздец ты безнадежна.
Смех грянул нестройными рядами. Они что-то там говорили, но в её висках барабанила кровь, так что было плевать. Она бесшумно открыла рот, прикладывая тыльную сторону ко лбу, наконец, чувствуя, как пульсирует затылок, потому что теперь совершенно точно закончилось действие анестезии. Купер приложила ее головой о спинку кровати….
Господи, господи, господи. Я не могла целовать девушку! Не чертову старосту десятой группы Костью мать ее Купер!
Кузнецова вылетела в темный коридор из палаты, не заботясь о том, кто может ее увидеть и обвинить в нарушении комендантского часа, потому что произошедшее накатило на девушку снегопадом. Лицо всё ещё горело, и когда она прислонилась щекой к прохладной стене во тьме пустого коридора, могла поклясться, что слышит смех девчонок, который словно вторил гулкому шуму крови, набатом отдававшемуся у неё в жилах.