Chapter 20: Match (1/2)
— Привет, Натаниэль. — Нил закрыл глаза и тяжело сглотнул. — Или, наверное, я должен сказать Алекс?
Нет, он не должен говорить Алекс. Алекс был мертв — мертв, как и Крис, и Бен, и Натаниэль больше их всех.
Нил.
Нил тихо засмеялся над этим, вопреки себе.
— Сейчас Нил, вообще-то.
— Нил, — сказал Эндрю, и Нил представил его таким, каким он был в последний раз, когда они были вместе — в той крошечной хижине, состоящий из одних белых и золотых цветов и отчаянно пытающийся удержать разбитые кусочки. Нил мог видеть это… даже в двенадцать лет.
Все равно что смотрел в зеркало.
Его голос, конечно, теперь был глубже. Более мягкий. Нилу было трудно сопоставить его с тем, который звучал в подкасте. Может быть, потому, что сейчас он этого не хотел.
— Я сейчас в Большом Каньоне, — сказал он, и что-то во всем этом казалось волнующим, будоражащим и таким невероятно детским. Нил хотел сыграть в это, хотел создать пузырь, в котором Эндрю не был бы тем, кем он был, а Нил не прошел через то, что ему пришлось пережить за последние несколько месяцев.
— Чушь, — сказал он, сидя на кровати, подтянув одно колено к груди и положив на него подбородок. В глубине подсознания он понимал, что Эндрю в Аризоне. Но другая часть его сознания задавалась вопросом, зачем ему возвращаться в Большой Каньон? Была ли это ностальгия? Ожидал ли он найти там Алекса?
<s>Меня?</s>
— Это правда. Ты же знаешь, я никогда не лгу. — Его голос… монотонный, да, но юмор, который можно было ожидать от такой фразы, был завуалирован такой серьезностью, что это задело что-то внутри Нила, но он не хотел признавать это. Не сейчас. Потому что это что-то не было приятным или ностальгическим. Это был гнев, который он держал на замке, потому что чувствовал, что должен — <s>для себя</s> из-за этого телефонного звонка.
Но он не мог поддерживать этот фасад, не мог притворяться, что все в порядке и это просто звонок между старыми… кем угодно. Он не мог привести Эндрю сюда, думая, что все, что ждет его по ту сторону телефона, это что-то счастливое и хорошее, и, и, и, и…
— Хм, — хмыкнул Нил и позволил своему разуму некоторое время побороться с самим собой. Его губы шевелились, произнося слова, которые он еще не произнес в голове. — Ну, прошло много времени. Я тебя совсем не знаю…
Что, по мнению Нила, было полной правдой. Нил не знал, как сопоставить этого Эндрю с 13-летним, сломленным мальчиком в его сознании, и он знал, что это ничем не поможет тому, что было сейчас.
Теперь это был Эндрю — журналист с подкастом, пирсингом и черными накрашенными ногтями. Человек, у которого есть последователи и обещание, которое он…
<s>Нет</s>
…и хреновым способом его выполнить. Он был мудаком, от которого у Нила сводило зубы. Он был человеком, который не понимал, что делает.
<s>Но разве не таким он был раньше? Маленьким мальчиком, у которого рот был намного грязнее, чем у любого взрослого, которого Нил когда-либо встречал. Маленьким мальчиком, который видел и был увиден глазами Нила. Маленьким мальчиком, который не понимал, какое влияние…</s>
Нил потер лоб и прижал телефон к уху. Он слушал ничто, слушал тишину, слушал дыхание Эндрю. Он прислушивался к шуму ветра на этом обрыве, у которого он стоял и не решался прыгнуть с него. Нил тяжело вздохнул.
— Что ты делаешь, Эндрю…?
<s>Что я делаю?</s>
Зачем?
— Выполняю свое обещание.
Ему почти хотелось снова рассмеяться.
Обещание, данное двумя детьми, которые слишком много знали о реальном мире. У Нила чесался мизинец. Он посмотрел на него и вспомнил, как Эндрю обхватил его своим — вспомнил тепло прикосновения Эндрю, нежное, многообещающее и новое. Он вспомнил, как наклонился вперед и приблизился на расстояние дюйма к ореховым глазам, которые стали медовыми в солнечном свете, проникающем через пыльное окно.
Он крепко зажмурил глаза.
Мы больше не дети.
— Это немного экстремально, тебе не кажется?
— Я не занимаюсь тонкостями.
Нет. Не занимаешься, да? Королева драмы.
— Эндрю. — Он пытался звучать строго, пытался звучать серьезно, потому что это было серьезно.
— У меня есть кое-что твое. — Небольшая пауза, которую Нил не знал, как заполнить. — Ты никогда не писал.
— Я же говорил тебе, что не напишу. — У него было полно других забот.
— Полагаю, ты писал.
Нил на мгновение замолчал. Он закусил внутреннюю сторону губы, позволяя этому отвлечь его, когда тишина затянулась, а в голове роились вопросы, на которые у него не было ответов. Например, что, черт возьми, ему теперь делать? Зачем он вообще позвонил? Стоило ли привлекать Эндрю на свою сторону, или он просто создал еще одну проблему, с которой ему, скорее всего, придется разбираться позже? Он даже не знал, что чувствовал в этот момент. Он не знал, стоит ли давать волю гневу, бурлящему в его животе, и есть ли у него вообще какие-то основания для этого. Был ли он оправдан в своем гневе? Правильно ли поступил Эндрю? Кто, что, когда, где, почему?
Единственное, что было понятно, единственное, что он точно знал, это то, что он чертовски устал. Он устал бегать и прятаться, он устал волноваться, устал от Эндрю и своего собственного изнуряющего беспокойства. Он просто…
Сэр ударила лапой по его бедру и попыталась лечь к нему на колени. Инстинктивно он опустил колено, обхватил ее свободной рукой и наклонился вперед так, что она прижалась к его шее. Он пытался черпать из нее силу, впитывать ее тепло и набраться смелости, чтобы произнести слова, которые на самом деле не всплывали в его сознании, пока он не сказать их вслух.
— Тогда найди меня. — <s>Какого черта ты делаешь, Натаниэль?!</s> — Я в Нью-Йорке.
Он прикусил губу — то ли чтобы не говорить у кого, то ли чтобы вообще ничего не говорить, он не знал.
Слишком поздно, блять, для этого.
— Я остановился у… друга. Найди меня, и мы поговорим. Но это должно быть наедине. Ты не можешь… — Он глубоко вдохнул. — Ты не можешь рассказать никому другому… Пока нет.
Наступила тишина, как в его голове, так и по телефону. Казалось, они оба были удивлены словами, которые слетели с его губ.
— Ты в Нью-Йорке?
Хах. Хаха. Блять.
Вау.
Он чувствовал, как маниакальная улыбка грозит расцвести на его губах — истерический смех зарождался в его горле и пытался вырваться наружу. Как он даже не понял? Господи, блять!
— Ты все еще думаешь, что судьба — это дерьмо?
<s>Да</s>
Нил попытался игнорировать нелепые мысли, проносящиеся в его голове, и вместо этого слушал, как Эндрю выдохнул. Он практически слышал, как работает его тупой мозг, находящийся за тысячу миль от него.
А затем:
— Хорошо.
Хорошо?
— Хорошо. Я буду там, как только смогу сесть на самолет. Напиши мне подробности, и я отвечу информацией о своем рейсе.
<s>Не делай этого, Натаниэль</s>.
Заткнись, заткнись, заткнись…
— Хорошо, — быстро ответил Нил. Нужно было закончить этот разговор или утихомирить шум… — Я… Увидимся. Пока, Эндрю.
Ты слишком добр. Он разрушил твою жизнь. Разорвал тебя по швам. Разрушил твою психику на несколько месяцев.
— Пока, Алекс.
Но разве он не…?
Нил на мгновение уставился на пустой экран.
Что я наделал?
Он уронил телефон, словно тот обжег его. Кончики его пальцев покалывали.
Онемение начало распространяться вверх по рукам, к груди, губам. Так происходило всегда, и Нил испытывал сильное искушение просто сдаться — просто лечь на кровать и попытаться глубоко вдохнуть, держа…
<s>руку на шее…</s>
Нет.
Внезапно Нил встал, вдохнул, начал ходить и взял Сэр на руки. Он позволил вибрации ее мурлыканья заземлить его и зарылся лицом в ее шею, чтобы почувствовать запах ее шерсти. Она ласково коснулась его головы, и он подавил всхлип.
Я так устал…
Он перестал двигаться, перестал ходить и вышагивать, может быть, он вообще перестал дышать. Закрыв глаза, он крепче прижал к себе Сэр, а она оставалась совершенно неподвижной, терпеливой. Через несколько мгновений он наконец опустил ее обратно на кровать, поцеловав в носик. Затем сделал еще несколько глубоких вдохов, стряхнул онемение, все еще ощущавшееся в руках, и наконец решил, что ему нужна поесть. Или попить. Или что-то еще. Он не знал, что именно.
Когда он открыл дверь в свою комнату, то почти уткнулся лицом в грудь Мэтта. Нил отшатнулся назад как раз вовремя, чтобы избежать этого, и приложил руку к сердцу, словно пытаясь успокоить его.
Ебаный Христос…
— Господи, Мэтт, ну что, затаился? — Его голос не был спокойным, но он был ровным — не дрожал. Он был в порядке.
Я в порядке.
Мэтт не улыбался. Ему не было весело. Когда Нил поднял голову и посмотрел ему в лицо, между его бровями пролегла морщинка.
— Что случилось?
Нил заставил себя сделать лицо безучастным. Он знал, что это не сработает, но, по крайней мере, это создаст видимость того, что он не просто потратил столько времени, чтобы собраться с мыслями. Мэтт, в конце концов, знал, с кем Нил разговаривает. Звонок Эндрю был в первую очередь идеей Мэтта, но все равно он волновался. Это было написано на его лице, и так было с тех пор, как Нил «открылся» ему. С тех пор его челюсть сжималась каждый раз, когда упоминалось имя Эндрю.
Так было и сейчас.
Все в порядке.
Нил обошел его и направился на кухню.
— Сначала мне нужно поесть.
Потом я тебе расскажу.
Мэтт не ответил. Он просто последовал за Нилом и толкнул его на его обычное место, а затем сам открыл холодильник.
— Остатки китайской кухни?
— Пойдет, — ответил Нил. Это не имело значения.
— Я буду разогревать. Ты — говори. — Мэтт достал контейнеры из холодильника.
Точно.
Нил прикусил губу и сделал глубокий вдох. Он немного замялся, обдумывая свои следующие слова, чтобы убедиться, что сможет произнести их вслух, и обнаружил, что его психика, по крайней мере, частично стабильна. Поэтому он ответил:
— Он приедет сюда. В Нью-Йорк.
Мэтт отреагировал так, как ожидал Нил. Он застыл, доставая посуду.
— Что? — сказал он сначала, затем поставил коробку и повернулся лицом к Нилу. — Как… сюда? В Нью-Йорк? В смысле, он собирается приехать сюда, и ты встретишься с ним лицом к лицу?
Последняя часть не была вопросом по-настоящему.
Тем не менее, Нил просто уставился на Мэтта, и этого было достаточно.
Мэтт потер шею и застонал.
— Нил… Какого черта, чувак? Ты должен был поговорить с ним — сказать ему, чтобы он оставил тебя в покое! Не приглашать его на ужин…
— Все гораздо сложнее… — Нил нахмурился.
— Как это? — Мэтт откинул подбородок и сделал жест вилкой. — Как это может быть сложнее, чем просто «Привет, крошечный гребаный засранец. Пожалуйста, перестань преследовать меня, чтобы я не умер. Спасибо!»
Ты должен сказать ему.
Он должен был. Дело в том, что Мэтт дал Нилу жилье, когда ему больше некуда было идти. Дал ему работу, одежду. Когда Нил признался, кто он на самом деле, Мэтт не выгнал его — нет. Он обнял его и помог ему, и Мэтт заслуживал того, чтобы знать, что на самом деле здесь происходит. Это было буквально самое меньшее, что Нил мог сделать.
В конце концов, если все пойдет по плану, которого у Нила не было, то рано или поздно это всплывет, а Нил чертовски устал от лжи.
Итак, Нил уставился на Мэтта и решил, что сейчас самое подходящее время. Он потер онемевшие руки о штаны и глубоко вдохнул. Он на мгновение задумался, не будет ли легче вымолвить это, если он не увидит реакции Мэтта, поэтому он прикрыл глаза обеими руками и быстро сказал:
— Мы встречались раньше. Когда мы были детьми.
Наступила тишина.
Затем раздался грохот.
Нил рефлекторно вскочил со своего места, уронив руки и оглядываясь, чтобы, во-первых, посмотреть, что произошло, а во-вторых, убедиться, что с Мэттом все в порядке. На полу лежала разбитая тарелка, и осколки окружали босые ноги, как шрапнель.
— Мэтт, какого черта…?
Мэтт хотел двинуться с места, но Нил быстро замахал руками.
— Стой, стой. Просто постой. Ты наступишь на стекло…
Нил быстро вышел из кухни, чтобы взять метлу из шкафа в прихожей, затем вернулся и обнаружил Мэтта на том же месте, уставившегося на него. Нил остановился и вздохнул.
— Это правда не так уж важно.
Похоже, это была волшебное <s>слово</s> выражение, потому что он замер и быстро нахмурил брови.
— Не так уж важно?! Ты издеваешься надо мной, Нил?! — Он вскинул руки и оскалился. — Я имею в виду — не… Итак, вы знали друг друга, когда были детьми, и теперь его долбанутый разум думает, что у него есть какие-то права на тебя?!
<s>Нет, не в этом дело</s>.
Ты этого не знаешь, Натаниэль.
Нил нагнулся, чтобы собрать осколки побольше. Ему очень хотелось, чтобы собирать свои собственные осколки было так же легко, но он быстро отбросил эту мысль, когда Мэтт тоже наклонился. Вместо того чтобы бороться, они оба старались не наступать на мелкие, незаметные кусочки, сканируя пол в поисках того, что они могли пропустить.
В конце концов, когда пол выглядел почти чистым, Нил наконец ответил:
— Все не так…
— Нет? — ответ Мэтта был автоматическим. — Тогда расскажи мне, каково это.
<s>Я не знаю</s>.
Нил схватил веник и совок и начал сметать то, что осталось на полу, в небольшую кучку. По мере того, как он это делал, он пытался придумать лучший способ объяснить то, чего он ни хрена не знает, и в итоге остановился на том, что… было.
— Мы познакомились, когда мне было двенадцать, а ему тринадцать, — начал Нил. Он сфокусировал взгляд на маленькой, но растущей кучке осколков и пыли. — Мы были в Большом Каньоне. Он затащил меня в маленькую закусочную, которая была закрыта, и мы просто… потусовались там.
Нил пожал плечами.
— Потусовались? — Мэтт уже достал другую тарелку и начал заново выкладывать на нее ло-мейн.
— Да, я имею в виду… — Нил тихо застонал. — Мы говорили. Я рассказал ему немного о том, как убегал с мамой. Не детали, конечно, — быстро добавил он. — Но только немного. И он рассказал мне о… всяком. Это неважно… — Он чувствовал, что у него очень плохо получается объяснять. Quid pro Quo.<span class="footnote" id="fn_31642137_0"></span> — В общем, мы тогда дали обещание.
— Обещание? — Вопрос был прерван писком кнопок микроволновой печи.
— Да. Обещание, что мы поможем друг другу выбраться из наших дерьмовых ситуаций, если сможем. Он думает, что выполняет это обещание.
— О, так он сумасшедший? — Мэтт на самом деле не спрашивал. Он повернулся спиной к микроволновке и схватил веник у Нила, чтобы начать агрессивно подметать. — Круто, круто, круто, — кивнул Мэтт. — Без проблем, да. Он установил связь и думает, что это лучший способ помочь. Потрясающе. Фантастика. Какой классный, блять, парень, Нил.
Нил почувствовал, как кипящий гнев, который он пытался одновременно вызвать и подавить в себе раньше, наконец-то начал выходить на поверхность. Его пальцы снова начало покалывать, а пульс участился от прилива адреналина, которого он так ждал.
— Ты думаешь, я не злюсь? — спросил он негромко. — Думаешь, меня не бесит, что этот парень, по сути, выложил всю мою гребаную жизнь в Интернет, чтобы все могли прочитать — только потому, что он думает, что поступает «правильно», выполняя какое-то бессмысленное обещание между двумя детьми, которые не знали ничего лучше?
Мэтт остановился, отложил метлу в сторону и глубоко вдохнул. Посмотрев на кучу на полу, затем на Нила, он выдохнул и покачал головой, избавляясь от напряжения в плечах.
— Нет. Мне жаль. Я не хотел. Я просто волнуюсь за тебя… Я не знаю этого парня, и просто… я беспокоюсь, что он придет сюда и выдаст тебя всем, кто захочет тебя найти.
Я тоже.
— Я знаю, — ответил Нил и почувствовал, как злость вытекает через его онемевшие пальцы. Он снова устал и почти рухнул на табурет у стойки. Когда он снова заговорил, его голос был тихим. — Я тоже волнуюсь. Но я чувствую, что это единственный способ заставить его понять… Заставить его образумиться. Так что, — Нил наблюдал, как дрожат его пальцы, и на мгновение задумался, где, черт возьми, Сэр. Она была ему нужна. — Он придет, я поговорю с ним и, надеюсь, он все поймет. Надеюсь, он отступит и сдастся…
Надеюсь
Он чувствовал, как Мэтт изучает его, слышал, как в его голове крутятся шестеренки, пытаясь понять, правильное это решение или нет. Вместо того, чтобы сказать что-нибудь или вызвать больше вопросов, возможностей или чего-то еще, Мэтт просто кивнул и сказал:
— Я доверяю тебе. Я оставляю это на твое усмотрение, но, пожалуйста… Нил. Дай мне знать, если тебе понадобится помощь. В чем угодно. — Мэтт опустил голову, но его глаза расширились. — Поговорить с ним или спрятать тело, или еще что-нибудь. Хорошо?
Спасибо.
Нилу удалось слабо улыбнуться.
— Хорошо.
Микроволновка пискнула.
−</p>
</p>
«JFK 16:00»
Сообщение пришло в понедельник утром. Нил бросил телефон обратно на тумбочку, перевернулся и зарылся лицом в подушку.
Что я наделал?
Ему придется отпроситься с работы сегодня вечером.
Он предполагал, что мог бы уйти — оставить Эндрю ждать его, если Нил почувствует себя особенно мелочным.
Нет.
Он не сможет сосредоточиться — не сможет думать. Он был бы бесполезен на работе.
Просто покончи с этим.
Мэтт постучал в дверь.
— Нил? Давай, завтрак.
Агх
Нил снова перевернулся на спину и уставился в потолок.
Просто относись к этому как к обычному дню. Абсолютно нормальному. Потусуйся с Мэттом и займись делами, пока у Мэтта тренировка, а у тебя работа. Все будет хорошо.
Я в порядке.
Он сбросил с себя одеяла и наконец свесил ноги с кровати.
— Иду.
Полчаса спустя они сидели в маленьком ресторанчике под названием Sarahbeth’s недалеко от квартиры Мэтта. Это было причудливое место с французской тематикой, украшенное множеством розовых цветов и рюшей. Это было любимое место Мэтта для позднего завтрака на Верхнем Ист-Сайде, что очень забавляло Нила.
За исключением сегодняшнего дня.
Нил пытался съесть свой омлет. Пока что получалось не очень хорошо, несмотря на настойчивый голос в голове, твердивший, что от еды ему станет легче.
Сомневаюсь.
Мэтт тем временем ел уже вторую тарелку блинов — на этот раз с черничным чем-то, которую он обильно полил свежими взбитыми сливками. Для профессионального спортсмена Мэтт баловал себя. Не то чтобы это имело значение.
— Итак, — начал Мэтт, воспользовавшись небольшим перерывом, чтобы налить себе еще одну чашку кофе из искусно украшенного керамического чайника на столе. — Когда он должен приехать?
— В четыре, — пробормотал Нил, отделяя бедный кусочек бекона от яйца. — Он приземляется в аэропорту Кеннеди в четыре.
— Где он остановится? — спросил Мэтт, делая глоток из своей чашки с поднятым вверх мизинцем.
Нил уставился на него. Обычно он бы рассмеялся. Вместо этого он просто вздохнул и подавил очередной стон, пожав плечами. Нил не знал, да его это и не волновало. Его план <s>не план</s> состоял в том, чтобы встретиться лицом к лицу, а затем покончить с этим, с ним, со всем.
Мэтт со звоном поставил свою чашку и посмотрел на свою еду, как будто не он запихивал ее в себя тридцать секунд назад.
Затем он сказал:
— Он может остаться у нас в квартире.
— Нет, не может, — тут же ответил Нил. Это было последнее, что ему было нужно — Эндрю, мать его, Миньярд в единственном месте, которое, как ему казалось, у него осталось.
Мэтт вздохнул.
— Нет, конечно, если это будет тебя напрягать. Но, честно говоря, Нил, я бы предпочел, чтобы он был там, где я могу за ним присматривать… Где я знаю, что он делает и с кем разговаривает. Ты меня понял?
<s>Да</s>
— Я не думаю, что это займет много времени. Мне нужно сказать ему, чтобы он отвалил, а что он будет делать после этого, я не знаю.
— А если это не сработает?
— Сработает. — Должно сработать. Нил просто хотел вернуться к своей нормальной — ну, «нормальной» — жизни. Итак, план <s>не-план</s> состоял в том, что Нил будет говорить, Эндрю будет слушать, и точка.
Мэтт поджал губы, сдерживаясь, чтобы не сказать то, что Нил видел в его глазах.
На этот раз Нил вздохнул. Он уточнил:
— Хорошо. Я встречусь с ним на Ямайке. Может быть, я приведу его в квартиру. Мне нужно уединенное место для этого разговора — не могу рисковать, что кто-нибудь подслушает… Я не знаю, насколько он популярен… — Он передвигал бекон по тарелке, размазывая по нему яйцо и масло. — Я не знаю, узнают ли его, так что…
Это, по крайней мере, заставило Мэтта рассмеяться и поднять вилку обратно.
— Никому в Нью-Йорке нет дела до Эндрю Миньярда — по крайней мере, не настолько, чтобы что-то с этим делать. Однако, — он нарезал блинчики, — я думаю, ты прав. Тебе нужно уединиться, чтобы устроить ему выговор. — Когда он съел весь кусочек с вилки, он уставился на Нила, как бы говоря: «Потому что ты это сделаешь».
Нил кивнул.
Я сделаю.
Он снова поискал в себе тот гнев и заставил его разгореться еще сильнее.
−</p>
</p>
Нил как раз собирался уезжать в аэропорт Кеннеди, когда Мэтт вышел из своей комнаты. Он был в толстовке с капюшоном, в шляпе и солнцезащитных очках. Нил поднял бровь.
— Мэтт, какого хрена ты делаешь?
— Я инкогнито. Так что мы можем пойти за Миньярдом.
Нил покачал головой.
— Нет. Мэтт. Нет. Ты выглядишь как Унабомбер.<span class="footnote" id="fn_31642137_1"></span>
Мэтт задрал подбородок и положил руку на грудь.
— Это грубо. Я выгляжу инкогнито.
— Ты похож на чернокожего мужчину ростом метр девяносто три в толстовке с капюшоном и солнцезащитных очках.
У меня нет на это времени.
<s>Нет, есть. Опаздывай. Заставь Миньярда ждать</s>.
Нет.
Нил вздохнул и жестом указал в его сторону.
— Я не собираюсь отвечать за то, что на тебя набросится полиция за то, что ты ходишь в черном. Я пойду один.
Мэтт нахмурил брови и повернулся, чтобы посмотреть в одно из своих декоративных зеркал. Он наклонился к нему и пробормотал:
— Хм…
Нил мог практически слышать его мысли: «Я ведь и есть черный мужчина ростом метр девяносто три, разве нет?»
Мэтт снял шляпу и солнцезащитные очки и вздохнул.
— Отлично. Я не хочу привлекать к тебе больше внимания. Но! — Он быстро направил очки на Нила: — Ты пойдешь туда и сразу вернешься, так?
— Да.
— Без остановок?
— Без остановок.
— Я засекаю время. Напиши мне, когда приедешь в аэропорт и когда будешь возвращаться.
— Мэтт, я…
Мэтт поднял руку.
— Я не хочу это слышать. Просто скажи: «Да, Мэтт. Я сделаю это».
Нил закатил глаза и направился к двери.
— Да, пап. Я сделаю это.
−</p>
</p>
Всю дорогу до аэропорта Нил размышлял. Он снова и снова прокручивал это в голове. Каково это будет, когда они наконец встретятся лицом к лицу? Каково это будет — снова увидеть его? Иметь возможность поговорить и…
Выпустить все на свободу.
Нил сжал кулак, думая об этом.
Он был зол на Эндрю, да. Но другая сторона его злости заключалась в том, что он злился на себя. Он злился, что был так спокоен и сердечен по телефону. Он должен был сказать ему о своих чувствах прямо там и тогда — может быть, разозлив Эндрю, но, по крайней мере, тот бы не пришел сюда, думая, что это будет приятная беседа между старыми друзьями — думая, что все в порядке.
Что со мной все хорошо.
<s>Я в порядке</s>.
Что-то в глубине его сознания подумало: «Хорошо. Пусть приходит и думает, что это безопасно. Пусть приходит и думает, что к нему приходит маленький двенадцатилетний ребенок, которого он встретил годы назад». Нил сможет выбить грунт прямо из-под его ног, как это сделал Эндрю.
«Я снова лис. Я буду гоняться за <s>этими</s> этим <s>кроликами</s> кроликом по норам и не остановлюсь, пока не почувствую вкус крови на языке.»</p>
Неужели это был единственный способ заставить его остановиться? Чтобы он понял?
Он меня живьем съест? Сожрет меня? Будет продолжать, пока ничего не останется?
Нет.
Нил знал, что Эндрю прошел через дерьмо. Он знал, что и он видел насилие. Он не знал, до какой степени, но он помнил тот день — тот разговор.
«Я не хочу, чтобы в дом пришли другие дети.»
Интересно, подумал Нил, что бы он почувствовал, если бы Нил нашел все моменты, которые сделали Эндрю наиболее уязвимым в детстве, и выставил их на всеобщее обозрение? Выставил бы их на всеобщее обозрение, чтобы общественность могла поглощать их, разбирать на части и тщательно изучать, как будто он не настоящий, не человек — живущий, дышащий и живой.
Может быть, он поймет.
<s>Может быть, не поймет</s>.
Он уже был здесь. В одну минуту он ехал на Q, потом на Пэн, а в следующую стоял на верхней платформе станции «Ямайка» — руки в карманах, зубы впились в губы. Люди окружали его, в спешке двигаясь, болтая и озвучивая объявления сверху. Глаза Нила были прикованы к стеклянным дверям, ведущим к пропускному пункту метро в аэропорт Кеннеди. Он ждал, искал, предвкушал момент, когда блондинистая голова пройдет через них.
Он не знал, как долго стоял там. Но быстрее, чем Нил хотел, он уловил блеск очков и черных ботинок. Он закрыл глаза с медом, теплом и болью<s>, которую он понимал</s>, а Нил?
Он видел красное.
___</p>
</p>
На лице Нила не было никакого выражения, когда Эндрю увидел его, но на его нижней губе была небольшая вмятина, по которой Эндрю понял, что он прикусил губу. Эндрю медленно подошел, крепко сжимая сумку на плече и стараясь, чтобы выражение его лица было как можно более безучастным. Он проигнорировал толчки в груди и кивнул в знак приветствия, когда тот подошел к нему.
Нил был… Эндрю не мог описать это. Он был именно таким, каким Эндрю представлял его себе в течение всего этого времени. Мальчик из хижины, но… другой, потому что он также был ребенком с фотографий. Маленький, уязвимый, испуганный ребенок, которого Эндрю видел только на снимках, вырос, осознал и оказался здесь. Он был Алексом, он был Натаниэлем, он был… Нилом.
Эндрю не успел рассмотреть его поближе, потому что Нил лишь кивнул ему головой. Не говоря ни слова, он повернулся и направился вниз по лестнице, чтобы сесть на приближающийся поезд. Эндрю последовал за ним.
Нил молчал всю дорогу до того места, куда-бы они не направлялись.
Эндрю тоже молчал. Он практически чувствовал, как волны гнева накатывают на него.
Все слова, которые Эндрю планировал сказать в этот момент, вылетели у него из головы.
<s>Им все равно не будут рады</s>.
Они сидели друг напротив друга в переполненном поезде. Нил, скрестив руки на груди, смотрел в пол, а Эндрю изучал его как можно более скрытно.
Он остался прежним.
Он был таким же, и от этого Эндрю было трудно дышать. Загорелая кожа, веснушки, пятнышко на ухе… Единственным отличием, кроме возраста и времени, были его глаза — теперь они были карие, скрытые за контактными линзами, и Эндрю обнаружил, что этот цвет ему совсем не идет. <s>В том-то и дело</s>. Они могли бы быть снова в Аризоне. <s>Ноги простирались перед ними, достаточно близко, чтобы коснуться друг друга</s>.
Но это не так.
Они были в Нью-Йорке, в поезде, и Эндрю знал, чем все это кончится.
Мне просто нужно объяснить.
Он ничего не сказал, не сейчас. Ни в поезде, ни во время прогулки, куда бы они ни направлялись.
Он хотел вдохнуть тишину — всевозможные язвительные комментарии сидели на кончике его языка. Импульсивный засранец, каким его все считали, был готов вызвать реакцию, что-то, если придется.
Но он сдержался. Не сейчас. <s>Пока нет</s>. Никогда, Эндрю.
Когда они вошли в вестибюль многоэтажного жилого дома на Верхнем Ист-Сайде, Эндрю захотелось задать вопрос. Но он ничего не сказал. Когда охранник за мраморной стойкой кивнул Нилу, он ничего не сказал. Когда они вошли в блестящий, стеклянный и серебряный лифт, и Нил ввел код безопасности, чтобы попасть туда, куда бы они не направлялись, Эндрю подумал, что он может задохнуться от всего того, что он, блять, не сказал.
— Неплохая квартира.
Нил взглянул на него краем глаза, и Эндрю вернулся к молчанию.
Глупый.
Они ехали в лифте до какого-то гребаного этажа (Эндрю был слишком рассеян, чтобы смотреть. Он будет ругать себя за это позже). Когда они вышли, он увидел в конце коридора окна от пола до потолка, две двери у одной стены и одна дверь у другой. Нил направился к единственной двери с номером «1003», написанным на прикрепленной к ней табличке, и воспользовался связкой ключей, чтобы войти.
Он прошел перед Эндрю, и блондину пришлось быстро протянуть руку, чтобы дверь не захлопнулась перед его лицом.
Я заслужил это.
Войдя внутрь, Эндрю закрыл за собой дверь и повернулся к самой красивой квартире, в которой он когда-либо был.
Неплохо для беглеца.
Он проследовал за Нилом по короткому, суровому белому коридору, по обе стороны которого висели картины в стиле поп-арт, в гостиную. Спустив сумку с плеча, он бросил ее рядом с диваном и почувствовал, как в животе поселилось беспокойство и вытеснило всю уверенность, которая там могла быть. Эндрю чувствовал себя так, словно он был темным пятном, загрязняющим очень светлую квартиру <s>дом</s> вокруг него. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз испытывал подобное чувство.
Кто-то прочистил горло, вырвав его из раздумий, о которых он, конечно же, не думал. Он повернулся и увидел очень высокого мужчину, стоявшего на такой же белой, <s>по-домашнему</s> уютной кухне.
— Миньярд?
Когда Эндрю кивнул, мужчина направился к нему. Его рост превышал метр восемьдесят, и Эндрю внутренне вздохнул. Большие парни обычно любили притворяться, что у них есть какое-то преимущество перед Эндрю из-за их роста.
Это не так.
— Мэтт, — вздохнул Нил. — Что ты здесь делаешь? Разве ты не должен быть на тренировке?
Ты, наверное, издеваешься надо мной.
— Мне нездоровиться, — Мэтт слабо кашлянул, не отрывая взгляда от Эндрю. — Сказал, что меня сегодня не будет.
— Это было глупо, — сказал Нил, в его словах прозвучал намек на разочарование. Эндрю не знал, было ли это разочарование исключительно на счет Мэтта, или он просто готовился выплеснуть его на Эндрю.
— Да, окей. Здесь были более неотложные дела. — Он посмотрел на Эндрю, и Миньярд отвел взгляд, чтобы быстро осмотреть квартиру вокруг себя. Именно тогда Эндрю действительно понял, кто этот парень. Он никогда не видел его, не думал, что видел, но подсказки были по всей невероятно шикарной квартире и…
<s>Судьба, судьба, судьба…</s>
— Мэтт Ллойд, верно? — спросил он.
— Вообще-то, Бойд.
Не говори этого.
Эндрю наклонил голову.
— Нет… нет, я уверен, что Ллойд.
Мэтт угрожающе шагнул вперед, и Нил схватил его за руку. Эндрю сфокусировался на руке Нила и сузил глаза.
Что это, собственно, такое?
— Мэтт, ты не против? Я хочу закончить этот разговор, и нам не нужны зрители.
Мэтт наконец оторвал взгляд от Эндрю и посмотрел на Нила. Он смягчился, совсем немного. Эндрю поджал губы, когда Мэтт согласился:
— Хорошо. Но я пойду в свою комнату. Позови, если тебе что-нибудь понадобится…
Эндрю мог сказать — Нилу потребовалось все, чтобы не закатить глаза, когда он наклонился и поднял с дивана серую полосатую кошку.
— Я позову. Возьмешь Сэр с собой? Иначе она будет пытаться взобраться по моей ноге.
Мэтт кивнул и взял ее в руки. Он бросил взгляд через плечо на Эндрю, но Эндрю был слишком занят тем, что сосредоточил свою энергию и силу воли на том, чтобы не прыгнуть в объятия кошки.
Когда Мэтт ушел, глаза Эндрю все еще смотрели в пространство, где тот стоял до этого.
— Итак, — начал он. — Ты живешь с профессиональным экси-игроком… И он знает твою историю. В каком мире мы живем.
Нил наконец разжал челюсти и прошел вглубь гостиной, оставив Эндрю только следовать за ним. Несколько мгновений он наблюдал за Нилом, почувствовал желание хрустнуть мизинцем, и был слишком слаб, чтобы сопротивляться этому желанию. За хрустом последовало:
Я сдержал свое обещание, я сдержал свое обещание, я сдержал свое обещание.
Вместо этого он сказал:
— Выскажись уже.
— Что? — Нил быстро посмотрел на него и наклонил голову, как бы говоря: «Извини?»
Не так, как этот Эндрю.
— Просто выскажись. — Он обошел диван и сел. — Тебе явно есть что сказать, так скажи это. — Он скрестил руки на груди и закинул одну ногу на другую. — Я здесь. Я слушаю.
Он имел в виду и это. Он был здесь… он слушал.
Я не выношу тишину.
Он старался оставаться безучастным, непринужденным — с бурей, бушевавшей в его груди, и словами, которые он хотел сказать, но знал, что не имеет на это права.
— Ты уверен, что не хочешь записать это? — спросил Нил с таким презрением, на какое только был способен.
Черт.
Эндрю вздохнул и потер глаза под очками. Теперь его голос был мягче:
— Если ты позволишь мне объяснить…
— Нет, — Нил вздохнул и рассмеялся. — Я не должен позволять тебе делать что-либо. Ты будешь сидеть здесь, слушать и не говорить ни слова, пока я не скажу все, что нужно. Понял?
На его щеках появился румянец, и он сжал губы в тонкую линию. По обе стороны от него руки были сжаты в кулаки, но Эндрю мог сказать, что они дрожат.
Хорошо.
Эндрю кивнул.
Нил еще минуту ходил по комнате, а потом наконец повернулся лицом к Эндрю. Сведя брови вместе, он резко сказал:
— Кем ты себя, блять, возомнил?
— Прости? — <s>Эндрю, нет</s>.
— КЕМ ТЫ СЕБЯ, БЛЯТЬ, ВОЗОМНИЛ?!
Если бы Эндрю стоял, он бы сделал шаг назад. А так ему некуда было бежать.
Некуда прятаться.
— Я тот, кто пытается помочь…
Заткнись. Заткнись, заткнись, заткнись…
— Чушь, Эндрю. Ты хоть представляешь, на что это было похоже? Ты хоть представляешь, какое дерьмо мне пришлось пережить с тех пор, как ты решил выложить всю мою гребаную жизнь на всеобщее обозрение?!
Нет. Не представляю.
Нил глубоко вдохнул. Он задрожал, выдыхая. Его плечи были подняты, каждый мускул выглядел так, словно был напряжен и готов сорваться, и Эндрю хотел…
— Когда мне было пять лет, Эндрю. Когда мне было пять лет, я спрятался в шкафу и написал слова «не будь плохим». Потому что когда мой отец бил меня, когда он резал меня, когда он заставлял других людей бить и резать меня, я был так уверен, что это была моя гребаная вина. Единственное место, где я чувствовал себя в безопасности, единственное место, где я мог спрятаться, было в этом шкафу. — Он жестом показал вокруг себя. — В окружении дорогих игрушек, одежды и маркеров всех цветов, которые когда-либо существовали — и я написал слова «не будь плохим». Знаешь, что с тех пор не приходило мне в голову?
Эндрю не ответил. Он просто смотрел и чувствовал, как его грудь сжимается все сильнее и сильнее.
— Тот момент. Я не думал о нем с тех пор, как моя мать забрала меня, и мы сбежали из того гребаного дома. Я не думал об этом ни одного. гребаного. раза. Потому что было так много других вещей, из-за которых я паниковал. Но ты, о ты. Эндрю, блять, Миньярд… — Нил рассмеялся. Он все еще был напряжен, плечи подняты. — Ты вернул его к жизни.
<s>Нет…</s>
— Ты его СФОТОГРАФИРОВАЛ! И выложил в интернет, чтобы незнакомые люди видели, комментировали и придирались. Какого хрена ты так со мной поступил?
Я не знаю… Я не знаю, я не знаю, я не знаю… Это не то, чего я хотел. Я не хотел…
Мысли в его голове были настолько громкими, что он не мог услышать, жужжит ли Пчела. До этого момента с ее стороны все было тихо. Она была тихой, лишь легкое дуновение ветра за его ухом, а теперь? Она была всем, что он мог слышать, всем, что он мог чувствовать. Ее жжение и гул, и ему хотелось стереть их, но он не заслуживал этого. Не сейчас…
— Я не думал…
— О, это чертовски очевидно. Все это время ты не думал ни о ком, кроме своего гребаного «я». — Он указал на Эндрю, а затем опустил руки на бедра. — Ты делаешь вид, что идешь в этот гребаный крестовый поход, чтобы спасти мать и сына, но на самом деле… — Эндрю видел, как Нил впился пальцами в бока. — На самом деле, ты в крестовом походе, чтобы разрушить мою жизнь еще больше, чем она уже разрушена! Ты взял то, что случилось, когда мы были детьми, и превратил это в оправдание для себя, чтобы делать все, что захочешь, во имя бессмысленного обещания, данного двумя глупыми детьми, которые не знали ничего лучше!
Эндрю сидел, застыв как камень, стараясь не чувствовать, не думать и не позволять словам в его голове и жужжанию в ухе изменить то, что на него обрушилось.
Я заслужил это.
Он заслужил. Неважно, сколько оправданий он хотел придумать в своей голове, он знал, что заслужил все, что Нил обрушил на него. Возможно, это была единственная справедливость, которую Эндрю мог когда-либо воздать Нилу. Справедливость за ту боль, через которую он неосознанно заставил его пройти…
Но все это не было бессмысленно. Это обещание… Оно не значило для Эндрю «ничего». Оно значило все, именно поэтому он был здесь — почему он боролся, чтобы попасть сюда, несмотря ни на какие трудности. Это был один из самых значительных моментов его детства — может быть, даже жизни… Тот момент разделения секретов, травм и обещаний.
— Для меня это не было бессмысленным, — тихо сказал он, вставая, чтобы попытаться подойти ближе, отодвинуться подальше, обрести хоть какое-то понимание. Он снова попытался хрустнуть мизинцем, но ощутил лишь боль. — Я всегда выполняю свои обещания…
— Лжец, — прошипел Нил, и Эндрю нахмурился, попытался отступить, но отступать было некуда, <s>только обратно на диван</s>. Он остался стоять. — Ты такой чертов лжец. Я помню тот день, а ты? Или ты переделал его во что-то другое в своей гребаной башке?
— Я помню все, — вызывающе сказал Эндрю.
— Тогда вспомни это. «Я не расскажу. Я обещаю, а я никогда не нарушаю своих обещаний». — Нил жестоко насмехался.
Бззз, бззз, бззз, бззз… Би зажужжала снова. Он сдался и прижал к ней два пальца, но в ответ услышал лишь учащенный пульс.
— Что, блять, это значит?
— Ты сказал, что не расскажешь. Ты обещал, что никому не расскажешь о том, что я тебе рассказал — о том, как мы бежали, о моем отце и… — Нил покачал головой, снова засмеялся. — И вместо этого ты рассказал ВСЕМУ ГРЕБАНОМУ МИРУ!
Он тяжело дышал, ноздри раздувались, а глаза стали стеклянными.
Нет
Эндрю почувствовал себя так, словно его ударили. Он опустил руку на живот и попытался сделать вдох.
Нет
Нетнетнетнетнетнет…
Вдохни.
Его глаза уставились на Нила, растерянные, <s>но нет</s>. Он не… Он не нарушил своего обещания…
Разве?
— Нил, — сказал Эндрю, отчаянно надеясь, что он поймет. — Просто послушай… То, что ты и твоя мама сбежали от отца… все уже знали об этом. Это не было новостью для общественности. — Заткнись, Эндрю. — Я журналист. Это был самый быстрый, самый эффективный способ…
Неправильный…
— О, ты журналист. Мне чертовски жаль, сэр, простите мое невежество. Как хорошо, должно быть, было для тебя! Ходить в школу, строить карьеру и жить охуенной жизнью. Ты хоть представляешь, чем я занимался с нашей последней встречи?
— Да. — Убегал, прятался, оглядывался.
Вот почему я здесь..
— «Да», говорит он. Блять, «да». И все же ты решил, что лучший вариант — это рассказать все в подкасте. — Нил долго смотрел на него и вдруг остановился. Что-то внутри него разжалось, как пружина, его тело расслабилось, плечи опустились, руки ослабли. Глаза Нила были такими… открытыми, такими честными, и Эндрю захотелось попробовать…
Нижняя губа Нила дрогнула на долю секунды, прежде чем он прикусил ее. Он закрыл глаза, и Эндрю физически ощутил, как разбивается его собственное сердце — почувствовал, как кусочки, которые они с Би так старательно пытались аккуратно склеить обратно, разлетаются на миллион крошечных осколков.
Мне жаль.
Когда Нил снова открыл глаза, Эндрю пришлось сесть. Он физически не мог больше держать себя в руках. Он был слаб, он был неправ, он только пытался…
— Разве ты никогда не думал…? — практически прошептал Нил. — Все эти вещи… которые ты находил. Ты никогда не думал о том, что это сделает со мной, если я услышу это? Увижу это…? — Он попытался сделать глубокий вдох, но, похоже, не смог. — Я должен был быть на шаг впереди тебя. Я должен был знать, где ты, и слушать… И я должен был позволить этому уничтожать меня каждый… гребанный… раз.
Нил рухнул. Он буквально рассыпался на глазах у Эндрю. Мальчик со шрамами и неистребимой потребностью выжить. Мальчик с силой, которую Эндрю едва мог постичь, и… Его губы крепко сжались, и он опустился на колени на пол, и это была вина Эндрю.
Нил издал всхлип, который мог быть рыданием, Эндрю не знал. Он знал только, что сам издал звук, которого никогда раньше от себя не слышал. Возможно, это было удушье — удушье от чувства вины и печали, настолько глубокого, что он не знал, что когда-либо чувствовал это раньше.
Эндрю опустился на колени рядом с ним.
Нил вздрогнул.
— Не трогай меня, блять…
Эндрю не трогал. Он беспомощно стоял на коленях, протянув руки в мольбе, словно мог предложить хоть что-то. Но ничего не было…
Я — ничто.
— Мне жаль, — прошептал Эндрю, дрожа.
Нил хмыкнул и покачал головой. Он резко потер лицо, прижал пальцы к глазам и быстро моргнул, как только убрал их.
— Я пытался позвонить тебе, — задохнулся он, глядя на свои влажные кончики пальцев. Что…? — Когда моя мама умерла, а я был в Калифорнии. Я пытался позвонить тебе.
<s>Нет</s>
Эндрю сел на пол. Дыхание оставило его, и единственное слово, которое он смог вымолвить, было:
— Что?
Бззз, бззз, бззз
— Номер, — сказал Нил, яростно вытирая слезы, которые медленно стекали по его щекам. — Номер, который ты мне дал, — выдавил он сквозь стиснутые зубы. — Я пытался позвонить по нему. Женщина, которая ответила, сказала, что ты там больше не живешь.
Нил фыркнул и быстро покачал головой, уронив руки на колени. Когда он посмотрел на Эндрю, его глаза были красными, а ресницы слиплись.
«Они рыжие, — сказал Эндрю, а затем продолжил, когда Элисон и Рене посмотрели на него. — На семейной фотографии. Если вы ее увеличите, то увидите, что они рыжие.»</p>
Нил заставил себя улыбнуться, но уголки его губ дрогнули.
— И часть меня была рада, — он сглотнул. — Я был рад, потому что это означало, что ты выбрался. Но… я пытался, блять, позвонить тебе, а тебя там не было.
Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.
Эндрю сдвинул очки на макушку и прислонился спиной к дивану. Он закрыл лицо руками, стараясь не расплакаться, пока слова эхом повторялись в его голове снова и снова. Он пытался позвонить мне…
Тебя там не было, тебя там не было, тебя там не было…
— Мне жаль, что меня там не было, — начал он, опустив руки. — Я уехал на следующий год. Я…
Он снова потер лицо, как будто мог оттирать его до тех пор, пока не освободится от следов всех своих неправильных поступков. Он постарался не впиваться ногтями и вспомнить, кем он был… Но:
— Я не знал, кто ты… Я понял только позже, когда вышел документальный фильм. Если бы я знал раньше…
— Просто остановись, — тихо, устало сказал Нил. В последний раз он прижал ладони к глазам, прежде чем опустить их и кивнуть тем мыслям, которые были у него в голове. — Ты ничего не можешь сказать. — Он посмотрел на Эндрю. — Мэтт был единственным, что помогало мне не развалиться на части с тех пор, как приехал сюда. Кстати, он чертовски тебя ненавидит.
— Я тоже себя ненавижу, — машинально ответил Эндрю… Так сильно. В этот момент Эндрю ненавидел себя больше, чем когда-либо за всю свою жизнь, а это о чем-то говорит.
Нил фыркнул:
— Вступай в клуб. Мы встречаемся по пятницам.
— А, тогда я пришел вовремя.
Нил не улыбнулся. Он не засмеялся.
Черт.
— Мне жаль, — попытался Эндрю снова. — Мне чертовски жаль. Я понятия не имел… я не знал. Я думал, что помогаю. Я думал, что поступаю правильно.
— Твои извинения для меня абсолютно ничего не значат. Мне плевать. Все, что мне от тебя нужно, это чтобы ты заткнулся и оставил меня в покое.
Эндрю на мгновение пожевал кольцо в губе. Он хотел дать Нилу все, что ему нужно. Он хотел сделать все лучшим способом. Но как он мог это сделать, когда он не понимал…
— Это то, чего ты действительно хочешь? — спросил он, голос был низким и тихим, предназначающимся только для этого места, для него. — Я знаю, ты не хочешь этого слышать, но я здесь ради тебя. Черт, Нил. Клянусь, все, что я когда-либо хотел сделать, это помочь. — Он сделал глубокий вдох. — Я никому не рассказывал о Калифорнии. Есть еще много вещей, которые я нашел и о которых я никому не рассказал, потому что это подвергло бы опасности слишком много людей, или я чувствовал, что это слишком личное, не важное для дела. Я просто хочу…
Я просто хочу узнать тебя.
— …Я просто хочу сделать все, что должен.
Бззз, бззз, бззз
Нил уставился на него на мгновение, затем покачал головой. Он выглядел избитым, измученным. Это моя вина.
— Я иду спать. Я слишком устал, чтобы думать рационально прямо сейчас. — Он вытер руки о брюки, затем запустил пальцы в излишки ткани. Его следующие слова прозвучали как поражение: — Тебе есть где остановиться?
Услышать его вопрос после сцены, в центре которой они оба только что находились…
— Пока нет.
— Мэтт сказал, что ты можешь остаться здесь. Спать на диване. Как угодно. Сможешь выяснить, когда ты можешь уехать утром.
Нил встал и начал пробираться к выходу из гостиной.
— Подожди, — позвал Эндрю. Он даже не знал, почему, что ты делаешь? — Я еще не ухожу. Я не буду тебе мешать, но на всякий случай, если ты захочешь поговорить.
— Как скажешь. — Нил повернулся и ушел, а Эндрю сел обратно на диван, совершенно ошеломленный, за ухом горело, и он как никогда жалел, что с ним нет Кинг.
− </p>
</p>
Эндрю долго сидел на диване. Мысли метались в его голове, от того, что он сделал, до того, куда ему идти дальше. Он не хотел уходить, не хотел оставлять Нила одного — наедине с тем, с чем бы они ни столкнулись. Но он знал, что его здесь не ждут… Он знал, что то, что он сделал, нанесло непоправимый ущерб. Был ли вообще отсюда выход…? Был ли вообще выход или решение?
Его пальцы чесались, а в груди болело. Он давно не чувствовал такой боли, и сам факт того, что он чувствует боль, вызывал у него тошноту.
Дело не во мне.
Нил не выходил из своей комнаты, и к тому времени, как появился Мэтт, уже совсем стемнело. Он слышал, как тот в какой-то момент зашел в комнату Нила, но не мог ни услышать, ни увидеть их со своего места. Эндрю остался сидеть, не двигаясь, сцепив руки, прижав пальцы к губам так сильно, что пирсинг давил, и упираясь локтями в колени. Его глаза, казалось, высохли от немигающего взгляда.
Шаги Мэтта пронеслись через весь короткий коридор к дивану. В какой-то момент он сел на другой конец и тяжело вздохнул, опускаясь на него.
В конце концов, он спросил:
— Что именно ты пытаешься здесь сделать?
Эндрю позволил оцепенению, окутывающее его, немного оттаять.
— Не твое собачье дело.
Эндрю.
— Это мое дело — ты знаешь. Поскольку ты в моем доме и это касается Нила. Я могу прямо сейчас нажать кнопку у своей двери и сильно осложнить тебе жизнь. Так почему бы тебе все-таки не поболтать со мной?
Впечатляет.
Эндрю перевел взгляд. Мэтт пристально смотрел на него, и Эндрю медленно кивнул головой, оценив напор взгляда Бойда. Действительно, это было впечатляюще. Он задался вопросом, был ли Мэтт такой задницей все время, или это шоу было специально для него.
— Я не пытаюсь ничего делать. Я сделаю все, что Нил захочет. Я пришел сюда, чтобы помочь…
— Не для того, чтобы продать его? Ты разместишь это на веб-сайте? Я знаю, что его отец мертв, но он все еще не хочет, чтобы его нашли. Ты собираешься уважать его желания?
Бззз
Эндрю почувствовал, как в нем нарастает гнев, желанный и заземляющий; он почувствовал, как зажужжала Пчела, предупреждающе и обжигающе.
— Я не обязан объясняться с тобой, Ллойд.
Глаза Мэтта сузились.
— Ты действительно хочешь играть со мной в эту игру? — Он наклонился вперед, почти нарушая личное пространство Эндрю. — Слушай сюда, ты, маленький засранец. Я тот, кто был здесь все это время, — он указал на себя. — Я тот, кому приходилось собирать его снова и снова из-за того дерьма, которое ты вытворял. — Пальцем Мэтт указал на Эндрю и был близок, чтобы коснуться его, но не совсем. Эндрю недолго раздумывал, сломать его или нет, но вместо этого сжал челюсти и посмотрел прямо на Мэтта. <s>Он правда старался не развалиться на части. Я причина этого, я проблема</s>. — Я не позволю тебе прийти сюда и испортить его состояние еще больше. Мне похуй, какие у тебя были или есть намерения, и были ли вы лучшими друзьями в детстве. Мне. не. важно. Меня волнует только то, что он в безопасности и о нем заботятся.
— Ты что, его отец? — Слова вырвались прежде, чем он успел остановиться.
Заткнись, Эндрю.
— Конечно, блять, да, раз уж ты так беспокоишься. И я буду защищать его любым способом.
Точно.
Эндрю встал. Он не мог больше сидеть здесь и выслушивать это, не ударив Мэтта прямо в его гребаное лицо. Он схватил свои сумки.
— Думаю, мне пора идти, — выдавил он.
— Лучшая идея из всех, что посещала тебя. — Мэтт встал, бросил последний язвительный взгляд на Эндрю, а затем ушел тем же путем, что и пришел — захлопнув за собой дверь. Эндрю не знал, была ли это его спальня или спальня Нила. Он заглушил все, что кричало в нем, закинул рюкзак на плечо и направился к двери, но остановился.
Стоп.
Он обернулся и сел на диван. Из сумки он достал блокнот и пачку «Скиттлз», затем быстро нацарапал записку фиолетовой ручкой. После секундного колебания он также достал бумажник.
Открыв его трясущимися руками, он задержал дыхание по неизвестной ему причине и достал фотографию их двоих с Большого Каньона. Он не смотрел на крошечную улыбку в уголке рта Нила, и эта улыбка не заставила его грудь болеть еще сильнее. С трудом сглотнув, Эндрю отвел взгляд и положил фотографию внутрь сложенной записки, после чего засунул ее под «Скиттлз» и положил на кофейный столик.
Снова встав, он, наконец, вышел из квартиры — телефон в руке — и позвонил один раз, прежде чем ему ответили.
— Рейнольдс. Я в Нью-Йорке, и мне нужно где-то остановиться.
___</p>
</p>
Нил проснулся на следующее утро, чувствуя себя как после смерти. Его глаза опухли, а тело болело. Он лежал в постели, уставившись мутным взглядом в потолок, наслаждаясь минутой пустоты, прежде чем вспомнить.
Эндрю
Он сел прямо, голова раскалывалась, а виски пульсировали так сильно, что ему пришлось закрыть глаза и прижать к ним ладони, пока не увидел полную черноту.
Черт.
Он здесь?
Резким движением Нил сбросил с себя одеяло, и Сэр недовольно замяукала. Он быстро сдвинул его и поднял кошку.
— Прости, прости, — сказал он, сжимая ее. Мэтт принес ее в его комнату прошлой ночью после ссоры с Эндрю. Он видел, что Нил не хочет говорить об этом — поэтому он не стал настаивать, он никогда этого не делал. Однако он молча лежал на кровати рядом с Нилом. Его теплого присутствия было достаточно, чтобы поддержать Нила и позволить ему в конце концов погрузиться в пустой, измученный сон.
Я все еще чувствую себя дерьмово.
Он взял Сэр с собой <s>на всякий случай</s>, тихо открыл дверь и выглянул наружу, словно ожидая, что Эндрю будет упрямо стоять там. <s>Его не было</s>. Нил открыл дверь шире и вышел. Из кухни доносились звуки, и он пошел им на встречу, но обнаружил, что Мэтт готовит бекон. Когда Нил отодвинул один из стульев от стойки, Мэтт повернулся и улыбнулся ему.
— Привет! Садись, я готовлю завтрак! — Он указал лопаточкой, глаза были яркими — слишком яркими. Мэтт обычно был веселым, но сейчас это было вынужденно.
Нил огляделся, поглаживая рукой шерсть Сэр. Он наклонился так, чтобы заглянуть в гостиную, и заметил, что на диване никто не спал.
— Его здесь нет, — сказал Мэтт, более приглушенно. — Ушел прошлой ночью.
— О.
Это хорошо, Натаниэль.
— Он оставил кое-что для тебя, — Мэтт вернулся к своему бекону, но жестом указал в примерном направлении через плечо. — На журнальном столике.
Нил поднял бровь:
— И ты не выбросил это сразу же?
Мэтт пожал плечами.
— Подумал об этом. Просто это показалось нечестным. Решай сам, что ты хочешь с этим делать.
Нил поставил Сэра на место и прошел в гостиную. Там лежала записка с «Нилу», нацарапанная фиолетовой ручкой. Сверху была пачка «Скиттлз».
Скиттлз.
</p>
«Какой ребенок не любит сладости?»</p>
Нил почти улыбнулся. Боже, это было так давно, гнев, который он чувствовал внутри, был настоящим, горячим и яростным. Но сейчас он потянулся к ней, она была нужна ему, чтобы стереть улыбку с лица… Но прошлая ночь выжала из него так много сил, что все, что он чувствовал в той яме, которую выжег его гнев, было своего рода мрачное принятие.
Когда он взял записку, он не скомкал ее и не выбросил — не разорвал на миллион мелких кусочков, как кричал ему голос <s>матери</s> внутри его головы. Нет, вместо этого он сел на диван и медленно развернул ее. При этом что-то выпало ему на колени. Он поднял это одной рукой, но взгляд сосредоточил на другом, на словах, нацарапанных на листке, от которых у него заболела голова и заныло в груди от боли другого рода.
«Я не уеду из города. Пока не собираюсь. Если захочешь поговорить, позвони мне. Не обязательно о деле, подкасте или еще о чем-нибудь. Я куплю тебе хот-дог. – A
P.S. Я сохранил ее для тебя.»
Нил посмотрел вниз на выпавшую вещь. Это была фотография, и когда он понял, что это за фотография, он чуть не выронил ее.
Они стояли в маленькой закусочной у Большого Каньона. Они выглядели такими маленькими… такими молодыми — без множества шрамов, но знающие, какое будущее ждет их впереди. Их глаза совпадали и сочетались так, как, по его мнению, они не сочетались бы у многих других людей. Это были глаза, которые знали слишком много, слишком молоды.
«Сохрани ее для меня, хорошо? Принеси в следующий раз, когда мы встретимся.»
Нил закрыл глаза, пытаясь избавиться от воспоминаний, и прижал фотографию ко лбу. Изображение запечатлелось в его глазах — голубизна и золото, светлое и коричневое, кровь, шрамы, правда и секреты. Теперь он не мог его забыть, да и не был уверен, хочет ли он этого.
Он держался за это. Все это время он держался за это.
«Для меня это не было бессмысленным.»</p>
___</p>
</p>
Во вторник утром Эндрю проснулся в пентхаусе Элисон в Гринвич Виллидж.
Когда он позвонил накануне вечером, она не задавала много вопросов. Он думал об отеле, думал о хостеле или airbnb<span class="footnote" id="fn_31642137_2"></span> — но в голове была каша, глаза болели, и он просто хотел спать. В любом случае, чтобы забронировать номер, ему понадобилась бы Элисон, поэтому она не стала тянуть время и дала ему адрес и код безопасности одной из своих квартир, разбросанных по всей стране, а затем сообщила, что он может остановиться там на некоторое время.
— Как долго ты там пробудешь?
— Я не знаю.
Она вздохнула, смирившись, как и все, с тем, что Эндрю делает все так, как ему нужно. Но на этом все закончилось. Она не задавала вопросов, не копалась. Она просто дала то, что ему было нужно, и закончила разговор словами «не убейся», после чего повесила трубку.
Когда Эндрю приехал туда, он закатил глаза от роскоши. Четыре спальни и четыре ванные комнаты, везде были окна, и из-за них Эндрю чувствовал себя незащищенным. Три яруса окон, дерево, плитка и маленькие детали, которые так экстравагантно использовала Элисон. Единственным плюсом было то, что на крыше располагалась терраса с мягкими креслами и огромной гриль-станцией. Именно там он просидел большую часть ночи — выкуривая сигарету одну за другой и смотрел на беззвездное небо.
Он перевернулся на спину и провел рукой по груди, думая о том, что чувствовал вчера и что чувствует сейчас.
Я не уеду.
Не уедет, пока не уладит все с Нилом; даже если для этого придется полностью закрыть подкаст. Если бы они могли просто… расстаться по-хорошему. Если бы он только мог заставить Нила понять, что его намерения были добрыми и истинными все это время.
Он сел в кровати, в которую в конце концов лег непонятно во сколько, и медленно опустил обе ноги на холодный деревянный пол. Ему потребовалось огромное усилие, чтобы заставить себя подойти к одному из высоких окон и откинуть занавеску. Он чувствовал себя так, словно это отняло все силы.
Эндрю сощурился от солнечного света и крепко сжал шторы в кулаках, глядя на город.
Он не был здесь так давно.
После Колумбии и «Нью-Йорк Таймс» он не проводил здесь много времени. Но тогда ему нравилось это место — нравилось то, каким огромным оно казалось, что он может исчезнуть, где захочет.
А сейчас?
Теперь это были бесконечные здания, люди и расстояние, отделяющее его от цели. Так близко, но так далеко и так, так невероятно долго. Он не мог сделать ничего, кроме как ждать.
Так я и сделаю.
−</p>
</p>
К четвергу Эндрю сходил с ума и чувствовал, что может выпрыгнуть из собственной кожи. Нил по-прежнему не звонил, и у Эндрю по-прежнему не было ответов. Он несколько раз связывался с Рене; сказал Дэн, что нет, в воскресенье нового эпизода подкаста не будет; позвонил Би и позволил ей сказать все успокаивающие слова, которые она знала, что нужно говорить, когда он разваливается на части, но не сказал ей, почему.
Он тренировался в домашнем спортзале Элисон, пока не решил, что у него отваливаются руки, и в конце концов понял, что ему нужно по-настоящему поесть. За последние несколько дней он взял немного продуктов в ближайшем магазине, но в основном питался чипсами и беконом. Не то чтобы он был против чипсов и бекона… Но на самом деле ему просто нужен был повод, чтобы убраться из этого места.
Единственное, что, как он решил, могло хоть немного улучшить эту дерьмовую ситуацию, — это поход в «Bubby’s» на Хайлайн. Он постоянно ходил туда, когда жил в городе, и ничто не могло сравниться с высокой стопкой блинов по завышенной цене.
Вместо того чтобы поехать на метро, он надел кроссовки и пошел пешком, чтобы развеяться. Он чувствовал, как отступает в то место в своем сознании, где жил отшельник и сгущалась тьма, — место, которое не позволяло ему разговаривать с кем-либо днями напролет и хотело остаться в одиночестве как форме самонаказания. Нет, он шел под ярким солнцем и пытался дышать.
К тому времени, как он добрался до ресторана «Bubby’s», он чувствовал себя немного более приземленным, сосредоточенным, настолько человеком, насколько это вообще возможно… в общем, все. Он сел за один из деревянных столов и заказал «Блинный полет», решив позволить Нутелле и взбитым сливкам улучшить его настроение.
Этого оказалось достаточно.
Достаточно, чтобы заставить его погулять подольше, а не возвращаться в квартиру, в одиночество, в уединение.
От входа в «Bubby’s» шла лестница, ведущая на Хайлайн. Он поднялся по ней, перешагивая за раз по две ступеньки, и позволил своим ногам нести его по знакомому маршруту к тележке с пончиками «Glazed and Confused». Он не был здесь много лет — с тех пор, как в одну из последних недель работы в NYT<span class="footnote" id="fn_31642137_3"></span> Рене приехала сюда на выходные.
Все было точно так, как он помнил, на том же месте, где и всегда.
Может быть, пребывание в сахарном трансе поможет скоротать мучительное ожидание.
Он не помнил, как делал заказ, но сейчас его взгляд остановился на корзинке с печеньем и кремовыми мини-пончиками в своих руках, как вдруг кто-то налетел на него сзади. Он смотрел практически в замедленной съемке, как пончики падают — крем и конфеты рассыпаются на землю и его ботинки, и последние остатки с трудом сдерживаемого терпения лопаются.
___</p>
</p>
Нил бежал. Он бегал на беговой дорожке со вторника — бегал до тех пор, пока ноги больше не могли его держать.
Я не знаю, что еще делать.
<s>Иронично</s>.
Его мысли были в полном смятении. Он знал, что Эндрю все еще в городе. Он не знал, где, но верил ему — верил, что тот останется, пока Нил не будет готов к разговору.
Я не знаю, буду ли я когда-нибудь готов.
Поэтому до тех пор он бегал. Сегодня он наконец-то заставил себя выйти из квартиры, чтобы сделать что-то большее, чем просто пойти на работу. Сегодня у него не было настоящей цели, просто идти, идти, идти, идти, идти. Он пробежался по дорожке через Центральный парк, мимо Американского музея естествознания, мимо коричневых домов и вниз по берегу реки. Теперь он бежал мимо людей и магазинов и чувствовал, как его рубашка липнет к нему от пота из-за нью-йоркской жары. Ему было все равно. Он продолжал бежать.
Хайлайн была прекрасна. Люди толпились, отвлеченные едой, магазинами, шезлонгами и собаками. Он чувствовал себя незащищенным, и это было чувством, которое он не мог объяснить. Не отрывая глаз, он сканировал улицу то с одной, то с другой сторону, проверяя, не задерживаются ли на нем черные костюмы или руки с татуировками. Он не был уверен, повлияло ли присутствие Эндрю рядом на него и сделало его более параноидальным, чем обычно.
Он хотел бы перестать думать о нем. От одного его имени у него зубы сводило, а та фотография? Он положил ее в ящик в своей комнате и больше не смотрел на нее.
Не мог.
Потому что если бы он это сделал, было бы так легко… так, так легко вернуться в тот день — вспомнить, что он чувствовал…
— Ауч.
Нил столкнулся с чем-то твердым и отскочил назад. Прежде чем он успел сориентироваться, он услышал:
— Ты, должно быть, блять, издеваешься надо мной.
Он поднял голову и увидел Эндрю, стоящего в майке и повязках — <s>настоящего</s>. Он выглядел так, словно был одет для спортзала (конечно, все еще во всем черном. Разве ему не чертовски горячо? Что за гребаный идиот. Я не могу..) На нем были тонкие спортивные штаны, зауженные у щиколоток, а кроссовки покрылись шоколадным соусом, сливками и сахарной пудрой. Эндрю оскалился, глаза были такими злыми, а челюсть так сжата, что казалось, его голова готова взорваться, а Нил… Ну, он не мог сдержаться.
Он засмеялся.
Он смеялся так сильно, указывая пальцем на ботинки Эндрю, а Эндрю выглядел так, будто хотел ударить его.
Хотел бы я посмотреть, как ты попробуешь.
— Это ни хрена не смешно! Ты только что испортил мои гребаные пончики! Как, блять, вообще… — Он скривил губы и поднял упавшую корзину. — Ты и твоя гребаная судьба! — выругался он, и Нил тут же перестал смеяться.
Судьба…
— Что?
— Каковы гребаные шансы, что из всех идиотов во всем этом гребаном городе, именно ты врезался в меня? Испортил мои пончики?! Как такое вообще возможно?!
Нил выпрямился, глубоко вдохнул и сделал шаг к Эндрю, кивнув головой.
— О, мне так жаль. Я не знал, что эти пончики так много для тебя значат. Похоже, тебе стоит попробовать использовать такие эмоции для… — он пожал плечами и поджал губы, словно размышляя, — не знаю… Может быть, для людей?
Эндрю сузил глаза, и у Нила возникло искушение продолжить разговор, но он просто огляделся вокруг и с насмешкой подумал о том, как все это чертовски нелепо.
— Какого хрена ты вообще здесь делаешь? Ты что, блять, теперь следишь за мной? Преследуешь? Что ты делаешь на моем маршруте?!
Твоем?
Эндрю задрал подбородок.
— Что ты делаешь у моего киоска с пончиками?!
Нил ощетинился и проигнорировал тихое «эм, ребята…» от человека, управляющего киоском.
— Это не твой киоск с пончиками, придурок. Господи, у тебя гребаный комплекс. Почему ты думаешь, что тебе так много должны?
Эндрю поджал губы, а Нил слегка ухмыльнулся, что, как он знал, разозлило Эндрю еще больше.
— Отвали, — наконец сказал Эндрю. — Я сказал тебе, что останусь, пока ты не захочешь поговорить, и я останусь. Но я не собираюсь стоять здесь только для того, чтобы ты мог еще раз обругать меня за то, что ты даже не позволил мне объяснить.
— Эй, ребята. — Они оба обернулись к парню, управляющему киоском с пончиками. — Вы кажетесь милой парой, и я надеюсь, что вы сможете разобраться со всем этим, но не могли бы вы отойти? Вот, две корзины пончиков, за счет заведения. Только, пожалуйста, уходите.
— Парой?! Да, блять, именно, — сказал Нил, обиженный таким предположением.
Как будто я когда-нибудь буду с этим придурком.
Эндрю схватил обе корзины с пончиками и пошел прочь.
Куда это ты собрался?!
<s>Натаниэль, уходи</s>.
Заткнись.
— Эй! — позвал Нил. — Куда ты идешь?! Одна из них моя!
Притяжение, что-то магнитное, Нил не знал. Ноги сами понесли его следом, и он был слишком слаб, чтобы остановить себя.
— Не-а, — кинул Эндрю через плечо. — Они обе мои. Ты, блять, должен мне за то, что испортил первую порцию.
Нил ускорился, пока не оказался перед ним.
— Я должен тебе?! — зашипел Нил, не веря в то, что Эндрю сказал это, и попытался схватить одну из корзинок.
Эндрю держал ее над головой (что было бы пустяком, если бы Нил не был почти одного с ним роста).
— Агх. Мои пончики.
Нил почувствовал, что скрежещет зубами, и не знал, было ли это потому, что он вторгся в личное пространство Эндрю, или потому, что где-то на задворках сознания он отметил, что сейчас выше Миньярда. <s>Совсем немного</s>.
Нил схватил одну из корзинок так быстро, как только мог, и так же быстро Эндрю выдернул ее обратно — только он перестарался, и Нил наблюдал, как тот начал падать назад.
Как раз в тот момент, когда Эндрю взял себя в руки и приготовился к повторному тыканью пальцем и смеху, он попытался сделать шаг назад — и только запутался в их ногах и повалил Нила вместе с собой. Они приземлились на землю кучей, пончики и шоколадный соус последовали за ними с брызгами, покрывая их обоих.
Что…
Его разум работал неправильно. Вместо того чтобы встать и убежать, убраться подальше, он минуту лежал вместе с Эндрю на спине, оба задыхались и слушали болтовню Нью-Йорка, набирая воздух в легкие. Нил повернулся, чтобы посмотреть на Эндрю, так же как Эндрю повернул голову, чтобы посмотреть на него. А Нил? Он ничего не мог с этим поделать — правда, не мог. Он снова засмеялся, а потом еще, когда Эндрю закатил глаза.
— Я рад, что тебе весело.
Нил показал пальцем:
— У тебя шоколад в ухе.
<s>Возьми себя в руки, мать твою. Какого хрена ты делаешь, Натаниэль? Пытаешься сделать из себя еще большую мишень? Чтобы тебя убили? Ты пытаешься подружиться с человеком, который разрушил твою гребаную жизнь? Он может убить тебя, он может разрушить все. Он уже столько всего сделал, и… </s>
Он проигнорировал голос в своей голове, наблюдая, как Эндрю вздохнул и потер ухо, а затем одним быстрым движением сел. Нил повторил за ним.
— Значит, кофе? — спросил Эндрю.
<s>Нет, Натаниэль</s>.
<s>Натаниэль</s>.
Нил на мгновение уставился на него. Он нахмурился и попытался вспомнить, что здесь только что произошло. Не здесь, не падение, сахарную пудру и соус, покрывавшие его рубашку и брюки, а здесь, здесь. Что-то в этом делало чудеса с, ну, представлением. Его.
Нил еще секунду изучал его, прежде чем сказать «конечно» и последовал за Эндрю в ближайшее кафе.
За то время, что им потребовалось, чтобы сесть за столик в задней части кафе, голос матери в его голове, должно быть, измучил его, потому что он больше не мог ее слышать.
— Обычный кофе? — спросил Эндрю, доставая бумажник из кармана.
— Звучит неплохо.
Что звучит неплохо?
— Без сахара, правильно?
О. Кофе.
Нил поднял бровь.
— Конечно, сталкер.
Он мог бы поклясться, что очень маленькая улыбка появилась на губах Эндрю, но тот отвернулся, прежде чем Нил смог убедиться в этом.
— И немного воды! — позвал он его сзади, просто чтобы позлить.
А потом вдруг задался вопросом, какого хрена он вообще здесь оказался.
Потому что…
Нил остался на месте, пока Эндрю отсутствовал, и начал вытирать салфетками за столом видимые следы сахарной бойни со своего лица.
Что я делаю?
Я должен быть зол.
Я и злюсь.
Так что же я делаю?
<s>Я не знаю</s>.
Может быть, что-то изменилось. Может быть, откровенный разговор в ту первую ночь был катарсисом, а Нил даже не осознавал этого. Может быть, увидеть фотографию было ударом… Может быть, что-то изменилось, и Нил не знал, что и как он может изменить, да и хочет ли он этого.
Он по-прежнему считал Эндрю смешным — по-прежнему считал, что тот был эгоистичен и слеп к тому, что все это значило для Нила, но…
</p>
«Для меня это не было бессмысленно».</p>