Chapter 6: Audio Notes # 3 (2/2)

— Ну, когда я налетела на него, он схватил меня за руки, будто попытался удержать. Он был очень мил. — Она постучала пальцем по боку своей чашки. — Очень хорошо говорил по-французски, хотя я и могла сказать, что он иностранец.

По-французски?

— Что он сказал?

Она покачала головой и еще раз пожала плечами.

— Он просто извинился и попытался уйти. Но я схватила его за руку и заставила остаться. — Она качнула головой, — Мне не было одиноко. Но, как я уже говорила, я была младшей сестрой, и никто действительно не играл со мной. Я играла с ними, как будто в этом был смысл. Во всяком случае, мне нужен был друг, поэтому я попросила его присоединиться к моей команде, чтобы я наконец-то смогла поймать брата и его друзей. Поначалу он не хотел, продолжал оглядываться, словно пытался кого-то найти. Но по итогу он согласился, и мы некоторое время носились вокруг, смеялись и играли. Было очень весело. Я помню, как была действительно счастлива в тот день. — Она мягко улыбнулась и посмотрела вниз на свой кофе. Она сделала ещё один глоток.

Он повторил в уме то, что она только что сказала.

Я помню, как была действительно счастлива в тот день.

Живот Эндрю немного скрутило. Он не мог точно определить эмоции, но ему подумалось, что он был рад. Он был рад, что Натаниэлю выпала даже небольшая возможность поиграть и побыть нормальным ребенком.

На фотографии Мэри и Натаниэля в бегах были мать и сын, которые ни с кем не разговаривали и очень долго не переставали двигаться.

Семейный портрет был наполнен ужасами, которые он с трудом мог себе представить. Но, если то, что говорила Анаис, было правдой, это означало, что на мгновение, лишь на мгновение… Натаниэлю удалось передохнуть.

Пчела жужжала ему в ухо. Все было в порядке. Это было успокаивающее жужжание, что притупило тревогу, угрожавшую осесть в его костях. Он поднял руку и потер татуировку, затем прочистил горло и продолжил.

— Что произошло потом? Когда вы закончили играть?

— Ну, — начала Анаис, немного выпрямившись. — Мы закончили играть только потому, что появилась Мэри. Ее волосы тоже были другого цвета, какого-то странного каштаново-рыжего оттенка…? Она, — на мгновение Анаис сжала губы, но продолжила. — Она выдернула его вправо, когда он бежал. Я удивилась, что она не вывернула ему руку. — Она вздохнула и посмотрела между Эндрю и Рене. — Затем она оттащила его подальше. Я не слышала, что она говорила, но она была зла. Он оглянулся на меня и грустно улыбнулся. Я так хорошо это помню… — она на мгновение отвернулась к окну, нахмурив брови и погрузившись в свои мысли.

Бззз, бззз, бззз.

— Это очень помогло, — сказала Рене. Она наклонилась вперед и спросила, — Можете ли вы нам еще что-нибудь рассказать? Может быть, где они остановились, или куда собирались отправиться дальше? Натаниэль вообще с вами разговаривал? Он сказал вам что-нибудь?

Анаис вновь посмотрела на них, вынырнув из своих мыслей.

— Нет. Мы бегали и играли, не разговаривали. Он был очень быстрым. Помог мне поймать всех друзей брата.

Рене мило улыбнулась ей. Эндрю не смог даже попытаться улыбнуться и выключил диктофон.

[Запись Выключена]</p>

— Большое спасибо, — сказала Рене, протянув руку. Анаис приняла ее, и они разделили недолгое рукопожатие.

— Конечно. Надеюсь, это вам помогло. Мне правда нравится подкаст. И я надеюсь, что вы найдете их. Они, или, по крайней мере, Натаниэль, заслуживают справедливости.

Эндрю не знал, что сказать, поэтому промолчал. Вместо этого он коротко кивнул ей и направился к двери. Рене попрощалась за него с Анаис, когда он ощутил, как свежий весенний воздух ударил ему в лицо. Он глубоко вдохнул, пальцы горели от желания закурить сигарету. Почему-то он пытался подавить это чувство. По крайней мере, пока. Он подошел к машине, бросил сумку на заднее сиденье и сел за руль. Его пальцы неугомонно стук, стук, стучали, он уставился на ключи в своей руке, пока его язык игрался с кольцом в губе. Он понял, что Рене села на пассажирское сиденье, только когда закрылась дверь.

— По крайней мере, он повеселился, — наконец, сказала Рене, вторя мыслям Эндрю.

Он заворчал в знак согласия и сморгнул сухость с глаз.

— Теперь мы точно знаем, что они сменили облик. Наверное, они постоянно это делали, на случай если их кто-то преследовал. И у нас есть имя, которое они использовали.

Стефан.

Рене кивнула.

После еще нескольких минут размышлений в тишине Эндрю, наконец, вставил ключ в замок зажигания.

—</p>

Когда они вернулись домой, Ники с нетерпением ожидал их.

— Ну что? Нашли что-нибудь? Зацепки? Они и правда были здесь? Какой тогда был год? Я учился за границей, помните, может, я встречал…

— Их заметили в Страсбурге, а не в Штутгарте, — напомнил ему Эндрю. — И женщина, с которой мы встретились, видела их. Это всё, что ты узнаешь. Иначе до завтра все уже будет в твиттере.

Эндрю был истощен. У него ушло много сил на все эти мучения, и он желал лишь свернуться калачиком в постели, чтобы Кинг была здесь, и проспать много часов. Сначала он поест, а потом примется за эту часть.

Ники засунул телефон обратно в карман и волей-неволей покраснел, когда Эндрю посмотрел на него по дороге на кухню.

— Я обижен, что ты думаешь, будто я когда-нибудь сделаю это. Я просто… сидел в инстаграме, вот и всё. Мир не вертится вокруг тебя, кузен.

У него хотя бы хватило сил сыронизировать.

— С каких это пор? А еще остались картофельные оладьи?

</p>

—</p>

</p>

Поездка в Ганновер заняла больше времени, чем в Страсбург. До него было больше пяти часов езды, и хотя Эндрю не был в восторге от вождения, это было пиздец как лучше, чем летать.

Они должны были встретиться с двадцати пятилетним мужчиной. Он утверждал, что учился с Натаниэлем в младшей школе в Вунсторфе, пригороде Ганновера.

Следует признать, Эндрю был почти в предвкушении из-за этого интервью. Это был человек, который имел опыт общения с (возможным) Натаниэлем, и продолжался этот опыт дольше одной встречи. Согласно электронному письму, это продолжалось несколько недель, и Эндрю не терпелось услышать больше.

И именно это предвкушение, это предвосхищение сдерживало его тревожность всю поездку туда. Вместо этого они с Рене всю поездку просматривали информацию, которую получили, уже пребывая в Европе, размышляя о том, как это интервью может оказаться самым важным из того, что у них было на данный момент.

Их встреча должна была пройти в Херренхаузенских Садах, монолитном участке эстетизированной зелени; место это уходило своими корнями далеко в прошлое. Эндрю не особо знал что-то о его истории (это, как бы поразительно это ни звучало, больше было по части Кевина), но, оглядев его, он понял, что парень выбрал это место чисто для того, чтобы Эндрю и Рене увидели, какой красивый и чудесный Ганновер. Честно говоря, если бы поблизости не было еды, Эндрю вообще бы отказался.

Но, войдя в парк, он должен был признать, что это было… ну. Это было прекрасно. Эндрю почувствовал приятный запах, солнце светило на них странным образом уютно, когда мимо проносился нежный ветерок.

Путь до условленного места был недолгим, и Эндрю не нашел в себе сил насладиться видом и позабыть о предвкушении.

Как бы там ни было, Карл Вебер стоял под статуей какой-то обнаженной женщины рядом с множеством очень ярких цветов. И тогда Эндрю понял, что, наверное, выглядит здесь нелепо. Вся зелень, весь цвет и свежесть всего этого разрушали абсолютно черную эстетику, которую Эндрю носил <s>каждый день</s> сегодня.

Они устроились на кованых железных стульях и за той же отделки столом, и после первоначальных представлений (Рене пожала руку Карлу, Эндрю не стал этого делать, Карл говорил о прекрасной погоде и местоположении — и всё это на немецком, и бла, бла, бла), Эндрю вытащил свой диктофон.

— Sprichst du Englisch?<span class="footnote" id="fn_31181918_8"></span> — спросил он. Карл кивнул, и Эндрю продолжил.

Он положил диктофон на стол между ними и нажал кнопку записи.

[Запись Включена]</p>

Они прошли через те же самые предисловия, что и во время всех остальных интервью. Дата, Имя, Место и прочее.

Как только с этим было покончено, Карл с сильным акцентом спросил по-английски:

— Это будет в подкасте?

Это не было необычным вопросом, поэтому он ответил:

— Скорее всего. — Затем он перешел к делу. — Итак, вы утверждаете, что контактировали с Натаниэлем. Расскажите нам об этом.

Карл снова кивнул и наклонился к микрофону. Эндрю хотел сказать ему, что это излишне, но он не возражал, если этот парень поваляет дурака.

Не то, чтобы он это заслужил. Он казался милым, … но всё же.

— Мне было десять лет, и ему, думаю, было столько же. Это был две тысячи четвертый. — Две тысячи четвертый. — Его звали Бен, но я уверен, что это был он.

— Почему вы так в этом уверены? — спросил Эндрю. Пчела вновь принялась за дело.

— Он выглядел точно так же, как и на детских фотографиях. У него были каштановые волосы и карие глаза, но это был он. Я точно знаю. Я и его мать узнал, видел её, когда она привозила его и забирала. Мы вместе ходили в младшую общеобразовательную школу в Вунсторфе, но он пробыл там очень недолго. — Карл потер подбородок, словно пытался решить неразрешимое уравнение.

— Сколько продолжалось это «очень недолго»? — спросила Рене, сделав заметку в телефоне.

— Примерно месяца три?

— Хорошо. Что вы узнали о них за эти три месяца? Какими они были? — Что-то странное грызло Эндрю изнутри. Кончики его пальцев горели, и Пчела неустанно жужжала ему в ухо. Жужжание было вызвано не осторожностью или эмоциями, а странным… комом предвкушения, растущим внутри него. Он чувствовал, он близок. Так близок. К чему? Он не знал.

Карл сжал губы, словно пытался вспомнить, прежде чем медленно произнести:

— Бен был… очень тихим. Никогда не был груб, но с другими детьми особо не играл. Не занимался спортом с другими мальчиками, ничем таким. Мы играли на поле за школой в экси в свободное время, и он всегда сидел под деревом и наблюдал… но никогда не присоединялся.

Фанат экси.

— Что-нибудь еще? — Пчела становилась громче. Он прижал пальцы к татуировке, чтобы попытаться успокоить ее. Он хотел услышать все, что говорил Карл.

— Помню, он был очень хорош в математике. — Карл приподнял брови. — Мальчики просили списать у него, и Бен всегда позволял им. Он был добрым ребенком… — Он кивнул и коротко постучал костяшками пальцев по столу, затем он поморщился. — Однажды мы поехали в экскурсию на озеро. Оно называется Штайнхундер-Мер. Он поехал с нами, но отказался плавать. Он не хотел снимать рубашку при других. Снял лишь носки и обувь, чтобы зайти по щиколотку в воду, в то время как все остальные уже купались. Тогда я думал, — его лоб нахмурился, — я думал, что это странно… сейчас же я думаю, что это печально.

Печально. Но Эндрю должен был признать (возможно, чтобы не думать о маленьком Натаниэле в стороне от других детей), он был удивлен тем, что Мэри вообще отпустила его в поездку — не говоря уже о настоящей школе, даже если она находилась в маленьком немецком пригороде.

Иногда он задавался вопросом, что привело их обратно в США. Потому что, согласно хронологии, что бы ни случилось в Сиэтле, это случилось в июле две тысячи четвертого года.

— Что насчет Мэри? — продолжил Эндрю. — Вы взаимодействовали с ней?

— Не особо, — ответил Карл, немного откинувшись назад. — Я видел ее лишь тогда, когда она привозила и забирала Бена. Я помню… — он на мгновение поднял глаза и сделал глубокий вдох. — Я помню, что она была очень строга с ним. Всегда говорила приглушенным голосом. Ни разу не разговаривала с другими родителями.

Ну, конечно, она этого не делала.

— Хорошо, — кивнул Эндрю. — Так что же произошло? Почему они уехали?

Карл еще сильнее нахмурился и пожал плечами, когда вновь посмотрел на Эндрю.

— Не знаю. Он исчез в мгновение ока. Не думаю, что учителя что-нибудь знали. Они спрашивали нас, видел ли его кто-нибудь,.. но никто его не видел.

Бззз…

Рене сделала еще несколько заметок в телефоне, пока Эндрю мгновение игрался кольцом в губе. Он почувствовал, как медленно исчезает в своих мыслях, пытаясь разобраться во всем, что сказал ему Карл.

Это еще не всё.

Нет. Прервав свои размышления, он прикусил на мгновение свое кольцо и вновь приступил к работе.

— Может, вам что-нибудь еще приходит на ум? Что-нибудь странное? Отличительное? Привычки, то, как он говорил, что-нибудь еще?

Карл обдумывал это. Он понял, что, что бы ни было написано на его собственном лице несколько мгновений назад, теперь это отразилось на лице Карла, пока тот пытался вспомнить что-нибудь еще. Прошло несколько секунд, а потом его лицо медленно побледнело, брови сошлись на переносице, и рот исказила гримаса. Карл заерзал на своем стуле, затем отодвинулся от диктофона, когда поднял глаза, чтобы посмотреть на Эндрю.

— Было еще кое-что… — Он кивнул.

Бззз.

— Помните, я сказал, что он не захотел снимать рубашку на озере? — спросил Карл.

Эндрю кивнул. Он почесал татуировку и ощутил, как предвкушение, что собралось в его груди, обернулось во что-то темное и тяжелое. Ему не понравилось, к чему это всё вело.

Карл тоже кивнул — маленьким судорожным движением. Его взгляд чуть опустился.

— Ну, я знаю почему.

Что-то щелкнуло — это был мизинец Эндрю.

— Однажды, когда он думал, что его никто не видит, я увидел… — Карл покачал головой. — Он любил бегать, и у нас в школе была грунтовка. Знаете, та, что для бегунов. Как бы то ни было, как-то раз он бегал перед школой, и учитель послал меня сказать ему зайти внутрь. — Карл облизал губы, замолчал, покачал головой, сделал глубокий вдох, словно собирался с духом, а затем продолжил. — Когда я вышел, он остановился и просто… стоял там, пытаясь отдышаться. Он использовал, — Карл сжал край своей рубашки, — нижнюю часть рубашки, чтобы вытереть пот со лба. И когда он это сделал, его живот оголился. — Карл поморщился, вспомнив то, что промелькнуло у него перед глазами. — И я увидел их.

— Увидел что? — спросила Рене, и Эндрю был рад, что она сделала это.

Ему казалось, что его сейчас вырвет. Ему казалось, что его голова медленно погружается под воду. Так глубоко, что Пчела могла не справиться с задачей дотянуться до него.

— Шрамы… очень много шрамов. Выглядели они так, словно были от ножей,.. словно его вновь и вновь резали ими. — Карл сглотнул и закрыл глаза. Эндрю последовал его примеру, потому что внезапно солнце стало слишком ярким.

— Он увидел, как я смотрю на него, и опустил рубашку. Затем он быстро ушел, и вскоре после этого они уехали.

[Запись Выключена]</p>

</p>

—</p>

Они не разговаривали, пока не вернулись в отель. Сидя в маленьком ресторанчике внизу, Эндрю безучастно помешивал свой меланж ложкой.

Он не знал, не стошнит ли его, но решил, что ему нужно что-то теплое в желудке, так что стоило попробовать. Может быть, это удержит плохие мысли на расстоянии, прогонит тьму, клубящуюся и расползающуюся внутри него, прочь.

— Как ты? — спросила Рене после затянувшегося молчания. Он не мог скрыться от нее.

Эндрю зачерпнул пены и съел её в качестве пробы, прежде чем опустить ложку на блюдце.

Вместо того чтобы сбежать и спрятаться от своих мыслей, он озвучил их вслух и понадеялся, что, может, это сможет помочь.

— Что он пережил, Рене? Натан сделал это с ним…? Практиковал использование ножей на своем маленьком сыне? Я… — он глубоко вдохнул. — Я пережил много дерьма в своей жизни и видел много издевательств. Я просто… — Эндрю не знал, как закончить фразу. Очень редко ему нечего было сказать, но сейчас так и было. Всё в его голове перемешалось и запуталось. Как веревка, запутанная в узлах, он не знал, с чего начать распутывать все это. И это с осознанием того, что Натаниэль и Мэри столкнулись с издевательствами от рук Натана. Это не было притянуто за уши… иначе, зачем еще им бежать?

Вмятина в стене. Кровь на вершине лестницы.

не Будь Плохим.

Это, однако, ощущалось иначе каким-то образом. Разоблачающе. Натаниэля пытали? Натан держал его в подвале? Привязывал ли он маленькое тело к столу и методично резал его, пока он к-

Эндрю снял очки и швырнул их на стол. Он грубо потер лицо и оставил у него эту руку. Рене слегка прикоснулась к его руке, и Эндрю бессознательно вздрогнул.

— Прости… — тихо произнесла она. Эндрю услышал, как ее стул заволочился по полу. Когда она вновь заговорила, ее голос был ближе. — Помнишь, о чем мы говорили в Балтиморе? Зачем мы это делаем?

Эндрю собрался с духом, сделав глубокий вдох, и опустил руки. Пчела не жужжала, но она горела у него за ухом. Ему хотелось соскрести ее, ее жужжание — что угодно. Вместо этого он кивнул, держа свои руки на коленях.

— Да. Знаю, помочь им. Рассказать правду. — Эндрю заскрипел зубами, затем покачал головой. Он не знал, то ли не соглашаться с проносящимися мимо мыслями, то ли вытеснять те, что хотели вторгнуться.

Что он знал, так это:

— Элисон лучше заполучить мне это интервью, Рене. Я хочу оказаться перед Натаном и задать ему вопросы. Хочу, чтобы он солгал мне. Хочу сказать ему, что он бесполезное пустое место, и что он навсегда останется им, пока не умрет в тюрьме.

Рене молчала, лишь ее дыхание не давало ему сойти с ума. Он знал, что она думает об эмоциях, ведущих к чему-то столь важному, как интервью с Натаном. Но у нее хотя бы хватило ума оставить это при себе и вместо этого сказать:

— Надеюсь, у тебя будет такой шанс, Эндрю. У Элисон достаточно связей, думаю, она справится.

— Лучше бы так и было.

—</p>

Той ночью ему снились кошмары.

Они были мрачными и холодными. С медленно открывающимися дверьми, в то время как он прятался под тонкими одеялами, маленькими кроватями, тесными шкафами.

не Будь Плохим

Шаги эхом отдавались по деревянным балкам, ступая медленно, медленно, медленно, чтобы не раздалось ни скрипа, скрипа, скрипа в голове, груди и сердце Эндрю. Он чувствовал руки, что прикасались к нему, горячее дыхание на его коже, что заставило его крепко зажмуриться.

Но это не имело значения, потому что ничего из этого никогда не помогало.

Не помогло это, и когда он услышал прямо у уха тихий шепот, прямо над его телом, — так близко, что кровь застыла в жилах.

— Эй-Джей.

Эндрю подскочил на кровати, рука схватилась за простыни в поисках чего-то, чего угодно. Ему нужно было оружие, его ножи, но под рукой было пусто. Простыни были холодными и скользкими, и ничего, ничего, ничего не было.

Кинг.

Он был один во мраке. Он был на расстоянии в полмира от нее, так что он не мог прижаться к ее теплому боку, не мог почувствовать, как она заберется к нему на грудь и замурлычет. У него не было никого, кроме самого себя.

Эндрю подтянул колени к груди и крепко сжал их. Пчела вновь жужжала ему в ухо, но казалось, что его голова вновь погрузилась под воду. Он не мог слышать её, она не могла достать-

Он запустил руки в волосы и потянул за них. Его хватка нарастала, он рвал на себе пряди, пытаясь успокоиться, прийти в себя, помочь себе.

Тьма, что клубилась внутри него и расползалась по его телу, была подобна холодному приливу страха, который этот голос посылал по его венам. Это парализовало, и ему ничего не оставалось делать, кроме как качаться, тянуть себя за волосы и крепко зажмуриваться, пока необъяснимое чувство вины гноилось в его груди.

Я не смог бы ему помочь.

Не ребёнку, которым был Натаниэль. Если он всё еще был жив, какие кошмары ему приходилось переносить? Ужасы-

Эндрю потерял счет времени. Часы у изголовья кровати продолжали отмерять мгновения, луна за окном вновь опустилась за горизонт, и Эндрю, наконец, нашел в себе силы развеять его ментальные фиксации.

Он принял горячий душ в попытке успокоиться и отогнать холод, сковавший его. Лишь когда ему стало казаться, что он лишился кожи и был обглодан до костей, он вышел из душа и оделся. Затем Эндрю сел в кресло у окна и просидел так, пока не пришла и не постучала в дверь Рене, сообщив ему, что им пора.

—</p>

По дороге обратно к Ники они заехали купить сигарет. Он пытался продержаться все путешествие без них, но не смог. Ему было так плохо, что казалось, словно он вот-вот из кожи вон вылезет.

Рене бросила на него неодобрительный взгляд, который он проигнорировал. Ему было все равно. Ему было все равно, что он курил в машине Ники. Ему было все равно, что он бросил, начал вновь, а затем решил по наитию на прошлой неделе, что попробует бросить снова. Ему было все равно, что сигареты могут убить его. И это, вероятно, было главной проблемой, которую он снова полностью проигнорировал.

Он давал заднюю, и это было опасно. Но, увы.

Когда они добрались до дома, Рене зашла внутрь раньше него.

Эндрю остановился на крыльце и присел. Он зажег свою четвертую сигарету и ни на что не смотрел, пока глубоко затягивался и фокусировался на теплых клубах дыма в его легких. Он услышал, как позади него открылась дверь, ему не нужно было оглядываться, чтобы увидеть, как Ники тоже опустился на крыльцо.

— Можно и мне одну? — спросил Ники мягким и… заботливым голосом.

Эндрю перевел взгляд на лицо кузена и приподнял бровь.

— Это что, шутка? — Ники никогда не курил за все время, что Эндрю знал его.

Ники вскинул подбородок и яростно покачал головой.

— Нет! Я хочу попробовать. На деле это так же классно, как выглядит, когда это делаешь ты? — Он ухмыльнулся, и Эндрю не смог не закатить глаза. Если Ники действительно хотел использовать это, чтобы попытаться сблизиться, то, что уж, пусть. Он всё равно закашляется и откажется от этой идеи. Поэтому Эндрю позволил своей зажженной сигарете свисать между губ, пока он доставал пачку и вытаскивал одну сигарету для Ники. Он зажег ее, прикурив от своей, и передал ее кузену.

Ники сделал затяжку и поднял в раздумьях перед собой сигарету. Как Эндрю и ожидал, он закашлялся, затем закашлялся еще сильнее, потом закрыл рот рукой, сплюнул и вновь закашлялся.

Это сработало.

Эндрю рассмеялся. Действительно рассмеялся. Ники был прав, это был отличный способ сблизиться.

Ники вновь сплюнул, и грудь Эндрю разболелась от того, как сильно он смеялся.

— Это было ошибкой, — выдохнул Ники.

Эндрю кивнул в знак согласия.

— Я тоже так думаю. — Он все еще чувствовал, как губы оттягивает улыбка.

Глубоко вдохнув и выдохнув, Ники издал какой-то звук. Покачав головой, он двинулся дальше.

— Так что, теперь, когда я выставил себя идиотом, ты расскажешь мне, что произошло?

Эндрю стряхнул пепел с сигареты и сделал еще одну затяжку, прежде чем тоже покачать головой.

— Нет, — произнес он на выдохе. — Не думаю, что расскажу. Это не имеет к тебе никакого отношения. — Он посмотрел на лицо своего кузена и увидел разочарованный взгляд. — Я не думаю, что это мое дело. Только не это… — Он отвел глаза в сторону и наблюдал, как клубится дым от его сигареты. — Я не собираюсь вставлять это в подкаст или аудиозаметки. Ничего от этого не изменится, и просто кажется… что это слишком.

— Хмм, — размышлял Ники, затем по-честному спросил. — В чем тогда разница? Между этим и надписью на стене шкафа?

Эндрю на мгновение задумался об этом. Это был хороший вопрос, и он слегка застал его врасплох. В чем заключалась разница?

Это был вопрос, который не должен был требовать затруднительного ответа. Разница заключалась в том, что это было чье-то тело. Разница заключалась в том, что Эндрю просто чувствовал, что все иначе. Он не мог объяснить это себе и даже не пытался начать объяснять это Ники. Для этого нужно было сказать ему, что это было и что…

Просто это ощущалось неправильным.

— Разница просто есть, — решил Эндрю. — Это всё, что тебе нужно знать.

Ники передал Эндрю все еще не потухшую сигарету и одарил его маленькой, ненавязчивой улыбкой.

— Тогда это всё, что мне нужно знать.

—</p>

В четверг раздался звонок — тот самый, который он ожидал.

Он посмотрел на имя на экране своего телефона, прежде чем ответить, надеясь, что это была та новость, которую он желал услышать, а не звонок из серии «просто потому что».

Это не было звонком из серии «просто потому что».

Это было той новостью, что он желал услышать.

— Я заполучила его, Монстр, — раздался из динамиков голос Элисон. — Только ты, психопат, и, наверное, еще несколько мужиков с пушками. У тебя будет полчаса, и с вами постоянно будут находиться двое копов.

Бззз.

— Когда?

Пропусти обсуждение, пропусти всю херню.

— Ты должен позвонить и назначить дату, я не твой ассистент. — Она казалась раздраженной.

<s>Хорошо.</s>

— Кстати об ассистентах, как там Дион? Его голос вернулся или… — Это было, словно толкнуть очень суетливого медведя. Элисон только что обеспечила ему интервью всей его жизни, и он все еще искал способы залезть ей под кожу.

— Ты такой конченый говнюк. Вот почему, — голос Элисон приобрел новый оттенок. Словно она лучилась, он мог слышать ее блядскую улыбку, — для меня сплошное, просто огромное удовольствие сказать тебе, что есть одно условие.

Блять.

— Мой контакт хочет, чтобы ты пришел на её ш-

— Кто?

Нет.

— Готов? Кэти Фердинанд.

Нет.

— Она хочет взять у тебя интервью о подкасте и твоем исследовании для рубрики.

— Абсо-бля-лютно нет. Ты ожидаешь, что я пойду на телевидение? Дам интервью? Ты ненормальная? Эбби никогда не позволит мне — и в свою очередь, вам всем — попасть в неприятности на телевидении. — Ни за какие ебеня. Чтобы ему совали камеры в лицо? Чтобы попытались загримировать его? Переодеть его? Ебучая Кэти Фердинанд?! Сучка-резидент, что работала на телевидении, и худшая из всех сплетничающих шлюх со связями, что Эндрю мог нахуй вспомнить?

Элисон просто должна была дружить с ней.

— Жаль, так грустно. Она уже согласилась, и ты должен дать это интервью, прежде чем сможешь ступить хоть пальцем в тюрьму. — Элисон казалась очень довольной собой. Эндрю стиснул зубы, пытаясь сдержать яд, который он так отчаянно хотел выплеснуть.

Бззз.

Вдох. Выдох.

Бззз.

Успокойся. Нужно идти на жертвы. Натаниэль стольким пожертвовал. Ты можешь сделать то же самое, чтобы заполучить шанс найти его.

— Хорошо. Хорошо, блять. Просто сделай это поскорее. Завтра я вылетаю домой. — Он отключился и швырнул телефон на кровать.

Он не сомневался, что это обернется катастрофой. Но он должен был это сделать. Он должен был. Он был должен это Натаниэлю, не так ли…? Уцепиться за любую наводку, любую возможность, которую он мог использовать, чтобы заполучить малейший шанс того, что это приблизит Мэри и Натаниэля к справедливости?

Он вышел из комнаты, чтобы обнаружить на кухне болтающих Рене, Ники и Эрика. Она повернулась к нему и увидела его лицо.

— Она сделала это, не так ли? — спросила она. Как она поняла, что он пришел обсудить с ней это, он не знал.

Однако.

— Сделала, — он кивнул. — И в процессе пообещала интервью со мной на телешоу.

— Что?! — закричал Ники. — Телешоу?! Это так пиздецки круто, о боже мой… что за шоу?

Уф.

— С Кэти Фердинанд.

Ники закричал еще громче. Эрик положил руку на плечо мужа и выглядел так, словно очень старался не улыбаться. Хотя бы он понял, что нахуй происходит.

— О, БОГ МОЙ, ЭНДРЮ! Я обожаю Кэти! Боже, она такая мелочная сучка, и мне это чертовски нравится. Ох, я так взволнован. Интересно, смогу ли я получить больше свободного времени для записи. Думаешь, смогу? — Он повернулся к Эрику, затем развернулся обратно, чтобы подолбить Эндрю еще немного в том же духе. — Когда? Дерьмо, что мне надеть…?

— Нет. Ты не можешь поехать. Это будет и так достаточно плохо со всеми ебучими рандомными людьми, что будут в студии. — Он щелкнул мизинцем и с трудом сдержался, чтобы не щелкнуть шеей. — Произойдет это так скоро, как только возможно. Я должен сделать это, прежде чем поговорю с Натаном.

Эндрю, наконец, прошел остаток пути к кухонному столу и рухнул на стул.

Внезапно он почувствовал неимоверно сильную усталость.

— О. Она умна. Очень умна, — разумно кивнул Ники.

Эндрю проигнорировал его и переключил свое внимание на Рене.

— Нам нужно поменять билеты. Знаю, что у нас осталось одно интервью, но это кажется более важным. Мы сможем созвониться с ними по скайпу. Я хочу оказаться дома как можно скорее. Мне нужно провести исследования, подготовиться, выяснить систему интервью с Натаном…

— Эндрю, — прервала его Рене. — Мы полетим домой завтра. Все будет хорошо. Мы сделаем это, ладно? Это хороший знак. Это то, чего ты хотел.

Тогда почему у него до сих пор плохое предчувствие?