Chapter 6: Audio Notes # 3 (1/2)

Эндрю никогда не устал бы повторять, что он действительно ненавидел ебучие самолёты. Тесные, кучные, гребаные металлические коробки в небе — Он. Ненавидел. Ебучие. Самолёты. Бизнес класс, или же эконом — не имело никакого, нахуй, значения. Единственным различием между ними был тот факт, что в бизнес классе его не беспокоили своими прикосновениями незнакомцы, и ему было, где вытянуть ноги. Ничто не меняло того факта, что самолёт — летающая ловушка смерти, что могла выйти из строя в любой момент. Они просто могли начать падать с чёртового неба и —

Эндрю глубоко вдохнул, вытянул перед собой ноги и откинулся назад на сиденье. Он переплел пальцы рук на своем животе и закрыл глаза, стараясь не думать.

Рене толкнула его локтем, и Эндрю приоткрыл один глаз, чтобы окинуть ее взглядом, выражающим что-то похожее на раздражение.

Это не стало для неё препятствием.

— Не смотри на меня так, — сказала она, к месту улыбнувшись. — Сядь. Ты не можешь просто уснуть в попытке проигнорировать полёт, когда у нас есть незаконченная работа.

Работа. Чьей же это было ебучей идеей?

Эндрю полсекунды легонько скрежетал зубами, а затем вновь закрыл глаза. Он все равно не смог бы заснуть, но было приятно притвориться, что желудочный сок не поднимается медленной волной по его горлу, вместе со стабильно нарастающей тревогой; было приятно представить, что сон мог в мгновение ока перенести его с одного континента на другой.

Они направлялись в Штутгарт, Германию, и по общим подсчетам, со всеми остановками их путешествие должно было продлиться двадцать часов. Ему предстояло перенести двадцать часов тошноты, беспокойства, повышенного пульса и абсолютного отсутствия ебучего сна. Он не был уверен, как ему удастся не сделать что-нибудь, о чем он потом пожалеет, в оставшееся время, поэтому он поневоле признал, что Рене была права.

У них была незаконченная работа, и это могло (если повезет) хорошенько отвлечь, пока они пересекали Атлантику и хер пойми сколько ёбаных стран — пока они не достигнут пункта назначения.

Рене вздохнула и зашаркала ногами рядом с ним.

Эндрю вновь приподнял веки, чтобы краем глаза наблюдать, как она достает свой ноутбук. Вздохнув, он выпрямился и пробормотал:

— Почему ты так зла со мной? После всего того, через что мы…?

— Да-да. Я была там, когда ты выставил себя посмешищем перед Чарли Дэниелсом, — она махнула рукой, словно отмахнувшись от мухи. — Что делает нас семьей, знаю. Давай пройдемся по плану, когда приземлимся. Я никогда раньше не была в Европе и хочу быть уверена, что я готова.

Они прошлись по плану несколько раз. Тем не менее, Рене, Сет и Дэн болели в начале недели. Эндрю в это время оставался у себя в квартире, избегая заразы, что захватила офис, самостоятельно планируя маршрут этого путешествия в отсутствие остальных. Это означало, что их привычно детально-продуманный план не изобиловал деталями, как обычно.

Он опустил откидной столик с сиденья перед ним, достал свой ноутбук, включил его, а затем открыл документ с их планом.

В самом начале их расследования они получили несколько наводок по электронной почте. В первой утверждалось, что Натаниэля и Мэри заметили в Шотландии, и это положило начало их путешествию. После нескольких бесед и еще нескольких подсказок Эндрю решил собраться с духом и просто сделать это. К счастью, наблюдения очевидцев выглядели надежными и легальными, так что этот потенциально-смертельный полет не был бы совершенно бессмысленным, и Эндрю мог убить двух зайцев одним выстрелом.

Собственно говоря.

Действительно, прошло слишком много времени с тех пор, как он в последний раз навещал Ники и его мужа Эрика. Ники доставал его последние несколько лет, предлагая ему приехать к ним, но после его крайнего ебучего двадцатичасового путешествия в Штутгарт, он пытался продержаться как можно дольше. За это время Хэммик появлялся в США, в первый раз, когда родилась Белла, а в следующий двумя годами позже, на Рождество, чтобы устроить сюрприз Би. По крайней мере, теперь у него был действительно стоящий повод нанести визит (не то чтобы Ники было недостаточно…), что-то, что заставило бы его вновь пересечь «примерно» 3,399 миль ебучей Атлантики.

Казалось, в последнее время поводы Эндрю постоянно вели к связи с Натаниэлем и Мэри.

Странно.

— Нашей первой остановкой будет Страсбург, Франция, — начал он, проверяя свои заметки. — Кто-то оттуда утверждает, что видел их на каком-то большом музыкальном фестивале, который они проводят в городе каждый год. Это всего в двух часах езды от Штутгарта, так что мы управимся с этим за день.

— Хорошо, — сказала Рене, оставив заметку с помощью своей клавиатуры. — Нам нужно будет взять напрокат машину?

— Я возьму машину Ники, — ответил он, проверив свои заметки, которые он пытался детализировать накануне ночью. — Мы сделаем это в понедельник. Во вторник, — Эндрю замолчал, мгновение играясь языком с пирсингом в губе, пока молча пересматривал написанное, а затем продолжил, — мы отправимся в Ганновер. Нам нужно будет остаться на ночь, а в пятницу мы полетим в Шотландию, чтобы поговорить с женщиной, которая прислала электронное письмо. На следующий день мы вернёмся в Штутгарт, а в понедельник улетим домой.

— Поняла.

И так продолжалось еще какое-то время. Как только они закончили с планом, Эндрю действительно больше ничего не осталось, кроме как напрягаться из-за полета, — поэтому он воспользовался вайфаем самолёта, чтобы уделить время сайту и попытаться отвлечься от мысли о том, как высоко они были на данный момент.

— Ну, так что, — чуть позже повернулась к нему лицом Рене на своем сидении. Она подождала, пока он вытащит наушник. — Думаешь, Элисон сможет сделать это?

— Сможет что? Сможет ли она не трахнуться снова с Сетом в аппаратной? Скорее всего, нет. — По его телу непроизвольно пробежала дрожь. Если честно, эти двое были ужасны.

То, как Рене поджала губы, не осталось незамеченным, и он приподнял на неё свои брови.

— Есть что сказать, Уокер?

— Это несерьезно, — тихо произнесла Рене. Её поведение было абсолютно нормальным и сдержанным, но Эндрю все равно закатил глаза. Вот как это будет теперь? Последние пару недель Рене и Элисон обхаживали друг друга, и хотя это действительно его не касалось, ему хотелось сказать Рене, что она заслуживает лучшего.

С другой стороны, он не думал, что дело в том, кто будет «лучше».

Просто не нашлось бы человека, достойного её.

Впрочем.

— Серьезно или нет, лучше им трахаться где-нибудь в другом месте. — Что-то в его тоне, возможно, намекнуло на причастность Рене к этому. Но. — Что касается твоего вопроса, полагаю, ты имеешь в виду интервью с Натаном? — Она кивнула.

Перед тем как уехать, Эндрю попросил Элисон внести полезный вклад в дело и задействовать её связи в индустрии развлечений, чтобы заполучить интервью с Натаном в тюрьме. Отчасти этот поступок был спровоцирован необходимостью сказать ей, дабы она занялась чем-нибудь еще помимо звонков по телефону и тёрок с Сетом в офисе. Если уж она хотела быть здесь и быть частью этого, великолепно. Тогда за дело.

Тем не менее, лишь отчасти. Потому что, несмотря на то, что ему было похер на Натана и его — какими бы они ни были — причины желать публичного интервью, Эндрю хотел услышать о Натаниэле и Мэри напрямую из источника. Он хотел услышать любую версию правды Натана в отношении того, что с ними случилось; узнать, может быть, он ошибался все это время, и люди Натана действительно уже поймали этих двоих.

Хотя цель скорее заключалась в том, чтобы должным образом справиться с подобной задачей. Гипотетически, если он вдруг заполучит это интервью, то у него не будет и шанса на ошибку. Если всё пойдет по наклонной, то он попадется в ту же ловушку, что и другие, — раздует историю из действий убийцы, предоставив площадку для того, чтобы тот самый упомянутый убийца продолжал изливать желчь, несмотря на тот мусор, который они уже получили. Это был рискованный ход, поэтому он должен будет действовать с умом, с тщательностью выбирать каждое слово, которое он, блять, скажет. Но если у Эндрю ничего не выйдет, то он всерьез сомневается, что выйдет у кого-то еще. Он не был хвастлив или тщеславен, просто это было правдой. За свою карьеру он взял бесчисленное множество интервью у состоявшихся, известных, ужасающих монстров (другого рода). Он хорошо подбирал выражения, говорил то, что нужно было сказать, и ни слова больше.

Но это не значит, что он не нервничал. Количество слушателей Красных Кроликов только росло, и спадов роста не намечалось. Его видение вполне обоснованной линии допроса могло отличаться от видения других. Ему было где разойтись, и где ошибиться тоже. Он почувствовал, как от этой мысли подступает ком к горлу, и Эндрю нужно было справиться с этим.

Он отбросил свою придирчивость на задний план, глубоко вдохнул и вместо этого подумал о возможностях, которые ему могло предоставить это интервью (если удастся его заполучить). Например, сказать Натану в лицо о том, каким гигантским куском дерьма тот был.

Да.

Было бы отлично.

— Вероятно, ты прав, — наконец, согласилась с ним Рене, вырвав его из размышлений. — Она упрямая, это точно…

Он сосредоточился на ее лице, чтобы удерживать свой разум в настоящем и воздержаться от мыслей о будущем, и не упустил из виду маленькую улыбку, что коснулась уголка губ Рене, когда та уставилась на свою клавиатуру.

Отведя взгляд, он решил, что увидел достаточно, и оставил Рене наедине с мыслями, что проносились у нее в голове. Вместо этого он принялся просматривать свою электронную почту, чтобы обнаружить в самом верху списка новое сообщение. Адресантом была Эбби, и строка темы начиналась со слов: «Не создавай проблем».

Внутри были напоминания о том, чтобы он остерегался противоправных действий и воздерживался от них впредь.

«Никоим образом не упоминай семью М или ЭАП Не пиши о них, не выкладывай посты о них, не говори о них с теми, с кем вступишь в контакт. Вообще-то, даже не думай о них…»

Он почти видел, как Эбби прожигает его взглядом. Она действительно слишком хорошо его знала.

«Мы сможем избежать последствий, если уступим, но это не принесет нам никакой пользы, если нам всё равно придется судиться из-за чего-то, что оказывает минимальное влияние на этот проект.»

Минимальное влияние? Эндрю был вне себя от ярости.

Они уж проследят за этим, полагал он. Он подозревал, что Морияма сыграли бо́льшую роль, чем всем казалось, во всей этой неразберихе, и это был лишь вопрос времени, прежде чем это станет достоянием гласности.

Он чувствовал это.

—</p>

Субботним утром они, наконец, прибыли в Германию, и Эндрю был (как это в ходу у детишек) ‘зашибенски’ блядски недоволен. Он был уставшим, голодным, раздраженным, а бодрый настрой и сравнимая разве что со светом звезды улыбка Ники никак не помогали унять эти чувства.

— Эндрю! Ты подрос! — рассмеялся Ники и положил обе руки на руки Эндрю, чтобы ненадолго сжать их. Он принимал это как должное — что это самое близкое к объятию, что Эндрю позволит. При этом он зачерпнул Рене в надлежащие объятия, в то время как Миньярд отвесил Эрику кивок. Он стоял за плечом Ники, со снисходительной улыбкой наблюдая выходки своего мужа. Эрик был пиздец высоким, светловолосым и счастливым. Эндрю мысленно застонал от излишней театральности всего этого приветствия.

Ему нужно было поспать.

— Хорошо! Давайте заберем ваши вещи! — сказал Ники, хлопнув в ладоши. — Тогда мы вернемся домой, и вы, ребята, сможете поспать. Знаю, вы, должно быть, измотаны. — Он указал взглядом на Эндрю, и все, что тот смог ответить ему, прозвучало как согласное ворчание.

После того, как Эндрю и Рене забрали свои вещи, и как только они вышли наружу, Ники без всяких вопросов вручил Эндрю ключи от машины. Блондин, несмотря на усталость, с благодарностью взял их. Хотя Ники был одним из немногих людей, которым он (на удивление) доверял в отношении вождения, он не думал, что с его остаточными тревогами от полета он будет в состоянии справиться с этим. Эндрю нужно было что-то твердое и знакомое под руками. Руль машины и поездка по твердому грунту могли бы подойти.

Ники, Рене и Эрик вели вежливые разговоры всю дорогу до дома.

Возможно, если бы это было несколько лет назад, Ники попытался бы вовлечь Эндрю в любой разговор на горизонте, или дал бы ему ненужные указания, хорошо зная, что Миньярд помнит дорогу. Сейчас же он оставил его в покое, словно пытался отвлечь внимание от Эндрю, чтобы дать тому немного времени и пространства.

Подъезд к дому был небольшим, и помещался туда лишь один автомобиль, въезд вёл к прекрасному старому городскому особняку.

Подъездной путь был окрашен в нежно-голубой цвет, который резко контрастировал с другими домами пастельных тонов. Неподалеку от входной двери находился небольшой сад, и все цветы в нем были в самом расцвете сил под сияющим немецким солнцем.

Ники в течение месяцев рассказывал во множестве звонков по скайпу о садоводстве, чаще всего выходя — в это время у Эндрю было утро — провести время в своих маленьких садах, или, возвращаясь — тогда у Эндрю уже был ранний вечер — с еще более темным оттенком бронзовой кожи. Он видел, что труды Ники окупились. Даже будучи изнуренным бессонницей, издерганным, нуждающимся в сигаретах — он это видел. Где-то в глубинах его выпотрошенной груди он ощутил прилив счастья за своего двоюродного брата. Всё в нем говорило о любви к его делу.

Эндрю припарковал машину, взял ключи и вошел в дом. К черту вещи, у него не было сил вытаскивать их и заносить, или даже банально переодеться, когда он шел по дому в маленькую гостевую спальню. Он закрылся изнутри, упал на кровать и уснул, избавившись от всех волнений.

—</p>

К тому моменту, когда Рене пришла позвать его на ужин, постучав в дверь, Эндрю уже не спал.

Он проспал почти весь день, и лишь непрошеные кошмары мешали ему.

Он не знал, сколько он лежал так, — может, минуты, час или несколько часов. Маленький дом изобиловал скрипами и теплом, которое могло существовать лишь в доме, полном любви. Стены здесь были тонкими, он слышал, как Ники и Эрик жили с течением дня.

Похоже, они были счастливы. Эндрю практически чувствовал, как семейное счастье просачивается сквозь стены, и, возможно, именно поэтому он остался лежать в постели. Он не хотел нарушать их спокойствие, портить им настроение своим малоприятным поведением.

Полет, кошмары, дело — всё это сильно его истощало. И хотя он никогда не признался бы в этом вслух, он не хотел перекладывать это на Ники — не сейчас. Они давно не виделись, и он задолжал своему кузену больше, чем просто сердитые взгляды и нападки на скорую руку.

Но он не мог прятаться вечно и игнорировать свой желудок.

Приняв сидячее положение, он осмотрел маленькое пространство своей комнаты. Солнце медленно заходило за горизонт, окрашивая всё в оранжевые и розовые оттенки. Эндрю медленно встал с постели и направился к двери. Рене уже ушла, но когда он открыл дверь, то обнаружил на ее месте его вещи.

Эндрю сменил одежду, плеснул в лицо холодной воды и почистил зубы.

Посчитав себя готовым, как никогда, он направился на кухню, где все его ждали.

— Эй, выглядишь великолепно! — сказал Ники.

— Да, знаю. Куда собираемся?

Ники изящно закатил глаза и схватил ключи, которые Эндрю бросил на кухонный стол по пути в ‘его’ комнату за несколько часов до этого.

— В «Essenzaile»,<span class="footnote" id="fn_31181918_0"></span> естественно. У нас зарезервирован столик, так что поторопись! — Он направился к машине и махнул ключами, вопросительно взглянув в сторону Эндрю.

Эндрю мог принять предложение, но, несмотря на то, как он проснулся, он чувствовал себя достаточно сосредоточенным, чтобы позволить Ники сесть за руль.

Когда они устроились за столиком, и перед Эндрю поставили тарелку блинчиков, его настрой значительно улучшился, и Ники сразу же накинулся на них с вопросами.

— Ладно, рассказывайте. Как там подкаст? Есть какие-нибудь… действительно потрясающие зацепки? Думаете, вы найдете их? — Между натиском вопросов и слова нельзя было вставить. Эндрю казалось, что в этом не стоит винить Ники, ведь тот предоставил Эндрю роскошь в виде сна большую часть дня. — Ты с кем-нибудь встречаешься? Честное слово, Эндрю. Ты зря тратишься на одинокую жизнь. Ты должен найти себе парня и остепениться.

Да уж, поспешил с выводами.

Эндрю мгновение безучастно смотрел на Ники, а затем перевел взгляд на Эрика, который очень старался сдерживать смех. Миньярд вздохнул, отбросил то, что он действительно хотел ответить, и начал отвечать по порядку.

— Подкаст идет хорошо. У нас есть несколько неплохих зацепок. Да, думаю, мы найдем их. Нет, я ни с кем не встречаюсь, и ты лучше остальных должен понимать, что у меня никогда не будет отношений. — Он немного скривился, будто само это слово было ему отвратительно.

Потому что для Эндрю так и было. Идея о ‘парне’ была ебать какой смехотворной, он даже представить себе не мог. В прошлом у него были ребята, которым он доверял достаточно, чтобы замутить с ними, но этим все и кончалось. На данный момент у него был один парень, на самом деле он импровизировал с тех пор, как Роланд разочаровал его своим заявлением о моногамности.

Дион не был таким уж плохим утешительным призом. Когда Эндрю узнал его получше, и определил, что он за человек, то решил получить желаемое, а желаемым в данном случае были встречи с Дионом на задних сидениях Мазерати (он был бережен, ведь эти сидения были бесценны). С тех пор, это не было регулярным, по сути, но этого было достаточно. Эндрю нуждался в чем-то, и Дион был идеальным кем-то, чтобы удовлетворить эту потребность. И пока что всё было нормально, а Дион, казалось, был более чем готов остаться в «отвратительной Южной херовой Каролине» с Элисон.

Пока что.

Что делало сделку еще лучше. В конечном счете, Дион покинет город, и Эндрю сможет переключиться на следующего, кем бы этот следующий ни оказался.

— Зря тратишься, — вновь цыкнул Ники, покачав головой. — Из тебя вышел бы лучший парень… со всем этим задумчивым и протекционистским дерьмом. Не знаю, почему ты лишаешь гей-популяц-

— Прекрати, — сказал Эндрю, подняв раскрытую ладонь. — С меня хватит на сегодня разговоров об этом. Смени тему.

Ники лишь немного улыбнулся, словно давая понять, что он знает о том, что «порог доверия» Эндрю маячит на горизонте, а затем покачал головой.

— Ладно. Просто ты завидный улов, вот и всё. — Он двинулся дальше. — Расскажите мне о подкасте. Рене, каково это постоянно путешествовать с Мистером Солнышко?

Рене, которая наблюдала всё это действо с маленькой улыбкой на губах, засмеялась и опустила вилку.

— Он на самом деле превосходный компаньон. Супер неприхотливый, и, пока он сыт до полуночи и на него не брызгаешь водой,<span class="footnote" id="fn_31181918_1"></span> всё хорошо.

— Что насчет солнечного света? — спросил Эрик. — Тоже одно из правил?

Эндрю склонил голову в его сторону.

— Ники заставил тебя посмотреть «Гремлинов», не так ли?

— Так и есть, и ему очень понравилось, — Ники поднял бокал с вином и вновь улыбнулся своей звездной улыбкой. Она быстро сменилась на мягкую улыбку, когда он снова сосредоточил свое внимание на подкасте, пригубив из бокала. — Ты сказал, что думаешь, что найдешь их. Ты уже близок к этому?

— Нет, наверное.

— Так их… нигде не замечали в последнее время?

— Нет.

— А… — Казалось, Ники разрывает от оптимизма и замешательства. — Почему тогда ты так в этом уверен?

Хороший, резонный вопрос, на который у Эндрю был лишь один ответ.

— Просто предчувствие.

—</p>

Воскресным утром Эндрю проснулся от запаха кофе.

В Штутгарте было восемь утра, что означало, что в Пальметто было два часа ночи. Эндрю всё еще не отошел от перелета, но во время переезда Ники в Германию он рано понял, что ему придется попытаться и заставить свое тело приспособиться к местному времени. Иначе остальная часть поездки станет хреновой, а это означало, что всё и вся рядом с Эндрю, в свою очередь, тоже станет хреновым.

Он вышел на кухню, протер глаза под линзами очков и пробежался рукой по взъерошенным ото сна волосам. Ники сидел за кухонным столом, его каштановые волосы до плеч были собраны в неаккуратный хвостик. Растрепанные пряди свисали ему на лицо, пока он листал что-то на экране телефона и медленно глотал кофе. Когда он заметил Эндрю в коридоре, то поднял глаза и улыбнулся.

— Доброе утро, солнышко, — он положил телефон и кивнул головой на столешницу. — Кофе весь твой.

Эндрю подошел к столу и достал кружку, из которой всегда пил, когда был здесь. Сама она была черной с узором в виде белого черепа и надписью «Вкусная Горячая Чашечка Хуёфе».

Он сел за стол напротив своего кузена после того, как залил обильное количество сливок и сахара в свою дымящуюся кружку. Он поморщился, сделав глоток, и даже издал небольшой стон отвращения. Эндрю и любил, и ненавидел немецкий кофе. Напиток был и лучше, и хуже, чем кофе в США, в том смысле, что он был намного крепче, так что насыщение кофеином было фантастическим. Однако так как он был крепче, на вкус он был как дерьмо.

Он добавил еще сахара.

— Итак, — начал Ники. Одно это слово было гораздо мягче, чем вся его речь накануне вечером. Эндрю не стремился попасть под град смехотворных вопросов. Вместо этого он потягивал кофе и ждал, пока Ники продолжит. — Как ты… на самом деле? Я пытаюсь вытащить информацию из Бетси, но она мне ничего не говорит.

Эндрю поставил кружку на стол, прикрыв глаза, пока наслаждался теплом, что растекалось по его горлу. Намного лучше.

— Потому что в отличие от тебя она не сплетница.

Когда он открыл глаза, Ники одарил его взглядом.

Он вздохнул.

— Я в порядке. Правда, — добавил он после того, как Ники приподнял бровь. Затем он продолжил, — Это пошло… на пользу. Это дело. Оно помогло мне отвлечься от увольнения, и у меня такое ощущение, будто я по-своему борюсь. Я скучаю по написанию статей. Я пишу подкасты, но это не то же самое, что писать статьи, понимаешь? Я слился с толпой, но совсем иначе. — Эндрю выдал больше, чем кому-либо когда-либо, даже с учетом событий пятилетней давности. Это оставило ощущение уязвленности, и он почувствовал необходимость вновь закрыться, но проигнорировал это, когда услышал успокаивающее жужжание Пчелы.

Хмыканье Ники сопровождалось жужжанием в знак благодарности. У Эндрю не только наладилось с ведением беседы, но и с Ники стало разговаривать легче, теперь, когда он стал старше и спокойнее. Раньше Ники был просто сгустком нестабильной энергии. Он был громким и шумным и постоянно счастливым, потому что он чувствовал, что он должен всегда быть счастлив — ради родителей, общества, близнецов. Тогда Эндрю не понимал этого, но после жизни с Би, после того, как у него появился домашний очаг, где Ники был постоянным фактором жизни, пока не переехал, он осознал, сколько Ники первоначально пришлось пожертвовать, чтобы взять на себя двух шестнадцатилетних засранцев. Он отложил в сторону всё, чего желал, чтобы попытаться дать Эндрю и Аарону жизнь, которую они заслужили, и он бы пошёл до конца, если бы Би не вмешалась. Он бы был с ними до восемнадцати, а то и дольше, просто чтобы убедиться, что у них есть семья…

Ники не всегда встречали с тем уважением, которого он заслуживал. Но, может, именно поэтому Эндрю сидел здесь, давая ответы с гораздо большим количеством подробностей, чем он дал бы большинству других, позволяя себя расспрашивать, — это было благодарностью Ники за все, что тот сделал.

Эндрю гордился им, он был благодарен за него, он был счастлив за него.

Больше не было слишком больших улыбок, самокритичных шуток, назойливых вопросов и необходимости нравиться. Нет, этот Ники был сосредоточенным, спокойным, он стал всем, на что Эндрю когда-либо надеялся касательно него. Он стал еще одним человеком, которому Би помогла жить лучшей жизнью.

— Думаешь, вернешься к писательству, когда закончишь с этим? Или будешь придерживаться этой платформы? — Ники со всей серьезностью посмотрел на него поверх кружки. Глубокие карие глаза, светлый оттенок смуглой кожи, всё в Ники было тёплым. Даже маленькие линии в уголках его глаз, линии, которые превращались в морщинки, когда он улыбался — их не было раньше, но они заставили Эндрю почувствовать тепло. Они проделали такой путь.

— Не знаю. Может быть. Не могу представить, что занимаюсь подкастом для чего-то еще, и это особое дело, я думаю. Если я снова займусь этим, это должно быть для чего-то большего.

Ники кивнул и опустил чашку.

— Ты должен написать книгу.

Эндрю практически рассмеялся. Вместо этого он громко вздохнул и покачал головой.

— Нет, не должен. Мне нечего написать.

— Мм… — промурлыкал Ники. — Думаю, тебе есть что написать. Тебе есть что сказать, и многое, что ты должен сказать, было бы действительно важно для людей. Для тех, кто рос в приемных семьях, для геев-подростков, для людей, которые боролись с селф-хармом.

Эндрю стиснул зубы, и Ники тут же прекратил говорить. Он молчал, пока Эндрю приводил в порядок свои мысли.

Конечно, Ники знал. Он не всегда носил черные повязки, как сейчас, и они жили вместе, в течение некоторого времени.

Тем не менее, повязки были основным элементом в последнее десятилетие. Предложение, что поступило от кого-то, кто понимал.

Когда-то они давали Эндрю уверенность, гарантию, даже защиту. Хоть, по сути, они и не заставляли его почувствовать себя сильным, но они помогли ему иначе, так, что он не смог бы даже попытаться объяснить.

Ники знал о некоторых проявлениях абьюза, с которыми пришлось столкнуться Эндрю, но не обо всех. Тем не менее, это не было чем-то, что он собирался обсуждать, и, уж точно, не было чем-то, что, как ему казалось, станет полезным подспорьем в книге.

— Я не собираюсь писать книгу. Я пережил то, что пережил, и не похоже, что я с этим особенно удачно справился. Смени тему.

Так Ники и поступил.

— Ну, я горжусь тобой. Подкаст вышел потрясающим, и мне нравится видеть тебя на сайте, сводящим всех с ума. — Ники вновь улыбнулся, вокруг его глаз побежали морщинки, когда он поднял кружку к губам. — И мне нравится посылать тебе анонимные вопросы, только чтобы посмотреть, ответишь ли ты на них.

Голова Эндрю взметнулась, и он прекратил вглядываться в глубины своего кофе. Его палец от нечего делать пробегался по краю одной из повязок.

— Ты отправлял вопросы? Я ответил?

Ники пожал плечами и сделал еще один глоток кофе, безуспешно пытаясь скрыть свою улыбку.

— На несколько. Я не скажу, какие из них мои. Но, чувак, ты меня разгромил. Это было шикарно. Я все никак не успокоюсь. — Затем Ники рассмеялся, и Эндрю не смог ничего с собой поделать.

И тоже рассмеялся.

—</p>

Позже днем Ники был решительно настроен вытащить их всех из дома.

Загвоздкой стало то, что сегодня было воскресенье, а по воскресеньям лавки и магазины в Штутгарте не работали.

Эндрю как раз готовился отдохнуть перед завтрашней поездкой, когда Ники предложил съездить в Музей Mercedes-Benz.

Эндрю, естественно, уже бывал там раньше, и не раз, когда гостил у Ники. Но кто он такой, чтобы лишать кузена возможности пару часов полюбоваться красивыми машинами?

Эндрю был просто доброжелателен. Радость, которую он испытал от того, что его Мазерати была лучше всех автомобилей в этом музее, была всего лишь второстепенным бонусом.

Когда они вернулись домой, налюбовавшись машинами и нафотографировав их, после остановки в первом же кафе, которое им попалось, Эндрю был выжат. Ему нужно было несколько часов, чтобы отдохнуть, собраться с силами и восстановить самообладание, прежде чем вновь предстать перед семьей. Поэтому он удалился к себе в комнату, чтобы вздремнуть и проснуться как раз вовремя, чтобы потребовать ужин.

Эрик сделал картофельные оладьи (правда, он называл их «kartoffelpuffer»,<span class="footnote" id="fn_31181918_2"></span> что казалось излишним), потому что знал, что Эндрю устроит бунт, если не получит их до конца поездки, и украсил их сахарной пудрой и яблочным соусом. Даже Эндрю должен был признать, что съел их слишком много, но он не нашел в себе сил тревожиться об этом. Иногда (всегда) потакать слабостям было хорошо.

После ужина они все сгрудились на диване и креслах, как настоящая семья, чтобы посмотреть фильм. Эндрю уселся в большое мягкое кресло, перекинув ноги через подлокотник, и позволил себе утонуть в нем, чувствуя себя сытым, сонным и в некотором роде довольным. Они смотрели первый фильм Гарри Поттера на немецком с английскими субтитрами для Рене, которые Эндрю явно не читал.

События фильма близились к Запретному Лесу, когда он услышал мягкий смех. Эндрю повернул голову и увидел, как Ники и Эрик шепчутся на диване. Ники прильнул к Эрику, а тот в свою очередь обнял его за плечи. Он посмотрел на своего мужа со счастливой улыбкой на губах, прежде чем поцеловать того в лоб.

Эндрю переключил внимание на события фильма.

Может, во всем была виновата куча картофельных оладий, но Эндрю попытался — лишь на мгновение — представить это. Каково это было бы иметь партнера. Может, Эндрю бы приходил домой после работы, и он бы был там. Эндрю смог бы рассказывать о своем дне кому-нибудь, кроме Кинг, не то, чтобы он был против общения с Кинг. Она знала все его секреты. И может быть, просто может быть, было бы приятно услышать честное мнение от кого-то, кто уважал бы Эндрю. От кого-то, кто заботился бы о нём и его благополучии. Он знал, что у него есть Би, но всё было бы иначе, подумал он, с партнером.

Он покачал головой, чтобы отогнать непрошеные мысли. Потому что этого никогда не случится.

Отношения подразумевали под собой взаимные уступки, взлеты и падения, и Эндрю не хотел ничего из этого. Он не хотел делиться своим прошлым и не хотел отвечать на вопросы. Ему было бы лучше одному, признал он, собираясь быть честным с собой до конца. Было бы жестоко позволить кому-то подписаться на это, нести этот груз в виде Эндрю Миньярда с обилием его проблем и заморочек.

Ни к чему не обязывающие связи были хорошим вариантом. Большую часть времени это было удобно и легко.

Всё было в порядке.

Он был в порядке.

Он чувствовал, как Рене наблюдала за ним из кресла по другую сторону кофейного столика.

Он проигнорировал её.

—</p>

В понедельник утром Рене и Эндрю устроились в машине Ники и отправились в Страсбург, который находился прямо за границей Франции. Эрик ездил на работу на велосипеде, а Ники взял отгулы на всю неделю, несмотря на то, что Эндрю и Рене большую часть времени будут в разъездах.

Казалось, это такая же хорошая отговорка, чтобы взять отпуск, как и любая другая.

Женщину, с которой у них была назначена встреча, звали Анаис Арно.

Ей было двадцать семь лет, и она утверждала, что пересеклась с Натаниэлем, когда ей было одиннадцать. Несколько недель назад она отправила им электронное письмо с подробным описанием этого возможного столкновения, так что она была первой остановкой в их списке.

Они встретились с ней в кафе под названием «Café Bretelles».<span class="footnote" id="fn_31181918_3"></span> Рене и Эндрю прибыли раньше Анаис (по его предположениям. Он понятия не имел, как она выглядит, но решил, что она сможет заметить туристов).

Эндрю заказал горячий шоколад и пирожное твикс, а Рене — капучино и немного мюсли. Эндрю одарил ее взглядом, который она проигнорировала в пользу возможности аккуратно поесть.

Анаис появилась через десять минут. Она сразу же заметила их и направилась к их столику, чтобы сесть напротив них.

— Bonjour!<span class="footnote" id="fn_31181918_4"></span> — Воскликнула она радостно, сняв пиджак и повесив его на спинку стула. Ее длинные светлые волосы были собраны в хвост, ее большие голубые глаза немного напомнили ему глаза Натаниэля.

Но они были не такими яркими.

— Parlez vous anglais?<span class="footnote" id="fn_31181918_5"></span> — сразу же спросил Эндрю. Они были достаточно близко к немецкой границе, чтобы ему повезло с этим, но эта девушка, очевидно, была француженкой, и немецкий диалект был разным в зависимости от того, откуда ты. Английский позволил бы ему лучше уловить тонкие нюансы, которые могли возникнуть во время разговора.

— Oui!<span class="footnote" id="fn_31181918_6"></span> Спасибо, что встретились со мной здесь, — сказала она, улыбнувшись им. Сильный акцент смягчал ее речь, но ее было легко понять. — Должна признаться, я очень рада знакомству с вами. Я большая фанатка подкаста, и когда я увидела фотографии Натаниэля, то не поверила своим глазам.

Эндрю обычно был аккуратен с этим. Возбуждение из-за подкаста, свет в глазах интервьюируемого при встрече с ним. Он должен был оценить эти вещи должным образом, действовать осторожно, чтобы убедиться, что его не обводят вокруг пальца ради места в подкасте. Обычно он мог понять это по ходу переписки по электронной почте, но не всегда. Это была лишь «первая линия обороны», если угодно.

Вторая заключалась в его умении читать человека при встрече. Иногда улыбки могли быть слишком большими, за взглядом скрывалась ложь. Он сталкивался с такими людьми во время своих путешествий — это могли быть даже просто те, кто хотел поговорить. Сара Джонсон была такой.

Несмотря на то, что она была надежным источником, ей нечего было им сказать — по крайней мере, ничего такого, чего не знал бы Боб Робертс. Она тратила время на разговоры о Колумбийском университете и дерьмовых профессорах, а не на реальную информацию, которую они могли бы использовать. И хотя Боб Робертс тоже был заинтересован подкастом, даже восторгался им, но он мог подкрепить всё информацией.

Анаис не подходила под это описание. У неё был открытый взгляд и яркая улыбка, но в ней чувствовалась какая-то серьезность, которая придавала Эндрю уверенность в ее намерении быть здесь.

— Не возражаете, если мы включим запись? — не ходя вокруг да около, спросил он, вытащив свой диктофон из сумки.

— Нет, нет. Как вам угодно. Просто дайте мне сначала выпить кофе, и мы сможем начать.

Рене и Эндрю наблюдали, как она пробиралась к прилавку, чтобы сделать заказ. Он не выдержал.

— Она… такая бодрая, — заметил он, наблюдая, как покачивается ее хвост.

— Думаю, она милашка. Она сказала, что фанатка, так что ты должен вести себя так, словно ты дома у Би, хорошо? — сказала она, со всей серьезностью посмотрев на него.

Эндрю сдвинул очки на нос и уставился на нее в ответ.

— Я вполне способен быть нормальным человеком, когда мне этого хочется.

С Рене было так легко шутить.

— Ну, тогда скорее начинай этого хотеть. Она возвращается.

Анаис села напротив них со своей чашкой, увенчанной пеной в форме сердца, и сделала длинный глоток.

— Хорошо. Можем начинать. — Она улыбнулась и со звоном опустила чашку на блюдце.

Он нажал на кнопку записи.

[Запись Включена]</p>

Он начала с обычного: Место, Дата, Имя, Как оно пишется.

Затем он перешел к делу.

— Итак, расскажите нам, своими словами, о дне, когда вы видели Натаниэля.

Анаис сделала глубокий вдох и сцепила пальцы на столе.

— Ну, мне было одиннадцать, и я была с семьей на le Fête de la Musique-<span class="footnote" id="fn_31181918_7"></span>

— Расскажите, что это, — перебил он.

Не колеблясь, она с легкостью начала свое объяснение.

— Это крупный музыкальный фестиваль, который проводят здесь, в Страсбурге, каждый июнь. Исполнители поочередно играют свою музыку. Семейный праздник. Множество людей бывает здесь, наслаждаясь времяпровождением.

— Хорошо, — кивнул Эндрю. — Так что же произошло, когда вам было одиннадцать? Какой это был год?

— Две тысячи третий. Я носилась вместе со своим старшим братом и некоторыми его друзьями. Они играли в догонялки и гонялись друг за другом в толпе взрослых. Я тоже бегала с ними, но была всего лишь младшей сестрой. Никто меня не замечал. — Она пожала своими хрупкими плечами и снова подняла чашку. Она сделала небольшой глоток, прежде чем ее взгляд посуровел. Анаис продолжила, — Я пыталась обойти кого-то и налетела прямо на мальчика.

Бззз.

— Мальчик. — Эндрю сделал паузу. Там было множество детей, это мог быть кто угодно. — Как выглядел этот мальчик? — Он слегка наклонился вперед, положив руки на стол.

Чашка вновь зазвенела о блюдце, когда она опустила ее. Анаис повторила позу и тоже наклонилась вперед.

— Он был маленьким. Ему было восемь или, может, девять лет. У него были темно-каштановые волосы и карие глаза. — Она покачала головой и продолжила, — Я знаю, что у него другой цвет волос и глаз. Но я знаю, что это был Натаниэль. И… знаю, что написала по почте, что его звали Стефан, но это был он.

Эндрю щелкнул мизинцем.

— Откуда вам знать? — спросил он. — Почему вы так уверены, что цвет глаз и волос не был натуральным? — Конечно, он знал, что Натаниэль и Мэри изменяли свой облик, пытаясь скрыться. Это еще больше усложняло задачу с проверкой того, что являлось реальной наводкой, а что нет. Тем не менее, у них на счету уже было несколько проколов, на которых они попались.

Анаис пожала плечами, ее глаза на мгновение закрылись, будто она вновь видела того маленького мальчика.

— Это все еще было его лицо, — донесся ее голос словно издалека. Когда она вновь заговорила, голос стал увереннее. — У него все еще были веснушки и темная кожа. Губы, которые выглядели так, словно он дулся, даже когда это и было не так. — Она открыла глаза. Эндрю наблюдал, как они снова сосредоточились на нем, когда она пассивно кивнула. — Когда я увидела семейный портрет и фотографию из Флориды на вашем сайте, я поняла, что это был он.

Бззз.

Эндрю глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Он тоже знал, что это был он. Он поверил ей.

— Расскажите, что вам в нем так запомнилось, что столько лет спустя вы узнали его?

На ее губах заиграла небольшая улыбка.