Глава 24 Двадцать четвертое декабря - Конденсат на окне на рассвете и свет уличных фонарей (2/2)

— О, правда?

— Да. Ты был позади меня, просто лежал рядом. Было замечательно, пока я не оглянулся и не увидел, что ты превратился в помощника Кингсли.

— О боже, — стонет Гарри, морщась. — Что произошло потом?

— Ну, во сне я просто продолжил лежать, — говорит Драко, никак не в силах решить, смеяться ему или ужасаться. — Я хотел бы отметить, что в реальной жизни у меня никогда не было сексуальных чувств к этому мужчине.

— Я хочу сказать «хорошо», но это кажется недостаточно правильным словом, — фыркает Гарри, и Драко улыбается, пододвигая свои холодные ноги и прижимая их к бедрам Гарри. — Не понимаю, что с тобой не так. Почему ты такой холодный?

Драко молча указывает на окно. Гарри переводит взгляд туда и понимает, что на улице снова идет снег — большие хлопья мягко падают, скрывая мир снаружи. Он надеется, что Каллиопа, свернувшись калачиком, спит в теплом уголке, а не шастает по сугробам, но эта кошка всегда была полна решимости делать все по-своему. Ему нравится это в ней, и ему нравится это в мужчине, который лежит сейчас рядом и внезапно натягивает на лицо крайне суровое выражение лица.

— Иди домой. У тебя есть дела, а мне нужно снова принять душ, — велит он.

— Тебе нужна помощь? — спрашивает Гарри, хотя каждый мускул в его теле напрягается против этой идеи. По крайней мере, еще на несколько часов.

— Нет, — смеется Драко. — Уходи. Я ничего не могу сделать, пока ты здесь.

— Что тебе нужно сделать?

— Секрет. Рождественские штучки, — говорит Драко. — А теперь вали.

Гарри решает свалить. Он идет домой по снегу, а белые хлопья падают на его пальто и волосы. Он едва замечает холод, который накрывает вместе со снежинками. Ему все равно — он принял зелье и Драко, а Рождество так близко, что все вокруг будто сияет в предвкушении. Он чувствует легкость и открытость, как будто, случись что угодно, он примет это спокойно, так что, заметив маленькую церковь и услышав рождественские гимны, он позволяет увлечь себя внутрь.

Гарри стоит у входа всего минуту или две, вдыхая аромат благовоний и наблюдая за викарием, которая дирижирует хоровой репетицией. Звучат замечательно, и викарий улыбается, когда замечает его, делая паузу, чтобы коротко взмахнуть рукой. Он улыбается в ответ, вспоминая ее добрые слова, и кладет все имеющиеся в карманах магловские монеты в ящик для пожертвований, прежде чем уйти. Его встречают вопящая Каллиопа и обеспокоенный Патрик, которые следуют за ним повсюду, пока он не устраивается на коврике у камина с чашкой чая, подарками и пакетом оберточной бумаги.

— Я очень благодарен тебе за помощь, — устало говорит он, но улыбается, когда находит клубок ниток, чтобы Калли могла поиграть с ним, и благодарит Патрика, когда тот выбирает и разворачивает оберточную бумагу для первого подарка. — Блестящая для Блейза? Хороший выбор, — одобряет он, находит конец ленты заклинанием и принимается за работу.

Он всегда находил эти ритуалы успокаивающими и всегда заворачивал рождественские подарки двадцать четвертого декабря. Это началось как результат панических покупок-в-последнюю-минуту, но с годами стало такой же укоренившейся праздничной традицией, как сыр из Мэдигана и рождественский ужин Рона, который соперничает с традиционным жарким из индейки его матери как по качеству, так и по количеству. От этой мысли у Гарри урчит в животе, но он не останавливается; нужно упаковать много подарков, да и если сейчас съесть слишком много, то не получится доесть десерт.

— Будет чертовски обидно, — заверяет он Каллиопу, добавляя бант к подарку Молли и показывая его ей. Она моргает одним глазом, а затем чихает. — Верно. Очень даже ничего.

Приступив к упаковке подарков ручной работы, Гарри особенно тщательно их складывает, обматывая каждый лентой с надписью «Сделано с любовью», прежде чем завернуть их в упаковочную бумагу. Он колеблется лишь мгновение, прежде чем прикрепить такую же ленту к шарфу Драко, с трудом веря в то, что ему позволено это, но улыбка от этого не менее огромная и идиотская. Закончив, Гарри выуживает горсть бирок и прикрепляет по одной к каждому подарку блестящей лентой, которая абсолютно точно либо серебряная, либо золотая. Самым аккуратным почерком, на который способен, он пишет «С любовью от Гарри и Драко» на каждом, уверенный, что Драко будет спорить, но еще уверенный в том, что без него не получилось бы выбрать идеальный оттенок синего для шапки Джинни, декоративные ленты, которые идеально сочетаются с волосами Уизли, или серебристую шерсть, которую он собирается трогать, по крайней мере, ближайшие несколько месяцев.

Наконец, Гарри складывает завернутые подарки под елкой и отступает, чтобы полюбоваться. Он рассматривает рождественские открытки, задерживаясь на открытке от Невилла, на которой изображен сверкающий кактус и написано: «Думаю, у тебя будет очень веселое Рождество», на другой, написанной почерком Гермионы, с тревожно похожим пожеланием, и открытке от Драко с изображением сварливого кота и довольно лаконичного: «Я увидел это и подумал о тебе». Удивленный, Гарри еще мгновение смотрит на открытку, ощупывая тисненую бумагу пальцами. Этого более чем достаточно.

**~*~**</p>

Гарри прибывает в коттедж и находит Гермиону, помешивающую глинтвейн, Рона, ковыряющегося в подносе с огромными фрикадельками, и Хьюго, сидящего за столом в полном костюме коровы. Все это кажется довольно стандартным для ужина в канун Рождества, да и на кухне чудесно пахнет: сладкая пряность глинтвейна смешивается с пикантным обещанием основного блюда от Рона, и Гарри осознает, что голоден. Гермиона поворачивается и улыбается ему, кажется, не замечая, что пар от кастрюли распушил ее волосы.

— Ты выглядишь счастливым, — замечает она, и у Гарри даже не хватает духу скорчить гримасу.

— Да, — подтверждает он, и ему все равно. Гарри улыбается подруге и пытается не думать о том, что Рон все еще не отвернулся от плиты. По затылку трудно сказать, насколько он зол, а спрашивать Гарри не собирается.

Гермиона открывает рот, чтобы ответить, но останавливается, когда дверь в гостиную распахивается и появляется Драко.

— Я покорил Северную Америку, — сообщает он с торжествующим видом, улыбается Гарри и исчезает обратно в гостиной.

Гарри озадаченно смотрит на Гермиону, и она смеется.

— Они с Роуз играют в Риск <span class="footnote" id="fn_32911720_1"></span>.

— Как долго он уже тут? — спрашивает Гарри.

— Достаточно долго, — отвечает Рон, все еще стоя спиной к Гарри. — Я и забыл, как сильно мы сводим друг друга с ума.

— Вы напарники, — замечает Гарри, обнаруживая, что ему больше не больно это признавать. — Предполагается, что вы должны сводить друг друга с ума.

Рон оборачивается. Гарри не знает, как прочесть выражение его лица, но точно уверен, что ему полагается выговор, поэтому на всякий случай подбирается.

— Мне правда жаль, — извиняется он, пытаясь опередить события, если получится.

Рон вздыхает и складывает руки.

— Гарри, ты ведь знаешь, что «держаться подальше» означает «держаться подальше», а не «сидеть на другой стороне улицы и прятаться под проклятыми чарами Гламура»?

Гарри смотрит на Хьюго, который не может быть еще менее заинтересованным в разговоре. Кивает, пытаясь выглядеть раскаивающимся.

— Да. Это было безумно и глупо, и мы поставили вас в чертовски ужасное положение. Прости. Мы оба сожалеем.

— О, мы с Малфоем уже все выяснили, — говорит Рон, и выражение его лица настолько суровое, что Гарри даже жалеет Драко. — Так что сейчас только о тебе. И обо мне.

— Да, — кивает Гарри, засовывая руки в карманы. — Просто повторю: мне правда жаль.

Рон качает головой.

— Не знаю, почему думал, что это сработает. Почему думал, что вы послушаете меня, хоть кто-нибудь из вас двоих? И вот в чем дело… я такой же идиот, как ты и Малфой. Я размышлял над этим несколько дней, пытаясь понять, о чем, черт возьми, я думал. А ты, — добавляет он, бросая призывный взгляд на Гермиону, — ты должна быть самой умной. Почему ты мне не сказала?

Гермиона фыркает.

— Не вини меня. В мои обязанности не входит останавливать кого-либо из вас от глупостей. Больше нет. Хьюго, пожалуйста, сядь прямо.

Растерянный Гарри смотрит на Рона.

— Так… ты все еще злишься на нас?

Рон неохотно улыбается.

— В итоге все закончилось хорошо. То есть я все еще пытаюсь понять, что творилось у меня в голове… но в свою защиту скажу, что в тот день я правда чертовски устал.

— Спасибо, — благодарит Гарри, и прилив облегчения развязывает маленький узел в животе. — Мне кажется, иногда я забываю, что больше не аврор. По крайней мере, не активный. Ну ты понял, что я имею в виду. Я сглупил. А Драко… эм… его легко провести.

Рон смеется.

— Я поверю в это, только когда увижу. Тебе не нужно покрывать его, он уже несколько раз говорил мне, что все это была его идея.

— Ты ему веришь?

— Честно говоря, это больше не имеет значения. Мы поймали ее — вот, что действительно важно.

— Твой отчет был очень великодушным, — замечает Гарри, и Рон кивает, явно довольный собой.

— Я горжусь им. Не настолько же, насколько этими фрикадельками, но ты понял. — Рон вытаскивает противень из духовки и смотрит на свои творения. Они шипят и попыхивают, испуская восхитительный травяной пар, а то, что находится в кастрюле на плите, пахнет так, будто идеально сочетается с ними.

— Выглядит неплохо, приятель, — оценивает Гарри, садясь за стол, когда Рон возвращается к духовке. Когда он начинает напевать себе под нос, Гарри понимает, что все будет хорошо.

— Я же говорила тебе, — замечает Гермиона тихо, придвигая стул. У нее усталые глаза, но улыбка искренняя, а в волосах блестки, о которых, как думает Гарри, она, возможно, даже и не знает. — Честно говоря, я понятия не имею, почему он думал, что вы останетесь дома. Я спросила его, как давно он знает вас обоих, и вот тогда-то он и начал сердиться на себя.

— Ты звездочка, — говорит Гарри и смотрит на Хьюго. — А ты корова.

— Да. Наш м-м-м… Рождественская пьеса называется «Скотный двор…» о, я забыл как там дальше, — вздыхает Хьюго, пытаясь сложить руки, но обнаруживая, что маленькие тканевые копытца мешают сделать это. — Мне спеть для тебя песню? Я уже спел одну для дяди Драко.

— Да, пожалуйста, — просит Гарри, обмениваясь удивленным взглядом с Гермионой.

Пока Хьюго выступает, Рон продолжает пританцовывать у плиты, размахивая ножами, деревянными ложками и кухонными полотенцами в знакомых движениях, которые Гарри называет «Счастливый Шеф», что удивительно контрастирует с чуть мрачноватым исполнением Тихой ночи, которую поет корова. К тому времени, когда для Гарри исполняют еще три песни и показывают энергичную танцевальную программу, ужин готов, и Роуз с Драко выходят из гостиной, договорившись объявить ничью.

Рон подает огромные тарелки с фрикадельками, картофельным пюре, капустой и сливочным соусом со специями. Все это прекрасно сочетается как с домашним брусничным соусом, так и с подробным рассказом о том, как он украл рецепт блюда у отца, которое тот впервые попробовал в Швеции, и что, по его мнению, его собственная версия намного лучше, потому что он оставляет картофельную кожуру. Гарри не разбирается, но все выглядит сытно и вкусно. Он любит абсолютно всех за этим столом, даже когда Рон ухмыляется и говорит ему перестать так пялиться на Драко, потому что это отвлекает от ужина.

Гарри почти уверен, что не пялится, но все равно краснеет, когда Драко прижимается к нему коленом под столом и разрезает фрикадельку с дьявольской, вызывающей дрожь улыбкой, играющей на губах. Гарри не нужно смотреть на него — он и так может вспомнить каждый дюйм тела Драко. Может, но не будет, потому что Рон выглядит таким самодовольным, выражение лица Гермионы такое чертовски понимающее, а Роуз продолжает переводить взгляд с одного на другого, будто пытаясь понять, что поменялось. Хьюго просто кушает, пиная своими коровьими копытцами всех под столом и умудряясь смести все с тарелки в кратчайшие сроки.

Десерт по традиции подается в саду под уютными Согревающими чарами и мерцающими огнями, расположенными на столе во внутреннем дворике. Благодаря искусному заклинанию Гермионы Гарри все еще чувствует дуновение ветерка и запах замерзшей земли, но лицо и руки остаются в тепле, когда он ест липкий ирисный пудинг и имбирное мороженое. На самом деле в животе нет места, но это слишком вкусно, чтобы тратить впустую. Драко тоже перебарывает себя, и Гарри почти уверен, что они проведут ночь, растянувшись на кровати в пищевой коме, но все складывается отлично. От мысли о том, чтобы свернуться калачиком под тяжелым одеялом и проспать до рождественского утра, становится так тепло, что появляются силы доесть последний вкуснейший кусок пудинга.

Звезды ярко сияют на небе, когда Роуз и Хьюго удаляются в свои спальни, оставляя взрослых в деревянных креслах потягивать теплый глинтвейн, который кипел на медленном огне весь ужин. Рон целует Гермиону в макушку, и она улыбается. Гарри смотрит на Драко, а затем кладет руку на подлокотник его кресла, внутри поднимается волнение, когда сильные пальцы переплетаются с его. Движение привлекает внимание Рона, но он ничего не говорит, просто ставит дымящуюся чашку на колено и смотрит на звезды с явным удовольствием. Через мгновение он поднимает кружку в молчаливом тосте.

Гарри тоже поднимает свою. Рядом улыбается Драко, а над их головами что-то серебристо-яркое проносится по небу.