Живи ради меня... ради нас (2/2)

— Если ты ищешь рыжую бестию, то его нет, — Чимин даёт себе по лбу мысленно, потому что так очевидно искал глазами Юнги.

— А никто не знает, что с ним? — кто-то хмыкнул, а кто-то театрально вздохнул.

— Наверное, лежит без движения из-за случившейся ночи, — отвечает Вакх, а другие смеются. Чимина тошнит от их лицемерия и безобразности. — Все знают, каков господин Ким, — мечтательно выдыхает омега, а Чимин тянется за стаканом с водой, в горле пересохло от их сухости.

— А ты неужели знаешь, какой он? — отпив, спрашивает Чимин, надеясь получить отрицательный ответ.

— Поверь, этот альфа самый лучший для любого из нас.

— Ну, я бы поспорил, потому что мой муж даже с ним не стоит, — последовала долгая пауза, от которой Чимину не по себе сделалось. Здесь он не собирается извиняться, потому защищал честь мужа.

— Ты прав, но прав, как супруг господина Чона. Но ты ведь не знаешь другого, поэтому тебе не с чем сравнивать.

— Да я и не горю желанием быть окружённым альфами, — пожимает плечами Чимин и всем видом показывает Тэхёну, чтобы тот его спас, но омега куда-то ушёл, оставив Чимина в царстве лести и лжи.

— Это пока, мальчик мой, ибо каждый из нас сначала был верен своему супругу, а потом хотелось чего-то другого, — все согласились. Все, кроме Чимина, ибо ситуация начала выводить его из себя, и, если сейчас не произойдёт чуда, он не сдержится и пару голов расшибёт.

— Кхем, знаете, мне было очень приятно составить вам компанию, — Чимин быстро поднимется и поправляет наряд. — Но мой муж приготовил для меня подарок, на который я очень хочу взглянуть, — «лучше бы это были ваши головы», — думает, а говорит иное:

— Мы ещё скоро увидимся, — он выдыхает и уходит прочь.

Стоит Тэхёну подойти, как Чимин щипает его за бок, из-за чего он шикает и отскакивает в сторону.

— Ты чего это?

— Юнги где? — сразу спрашивает Чимин, но Тэхён теряется и не сразу понимает, что за Юнги.

— Он, вроде, ещё не выходил из…

— Отлично, я иду к нему, а на тебя я обиделся, не появляйся мне на глаза до вечера.

— Эй, так нечестно, Чон Чимин, — кричит вслед Тэхён, но получает нелестные высказывания, в том числе и в свой адрес. Омега закатывает глаза и удаляется по делам, от которых совсем недавно отвлёк его Чимин.

Чимин по памяти находит покои Юнги и врывается в них без стука, но омегу там не обнаруживает. Постель аккуратно сложена, в воздухе витает приятный аромат утренней росы, где-то догорают последние свечи, а повсюду стоит мрак. Чимин проходит внутрь и смотрит на балкон, надеясь там увидеть Юнги, но и там не находит омеги. Тогда Чимин, облокотившись на парапет, тяжело вздыхает. Может, Юнги и вовсе убили, а он не знал, потому что был занят Чонгуком. Паника охватила его, он пытался обдумать и представить, где сейчас находится Юнги. Чимин выходит из покоев и интересуется у стражи, не видели ли они омегу? Те сказали, что господин давно вышел. Тогда Чимин решил проверить всевозможные ходы, куда мог отправиться Юнги.

Но долго его искать не пришлось, потому что в него врезается Хан, за которым бежит Юнги, выглядящий вполне здоровым и невредимым.

— Чимин, помоги, — шепчет Хан и становится за ноги омеги, ничего не понимающего. Чимин берёт Хана на руки и спрашивает, что случилось. — Юнги догоняет меня, а я убегаю, но он постоянно догоняет, — Хан дует губки и показывает язык Юнги, который ему улыбается и треплет по волосам.

— А ведь я просто иду, — оправдывается Юнги, но, завидев состояние Чимина, интересуется, все ли у него хорошо.

— Нет, потому что я тебя потерял! Никто не знал, где ты, а я чуть с ума не сошёл, — кричит Чимин и вертит в руках Хана, который похож на куклу.

— Чимин-а, пусти, я сейчас развалюсь.

— Да, конечно, прости, — Чимин ставит на место Хана, который сразу же толкает Юнги и бежит прочь, чтобы его догоняли.

— Давай прогуляемся, я тебе расскажу, как именно потерялся, — Чимин тонет от этой улыбки. Он привык видеть на лице Юнги разные маски, они всегда лживые, а сейчас он выглядит счастливым, а от него самого исходит свет, которого Чимин не замечал до этого. Его гнев сходит на милость, поэтому, взяв под руку омегу, он ведёт его наружу, в сторону искусственного пруда, туда, куда побежали детские ножки.

— Вчера, когда я вышел от тебя, то, как и сказал, ждал Намджуна. Я сделал красивый макияж, который потом стёр, решив, что красота моя в моей натуральности. Лёг в постель и стал ждать, но так и не дождался его. Сегодня утром я рано встал, но противоположная сторона постели была пуста и холодна, из чего я сделал вывод, что Намджун так и не пришёл. Не то что бы я расстроен, просто это необычно для него, — Чимин пока ничего не понимает, но мысленно радуется, что Юнги не пришлось терпеть новые раны и синяки.

— А утром, решив прогуляться по дворцу, я набрёл на Хана, который и затянул к себе в игры, — заканчивает рассказ Юнги своей улыбкой, заставляя Чимина ответить тем же. Он пару раз бьёт Юнги в плечо и говорит, что тот хоть бы подумал навестить его.

— Да на тебе нет, наверное, живого места, — хмыкает Юнги, пытаясь задеть, но задеть получается у Чимина.

— Не сравнивай моего мужа с твоим, — поняв, что он сморозил глупость, Чимин тут же спохватился. — Прости, Юнги, я не…

— Да ладно, ты же прав, — и снова сломанная улыбка через боль. И если у Чимина боль ассоциируется с Чонгуком и является приятным для обоих, то у Юнги она самая настоящая, та, которую обычно и врагу страшно пожелать. — Но я скажу тебе по секрету, что лучше Чонгука в постели может быть только Намджун.

— Говоришь так, будто спал с Чонгуком, — недовольно говорит Чимин и отходит на пару сантиметров от Юнги. «Да я не только спал с ним», — грустно думает про себя Юнги и, догнав друга, ударяет его по плечу.

— Эй, ты чего это…

— Теперь ты нас догоняешь, Чимин, — радостно сообщает Юнги и убегает. Чимин сдаваться не намерен, поэтому в следующий момент уже подорвался за убегающим Юнги.

Чимин не думал, что простая детская забава сможет принести столько эмоций. Вырванные крылья будто возрождаются, он чувствует себя уверенней, ему это приятно. Он бежит, не разбирая дороги, видит цель в виде рыжей макушки, а их причём две, поэтому задача куда сложнее. Сейчас он на охоте за лисами. Сейчас он ощущает себя дома, когда убегал от стражи за пределы дворца, когда мог походить по улочкам рынка, поболтать с Ли и выпить с ним сладкого щербета, а потом вернуться, чтобы выслушать крики отца, а потом слова утешения от брата. Но сейчас всё по-другому, нет ни отца, нет ни брата. Есть только этот дворец, который теперь его дом, есть Чонгук, который заменяет ему и семью, есть новая жизнь, которой Чимин хочет поверить. Этот сон самый лучший, что когда-либо видел Чимин, он не хочет пробуждаться, иначе не узнает, чем всё закончится, но он уверен, что хорошо, он ещё слабо, но верит, что в его жизни может быть и светлое.

Он снимает обувь и, откинув её в сторону, наконец-то ловит Юнги и валит его на траву, обняв, тем самым тот попадает в плен.

Омеги смеются ещё долго. Им хорошо тем, что они оба безмятежные, каждый со своей нелёгкой судьбой, но не забывают, что такое звонкий смех и банальное ребячество. Юнги давно позабыл, как может быть весело с кем-то, как кто-то может вернуть в его жизнь краски и заставить улыбаться. А Чимин не может понять, как он так долго жил без такого человека, как Юнги.

Они лежат, смотря на солнце, когда к ним добавляется Хан и ложится между ними, обиженно повторяя, что они проиграли и испортили игру.

— А ты теперь мой папа? — Хан поворачивает голову в сторону Чимина, который явно не был готов к такому вопросу. А на лице Юнги отобразилась гримаса боли, которую он тщательно пытается скрыть.

— Хан, — Чимин садится и скрещивает ноги и берёт ладошки Хана в свои. Юнги интересно, как омега выкрутится, да знал бы ещё Чимин, что настоящий папа Хана сидит прямо рядом с ним и молча наблюдает за тем, как его ребёнок ищёт его в другом человеке. — Неужели тебе так обязательно найти папу? — Чимин щурит глаза и всматривается в глазёнки ребёнка, который, приложив палец в губам, думает.

— Думаю, да, потому что если у меня есть мой папочка, но он всего лишь один, то нужен и второй, а так как ты уже папочкин, то и мой. Значит, ты мой папа, — гордо заканчивает свои умозаключения Хан, а Чимин смотрит на Юнги, который как-то странно изменился в лице.

— Я буду для тебя кем захочешь, малыш, только чтобы тебе было от этого лучше, — он целует Хана в лоб и прижимает к себе, чтобы обнять, малыш тянет за собой и Юнги. В итоге все оказались лежать на Чимине.

— А меня папочка сильно поругает, если я убегу с занятий? — задаёт вопрос сразу двоим Хан и ждёт ответа.

— Я думаю, тебе не стоит это забрасывать, потому что твой папа расстроится, — и не понятно про кого говорил Юнги: то ли про Чонгука, то ли про Чимина, которого Хан теперь считал своим родным человеком.

— Эх, тогда я должен бежать, а то старые учителя так любят ворчать, — канючит Хан и поднимается, а Юнги поправляет одежду и, помахав рукой и передав того слугам, вновь возвращается к Чимину, который приводит себя в порядок и просит немного передохнуть в беседке у пруда.

— Этот ребёнок меня удивляет, — наконец говорит Чимин, когда они устроились под навесом и притронулись к тёплым напиткам. Юнги молчит. — В нём столько светлого, наверное, его папа был таким же, — Юнги снова молчит, спешно вытерев слезу. От Чимина это не ускользает. Он ставит бокал на стол и садится на колени перед Юнги, беря его руки в свои.

— Юнги, ты чего это? Почему ты плачешь? — Чимин вытирает большим пальцем слёзы, которые не хотят у Юнги заканчиваться. И каждый раз он удивляется: откуда они у него, если ему нельзя их лить? — Пожалуйста, успокойся, всё будет хорошо, — он обнимает его и уверяет, что всё будет хорошо, хотя сам не знает причины слёз.

— Я ненавижу себя, ненавижу, — вторит Юнги, зарывшись лицом в плечо Чимина. Тот неспеша его поглаживает по спине, слова утешения шепчет. Как помочь тому, кто совсем отчаялся? Стоит ли давать ложную надежду? Говорить, что всё будет хорошо, главное поверить. Чимин сам не знает, потому что у него опыт ещё горьким вкусом оседает на языке, но тот слабыми силами держится за ниточки надежды. А у Юнги, видимо, давно их нет.

— Почему именно я? Что я сделал… — Чимин не понимает этих слов, но снова и снова говорит, чтобы Юнги успокоился. Ещё часом ранее он улыбался и смеялся, а сейчас совсем другим сделался, Чимину страшно, потому что это последняя точка, которая может быть губительной для Юнги.

Спустя полчаса горьких слёз, Юнги успокаивается и утирает последние слёзы. Он всматривается в обеспокоенное лицо Чимина и понимает, что недостоин и его видеть. Он так погряз, что всё светлое омрачает в такое же, как и он сам.

— Прости, Чимин, прости.

— Чёрт возьми, Юнги, прекрати плакать и просить прощения непонятно за что, — не выдерживает Чимин, но в его крике было не сколько злобы, сколько желания успокоить, наконец-то закончить это, чтобы Юнги вернулся, стал прежним. Ведь такое возможно, ведь возможно…

— Расстроился из-за какой-то глупости в свой голове, наверное, вот и пожалуйста, сейчас роняешь слёзы. Нет, так не пойдёт, хочу снова видеть твою улыбку. Это приказ законного супруга Чон Чонгука, — гордо задрав носик и выпалив такое заявление, Чимин радуется, что Юнги хоть не всхлипывает.

— Ну вот, успокоился. И чего ты ревел? — Чимин кажется таким искренним, что Юнги просто больно даже смотреть на него.

— Чимин, я…

***</p>

Чимин уставился на балдахин в покоях Чонгука, сложив руки на груди и вслушиваясь, как за окном царит своя жизнь. Начался дождь, а небо покрылось мраком, такой же чёрной стала и душа Чимина. Может, она и всегда была такой, но сейчас ещё чёрные тучи настигли её. Омега не закрыл двери, ведущие на балкон, поэтому тёмный тюль поднялся и походит на чьи-то костлявые руки, которые манят к себе, возможно, это и на волну похоже, которая бушует сейчас на море. Чимин отбивает непонятную мелодию пальцами и глядит пустым взглядом над собой. Сколько ещё тайн есть у Чонгука, сколько ещё он будет страдать от них.

Он не обижен на Юнги, ему просто надо немного прийти в себя, всё обдумать. Чёрная гладь воды забирает его. Холодно. Море волнуется, волны хотят поглотить его, но боятся. Потому что Чонгука боятся. Его все боятся, кроме Чимина, в нём он не видит страха, с ним он готов сражаться до первой крови, которая будет принадлежать не омеге.

Чимину не больно, даже не не очень больно. Просто неожиданно, как-то неприятно. Он не может осуждать Чонгука за поступок, потому что он выбрал своего ребёнка, который просто бы погиб, он отправил Юнги на верную смерть, зато спас от неё крохотное существо. Ещё сегодня утром он задавал ему вопрос, на который получил желаемый ответ, Чонгук готов войну развернуть из-за него, но так ли это?

Чимин думает, да так, что голова болеть начинает и он не замечает, как дверь тихо отворяется, и в покои заходит Чонгук, тихо снимая, думая, что омега спит, доспехи и откладывая их в сторону, затем снимает верхнюю одежду и, заметив, что Чимин не спит, идёт к нему, сразу стискивая в своих объятиях. Чимин охотно отвечает, будто и ничего не произошло, но стоит их глазам встретиться, как Чонгук спрашивает:

— Что случилось? — он бережно целует его в уголки глаз и смиренно ждёт.

— Скажи, но только честно, кто папа Хана? — Чонгук, видя перед собой этот взгляд, сразу всё понимает. Он касается омежьего лба и прижимает Чимина в груди, но тот вырывается и садится на колени в ожидании ответа. Чонгук, поняв, что ничем хорошим это не кончится, встаёт и наливает себе вина.

— Ты так и будешь молчать?

— Зачем мне отвечать, если ты и так всё знаешь? — Чимин встаёт с кровати и подходит к Чонгуку, что стоит к нему спиной и делает вид, что смотрит бумаги на столе. Сейчас невыносимо видеть глаза Чимина, иначе Чонгук их вырвет, если взглянет.

— Я просто хочу услышать, услышать от тебя, что это не так, что Юнги…

— Что Юнги не был моим омегой, что он не папа Хана? Это ты хочешь услышать? — он смотрит в них, видит, как любимые глаза чернеют, а потом, обессиленно выдохнув, тянет Чимина на себя и не позволяет вырваться, как бы тот не старался.

— Ты можешь меня ненавидеть, можешь осуждать мой поступок, но это мой выбор, я сделал лучше для Хана, но обрёк Юнги. Я до сих пор себя ненавижу за слабость, но мы должны чем-то жертвовать.

— А я, — шепчет ему в грудь Чимин. — А если встал выбор между мной и, допустим, нашим сыном. То что бы ты сделал?

— Кроха…

— Я хочу услышать ответ, Чон Чонгук. Что бы ты сделал, если…

— Я бы себя скорее убил, чем стал выбирать, — криком на крик отвечает Чонгук. Следующие пару минут они стоят молча. Чонгук тяжело выдыхает и отлепляет от себя Чимина, решив закрыть двери балкона. Чимин стоит на том же месте.

— Тогда у меня не было ничего, я даже еле воспитывал Хана. К тому же Намджун вернул бы пленных, которых нам так не хватало. А позже было бы глупо идти против него, зная его силы. Даже сейчас он единственный мой соперник, но у него много марионеток, которые могут по кускам сожрать нашу империю.

— Ты просто его не любил, — больше себе, чем для Чонгука, говорит Чимин и идёт к кровати.

Он даже не спрашивает, он утверждает, потому что чувствует это. Как бы Чонгук не пытался оправдаться в душе, но слова Чимина — правда. Юнги — это маленькое счастье, которое дарило радость, которое хотелось беречь и находить подле себя. Он путал любовь и привязанность, а именно она была у Чонгука, ему нужен был тот, кто ждал бы его, кто утолял бы жажду, кто бы согревал. Он нашёл это тепло в самом непорочном создании, но найдя его, он сделал его таким, каким Юнги выглядит сейчас.

Чимин не сомневается, что ради него Чонгук сделает невозможное, но просто в голове не укладывается то, что он когда-то мог так поступить, пойти на поводу у собственных амбиций, а именно их Чимин и считает виновником, потому что единственное, что жаждал Чонгук до сегодняшнего времени, — власть, абсолютная, безграничная и во что бы то не стало, но его. Он прав, что, выбрав Юнги, Хана ждала гибель, а после и его самого с Юнги, потому что Намджун тот, кто не остановился бы.

Чонгук ждал, пока Чимин заснёт, чтобы лечь к нему и обнять, чтобы найти спокойствие. Как-то Хосок обмолвился, что покой он находит в одном омеге, про которого наотрез отказался рассказывать, сказал, что придёт время и он обязательно скажет, а то Чонгук может дров наломать. Но Чонгук не чувствует покоя с Чимином, он ему не нужен. Ему нужен только один омега на этой земле, и сейчас он лежит в его постели и специально подальше от его половины. Чонгук забирается под одеяло, весь пропитавшийся холодом, и тянет тёплого Чимина на себя.

— Ты моя вера, я тебе верю, просто люби меня, кроха, пожалуйста, не отворачивайся от меня. Ты — моё всё, без тебя я ничтожен, — он кладёт руку на живот Чимина и зарывается в волосы, прикрыв глаза и пытаясь найти покой.

— Я тебя люблю, — очень тихо, чтобы Чонгук не услышал и не возгордился, шепчет Чимин, получая поцелуй в макушку. Он слышал. Он точно это слышал.

***</p>

Прошло четыре месяца после знаменательного события как для отдельных лиц, так и для истории. Но это не означает, что всё было гладко на протяжении этих месяцев. Чимин день ото дня всё меньше видел Чонгука, потому что тот с Хосоком на границе постоянно пропадал. Как объяснил Чонгук, чем сильнее его власть, тем больше её хочется сломать, чтобы отобрать себе, но только они не понимают, что такую же власть они себе не получат, поэтому два месяца шло строительство оборонительных сооружений, а потом еще приготовления, от которого уже Чимин устал, что говорить про Чонгука, который проводит каждый день там.

На улице лютует зима, Чимин даже не выходит на улицу, хоть Тэхён и Бек уговаривают его, ибо тот бледный весь, исхудавший, а всё из-за Чонгука, которого если дождёшься глубокой ночью, уже достижение. Тэхён регулярно на улице из-за Хана, который больше всех рад снегу, в котором тот тонет. Он постоянно бежит к Чимину и несёт снег, пока тот совсем не растает в его руках. Иногда даже сосульку грызть заставил, из-за чего, конечно же, заболел, а Чимин его поил отварами и мазями мазал, чтобы тот побыстрее встал и креп. С Юнги отношения ничуть не изменились, они регулярно пишут друг другу письма и делятся новостями, Чимин постоянно жалуется, что не видит Чонгука, что даже если он вдруг каким-то чудом забеременеет, то его муж этого не заметит. Настроение в народе упало и из-за этого, потому что их императору для укрепления власти нужен наследник, а ни Чимин, а уж тем более Чонгук не горят этим желанием, потому что второй понимает, что сейчас, учитывая шаткость его положения, ибо у власти не так много, стоит повременить, а Чимин просто вынужден согласиться, поэтому возится с Ханом, который и заменяет ему всех и вся.

Хоть Чимин и не показывает, но он боится, что с Чонгуком что-то может случиться. Он прекрасно видит, как тот изредко постанывает во сне из-за боли от недавних ран, видит, как тот тайком меняет повязки, под которыми страшные раны таятся. Чимин каждый раз говорил ему, чтобы тот был осторожнее, всегда крепко обнимал и обязательно сладостно целовал, чтобы раззадорить и заставить Чонгука вернутся. До сегодняшнего дня всё действовало.

Сегодня солнечный день, снег валит крупными хлопья и снова создаёт белый ковёр, который слуги расчищают, создавая таким образом целый замок для Хана. Отец повелел создать для него что-то подобное, поэтому даже некоторые взрослые завидуют счастью детей. Чимин сегодня решил отказаться от предложения пролежать весь день под тёплым пледом и книгой у камина, поэтому, надев несколько пар носков и теплых штанов, он сильнее кутается в серую шубу и, завернув шею в шарф, выходит на улицу, вдохнув приятный для лёгкий запах. Дышится легко и чисто, пора ему немного размяться и вдоволь надышаться. Он нарочно никого не взял, чтобы насладиться тишиной.

Чёткого маршрута у него нет, поэтому он идёт так, как идут его ноги. Ему кланяются идущие навстречу слуги, он отвечает и продолжает путь. Знакомый повар с кухни, встретив его, попросил подождать, ибо приготовил любимое лакомство Чимина. Получив порцию угощения, Чимин поблагодарил за внезапное угощение и возвращается к прогулке. Всё-таки зря он столько времени просидел в покоях, такую красоту белоснежную пропускал, закрывшись. Он заворачивает в сторону фонтана, видит знакомую фигуру брата, одного блуждающего по саду. Чимин делает вид, что его не видит, но тот сам настегает его.

— Чимин, я хочу с тобой поговорить, — странно, что Гём казался внезапно изменившимся, казался тем самым братом, который навсегда для Чимина остался дома.

— С предателями не общаюсь, — и Чимин уходит.

— Ну пожалуйста, выслушай, я устал держать это в себе.

— Ну так расскажи своим друзьям, я не знаю там. Что, Чонгук стал моим, так ты сразу и прижух?

— Чимин, он никогда не был моим, просто послушай…

— Не хочу, Гём, снова оскорбления? — Чимин пристально смотрит ему в глаза. — Хотя признаю, сегодня ты какой-то другой.

— Да Чимин!

— Да что? — Чимин бы ещё покричал, может, даже ударил, но шум со стороны главных ворот заставляет его замолкнуть. — Кто это? — омега вглядывается и пытается увидеть знакомые силуэты. Один воин хромает, а ещё четверо несут одного, который безжизненно свесил руки с носилок. Тянувшихся следом людей он не замечает.

— Кажется, это Хосок и… — он не договаривает, потому что крик Чимина заглушает всё.

Чимин не хочет верить своим глазам, впервые не хочет, чтобы его проклятия оказались реальны, не хочет, чтобы долгожданный сон, где Чонгук лежит мёртвым телом перед ним, казался явью. Он сдерживается, не плачет, где-то рядом кричит Гём и пытается догнать его, но Чимин ничего не слышит, не видит, просто идёт к своей жизни. Его перехватывает Хосок, который сам, кажется, ранен, но сил, чтобы справиться с омегой, находит.

— Чонгук, — шепчет Чимин и пытается дотянутся до мужа, который точно жив, точно, ведь он каждый день обещал ему возвращаться за новой порцией поцелуев. — Пусти, Хосок, иначе я прикажу казнить тебя, — кричит и бьёт наотмашь Чимин и, кажется, попадает по ране, ибо хватка Хосока становится слабее, либо же тот смиловался.

— Чонгук, — теперь слёзы градом падают на бледное лицо мужа. Хосок говорит, что нужно скорее идти, чтобы хуже не было, а Чимин просит, нет, он приказывает Чонгуку взглянуть на него. — Чон Чонгук, если ты не откроешь чёртовы ночные глаза, то я тебя убью.

В ответ — тишина.

— Ну пожалуйста, Чонгук, — они уже оказались в покоях, где будто в трансе Чимин повторяет одно заветное имя, не позволяя никому подойти к Чонгуку. Хотя несколько лекарей всё-таки помогают альфе, но их Чимин не замечает, он целует холодное лицо и плачет.

— Ну ответь ты мне.

Тишина.

— Чонгук, ты не можешь меня бросить, ты, — он берёт холодную руку и прикладывает к своему животу, — ты не можешь бросить нас. Живи ради меня… Ради нас…

Он не может.