и ангелу вырвали крылья (2/2)

Чонгук громко встаёт с места, хлопая ладонями по столу.

Если они хотят видеть Монстра, то пожалуйста, Чонгук его больше не держит.

В обоих поселился червь сомнения. В обоих.

***</p>

Чонгук вновь попадает на скучный вечер, ему снова нет дела до этих лицемерных лиц, которые он готов стереть в порошок, и он это в скором времени сделает, если это упрямец Туен не идёт на его уговоры, торговаться начинает. Он ещё не понимает, на что способен Чонгук, он не видит в нём настоящего соперника, не воспринимает всерьёз, хотя обходится наилучшем образом. Но зря, потому что увидеть Монстра — последнее, что будет в жизни несчастных, ибо тот сразу же заберёт их жизни.

Чонгук теребит в руках кубок с вином и прохаживается по просторному залу, который украсили тысячами маленьких огоньков в честь очередного праздника. Иногда Чонгуку кажется, что эти люди только и могут, что лить вина да развлекаться. Он смакует на языке кислое вино и уже питается к нему отвращением. Он здесь почётный гость, всё это представление точно для него, но как жаль, что Чонгук этого не оценит. Он блуждает возле столиков, выдавливает из себя улыбку тем, кто с ним здоровывается и кланяется. Он ставил себе новый срок — управиться меньше недели, он думал, что приехав сюда, сможет уложиться в пару дней, но ничего не вышло, потому что его не хотят слушать, а стоило, потому что Чон Чонгук не тот, кто станет ждать принятия его решений. Смирению он почти научился, ибо долгие годы так и не дошёл до конечной цели, но здесь ждать не хочется. И в этом Чонгук видит ещё одну причину.

Этот омега. С этими ужасно красивыми глазами, стройными ногами и необычайно наивной душой. Чонгук вспоминает их поцелуй, то, как не хотел того от себя отпускать и постоянно набрасывался и мял ягодные губы. Он ему не нужен, он просто очередной трофей в его копилку, он такой же, как и другие омеги, что подолгу не засиживались подле альфы. Только есть что-то в этом мальчонке, что отличает его от других, с чем не могут другие сравниться. Что это? Альфа пока не знает, но надеется, что и не узнает, потому что долго засиживаться здесь нет желания и подолгу задерживать в свои мыслях этого парнишку не хочется.

Альфа смотрит по сторонам и приглядывается к тому, что можно в будущем переделать, внести свои изменения. Когда Келен, столица империи, будет присоединена к Олюму, то Чонгук займётся её переустройством, внесёт в праздность немного кнута и свои порядки. Альфа выходит наружу и видит, что и здесь праздник заполонил город. Если когда он станет устраивать праздники, то не только люди из знати будут на нём присутствовать, но и верные дети, его воины, которых здесь не хватает.

Он видит красивых омег, что пытаются виться возле него, он отвечает им теплотой, он бы хотел взять парочку и хорошенько с ними поразвлекаться, но слишком тошно от того, что прибывая здесь уже столько дней, он никак не может выполнить приказ, по которому приехал. После завершения этого приказа начнётся уже другое время, другая эпоха, в которой будет место дано не для каждого, где не будет месту прислужникам Хвана, ему самому, Чонгук выберет лишь достойных, тех, кто сможет с ним построить другой мир, другую империю, которой равной не будет во всём мире. Будет много препятствий и невзгод, но для этого есть брат, что спину прикроет и отправится на нужные земли, пока Чонгук разберётся со всем сбродом. Осталось немного, песчинки сыплются на землю, их осталось очень мало, их осталось почти ничего. И уже тогда, вступая по кровавой дороге, что ведёт его на вершину, он получит желаемое. Но его жажда не утолится, пока он не станет управлять всем миром. Он повторяет про себя одно, он читает это как молитву, с помощью которой люди общаются с Богом, что он через год станет властелином мира. И это не пустые слова, это не громкие обещания. Это то, что произойдёт. И никто не посмеет ему помешать, никакие обстоятельства не поменяет его жестокости. Он скоро начнёт карать, он скоро начнёт ходить по головам и делать так, чтобы все люди, что сомневаются в его силе и законности, захлёбывались кровью.

Эти земли были бы прекрасным дополнением к его империи. Сюда он посадит своего наместника, который будет выполнять свои обязанности так, как предписывает воля Монстра.

Перед Чонгуком мельком пробегают дети, и он не может не улыбнуться от мыслей о сыне. Он уехал две недели назад, пробыл тут ещё одну, ибо дорога заняла слишком много времени. Тот, наверное, скучает, но Тэхён наверняка уводит его от печальных мыслей, да и Хосок, приставленный к нему, не даст скучать. Когда они сегодня гуляли с Чимином, то он купил для него одежду, но Чимину так и не сказал, что ребёнок его, ему этого знать не к чему.

Немного прогулявшись по саду и отметив его красоту, он вновь заходит внутрь дворца. Чонгук не понимает этого праздника, это что-то вроде переодеваний, альфы и омеги становятся друг другом. На всех причудливые наряды, странные маски на глазах. Чонгук в этом участвовать не стал, потому что это для него слишком, он даже с Ханом в игре поинтереснее этих переодеваний играл, но на большее, чем строительство башен его не хватало.

И сейчас, стоя одиноко у колонны и рассматривая красивых омег, выдающих себя за альф, Чонгук отчего-то начинает думать о Чимине. Не видно ни его, ни брата. Чонгуку стало интересно, как того преобразили. К нему подходит какой-то альфа и что-то спрашивает, притягивая новый кубок с вином. Чонгук благодарно кивает и, не задерживания внимание на собеседнике, смотрит в никуда.

— Его ждёте? — Чонгук не понимает, что под «его» имеет в виду альфа, но кивает. Он ждёт Чимина.

Но вдруг Чонгук начинает мрачнеть, откуда вообще этому альфе интересен так его взгляд, кого он там хочет высмотреть. Он поворачивает свою голову, чтобы получше рассмотреть оппонента, но какова была удивлённость Чонгука, когда перед ним оказался вовсе не альфа, а пара изумрудных глаз и широкая улыбка.

На Чимине были надеты тугие кожаные штаны, заправленные в длинные сапоги, широкий пояс с драгоценными камнями подчёркивал его тонкую талию, а свободная чёрная рубашка показывала острые ключицы. Волосы небрежно уложены, глаза по-хищному подведены. А ведь Чонгук и вправду подумал, что перед ним альфа, даже не предал значение голосу, который омега старательно пытался подделать.

Вся ненависть, весь план будто пропадает, стоит попасть в поле зрения омеги. Тот старается не думать, что произошло между ними сегодня. Это всего лишь поцелуй, который перевернул мир омеги. Чонгук видит такого же Чимина, беспечного парнишку, который не желает зла, но творит его, может, неосознанно, может, со зла, может, он чёрт в обличии ангела. Чонгук пока ответа не знает. Он и Чимина толком не знает, кроме одного, что тот с широкой и доброй душой, что из него льётся свет и поглощает всякую тьму.

— Значит, меня ждёшь? — Чонгук ему улыбается и отпивает из своего кубка, не смотря в глаза. Ещё пару минут назад он был готов выбросить из головы этого омегу, говорил, что он для него ничто, но только стоило омеге появится рядом с ним, как все свои мысли прогнаны.

— Великолепный образ, — Чонгуку в дикость делать комплименты омегам, потому что никогда их не делал и не видел в них смысла. К тому же если его и привлекали те, то он грубо брал их и трахал. Но Чимину же хотелось сказать пару слова нежности, будто подпитать. Как свинью кормят перед убоем, так и Монстр готовит свою жертву.

— Ну, спасибо. А ты, я смотрю, из образа так и не вышел.

— Зачем мне глупые переодевания, если я рождён альфой и не собираюсь в никого перевоплощаться.

— Для чего? — омега жмёт плечами. — Ну просто для смеха, разве иногда не стоит веселиться?

— Чтобы веселиться, нужно для начала сделать то, что и вызовет этот смех. Например, пир после победы устраивают, чтобы тот, кто остался в живых смог наконец-то выдохнуть и поздравить себя, повеселиться или же поплакать за тех, кто не успел дожить до празднества, — брови Чонгука сведены, а взгляд уже устремлён не в никуда, а в самую душу, в которую вонзается кинжал реальности.

— Немного грустно, — тухнет Чимин и ставит свой кубок на стол. Начинает играть новая мелодия. — Может, — Чимин немного мнётся, а потом оказывается прямо перед лицом альфы. — Ты бы развеселился, если потанцевал? — Чонгук видит просящий взгляд, от него хочется улыбнуться, хочется пойти на поводу у желания омеги. Но он себя обрубает.

Пора с этим кончать. Сейчас же, не минутой позже.

— Нет, — грубо отрезает тот. А надежда, только появившаяся в глаза Чимина, тухнет. — Но у меня есть занятие поинтереснее. Доверишься мне? — Чимин часто-часто моргает. Тысячи мыслей проносятся, но ни одной Чимин не может поверить. Не успевает он озвучить своё желание, как Чонгук его уже тянет на себя и уводит.

Он не знает, куда ведёт его альфа, но полностью доверяется. Чимин чувствует горячую руку на своей ладони, которая ведёт его в неизвестном направлении. Наблюдать вот так, сзади, на Чонгука ещё приятнее. Он перевязал свои ночные волосы в тугой хвост, позволяя другим смоляным прядям выпасть и мешаться. Пояс оказывается сзади вытянут немного вверх, нежели перед, это форма напоминала седло лошади. От своих мыслей Чимин улыбается, но шагу не сбавляет. На правой руке, той которой альфа вёл его, покоился страшный шрам. Чимину стало вдруг любопытно, а сколько ещё этих шрамов на теле альфы. Наверняка ими покрыта вся спина и грудь, ведь это места, которые чаще всего подвержены опасности.

Чонгук, ведя омегу за собой, ничего старается не чувствовать, он не хочет, чтобы этот омега заставлял Монстра клыки точить, тот и так еле сдерживается, но Чонгук старательно сдерживает его цепями, но до определенного момента, поэтому сущность постепенно рубит кованые цепи. Он бы и сам с радостью захотел бы наброситься на Чимина, но не может. Просто не может. Он уже говорил себе, что в нём есть что-то необычное, что это, — альфа не знает. Но сейчас, когда он ему мило улыбался, что-то шептал в ответ, он не может поверить, что он тот, кто украл его бумаги, кто воткнул нож ему в спину.

Чонгук говорил, что это увлечение. Оно скоро пройдёт. Пройдёт, когда он сможет наконец-то опорочить это дивное создание, когда уедет из проклятого города и сможет избавиться от всех этих лиц. Скоро, уже очень скоро пламя поглотит их.

Чимин не замечает, как они оказываются в центре большого зала, где уже побольше людей и где все смотрят на него.

— Туен, — орёт Чонгук и хватка за запястье Чимина становится сильнее. Отец Чимина сразу же выходит на крик. Чонгук резко тянет Чимина на себя, а после швыряет в ноги к отцу. Неожиданно. И больно. Все гости, смотря на интересное шоу, что устроил для них Чонгук, становятся плотнее. Всё больше и больше стало их стекать к центру зала. Чимин приподнимается на локтях и понимает, что содрал кожу. Но это ничто, потому что кожу с него содрал Чонгук. Прямо здесь и сейчас. Взял лучший кинжал и потихоньку начал отрезать, слушая крики омеги и просьбы его отпустить, резал, пока тот плакал, лоскуты целые рвал, кровью того захлёбываться заставил.

Туен становится подле сына, что лежит у его ног не в силах подняться. Ему страшно, потому что самого страшного человека вывели из себя. А Чимин чувствует дрожь, тошнота подкатывается к горлу. Ему плохо. Он не понимает, как за несколько секунд смог разозлить альфу, как смог заполучить его немилость. Он поднимает свой взгляд на альфу и видит пустоту, будто эти дни, что они проводили вместе, ничего не значат, да будто ничего и не было, будто это сон, а сейчас Чимин вернулся в реальный кошмар.

— Ты специально подослал ко мне своего шлюховатого сына, чтобы тем самым отвязаться от договора? — каждое новое слово — пощёчина для Чимина. От кого угодно, но не от него слышать такие мерзкие слова, как тот может говорить это после того, как его нежно «крохой» называл.

Отец Чимина жмётся, гости начинают перешёптываться. Туен паникует, потому что понимает, что угодил в свою же ловушку, тот не учёл, что у Чонгука вовсе нет слабостей, что даже, исполнив Чимин его приказ, это не выбило альфу, а наоборот подкрепило. Гнев — настоящая сила, движущая им. И теперь она готова разрушать.

— Господин Чон, что вы… — Чонгук поднимает руку, чтобы тот замолчал. В зал заходят воины Чонгука и становятся за его спиной.

— Я ведь говорил, что ничего не выйдет, но ты решил играть грязно, подослал это отродье, — плюётся он в сторону Чимина, который стеклянными глазами в пол смотрит и задыхаться начинает. Он чувствует, что одинокая слеза стекает по его щеке, это не ускользает от альфы. Если бы тот был прежним, то подошёл и вытер слёзы Чимина большим пальцем, а после ударил бы по носику. Чимин плакал при нём всего лишь раз, вспоминая папу, но этого было достаточно, чтобы разреветься и утопить Чонгука, а вернее его одежду, в слезах боли. Тогда альфа был другим, были другими касания.

Сейчас перед ним какой-то Монстр стоит, наконец-то клыки обнажил. Теперь он испил крови Чимина, попробовал его плоть на вкус. Да Чимин и сам готов стать жертвой, чтобы так не мучаться. Омега одно говорит «как мне больно», еле губами перебирает, но шепчет. Чонгук этого не хочет замечать, потому что он может ликовать, половина плана выполнена, осталось добиться чёртового договора и убраться с этих земель. Он больше не может видеть омегу таким разбитым, таким несчастным, да, пусть он кидался ядовитыми фразами, да, пусть и унизил, но видеть его сейчас подобно смерти.

— Я хочу, чтобы все слышали и узнали, — эта часть относится к гостям. — Что Пак Туен намеренно хотел подложить мне своего сына в кровать, чтобы тот выполнил своё грязное дело. А знаете какое? — шёпот ни на минуту не прекращается, становится всё шумнее. — Украсть мои бумаги — пол беды, а вот убить меня, — послышались охи и ахи. Чимин будто трезвеет и поднимает взгляд на альфу вновь. Приказ убить. Но ведь всё, что сказал ему отец, так это разжечь бурю. Но про убийство ничего не было упомянуто.

Чонгук вытягивает руку и показывает свёрток бумаги.

— Это приказ о моей смерти, ты что думал, что у меня нигде нет ни глаз, ни ушей? — орёт на него альфа и ближе подходит, даже не замечая всё ещё сидящего на полу паренька, сердце которого лежит у его ног. Чимин не понимает, о каком приказе говорит альфа, что такого сделал отец. Ему плевать, потому что его самого сейчас убивают. Он заплаканных глаз на альфу не поднимает, боится, что если посмотрит, то рассыплется.

— Г-господин Ч-чон… — снова начинает Туен, на что Чонгук только усмехается.

— Господин Чон, — передразнивает его альфа. — Но знаешь, я не хочу тебя убивать, я просто хочу смотреть на то, как ты долгие годы будешь мучаться в нищете и сводить концы с концами, потому что я сегодня забираю у тебя всё, — подойдя вплотную высказывает альфа, прекрасно слыша всхлипы под ногами.

— В твоём кабинете лежат документы, ты их подпишешь. По ним большая часть портов империи переходит во власть Олюма. Я хотел по-хорошему, но ты не послушался, сынишку втянул, приказ издал. Радуйся, что я не лишил вас всех жизни, — он уходит прочь, сопровождаемый охами и ахами гостей.

И только один человек смотрит ему вслед и не говорит ни слова, ни звука, толька молча умирая и растворяясь в этом бесчисленном множестве шума и крика, руганья и беготни, вырванного сердца и умеревшей душе. Чимин так и сидит в своём красивом наряде и на руки поглядывает. На них столько каплей крови, из-за вырванной грудной клетки ложится. А ведь он не стал идти против альфы, отцу родному не поверил, а Чонгуку поверил, сказал себе, что альфа их и пальцем не тронет. Но сегодня, повстречавшись с его Монстром, он понял, как глубоко ошибался.

Пройдут месяца, года, но Чимин никогда не сможет забыть этих пугающих звериных глаз, этих рук, которые запросто смогли бы убить его, не успей он издать и звука. Сегодня он умирает, но для того, чтобы в один из дней воскреснуть. Чонгук не просто сердце маленькому ребёнку разбил, он заставил того повзрослеть и поменять приоритеты, стать реалистом, а не жить в своих сказках. Где-то пожар бушует, но Чимин даже не шевелится, этот пожар теперь ничто не потушит, никто ему не сможет помочь. Его сегодня не просто унизили, а убили, да и самым зверским способом. Монстр на самом деле жесток, как про него и говорят. Но ещё хуже то, что этот Монстр и есть Чон Чонгук.

Чимину больно, будет ещё долго больно, боль не захочет притупляться, но это всё-таки надо будет сделать. И Чимин попробует, выжжет то место, где альфа у него находился, выкинет из головы его пропитанные ядом слова, забудет его величественный стан, которому позавидуют правители. Чонгук был бы отличным императором, Чимин в этом уверен, в нём столько же кровожадности, сколько и требуется, чтобы пробить место к трону. Но Чимин сам же сказал, что воин не способен стать император. Хотя, сейчас Чимин ни в чём не уверен, потому что он считал, что альфа и больно сделать ему не сможет, а в итоге поплатился он сам.

Но Чимину надо собраться, надо будет воскреснуть, восстановиться, чтобы показать, что не сломлен его дух, что он не такой ребёнок, коим его каждый здесь считает. Он хочет видеть силу. Но чтобы её видеть, надо проявить. Поэтому Чимин сдирает себя с пола, не слыша ни криков отца, ни касаний брата, он просто их отталкивает. Ему нужно посмотреть ему в глаза в последний раз.

Он видит, как Чонгук спокойно, будто ничего не произошло, разговаривает со своими воинами и поглаживает рукой гриву коня. Заплаканный и разбитый Чимин твёрдым шагом надвигается на него. Альфа его ждал. Осталась последняя сцена, и он может вернуться домой к своей семье. Чонгук видит, как омега перешагивает через собственные осколки, как он ступает тяжело по земле, хотя до этого изящно порхал. Ему удалось разбить это детское сердце, которое так к нему привязалось, жаль, что альфа отменный палач и рубить не только головы, но и чувства он умеет отменно.

Чимин стоит перед ним, пытается казаться сильным, что впервые с момента их первой встречи, нет того легкомыслия и ребячества. Перед ним серьёзное лицо, которое поразила гримаса боли.

— Зачем? — еле шевелит губами Чимин, сдерживается, чтобы по новой не заплакать.

— Ты доверчивый ребёнок, — начинает объяснять альфа и всовывает ноги в стремя и взбирается на коня. — Тебя обвести, очаровать можно запросто. Запомни, кроха, никому не доверяй, а ещё лучше, не влюбляйся, — альфа выпрямляется. — Запомни этот дворец, это последний ваш здесь день, — Чимин прикрывается рукавом из-за вставшей от копыт пыли.

Не доверять. Не влюбляться. Эти два слова омега хорошо запомнит. И он выполнит их по отношению к нему, если им ещё доведётся увидеться. Альфа говорил, что через год придёт за ним? Так пусть, может, станцует на его могиле.

Этой ночью Чимин разбивается о тысячи скал, чувствуя всё, что происходит с его телом. Ему больно, но ещё больнее осознавать, что тот, кому ты доверился, к кому внимание проявлял, старался быть внимательным, оказался Монстром в обличии человека.

***</p>

Чонгук почти в столице, но за всю дорогу никак не мог выбросить из головы заплаканные глаза и маленькие кулачки, которые сжимал омега при их последней встречи. Тот выглядел так разбито, что было бы у альфы сердце, то оно сжалось, прутья бы в него впились и к чему-то побудили. Но Чонгук холодно смотрел на омегу, к которому пусть и привязался, но лишь на пару дней. Он дал себе зарок — он его выполнил. Никакой любви. Никаких постоянных омег. Но в тот момент, когда омега к нему подошёл и старался себя в руках держать, ему показалось, что его самого растоптали, что вонзили тысячи адовых мечей и глумятся над телом. Боль, что испытывал Чимин, перешла и на альфу. Только тот с ней справится мог, если выполнит один пункт.

Больше не увидит Чимина.

Но если это так, то почему весь свой путь его мысли были об одном человеке. Только прикрыв глаза, он ощущает его присутствие, его подбородок ложится на плечо, а медовый голос рассказывает новую историю. Он сходит с ума. Альфа устало трёт переносицу, сидя со своими людьми. Они решили сделать небольшой привал, до столицы пару дней, но отдохнуть нужно не только им, но и лошадям. Люди Чонгука видят, что тот чем-то удручён. Смелый посмеет предположить, кто именно послужил сменой настроя их командира, умный же промолчит. Альфа отказывается от еды, отдаваясь любимому вину.

Он справился, договор у него, он уничтожил семейство Пак, но почему тогда нет радости от победы, почему нет того, что обычно он испытывает после битвы, выигранных споров и подписанных договоров. Его что-то гложет, а собственный Монстр заткнулся и не решает господина тревожить, и так достаточно крови попил, почти всю из омеги высосал. И вино не приносит облегчения, ни разговор со своими «детьми», даже поганое небо кажется отвратнее, чем обычно. Чонгук никогда не чувствовал себя так мерзко. Он думает, что дело вовсе не в омеге, ведь ему совершенно плевать, что тот попал под руку. Чонгук не отвечал ему таким же теплом. Он просто видел, как это парнишка постепенно к нему привязывается. И получилось, что привязавшись, он потонул вместе с Чоном, вот только Чонгук умеет выплывать, а паренька так и оставил лежать, отдавая богу воды.

Он не забудет эти стеклянные глаза, где бушевало отчаяние, граничащее с безумием. Чонгук был уверен, что омега слабый, что им легко манипулировать, что и оказалось правдой. Закрытый от внешнего мира, он сильне подавался. Но что не сделает с человеком боль, она заставит стиснуть зубы и восстать. И Чонгук точно знает, что этот омега восстанет и даже захочет отомстить, но Чонгук сделает раньше, потому что за свои слова отвечать надо.

Они приехали в столицу спустя две недели. И Чонгук безумно соскучился по своему городу. Проезжая улицы, он вдыхал, насыщался, пропитывал себя любимым ароматом, который смог отбросить нежеланные мысли прочь. Он прибыл с хорошей новостью, теперь соседи их не потревожат, теперь не будет нависать опасности над Олюмом, к тому же приятно получать от этого договора не просто владения, а обширные порты, владения, которые никогда не помешают развивающемуся государству.

Альфа спрыгивает с коня, как только они оказываются перед воротами дворца. Он всегда заходит через этих массивных гигантов на своих двоих. Поэтому, взяв лошадь под уздцы, он направляется ко двору, где его встретят с почестями.

Завидев три знакомых фигуры, Чонгук волей-неволей, но приподнимет уголки губ. Он наконец-то дома. Он наконец-то сможет увидеть сына, хотя его рыжую макушку Чонгук замечает ещё из далека. Тот сидит на руках Хосока и, кажется, даже бьёт альфу, чтобы тот отпустил его к отцу. Тут присоединяется Тэхён и объясняет, что непристойно так себе вести сыну Чон Чонгука, на что Хан фыркает и, укусив Хосока за шею, всё-таки срывается на бег.

Малыш ничего перед собой не видит, кроме мощной фигуры отца. Он бежит, падает, снова бежит и слёзы льются из его глаз, потому что он безумно по отцу соскучился, по его сильным рукам и теплу родному. Чонгук ловит своего непоседу и крепко прижимает к себе. Хан плачет, ругается и душит альфу в своих объятиях. Он слишком по нему скучал, никакой Тэхён или Хосок не смогли заменить тепла родного дома, Хану всё равно было грустно и больно, постоянно смотреть в окно и ждать отца, который всё никак не торопился возвращаться.

— Папочка, — шепчет он и снова плачет, Чонгук не перестаёт улыбаться рядом со своих огненным мальчиком и не смеет на землю опустить, потому что они не достаточно восполнили утрату по друг другу.

— Ну всё, малыш, не плачь. Я приехал, — пытается успокоить его Чонгук, но ничего не выходит. В конце концов Хан обвивает ножками торс отца и утыкается в шею, показывая, что отцепляться не намерен.

Чонгук так и ступает, держа Хана на руках. Тэхён кланяется своему господину и улыбается, радуется, что тот так скоро вернулся. Хосок же скептически на друга смотрит и ничего не говорит, кроме сухого «с приездом».

— Мы так рады, что вы вернулись, — у Тэхёна улыбка с лица не сходит. Он рад больше не за Чонгука, как за его ребёнка, который день ото дня чах без ласки отца.

— А могло быть по-другому? — приподняв бровь, спрашивает Чонгук и ставит Тэхёна в неловкое положение. — Ладно, в любом случае сейчас я встречусь с Хваном, а потом приду к вам.

— Папочка, не бросай меня, — Чонгук отлепляет от себя сына и ставит того на мягкую травку.

— Я вернулся, я приду к тебе, когда всё закончу, Хан. Потерпи ещё немного, — он целует сына в висок и передает его Тэхёну.

Быстрая встреча, которая отразилась на Чонгуке. Он никогда не мог подумать, что его сын будет так по нему скучать, что будет бежать и просить остаться. Ведь постоянно Чонгук твердил, что не достоин ни чьего внимания, потому что он и есть это внимание. Тэхён, который почти всегда старался сдерживаться, позволил себе тысячи ослепительных улыбок, но был искренне рад видеть альфу. Только Хосок был на удивление хмурнее обычного. Но всё-таки он хоть кому-то, но нужен, и не для того, чтобы поручения исполнять, а просто за то, что он есть.

Чонгук доходит до покоев своего императора. О его приходе сообщают Хвану и он незамедлительно просит Чонгука войти. Он тоже тепло встречает альфу, который вида не подаёт, что задание оказалось ужасным, ужасным настолько, что хочется вырвать изумрудные глаза, порвать тончайший шёлк, разбить пухлые губы, пахнущие земляникой.

Император его хвалит, говорит, что тот на славу потрудился. И, не получив более указаний, удаляется. Теперь, чтобы остаться с семьёй. Он быстро оставляет ненужные вещи на столе в своих покоях и идёт в сад, где его дожидается его маленькое чудо. Омеги, слуги, иноземные гости, что видят Чонгука, поздравляют и занимают не нужной болтовнёй, тратя время Чона. Но тот терпеливо всех выслушивает и наконец-то выходит в сад, где замечает в одном из его уголков рыжую макушку, которая что-то кричит.

Для него приготовили столик. Чонгуку есть совершенно не хочется, но и обижать труды омеги он не хочет, поэтому подходит и садится на мягкие подушки, сразу подзывая к себе Хана. Сын покорно к нему подходит и садится на колени. Хосок сидит напротив и буравит взглядом Чонгука, который специально на друга не смотрит, потому что не понимает его реакции.

Тэхён стоит рядом и старается не смотреть ни на одного, ни на второго. Он ещё не отошёл после сцены с Хосоком. Теперь омега стал чаще избегать Хосока и теперь лишний раз не взглянет на него. Это очень удручает альфу, потому что он не хочет, чтобы Тэхён снова становился замкнутым, не смотрел на него.

— Папочка, а ты мне что-нибудь привёз? — большими глазёнками смотрит омега и жуёт своё пирожное.

— А ты меня или подарки ждал? — улыбается Чонгук и вытирает крем с носа ребёнка.

— И тебя, и подарки, — хихикает Хан и тянется за ещё одной сладостью.

— Что произошло в моё отсутствие? — скорее задаёт вопрос для Хосока, что, поджав под себя ногу, опрокидывает хмурной взгляд.

— Если мы сейчас не выступим против Хвана, то мы потеряем лучшее время. Благодаря нашим людям распространяется некая информация о Хване и его людях, в обществе неспокойно. Чем раньше мы начнём осуществлять свой план, тем больше это сыграет нам на руку.

— Всё готово, что я просил сделать? — Чонгук пересаживает Хана на подушки и теперь сосредотачивается на Хосоке, он неторопливо поглаживает спину малыша.

— Да, нам нужно было только одно звено — ты.