и ангелу вырвали крылья (1/2)
Тэхён готов слиться со стенами дворца. С мыслями творится непонятная дребедень, всё перед глазами плывёт, а к горлу подкатывается мерзкий ком тошноты. А во всём случившемся виноват только он сам. В своём состоянии повинен лишь он. Даже тот, кто протянул свою горячую руку, скрытую под слоём кожи, не так виноват, как Тэхён. Теперь Тэхён походит на него, точнее на того, кем его называют. Он до ужаса бледен и не ведает, куда ступает. Но главное, чтобы подальше, чтобы большое не видеть этот злосчастный кабинет и не видеть эту ухмылку. Хосок его обманул, наврал и получил то, что захотел, даже не подумав, что может случиться с Тэхёном.
Омега рукой придерживается шершавой поверхности стены и постепенно сползает на пол от собственного бессилия. Соскочившая с плеча ткань так и висит, он даже не в силах её поправить. Его только что обвели вокруг пальца, использовали его преданность, потому что ради Хана тот готов пойти на всё. Вот и согласился. Но разве можно быть таким глупым? Видимо, можно, потому что Тэхён оказывается в ловушке, в сетях, из которых можно было найти выход, но тот согласился на уговор со своим личным Дьяволом. Ведь и поцелуй должен был быть коротким, быстрым, не носящим в себе последствий.
Тэхён прикрывает глаза руками, отросшие волосы спадают и накрывают руки. Теперь этот день он будет вспоминать с содроганием, а действия преследовать будут в ночных кошмарах. Омега себя ненавидит, хочет вырвать из груди эти чувства, хочет навеки заснуть, хочет больше не видеть этих глаз, что пожирают каждую встречу, хочется покоя, который только и снится.
— Ну же, или ты так и хочешь, чтобы Хана продолжали обзывать, хочешь, чтобы малыш страдал, хочешь, чтобы… — и он замолкает, потому что две хрупкие и маленькие ладошки резко схватили его за щёки и потянули вперёд, а манящие до этого спелые, как ягода черешни, губы коснулись его.
Хосок не верит, ему кажется, что он провалился в очередной свой сон, где есть Тэхён, который его ласкает и нежно в губы целует. Но этот сон оказывается лучше, он называется реальностью. И Хосок столько лет был рядом, всегда сдерживал себя и сажал зверя на цепь, но только сейчас даже не он, а Тэхён проявляет инициативу. Он просто решил подразнить омегу, хотел вывести, снова увидеть краску на белом личике, чтобы хоть раз улыбнуться и почувствовать себя лучше. Все эти дни, что он проживает без Чонгука, окружены заботой. Альфы нет уже почти две недели, ибо дорога отняла достаточно времени, так ещё и неизвестно, сколько тот там пробудит. Здесь Хосока держат только два существа — Хан и Тэхён, ему плевать на их императора, потому что старик отживает отведённое ему, тем более Чонгук, возможно, скоро вернётся.
Хосок не может начать свой день, если не повидается с Тэхёном. Поэтому он чаще навязывается к Хану, с которым иногда даже играет, чтобы мальчишка не так сильно скучал по отцу, хоть как-то пытается компенсировать отсутствие того. Видеть омегу стало уже традицией, поэтому он тенью нависает постоянно над Тэхёном, из-за чего тот пугаться начинает, но не отталкивает, либо же просто боится сделать первый шаг.
Когда Хосок вручил ему свою записку, то просто желал встречи, хотя бы одной, ибо за день не успел вдоволь насмотреться на это создание, на это творение, ему просто хотелось видеть, чувствовать его рядом с собой и расслабиться. С ним он мог нужный покой найти, ненадолго усмирить дикое желание убивать и рвать всё подряд, с Тэхёном хотелось одного — мира. И он его получал, как нужное лекарство, когда оказывался рядом, когда тот к нему голову поворачивал и смотрел своими большими глазами, иногда схватив Хана и убегая от него, но Хосок не злился. Он и не разозлился в тот вечер, когда попросил омегу прийти. Он даже специально для него подарок сделал, стоял в саду, где высокие кусты могли скрыть от чужого взора, где продолжалась игра ночных обитатель, где красивый фонтан выплёскивал воду, будто слёзы, которые альфе никогда не ощутить. Это была фигура человека, в разорванной одежде и опечаленным лицом. Из его глазниц текли слёзы. Слёзы их любви.
Сейчас, чувствуя нежные касания омеги, он не может понять, что это происходит взаправду, что Тэхён, его нежный цветочек, рука кого ещё ни разу не касалась чужой, сейчас остервенело набросился на него и целует. Целует вроде бы грубо, но с таким трепетом, с такой силой, что Хосоку чуть ли плохо становится. Омега точно не умеет целоваться, но он старается, а это куда важнее. Альфа, чуть растерявшись, но потом придя в себя, хватает его за затылок и сильнее вжимает в себя, охотно отвечая на страстный поцелуй. Тэхён думал, что губы Хосока ледяные, как и он сам, но те горячие, как то пламя в Аду. Но ведь это неудивительно, ибо альфа ещё то исчадие Ада. Да и целуется тот напористо, но не грубо, только рука сильно волосы сжимает и создаёт дискомфорт, но Тэхён молчит. А после и вовсе мычать в поцелуй начал, видимо, так вошёл во вкус. И Хосока это ещё больше раззадоривает.
Хосок резко убирает руки на плечи Тэхёна и, слегка приподняв, валит на стол, нависая сверху. Он не даёт даже пошевелиться парню. Омега широко распахивает глаза и пытается убрать нависшую тушу, молит и еле слышно произносит «Хосок, не надо», но ничего не выходит, потому что Хосок сильнее, потому что Хосоком сейчас движет страсть и страшное возбуждение, желание. И доселе идеальный стол с его порядком превращается в собрание хаоса и разрухи, бумаги мнутся под напором тел, чернильница опрокидывается с шумом и пачкает пол. Хосок ни на минуту не останавливается, опаляет своим горячим дыханием чужую кожу, водит носом по шее и вдыхает полюбившейся аромат весеннего сада. Он перехватывает руки Тэхёна и заносит те над головой, переплетая их пальцы. Омеге неудобно, потому что руки Хосока всё время находятся в перчатках.
Он не отрывает губ, даже когда чувствует железный привкус на языке, перемешанный с солоноватым. Ему слишком хорошо, под ним наконец-то оказался тот, кого он столько лет желал, кто лишний раз на него боялся посмотреть, а сейчас себя сам в жертву принёс. Он приспускает кофту с плеч и любуется идеальными пропорциями. Ему хочется пометить каждый клочок этого тела, сделать его своим, на шее хочется поставить алую отметину, распустившуюся как роза в том саду, за которым Тэхён ухаживает.
Ему без омеги плохо, горло сдавливает, сердце отказывается работать. Его он сам достаёт, раздирает грудную клетку и смотрит, как то начинает биться стоит омеге подойти ближе, стоит тому только лёгкую улыбку кинуть, стоит ему просто быть рядом.
Хосок даже не знает, как ещё может себя сдерживать, как может не разорваться в клочья чужую одежду и взять грубо и с силой. Но в далеком углу подсознания, до которого ещё не дошла похоть, Хосок понимает, что это Тэхён, его нежный мальчик, с которым нужно быть предельно осторожным. Только сейчас, раздев Тэхёна почти по пояс, замечает, как то плачет, плачет навзрыд, уже теряя голос от хрипов. Как только альфа сел на его колени, то Тэхён сразу приложил руки к лицу, не переставая плакать. И Хосока будто молнией ударяет, он причинял людям столько боли, но эта не сравнится ни с какой. Он только что своему мальчику сделал больно, посмел прикоснуться, посмел сорваться. Альфа спешно убирает свои руки, своё тело. Он хочет прикоснуться к Тэхёну и успокоить, но тот с силой отталкивает его и срывается на бег.
Альфа так и не сказал, что давно поговорил с учителем, что просто хотел позлить омегу.
Он себе этого не простит. Долгие годы он ждал, пока Тэхён придёт к нему и сейчас, получив этот шанс, он им воспользовался, но оказался в проигрыше. Это невинное создание было опорочено тем, кто давно забыл, что такое порок.
Тэхён не помнит, как добрался до своих покоев. Сейчас он более походит на смерть. Глаза стеклянные, до ужаса заплаканные всего за несколько минут, руки трясутся будто в судороге, а ноги, наконец донёсшие тело, слабеют и прекращают функционировать — Тэхён валится на пол. А ведь он думал, что Хосок отличается от других, что он другой. Что не посмеет так мерзко и грязно его касаться. Тэхён содрогается, вспоминая каждую деталь, он трёт свои руки в надежде избавиться от недавней крепкой хватки, но не может, будто запах кожи засел в нём и не намерен расставаться.
Ведь нельзя, это неправильно, зачем это делает и заставляет делать Тэхёна. Омега только и убежал, потому что испугался реакции своего тела, ведь в какой-то момент он сильнее льнул к Хосоку и мог долго его целовать до потери рассудка. Но вовремя срабатывает разум и заставляет оттолкнуть от себя альфу.
Сейчас Тэхёну хуже обычного, хочется забраться на кровать и накрыться одеялом и впредь не вставать. Он поднимает будто опьянённую головку и видит, что на его кровати, развалившись звёздочкой, спит Хан. Видимо, он устал ждать Тэхёна, вдоволь наигрался и решил вздремнуть. Омега тут же приходит в себя. Что же это он, позволил своему волнению поработить себя и совсем забыть об этом ребёнке.
Он встаёт с пола и на ватных ногах подходит к ребёнку, расстегнул верхние пуговички и снял обувь. Тэхён не хочет его трогать и перекладывать, неся в его комнату. Пусть отдохнёт здесь. А он будет прибывать в самом себе, обдумывая новый для них с Хосоком этап.
***</p>
Чонгук сидит в саду, где приказал накрыть ему стол. Сегодня очередной день, когда ему не пошли на уступки, но уже очень скоро он устанет играться и приступит к настоящей игре.
Альфа вертит в руке бокал с вином и, немного отпив, ставит его обратно. Здесь его обхаживают, как императора. Правильно, ведь они знают последствия. Сегодня Чонгук простой воин, а завтра глава государства.
Вокруг царит прекрасная атмосфера, погода то что надо. Лёгкий ветерок колышет отросшие пряди, тепло пробирается под кожу. В такую погоду альфу бы Хан выгнал гулять и ещё долго ныл, что отец совершенно не умеет играть. Чонгук хочет ощутить родное тепло, хочет сына по волосам потрепать и в висок поцеловать, но он давно оставил свои чувства, мешающие делу воина. Даже к сыну проявлял хладнокровие, но не всегда.
Чонгук не сразу замечает, как перед ним возникает творение небес, лучшее создание человека, которое тот когда-либо делал. Чимин улыбается, стоя рядом с братом и что-то тому шепчет, из-за чего тот слабо ударяет его по плечу. Альфа хочет запечатлеть эту улыбку навсегда, хочет этот бархатистый голосок навеки в себя впечатать. Плавные движения, будто порхания. Омега прикладывает руку ко рту, но не выдерживает и валится от смеха на траву. Гём обеспокоенно смотрит по сторонам, надеясь, что никто выходки брата не увидел, даже не сразу замечает присутствие Чона. Чимин продолжает смеяться и тоже валит Гёма на траву, наваливаясь сверху шуточно душа.
Альфа не может оторвать взгляд. Блуза ночного неба, расшитая золотой нитью, идеально смотрится на субтильном тельце. Ткань слегка спала с правового плеча, обнажив острую ключицу. Чонгук делает вывод, что Чимин везде острый, ходячая колючка. Колючка, которая впивается в него и кровь пускает. А Чонгук никому не позволяет над собой так измываться.
Чимин откидывает голову, звонко смеясь, демонстрируя шею. На ней бы альфа с радостью парочку следов своих оставил, пометил, чтобы каждый шарахался и понимал, чей это омега. Чонгук толкает язык в щёку и наслаждается. Этот омега ходячее притяжение, так и хочется к нему прикоснуться, хочется к себе, хочется всего. И альфа сорвался бы, но только его останавливает подсознание, которое говорит ему повременить. Он сделает омегу своим, но он не хочет, чтобы тот любил просто воина, он хочет, чтобы тот ни в чём не нуждался, чтобы был под стать ему. К его ногам упадут самые дорогие шелка, осыпет золотом с ног до головы, тот будет спать на самых мягких перинах, пить лучшее вино и ни в чём себе не отказывать. Но только это будет не сегодня и не завтра. Это будет через год, когда Чонгук станет властелином мира.
Омега слез с брата и даже не помог ему, наоборот, как только тот попытался приподняться, он снова откинул того назад. Не переставая смеяться, он поворачивает голову вправо и встречается с его взглядом. Чёрная бездна впивается в него и заставляет прирасти.
— О, мой господин, — специально язвит Чимин и подходит ближе, стирая беспокойство с лица. Гём так и остаётся стоять поодаль.
— Присаживайся, я столько не съем, — приглашает его Чонгук, а Чимин по-хозяйски, развалившись на мягких подушках, что непривычно ему, ибо завтракать он привык за столом, сидя на стуле, чувствует себя в целом комфортно. Чонгук киваёт Гёму, тем самым приглашая и его, тот робок благодарит и присаживается подальше от пугающего альфы.
— О, я как раз не позавтракал, — Чимин тянется к ягнёнку и ловко с ним расправляется.
Он не поменял своего отношения к Чонгуку, но стал более осторожным, если рядом отец или его люди, то он делает вид, будто альфу и не знает, а когда они вдвоём, то полностью меняется и становится таким же лучезарным. Все дни, что у них прибывает Чонгук, омега пытался провести с ним, он постоянно тайком пробирался к нему в покои, лежал на его кровати, совершенно не заботясь, что Чонгуку это не понравится. Но тому это нравилось, он и слова омеге против сказать не мог, потому что ему нравилось смотреть, как тот барахтается на его кровати, постоянно что-то бубнит и иногда даже поёт. Обычно Чонгук сидит за столом и работает, но отвечает ему, а если этого не происходит, то в него летит подушка.
Чимин привлекает своей простотой и открытостью, тот совершенно в Чонгуке опасности не видит, хотя стоит и уже давно, потому что альфа готов пойти во все тяжкие, чтобы отсюда поскорее убраться и не видеть ни этого дворца, ни лица этого омеги, хотя очень хочется того с собой взять, своим сделать, но Чонгук себе запрещает, один раз уже обжёгся, ему было достаточно, со вторым разом он сделается неуправляемым монстром, хотя, тот таковым и является, просто сдерживается. Этот омега — очередное увлечение, которое скоро забудется, которое скоро надо будет выкинуть, ибо отправится скоро домой. Но просто ли это увлечение?
— Говорят, что ты скоро уедешь, правда? — хлопая ресницами и мажа свою булку маслом, спрашивает Чимин. Альфа смотрит на него и понимает, что у него отсутствует чувство такта, если они вдвоём, то Чонгук не против «ты», но когда позади него стоят его люди, а рядом брат Чимина, то это напрягает. С уважением, видимо, малец не знаком. Чимин продолжает на него смотреть и уже кусает большой кусок, оголяя белые ровные зубы, а после ими активно работая. На губах остались следы масла, Чимин те смешно слизывает, вызывая у Чонгука приступ. Он не падок на омег, но этого хочется сожрать.
— Да, это так. Я почти закончил здесь свои дела, — спокойно произносит Чонгук и вновь прислоняется губами к бокалу, ловя понурый взгляд Чимина. Тот расстроился, а это лишь льстит альфе.
— Не переживай, кроха, я приеду за тобой через год, — утверждает Чон и по каждому пробирается холодок от этих слов. Потому что в правдивости их не должен сомневаться никто. Никто, кроме Чимина, которому кажется, что всё это глупый вымысел, сказки, которые рассказывают детям.
— Год? — восклицает Чимин и садится поудобнее. — Почему именно год, почему именно за мной?
— Потому что, — он наклоняется к нему и аккуратно обхватывает рукой подбородок, при этом не сводя хищного взгляда. Чонгук сжимает всего себя изнутри, внутри происходит пожар, бешенство, ему хочется до побеления костяшек этого омегу, ему хочется прямо сейчас разложить его на этом столе, хочется содрать чёртову одежду, хочется упиваться его стонами. Хочется, но нельзя. Слабости вообще нельзя иметь, потому что их используют против тебя самого. Но Чонгук такой же человек.
Но Чонгук такой же человек с внутренним Монстром.
— Потому что через год я стану властелином мира, — он даже пару раз соприкасается с чужими губами, еле удерживая себя за цепи. Чимин улыбается и отталкивает от себя альфу.
— Дурак, где же ты видел, чтобы просто воины становились императорами, чтобы мир захватить, — Чимин продолжает смеяться. — Прости, Чонгук, но когда завоюешь весь мир, то и приходи за моим сердцем, — хихикая, омега встаёт и, взяв брата под руку, уходит, оставив Чонгука в своих раздумьях.
Над ним посмеялись, над ним посмеялся омега, к которому пусть он ничего не чувствует в плане любви, зато влечение у него ужасное. Он сейчас его унизил при его людях, при брате. Но не это раздражает альфу и заставляет новой порции гнева вырваться. Этот омега, который мил и прост с ним, который залез в его сознание, который постоянно навязывался. Чонгук хмурит брови и устало трёт переносицу. Он забыл, что такое омежья сущность, что такое ласка и их чарующий голосок. В голове начинало зарождаться сомнение, что, может, Чимин изначально и играл, но верится с трудом, хотя, ведь сидел он перед ним сейчас такой же, с той же улыбкой, с теми же прикосновениями.
Чонгук отпивает из бокала и пристально смотрит на то, как кошка поймала мышь и теперь куда-то тащит труп. Его считают безумцем, но его безумие подкрепляется храбростью. Да, он безумен, он уже несколько лет очень и очень болен, сам не знает, откуда взялась эта боль. То ли убитый на глазах папа, то ли чудовище с зелёными глазами, то ли гора трупов от нескончаемых войн. Он самый настоящий безумец, который не остановится ни перед чем. У него есть цели, великие амбиции, чонгуковы планы никто не смеет прерывать, даже, если это будет крошечное создание с двумя камешками в глазницах и кнопчатым носиком.
Пусть Чимин и славный, пусть и не такой уж глупый, раз решился играть с ним в такие игры. Пусть, сегодня последний день, когда он терпит, когда он ждёт, слишком долго земля не слышала рыка его Монстра.
Как ни странно, Чимин возвращается, но уже один. Он присаживается рядом с Чонгуком и виновато улыбается.
— Прости, я глупость сказал, — жмётся омега и трёт шею, не желая смотреть на Чонгука, который крайне удивлён тем, что омега вернулся и сейчас извиняется.
— Кроха, иди сюда, — Чонгук хлопает по месту рядом с собой, а Чимин, подарив ему одну из улыбок, льнёт ближе.
— Просто я никогда не слышал, чтобы кто-то такого звания становился императором, — бурчит Чимин и смотрит на свои руки. — Но если у тебя каким-то страшным образом это получится, то надеюсь, что ты будешь самым справедливым и…
Его губы сладкие, мягкие на ощупь и сладкие на вкус, запах земляники дурманит, думает Чонгук. Он прижимает его к себе ближе и берёт в свои руки процесс. Одна рука ложится на затылок, а вторая пробирается под тонкую ткань. Чимин вертит головой, желая остановиться, сбросить руки альфы от себя подальше и убежать, чтобы тот не смел к нему прикасаться. Но Чимин не может противостоять самому себе. Он укладывает дрожащие руки на крепкой шее и сам льнёт вперёд. Чонгук усаживает его на своих коленях и продолжает, продолжает, продолжает напористо целовать, широко раскрыв рот и врываясь в чужую полость языком. Альфа посасывает губы и выпивает из них все соки. Чимин мычит ему в поцелуй, подчиняется, рот послушно приоткрывает, позволяет свой язык поймать и начать сосать. Он ещё сильнее вжимается в альфу, показывая свой напор.
Чонгук не может себя держать, потому что хочется везде оставить свои отметины, хочется разорвать это тело на куски и наслаждаться. Губы у Чимина кровавые, вкусные, из них вытекает нужный альфе эликсир. Он никогда им не напьётся, сколько бы не давали, ему будет мало. Это божественное существо, созданное Дьяволом, дарит ему первый поцелуй. Чонгук попробовал запретный плод и ему тот безумно нравится.
Обоим не хватает воздуха, но никто не останавливается, время, кажется, только остановилось, разрешило им утонуть в страстном поцелуе. Их возбуждение не знает предела, их напор не ведает границ, Чонгук целует остервенело и больно, а Чимин отвечает не меньшим энтузиазмом. Это для него первый опыт. И он ему запомнится. Ведь как только Чонгук коснулся его губ, то мир для Чимина разделился, глаза покрылись белой пеленой, он и поверить не мог, что будет так хорошо, что мокрый, грязный поцелуй будет вызывать у него спаз внизу живота, заставляя свернуться и корчиться от боли, ибо это новое, непонятное чувство разливается в обоих. Каждый пытается вырвать от него кусочек.
Разум не соображает, всё равно, что их могут здесь увидеть, плевать, они сейчас отдаются неизведанной силе. Сейчас им как никогда хорошо. Сейчас Чимин не думает о свободе, об людях, что о нём могут говорить. Чонгук не думает о задании, не думает, что скоро возвращаться придётся, не думает, что скоро надо разбить ему сердце и оставить это крохотное существо вновь на съедение зверям.
Первым отстраняется Чимин, он прикладывается лбом ко лбу и тяжело дышит, пытаясь перевести дыхание. Чонгук нежно гладит его по волосам и шепчет, чтобы тот успокоился. А Чимин не может, потому что это его первый и запоминающийся поцелуй, к тому же с человеком, к которому проникался симпатией несколько дней, а сейчас он поцеловал. Омега слизывает кровь с губ и не решается даже посмотреть на Чонгука. Ему отчего-то неловко, он чувствует себя неправильно.
— Это глупо, — шепчет Чимин, когда Чонгук начал мазать губами по его.
— Но чертовски вкусно, — и Чонгук вгрызается новым поцелуем, отправляя их обоих в пучину греха и разврата.
***</p>
Неделю назад у них был вечер переодеваний, он случается чуть ли не каждую неделю. Тогда Гём его нарядил, сделал макияж, заставил улыбнуться, но в тот вечер его вызывал к себе отец, с которым произошёл пренеприятный разговор. Чимин, когда его ещё вызвали к нему, готовился к ужасному. Ступая под сводами этого дворца, Чимин думает, что здесь и умрёт, что в этот вечер и погибнет. Он смотрит на пол, а ему кровавые капли представляются. Ничем хорошим их встреча с отцом не закончится.
Дойдя до нужных дверей, стража оповещает Туена, что пришёл его сын. Тот требует омегу войти. Чимин бы и под страхом смертной казни сюда не пришёл. Покои отца — сущий ад, там всё на него давит, каждая картина, каждая мебель, даже бумага, лежащая на столе, внушает ужас. Чимин подходит к отцу, что расположился в кресле. Он трёт вески и уже готов обрушивать свой гнев на ни в чём не повинного сына.
— Подойди ближе, — требует тот. Чимин еле передвигает ногами, он, кажется, даже дышать отказывается. Кажется, что вся его решимость улетучилось. Где же тот Чимин, который огрызался с отцом по любому поводу. — Я долго думал, что же с тобой сделать. Но не придумал ничего лучше, как воспользоваться тобой, — на этих словах Чимин поднимает голову и сам хмуриться начинает.
— Отец, я не…
— Молчи, — повышает голос альфа и делает знак рукой. — Ты, маленький гадёныш, — Туен встаёт со своего места и направляется в сторону сына, который пошевелиться боится. — Раз этот альфа так заинтересован тобой, то сделай так, чтобы его сердце разбилось, чтобы он так выл от боли, что не сможет погубить нас.
— Чонгук не смож…
— Глупец, ты думаешь, что он приехал на пейзаж посмотреть? Он приехал, чтобы уничтожить нас, стереть в порошок, а потом наши земли присоединит. Перестань надумывать себе, он использует тебя, а ты используй его.
— Ты делаешь то, что и он, как говоришь. Пользуешься мной, пользуешься тем, что он заинтересован во мне, — повышает голос Чимин.
— Заткнись, и выполняй то, что я тебе сказал. Иначе этот альфа не пожалеет ни тебя, ни твоего брата. Неужели ты не знаешь, что такое Монстр в Гневе?! На вот, посмотри, почитай, — альфа подходит к столу и берёт бумаги, швыряя те под ноги сына. Чимина не понимает, что валяется перед ним, потому что его глаза скоро слёзы поглотят.
— Хочешь, скажу, что это? — держа другие бумаги в руке, рычит Туен. — Это бумаги, — альфа начинает неравно ходить по комнате, — по которым мы лишимся всего, а потом, в конце, нас просто четвертуют. Слышишь? Убьют, как собак, словно мы ничтожные людишки здесь, а не первые лица.
Чимин хнычет себе под нос и ломает пальцы. Слова режут слух и оседают на нём. Ему не хочется этого слышать, хочется сказать, что всё это неправда, что Чонгук в одном из разговоров говорил, что преследует интересы своей империи, но не до такого, чтобы кого-то убить. Ведь в его голове альфа идеален, такой, что сможет вытянуть из пучины невзгод и печалей. Хочется думать, что отец подделал эти бумаги, пусть на них виднеется почерк Чонгука, пусть сердце сжимается и превращается в никчёмный кусок.
— Я точно знаю, что он в тебе заинтересован, ещё бы, ты у меня такой красивый, — Туен вырисовывает в воздухе фигуру Чимина. — В тебя сложно не влюбиться, но именно это и сыграет на руку нам. Сделай так, чтобы он страдал, чтобы сошёл с ума и не контролировал свой гнев, чтобы смог разбиться об те скалы, от которых стремился улететь. — А если не исполнишь приказ, то ни от тебя, ни от твоего ненаглядного братца ничего не останется, — голос отца переходит на шёпот. Но Чимин уже ничего не различает. Он молча кивает и выходит, оперевшись рукой на стену, ступает.
В глазах скопились слёзы, из-за чего белая пелена лишает Чимина видеть, поэтому он идёт на ощупь, он не различает звонкие шумы, смех и хохот, что витает над ним. Отец поставил условия, по которым он может защитить не только себя, но и брата. Но ведь он уподобился Чонгуку, который также решил избавиться от всего живого, если не выполнит просьбу.
Чимин закрывается в покоях и задумывается. Всего лишь несколько жалких дней, дней, когда Чимин был настолько счастлив, что и словами описать не может. Он будто постоянно задыхался, оказывался в море эмоций и отдавался своим ощущениям. Чонгук не позволял себе ничего резкого, был мягок, местами нежен, никогда не являл свою вторую сущность, которая точно есть. Альфа сидел с ним в саду и внимательно слушал истории из детства, омега показывал, как умеет лазать по деревьям. А Чонгук, мыкая и не веря словам Чимина, наблюдал, как тот ловко закидывает ноги на ствол дерева и подтягивается руками.
Они часто вместе ужинали, по большей части Чонгук ел из-за Чимина, потому что этот приём пищи тот пропускал. Но ради этого омеги покорно ел и снова отмечал, что тот покорен. Но надолго ли хватит его терпения. Он уже ждёт столько лет, чтобы придти к своей цели.
Чимин съёжился на кровати и не перестаёт хныкать. Он не хочет сделать ему больно. Зачем причинять её тому, кто к тебе относился подобно божеству. Чимин придумает что-то, сделает так, чтобы выиграть, но не потерять ни семью, ни то, кто заменил ему кислород.
Но все ещё не знают, что такое Чонгук в гневе, потому что то, что они затеяли, сыграет не в их пользу. Гнев — это не сила Чонгука. Спровоцировав альфу, гнев сам является наружу. И если Туен настолько глуп, что думает, как какой-то омега сможет разбить его, то заблуждается. Потому что Чон Чонгук давно разбил своё тело и продал душу.
***</p>
Прошла неделя, а Чонгук всё ещё на этой территории, которая давит. Да, у него были такие места, где находится было просто невыносимо по многим причинам, но здесь есть одна конкретная причина, что не позволяет Чону выполнить свой план. Он постоянно оттягивает, потому что только обсудив абсурдный для другого план и выйдя из зала заседаний, его встречает лучезарная улыбка, снежные волосы блестят на солнце, а глаза буквально пожирают своей красотой, каждое касание опаляет и плавить Чонгука заставляет.
И он боится. Вот так впервые боится непонятного влечения. Сегодня он наконец-то сможет поставить точку и с договором, и с Чимином, который день ото дня к нему привязывается. Он вернулся, попросил прощение, а после Чонгук смог хоть к какой-то части тела прикоснуться. Прочувствовать аромат земляники и впитать её в себя. Немного погодя, Чимин сам пришёл к нему в покои, под предлогом обеда и, сев рядом с альфой, что смотрел напряжённо в окно, положил подбородок на плечо. Это была привычка омеги. Он ничего не говорил, просто смотрел туда, куда и Чонгук. Знал бы Чимин, что в этот момент альфа себя наизнанку выворачивал, что ненавидеть по новой начинал, что от такого тепла ещё хуже становится. Это создание не способно на гнусные поступки, не способно принести боль, не способно подставить.
Чимин всегда тайком к нему в крыло пробирается, куда омегам категорически запрещено, но он не может не начать свой день, если не принесёт альфе свежевыпеченную булочку, который с особой гордостью крадёт из кухни. Чонгук их не любит, но ради омеги съедает под его постоянные рассказы. Чимин ему рассказывает всё, делится всем, абсолютно не скрывая ничего, он считает, что Чонгуку интересно, что ему вполне можно довериться. Чонгуку интересно, но вот доверять ему не стоит. Потому что здесь он враг, он может воспользоваться слабостями омеги против него, несмотря на то, что это существо его околдовало и себе подчинило. Даже Монстр не понимает, что происходит с хозяином, только рычит на омегу и норовит с цепи сорваться.
Но альфа его сдерживает, говорит, что рано рвать плоть, пока та не до конца доверилась. Ему искренне жаль Чимина, но ничего поправить уже нельзя, он должен понимать, что люди зачастую не те, за кого себя выдают. Омеге ещё повезло, что Чонгук не показал своё истинное обличие, хотя близится момент, когда он его продемонстрирует. И этот день близок. Сегодня он покончит с Паками и наконец-то вернётся домой, вернётся к своему сыну, вернётся к Хосоку, вернётся наконец-то к своей цели.
Он заходит в свои покои и начинает рыться на столе, где лежали его документы, с которыми он как раз и собирался отправится к Туену. Что-то вроде компромата, если тот не захочет решить дело всё мирным путём, то Чонгук предъявит эти листы, если снова откажет, то тогда тому не будет пощады.
Альфа убирает разные листы, но нужных не находит, те будто растворились, но Чонгук точно уверен, что складывал их сюда, ещё несколько дней назад, когда к нему нагрянул Чимин и сказал, как он ненавидит переодевания, он их раскладывал. Он зовёт стражу к себе.
— Заходила хоть одна живая душа в мои покои? — из его глаз молнии летят, грозятся в скором времени на людей обрушиться. Он испепеляет мужчину взглядом, из-за чего тому страшно становится.
— Нет, мой господин. Вход в ваши покои запрещён любой живой душе, — на одном дыхании выпаливает стражник, а Чонгук поглаживает подбородок и смотри через плечо на стол, что-то обдумывая.
Он вскидывает бровями и просит стражника уйти, а сам садится в кресло.
— Неужели маленькая дрянь способна на такое, — он поглаживает свой подбородок, проводит по невидимым усам и замирает. Играют грязно.