Глава 25: Углы и трещины (1/2)
Got a feeling inside (can’t explain),
It’s a certain kind (can’t explain);
I feel hot and cold (can’t explain),
Yeah, down in my soul, yeah (can’t explain)...
Есть чувство внутри (не могу объяснить),
Оно определенного рода (не могу объяснить);
Мне то жарко, то холодно (не могу объяснить),
Да, в глубине души, да (не могу объяснить)...
- “I Can’t Explain” The Who, 1965</p>
У других мальчиков ушла целая неделя на то, чтобы выяснить, как Римус провел свои пасхальные каникулы, и это было после того, как его дважды останавливали его новые знакомые; один раз в столовой Рената и еще раз, когда Одри и Элис позвали его, когда они направлялись в тренажерный зал.
— Чего хотела Рената? — Спросил Питер в первый раз.
Римус пожал плечами, отправляя яичницу в рот. — Ничего.
Сириус заглянул через плечо Римуса чтобы посмотреть. — Кто такая Рената?
— Она одна из подруг Сима, — сказал Питер.
Все они выжидающе посмотрели на Римуса, но он проигнорировал их, склонив голову над своим завтраком и книгой на коленях. Позже стало труднее убедить их, что ничего не случилось, когда они увидели, как Элис дала ему пакетик с рассыпчатым табаком, и поэтому после долгих приставаний Сириуса Римус наконец признался.
— Я не могу в это поверить, — воскликнул Сириус приглушенным голосом, — ты употреблял кислоту без нас?
— Вы, ребята, были не совсем рядом за углом.
— Джеймс, он даже не раскаивается!
— Дай Римусу спокойно принимать свои психоделики, Сириус.
— Да, — сказал Римус, — оставь его
— Заткнись, Люпин, ты предатель. Это как с сигаретами снова и снова — ты просто продолжаешь что-то скрывать от нас. Есть еще какие-нибудь большие секреты, которыми ты хотел бы поделиться? Может быть, ты тоже выращиваете гашиш в садах тринадцатого года?
— Боже, ты такая королева драмы.
— А ты мятежный Иуда.
— Тебе всегда нужно устраивать шоу?
— ”Весь мир – сцена”, так что с таким же успехом ты можешь сделать ее своей сучкой.
— Мы в церкви, — шепотом заметил Джеймс.
Лили перегнулась через колени Римуса. — О, ты только сейчас заметил?
Сириус тоже наклонился, почти касаясь носом ее носа. — Невежливо прерывать разговор, Эванс.
— Личное пространство, пожалуйста! — Прошипел Римус, ущипнув Сириуса за нос и заставив его сесть и упасть обратно на Джеймса. Мгновение спустя Марлин обернулась, чтобы одарить их пронзительным взглядом, и после этого все замолчали.
Скручивание табака, по крайней мере, было хитом для Сириуса. По его словам, это был гораздо более полезный жизненный навык, чем все, что они изучали для экзаменов, но Римус не мог не заметить легкую ревность другого мальчика, когда он узнал, что Симеон был тем, кто учил его. Тем не менее, большинство воспоминаний о времени, проведенном с бандой Байрон Хауса, были в лучшем случае расплывчатыми, но это было во многом благодаря их подруге ”Люси”, которая появилась не на одной вечеринке, хотя Римус никогда не признавался ни в чем, кроме первого раза.
— Ты должен подвернуть край, а затем облизать его, — инструктировал Римус, показывая Сириусу свой наполовину свернутый косяк. — Это должно выглядеть как маленькое каноэ, но не делай его слишком тонким на конце.
Они начали свое дело за пределами квартала Галилей, втиснувшись между внешней стеной химической лаборатории Сириуса и пристройкой, которая использовалась как склад и с тех пор перешла на табак с гашишем. Несмотря на попытки Римуса научить, Сириус не раз уходил с чем-то похожим на измельченный орегано на кончике языка.
— Жук, — сказал Сириус, сплевывая. — Не могу освоиться с этим. Почему я не могу освоиться с этим?
— Нельзя быть идеальным во всем, Блэк.
— Хм. Все равно, тогда делай ты.
Сириус прислонился спиной к кирпичной стене и закинул одну ногу на колено, глядя в голубое небо над ними. Тайник был одним из его любимых с тех пор, как Римус нашел его в январе и пометил на своей карте кампуса, которая постепенно превращалась в беспорядочную грязь, но все же умудрялась хранить все секреты, которые он узнал о школе до сих пор. Сама карта по большей части все еще оставалась тайной. В конце концов Сириус выкорчевал бы это (у него был нюх ищейки на чужие дела), но пока Римус довольствовался тем, что делился только маленькими кусочками себя за раз. Таким образом, это причиняло меньше боли, когда вещи в конце концов возвращались, чтобы укусить его за задницу.
Пока Римус работал, Сириус потянулся за гитарой. Они оба взяли с собой свои инструменты, даже не обсуждая это, как будто были в молчаливом согласии, что оба скучали по своим совместным занятиям. Перед Пасхой Римус слишком нервничал, чтобы дотрагиваться до баса вне уроков музыки, и даже тогда он ходил на цыпочках вокруг песен, с которыми Сириус помогал ему. Играть только то, что назначила Бьюкенен — в основном упражнения и симфонии, написанные давно умершим Джеррисом, — было легко, и не имело значения, звучал ли он при этом не круто, сами песни уже были некрутыми.
В конце концов, было весело играть для друзей Симеона, и Римус охотно тусовался с группой до конца своего изгнания, пока все не вернулись с каникул; но играть перед Сириусом казалось, ну, более серьезным. С остальными это было просто времяпрепровождение, заполнение тишины, чтобы они могли игнорировать такие обязанности, как экзамены и приближающийся выпускной. На одиннадцатом курсе у Римуса было лучшее из обоих миров: меньше экзаменов, о которых нужно было беспокоиться, и только конец семестра, которого он с нетерпением ждал. Каждый раз, когда он представлял себя играющим для Сириуса, а не для Симеона, у него возникало неприятное чувство внизу живота, и он не мог сказать, было ли это волнением или страхом, поэтому он перестал представлять все вместе и позволил Элис кормить его наркотиками, пока неделя не закончилась. Впоследствии он довольствовался тем, что притворялся, что интимные вечеринки существовали в мире, отдельном от реальности, в которой он на самом деле жил, и он больше не искал встречи со старшими детьми. Однако он бы солгал, если бы сказал, что ему неприятно быть узнанным теми, кто знает его не только по урокам или потому, что они живут вместе. Он кивнул Симеону и Дикону с другой стороны бордюра так же, как если бы проходил мимо одного из знакомых Томни на улице, и позволил Ренате ущипнуть себя за щеку, когда она поздоровалась с ним в холле. Сириус, конечно, обращал на это внимание и всегда задавал вопросы, но Римус все равно провел с ними половину времени под кайфом и мог сообщить лишь небольшие детали.
— Держу пари, если бы ты разобрал остальные сигареты, ты мог бы нарезать их на табак, — размышлял Сириус, его пальцы танцевали по струнам Рикенбекера, пока он не взял плохую ноту и не поморщился. — Нужно сменить струны.
— Они не будут сигаретами, — сказал Римус, облизывая косяк, чтобы запечатать его. — Я еще не настолько хорош в крутке.
— Ты будешь.
Римус отложил готовый косяк и застенчиво потянулся за своим кейсом, подтягивая басс поближе к себе. — Теперь я могу сыграть всю ‘Sweet Emotion’.
Оживившись, Сириус прекратил бренчать. — Ах, да?
Римус ответил, вытащив Fender. Выпрямившись, он положил его себе на колени и немного пощипал струны, чтобы разогреть пальцы. Когда он начал играть, начало песни получилось отчетливо бессвязным и непреднамеренно отрывистым, но к середине он достаточно расслабился, чтобы придать ей некоторое чувство ритма. Все еще не в состоянии играть, не отрывая глаз от струн, Римусу пришлось подождать, пока он закончит песню, прежде чем поднять глаза, чтобы оценить реакцию Сириуса. Когда он это сделал, то обнаружил, что его идеальные брови от удивления поползли на лоб.
— Ты сделал это за неделю?
— Конечно, нет, мы работаем над этим с октября.
— В октябре у тебя не было такого звука! - Заявил Сириус. — Что ты сделал — съел ноты?
— Нет, ты идиот. У меня просто было много времени, чтобы попрактиковаться без тебя, Джеймса и Пита, суетящихся вокруг.
— Ну, черт возьми. Может быть, у нашей группы все-таки есть надежда.
— Нет, если только ты не начал учить Питера игре на барабанах вчера.
— Хa! — Воскликнул Сириус. — Я знал, что ты увлечен этой идеей. Ты можешь просто уловить слабину Пита своими невероятными басовыми партиями. — Римус опустил голову, щеки его запылали. — Я знаю всего несколько песен, и ни одна из них не 'Stairway to Heaven’, так что успокойся.
Сириус выдавил легкую улыбку, ту, от которой уголки его глаз стали мягче. — Знаешь, иногда тебе позволительно выпендриваться. Гордись собой и все такое. Ты звучал великолепно.
— Почему я должен это делать, когда ты достаточно выпендриваешься для нас обоих?
— На что еще годится вокалист? Помимо того, что просто хорошо выглядит, я имею в виду.
— У тебя больше уверенности, чем у Джаггера, Блэк.
— О, подожди, через несколько лет Джаггер пожалеет, что не выглядит так хорошо, как я.
Улыбка появилась на лице Римуса, и Сириус вернул ее, подтолкнув его ботинком. — Тогда давай, сыграй другие, которым я тебя научил.
***</p>
Суббота , 1 мая 1976 года
Новость о том, что ”Саутгемптон” выиграл Кубок Англии 1976 года, очевидно, оказалась для Римуса менее насыщенным событием, чем ожидал Джеймс. Игра чемпионата проходила в субботу, и десятки мальчиков провели все утро и день, сгрудившись вокруг крошечного телевизора в гостиной Годрика, как хорошие британцы, какими они и были. Такие парни, как Джеймс, голодали, пока учились в школе, так как по телевизору редко показывали что-то меньшее, чем матч чемпионата.
В качестве случайного проявления милосердия Римус отбывал наказание вместе с профессором Лаути, их учителем биологии, после того, как выбил из-под Снейпа табуретку за то, что он высмеивал Лотти, когда она плакала в классе. Лотти, которая очень любила животных и все время клялась, что была бы вегетарианкой, если бы не курица каччиаторе, приготовленная ее матерью, плакала над овечьими легкими, которые они препарировали, которые были доставлены с собственной фермы школы. К сожалению, Снейп нес поднос с легким его и Лили, когда он пошел, чтобы сесть на пустой воздух. В результате получилось очень кровавое пятно, в результате которого и без того грязный мальчик был забрызган овечьей кровью. Остальная часть класса, конечно, умерла от смеха, но профессор Лаути был менее снисходителен и назначил Римусу двухдневное наказание, мытье пробирок и мензурок. По крайней мере, Лотти была благодарна.
После этого Римус встретился со своими друзьями на лужайке перед домом Годрика, где все они наслаждались последними лучами послеполуденного солнца. Джеймс и Сириус были далеко, когда он приблизился, гоняя футбольный мяч взад-вперед между ними. Большинству людей было трудно угнаться за футбольным капитаном даже в один из его выходных дней, но Сириус мог так хорошо постоять за себя, что Джеймс всегда говорил о том, как он мог бы стать звездным игроком, если бы не был таким вечно ленивым, когда дело касалось всего, что не касалось музыки. Ближе к ним Лотти и Мэри загорали на полотенцах, которые они расстелили на траве, одетые в шорты и бикини, в то время как Лили и Марлин помогали Питеру хромать с домашним заданием по математике.
— Римус, — позвала Лили, первой заметив его, когда он пересекал лужайку, — ты закончил быть рабом профессора Лаути?
— Нет, завтра у меня еще один день, но я думаю, что мои пальцы будут сморщенными навсегда — смотри. — Римус опустился рядом с ней на одеяло для пикника Марлин и сунул руки ей в лицо, заставив Лили немного поежиться и оттолкнуть его.
— Ты пахнешь яблоками, — заметил Питер. Он лежал на животе между двумя девушками, его и Лили заметки были разбросаны вокруг него.
— Это мыло для мытья посуды, — вздохнул Римус. Солнце палило им в головы, и было почти незаметно ветерка, отчего ему стало жарко под рубашкой и брюками. С тех пор как погода прояснилась, у него несколько раз возникало искушение надеть летнюю униформу, но под низом были всего лишь серые шорты, и Римус не мог не представить, как глупо они будут смотреться на его тощих ногах.
— Это лучше, чем пахнуть, как сырая баранья отбивная, — сказала Лотти с расстояния в несколько ярдов. Рядом с ней Мэри фыркнула, затем шлепнула Лотти по бедру.
— Не смеши меня, у меня на лице появятся морщины.
Лили усмехнулась; — Это определенно не так, как это работает.
— Не будь такой высокомерной, Лилс. Ты бы присоединилась к нам, если бы так не боялся новых веснушек.
— О, заткнись, ты.
— Ты вообще можешь загореть, Мэри? — Спросил Питер, разглядывая насыщенную смуглую кожу Мэри.
— Я африканка только наполовину, — отметила она. — И прошла целая вечность с тех пор, как было так хорошо, так что дайте мне спокойно поджариться.
Питер поднял руки вверх, возвращаясь к своему домашнему заданию.
— Римус, — начала Марлин. Он повернулся к ней, когда она захлопнула учебник, и увидел, что ее лицо озарилось улыбкой: — Ты слышал хорошие новости?
Он покачал головой, и она начала практически вибрировать от возбуждения.
— Саутгемптон выиграл Кубок!
— О-Оу?
— Да! Они обыграли Манчестер Сити со счетом ноль к одному! Полная победа аутсайдера!
Римус взглянул на Лили, у которой было безразличное выражение лица, и натянуто улыбнулся. — Это здорово, Марлс. Круто.
Лучезарная улыбка Марлин немного дрогнула, и она вопросительно наклонила голову. — Разве Саутгемптон не твоя любимая команда? Джеймс вчера сказал мне, что это так.
Римус моргнул. О черт.
Был ли Саутгемптон той командой, о которой он сказал Джеймсу, что болеет за нее? Это было так давно —чертов сентябрь. Он только назвал первое имя, которое тогда пришло на ум — это Ли или Досс болели за Саутгемптон? Сейчас он даже не мог вспомнить этого.
— О, ну, я был немного оторван с тех пор, как начались занятия в школе, — неловко солгал Римус. — Я мало смотрел телевизор, и ты знаешь — никаких игр в прямом эфире. Но эй, это же здорово! Они, конечно, заслуживают этого!
Улыбка Марлин вернулась как раз в тот момент, когда Римус получил удар по затылку футбольным мячом Джеймса.
— Вы придурки, — прошипел он, хватая мяч и бросая его как можно дальше в противоположном направлении. Сириус, тот, кто, очевидно, ударил его, ухмыльнулся и погнался за ним, как собака, играющая в добычу. Джеймс смотрел ему вслед, пока он приближался к группе, остановившись рядом с тем местом, где сидел Римус.
— Марлин сообщила тебе хорошие новости, Люпин? — Спросил он, приподнимая край рубашки, чтобы вытереть пот со лба. Римус резко отвернулся и обнаружил, что Лили сделала то же самое. Они встретились глазами, и она сжала губы, чтобы подавить улыбку.
— Э-э, да, приятель, — сказал Римус, все еще не поднимая глаз, — это отличные новости. Мне жаль, что я пропустил это.
— Все в порядке. Сегодня вечером они собираются провести краткий обзор и интервью с командой, так что ты сможешь наверстать упущенное .
— О, блестяще. — Черт возьми.
— Стоукс был кровавой машиной, — продолжил Джеймс, опускаясь на корточки рядом с ним. — он забил на 83-й минуте!
Восемьдесят три чертовы минуты? Кто-нибудь, убейте меня сейчас же.
— Это было безумие! Мы все думали, что Манчестер возьмет его. Бенджи начал принимать ставки наполовину на то, будет ли Манчестер сити забивать во втором тайме ...
— Потому что они начали сильнее! — Вмешалась Марлин, и Джеймс взволнованно указал на нее пальцем.
— Да! Но они продолжали упускать свой шанс. Ничто не могло пройти мимо Тернера!
— Я не могла в это поверить, когда они перешли в дополнительное время! Их менеджер Макменеми сказал, что у них не было никаких шансов!
— Черт возьми, я думал, что все кончено, когда Дейли сделал последний удар! У Тернера были все шансы пропустить одного из них, но он этого не сделал! Боже, Римус, ты бы видел трибуны — там, должно быть, было сто тысяч человек!
— Диктор сказал девяносто девять тысяч! Я не знаю, куда их всех поместил Уэмбли, — согласилась Марлин.
Римус просто продолжал кивать, чувствуя себя не таким идиотом, потому что он понятия не имел, о чем они говорили, и еще больше, потому что он потрудился солгать в первую очередь. Ему следовало просто принять удар по своей репутации в начале года — по крайней мере, тогда он был бы спасен от разглагольствований Джеймса.
Они вдвоем продолжали в том же духе некоторое время, и в конце концов он смог выдать свою нерешительность за небрежность. Когда Сириусу надоело ждать, он ударил Джеймса футбольным мячом, что вызвало между ними игру в погоню и подкат. Питер встал, чтобы присоединиться, но Лили оттащила его назад за то, что он не выполнил домашнее задание. Пока он ныл над арифметическими последовательностями, Римус подошел к Марлин на одеяле, которая была занята изучением своего расписания.
— Значит, Саутгемптон — твоя команда? — Тихо спросил он.
— О, да. Вся семья поддерживает их. Папа вырос в Портсмуте, но всегда поддерживал команду, так что это стало чем-то вроде внутренней шутки.
Римус кивнул, затем признался: — Мне не нравится Саутгемптон.
— О? Значит, у тебя другая команда?
— Нет. Вообще-то я ненавижу футбол.
Марлин посмотрела на него и усмехнулась. — Я поняла это, как ни странно.
— Ты поняла? Тогда почему Поттеру потребовалось так много времени, чтобы понять это?
— Не знаю. Но ты был похожа на Лили, когда она пыталась не отчитать Джеймса и Сириуса за что-то; широко раскрытые глаза и улыбка, как будто твое лицо было слишком натянуто.
— А я так мечтал о карьере в театре, — вздохнул Римус, заставив ее рассмеяться.
— Ты забавный, Римус. Сириус сказал, что ты всегда был таким суровым и серьезным, но он совсем не прав.
— Когда он это сказал? — Возмущенно спросил Римус.
Марлин прикусила губу, как будто поняла, что сказала что-то не то. — О, некоторое время назад — по крайней мере, перед Рождеством. Хотя с тех пор многое изменилось.
— Мерзавец думает, что он всех раскусил ...
— Что ж, может быть, пришло время кому-нибудь отплатить тебе тем же, — беззаботно сказала Марлин. — Ты собираешься сказать Джеймсу, что ненавидишь футбол?
— Не уверен. В этот момент это может разбить ему сердце. Не знаю, заметила ли ты, но он немного зануда.
— Знаешь, однажды он заставит тебя играть. Он вытащит тебя на поле за ухо, тряпка ты или нет. Он никогда этого не говорит, но я знаю, что он устал играть в женской команде — ему всегда приходится действовать мягко. Не на мне, конечно, но ты же знаешь, как это бывает.
— Тогда он будет очень разочарован во мне, — сказал Римус. — Мне повезет, если я смогу пнуть эту чертову штуку по прямой.
— Ну, ты хотя бы хочешь, чтобы я подвела итоги матча, чтобы ты мог притворяться еще немного?
Он хотел, но она казалась нетерпеливой, и было приятно слышать, как Марлин так страстно говорит о чем-то другом, кроме школы, поэтому, пока его друзья сидели под ленивым послеполуденным солнцем, не заботясь ни о чем в мире, Римус позволил себе насладиться экстраординарной победой Саутгемптона, и на этот раз он не вспоминал о лучших днях.
***</p>
Пятница, 21 мая 1976 года — две недели спустя...
— Большое тебе спасибо за твою помощь, Римус. Я знаю, что оторвала тебя от ужина.
— Все в порядке. Джеймс сказал, что принесет мне его потом.
Миссис Бьюкенен подняла взгляд со своего подиума, где она перебирала и приводила в порядок бумаги. Опустив последний стул в стопку, Римус отряхнул руки о брюки и подошел к верхней ступеньке сцены, где он оставил свою сумку, перекинув ее через плечо. Он действительно был не против прибраться после частных занятий в музыкальной комнате, и Шейла часто вознаграждала его дополнительными нотными листами, которые сама сочиняла из песен, услышанных по радио. Это немного раздражало, но Римус, к сожалению, начал мимоходом называть свою учительницу по имени (хотя никогда не говорил ей в лицо), что было еще одним доказательством плохого влияния Сириуса на его подсознание.
Как и большинство уроков в Хокингсе, частные уроки были уникальными, и студенты постоянно меняли комнаты, чтобы убедиться, что у них есть возможность получить помощь от всех своих профессоров. Римусу всегда доставалось больше всего работы, когда он занимался с Лили, но Шейла была достаточно осведомлена во многих вещах для учителя музыки, ставшего руководителем хора, и Римус обнаружил, что ему нравится, как расслабленно он чувствовал себя на ее уроках — при условии, что более шумные инструменты были спрятаны.
— Ты действительно стал лучше за последние несколько месяцев, Римус, — сказала она, кивая головой на басы, когда Римус пересекал класс.
— Я тренировался с Сириусом.
— Ах, так он хороший учитель?
Римус пожал плечами. — Когда он этого захочет.
Шейла улыбнулась ему. — Ты подумал о том, какой факультативный курс ты будешь посещать в следующем году?
Римус добрался до нижней ступени и остановился. Он вообще не думал о следующем учебном году, проведя большую часть своего первого года, просто ожидая момента, когда его вышвырнут за дверь; но вот он здесь, девять месяцев спустя, наслаждается частной учебой и стремится получить хотя бы четверку по Современной биологии. Победа над Сириусом была бы плюсом, но он полагал, что на самом деле у него есть шанс добиться этого только в области грамотности или истории.
Хокингс тогда сработал, предположил он. Чертова школа наскучила ему и отвлекла на хорошее поведение, и, если не считать нескольких жалких отработок, его послужной список был чист. У Римуса не было такого веселого учебного года с тех пор, как ему исполнилось одиннадцать. Джайлс был бы так горд — что для него было просто еще одним синонимом слова ‘самодовольный’.
Шейла, казалось, истолковала его молчание как нерешительность и снова принялась перебирать свои бумаги. — Я знаю, что у тебя не было выбора насчет занятий музыкой в этом году, но если у тебя нет ничего другого на уме, я бы хотела снова увидеть тебя в классе в следующем году, Римус.
Он поднял глаза, немного удивленный тем, что учительница только что сказала, что хочет видеть его в своем классе. — Вы все еще будете моим классным руководителем?