Глава 18: Сторона B (1/2)

Blue eyes, blue eyes,

How come you tell so many lies?

Come up and see me, make me smile,

Or do what you want, running wild…

Голубые глаза, голубые глаза,

Почему ты говоришь так много лжи?

Подойди и посмотри на меня, заставь меня улыбнуться,

Или делай, что хочешь, бегая по-дикому.…

- “Make Me Smile” Steve Harley & Cockney Rebel, 1975</p>

Понедельник , 5 января 1976 года

Римус пробыл у отца меньше двух дней, прежде чем Джайлс загрузил его чемодан обратно в багажник ”ройса” и отвез его на Кингс-Кросс. Он волочил ноги по платформе, пугающе осознавая, насколько близко он чувствовал себя к тому самому первому дню, когда он ушел в школу. Тогда он был менее уверен во всем и был полностью готов возненавидеть все это, но каким-то образом это оказалось труднее, чем ожидалось. Возвращение к друзьям и легкому течению повседневной жизни школьника причиняло боль, потому что он знал, что оставляет позади. И не было никакой гарантии, что что-то из этого будет ждать его и в следующий раз. Он снова был на воле, вел двойную жизнь и не желал, чтобы хоть один волосок из них пересекся.

Он уже приготовился к тому, что почувствует себя хуже, увидев других мальчиков такими радостными и взволнованными возвращением в школу — несмотря на нечестивый час утра — и это могло бы оказаться больше, чем он мог вынести, не будь они такими гребаными придурками.

В тот момент, когда они заметили его, Джеймс и Питер прижались носами к окну и начали отчаянно махать руками, чтобы остановить его. Римус остановился, чтобы помахать в ответ, и в этот момент за стеклом появилось лицо Сириуса, напыщенно ухмыляющегося. Он поднял руку, чтобы помахать в ответ, прежде чем очень деликатно вывернуть запястье, чтобы показать фак.

Римус покачал головой с натянутой улыбкой, прежде чем одними губами произнести ‘пошел ты’ в ответ.

— Пошел ты! - ответил Сириус через стекло, улыбаясь.

— Нет, пошел ты!

‘ПОШЕЛ ТЫ!’

— ПОШЕЛ ТЫ!

— Эй! Прекратите эти грязные крики!

Римус зажал рот рукой, когда сквозь толпу к нему подошел служащий поезда со свистком, уже зажатым в зубах. Другие ожидающие на платформе уставились на него, явно недовольные нецензурными криками, и прежде чем служащий смог догнать его, Римус быстро юркнул на борт и направился по проходу к купе своих друзей, открыв дверь.

— Доброе утро, вы, тупые придурки, — объявил он, как раз в тот момент, когда Сириус запустил в него футбольным мячом, дав Римусу едва достаточно времени, чтобы пригнуться и избежать удара в рот.

— И тебе доброго утра, любимый!

Джеймс вскочил со своего места на скамейке и хлопнул его по плечу. — Отличные рефлексы, Люпин! — Он поздравил, прежде чем протиснуться мимо, чтобы забрать мяч из прохода.

— Ты никогда не даешь покоя, — сказал Римус, заходя в купе поезда и поднимая свой чемодан на полку над их головами. — Ты такая задница.

Сириус ухмыльнулся и слегка ссутулился на своем сиденье, темные волосы прилипли к винилу позади него. — И как ты пришел к такому выводу?

— Обидное замечание, — сказал Римус, садясь на мягкую скамью рядом с Питером и хлопая его открытой ладонью в знак приветствия. — Привет, Пит.

— Привет, Люпин. Ты хорошо провел отпуск?

— О, да. Ты?

— Ммм. Джеймс и я—

— Мы поехали в Девон, — ответил за него Джеймс, появляясь в купе с футбольным мячом под мышкой и закрывая за собой дверь. — Мама решила, что нам нужно уехать из города, поэтому мы поехали в загородный дом.

— Мы тоже поехали, — взволнованно сказал Питер. — У нас с Джеймсом дома отдыха по соседству на пляже.

— Вы двое должны приехать в следующем году, — предложил Джеймс. — Все еще холодно, но очень приятно.

— О да, я уверен, что маме это понравилось бы, — усмехнулся Сириус. Джеймс потянулся, чтобы дернуть его за длинные волосы, и Сириус ударил его по руке.

— Что тебе подарили на Рождество, Люпин? — Спросил Питер, не заинтересованный в грубом обращении.

— Сигареты, — сказал Римус, и глаза Джеймса и Питера расширились. — Шучу.

Сириус фыркнул, и мгновение спустя раздался свисток поезда.

Когда они вернулись в колледж Хокингс, Римус был поражен тем фактом, что кампус был каким-то образом более унылым, чем он помнил. Снег блуждал между мокрой слякотью и замерзшим льдом в зависимости от времени суток, и дыхание каждого выходило небольшой дымкой перед носом. Было чертовски холодно, но студенты вышли из своих автобусов у вокзала и приветствовали друг друга с румяными щеками, болтая с той же веселой энергией, которая пришла с уходящими каникулами.

—Ты их видишь? — С надеждой спросил Джеймс, после того как они собрали свои чемоданы.

— Кого? — Спросил Римус.

— Он имеет в виду девочек, — протянул Сириус, обнимая Джеймса за плечи. — И нет, я не вижу, но чертовски холодно, и я умираю с голоду, так что давай просто пойдем поужинаем и позаботимся о твоих рыжих проблемах позже.

Даже после ужина, поездки на автобусе и поезде ни Римус, ни Сириус почти ничего не говорили о своих каникулах, но и Джеймс, и Питер были полны историй, которые Сириус, казалось, с удовольствием слушал. Поттеры праздновали Рождество вместе с другими индуистскими праздниками, такими как Дивали, хотя Джеймс много времени проводил в школе, поэтому они всегда старались сделать декабрьские каникулы особенными вместе со своими близкими соседями, Петтигрю, исключительно нормальной британской семьей из высшего общества. У двух семей была традиция отмечать рождественский ужин у Поттеров и новогодний ужин у Петтигрю, и они пригласили большинство своих друзей, чтобы устроить грандиозный праздник, чего Римус и представить себе не мог. Самое близкое, что он когда-либо видел на вечеринке в своем доме, были воскресные чаепития, которые обычно устраивала его мать, но тогда он был таким маленьким, что едва помнил.

Будучи одними из лучших друзей Джеймса со времен начальной школы, Поттеры прислали Сириусу рождественский подарок, который он развернул после ужина, обнаружив несколько журналов о рок’н-ролле и целый сборник нот для фортепиано.

— Извини, я думал, что сказал ей, что ты перестал играть на пианино, — Джеймс поморщился, после того как Сириус развернул подарок.

— Нет, — сказал он ласково, — мне это нравится. Скажи маме спасибо.

Джеймс кивнул и передал небольшую жестянку Римусу. — Это рождественская выпечка, — сказал он, и Римус открыл банку, чтобы найти несколько молочно-белых квадратиков.

— Это называется барфи, — продолжил Джеймс. — Его готовят с кокосовой стружкой — что-то вроде помадки. Я сказала маме, что ты любишь сладкое. Она передает тебе привет.

Римус потрогал жестянку, чувствуя тепло внутри. — Спасибо.

Джеймс кивнул и продолжил: Для него передача праздничной выпечки его матери казалась совершенно нормальной вещью, но Римусу никогда не приходило в голову, что Джеймс мог думать о нем, находясь дома со своей семьей. Он думал о нем, но на самом деле только мимоходом. Теперь он почти чувствовал себя виноватым, но почему-то сомневался, что такой хороший человек, как Джеймс Поттер, был бы против. Он был слишком занят, наслаждаясь своим отпуском и семейным временем, чтобы беспокоиться о таких вещах. На самом деле, единственным, кто мог бы иметь отношение к Рождеству Римуса, был Сириус, и он все равно пока ничего не дал.

Только позже тем же вечером, когда Питер ушел на встречу со своим АВ-клубом, а Джеймс заскочил в библиотеку, чтобы вернуть просроченную книгу, Римус смог самостоятельно подойти к Сириусу.

— Ты смотрел ”Top of the Pops” на каникулах? — Спросил он, чувствуя себя неловко. Он сидел на своей кровати и позвал через всю комнату, вместо того чтобы встать и подойти прямо к другому мальчику.

Сириус оторвал взгляд от своей кровати. Он читал, и до этого момента Римус не понимал, что это его копия ”Великого Гэтсби”. В стереосистеме рядом с ним тихо играла кассета, какая-то психоделическая баллада, из-за которой динамики звучали так, словно находились под водой.

— Нет, — сказал он, как всегда, снимая ногу с колена. — Мама не очень любит телевизор.

— Ей нравится хоть что-то?

— Я так не думаю.

— О ... Ну, Queen играли. — Римус начал теребить одеяло на своей кровати. Его заявление, по крайней мере, казалось, привлекло внимание Сириуса.

— Ах, да? Они были хоть сколько-нибудь хороши?

— Да! Это было всего лишь промо, но новая песня ... Черт возьми

Сириус нетерпеливо сел на кровати, его черные волосы взъерошились на подушке. — Я еще не слушал их новый альбом. Энди обещала прислать его мне на Рождество, но оно еще не пришло по почте.

Римус начал двигаться еще до того, как Сириус закончил. — У меня он прямо здесь — друг тоже подарил мне его на Рождество. — Вытащив альбом, который он тайно спрятал рядом с прикроватной тумбочкой, пока распаковывал вещи, он пересек комнату в общежитии, где Сириус уже настраивал стерео и проигрыватель. Он передал его, и Сириус остановился, чтобы взять обложку, проведя пальцами по каждому краю.

— Так чертовски круто, — пробормотал он.

— Подожди, пока не услышишь это. Поставь ее! О, и начни с стороны. B

— Это святотатство — начинать первую игру с сторны B.

— Просто доверься мне.

Вытащив пластинку из футляра, Сириус настроил иглу и отступил назад, когда знакомое потрескивание наполнило комнату. Он тут же опустился на пол и откинулся на ковер, глядя на него снизу вверх с возбужденным ликованием.

— Ну, Люпин? Ты собираешься прилечь?

Римус вопросительно посмотрел на свою кровать. — Я думал, мы—

— Нет, — сказал Сириус, энергично качая головой, — не для первой игры. Доверься мне.

— Хорошо. — Опустившись рядом с ним, Реимус устроился как раз в тот момент, когда заиграла музыка. Было немного странно лежать на полу в их собственной спальне, но он простил это под предлогом того, что это была просто еще одна странная музыкальная причуда Сириуса.

Они прослушали всю “Prophet’s Song”, не произнеся ни слова, хотя Римусу потребовалась почти половина восьмиминутной песни, чтобы по-настоящему расслабиться. Когда он это сделал, он обнаружил, что было легко смотреть в потолок и дрейфовать под музыку, но он слишком хорошо осознавал, что Сириус лежит рядом с ним с его темными волосами, разметавшимися, как нимб. Они не смотрели друг на друга, не разговаривали, даже когда вторая песня перешла в третью, но в музыке все равно было достаточно слов для них обоих, и в конце концов, когда из стереосистемы полились вступительные аккорды “Bohemian Rhapsody”, Римус закрыл глаза.

Вот почему Сириус хотел лечь на пол. Там не было никаких косых взглядов, чтобы оценить чью-то реакцию или убедиться, что они получают удовольствие. Там был только ты и тот момент, когда ты впервые услышал песню, которая могла навсегда изменить твою жизнь. Это было самое одинокое чувство, которое кто-либо мог чувствовать в присутствии другого человека, и все же с Сириусом рядом с ним и Queen в воздухе, Римус совсем не чувствовал себя одиноким.

Когда песня закончилась, и раздался голос Фредди Меркьюри, и прозвучал гонг, Римус прикусил губу, чтобы скрыть улыбку, открыл глаза и, моргая от света их спальни, повернулся, чтобы посмотреть на Сириуса: — Я подумал, что это было великолепно, когда я впервые услышал это. Никто из моих друзей дома на самом деле не понимал, как хорошо...

Римусу пришлось остановиться. Не потому, что следующая песня прервала его, и даже не потому, что он понял, что в этот момент он впервые открыто рассказал что-либо о своих лондонских друзьях; ему пришлось остановиться, потому что Сириус плакал.

Наблюдать за плачущим Сириусом Блэком было очень похоже на то, как плачут родители. Даже будучи ребенком, вы знаете, что они должны это делать, что у них есть такая возможность — что иногда им приходится плакать, иначе они просто взорвутся, но видеть это и представлять это — две совершенно разные вещи. Сириус не баловался, даже не плакал по-настоящему, но Римус все равно запнулся и снова уставился на потолок их спальни. Он остался так, слишком боясь что-либо сказать, пока “God Save the Queen” не закончилась и потрескивающая игла не умолкла. Наконец Сириус сел, и Римус уловил его быстрый жест, когда он вытер лицо рукой.

— Это, должно быть, было потрясающе. — Сириус говорил, стоя к нему спиной, и Римус был поражен тем, каким маленьким он казался, сгорбившись в своей школьной форме.

— О... видеть их? Да.

— Они играли эту песню, не так ли? — Сириус поднял обложку альбома, чтобы прочитать ее. — ”Bohemian Rhapsody”?

Римус кивнул. — Они тоже выглядели потрясающе.

Наступило некоторое молчание, а затем Сириус тихим голосом прошептал: — Я не могу дождаться

— Дождаться чего, Сириус?

Внезапно выпрямившись, Сириус резко повернул голову. Слезы исчезли, сменившись его заразительной улыбкой. — Писать такие песни.

— О. — Римус сел рядом с ним и уставился на альбом в своих руках. — Значит, ты пишешь песни?

— Ничего подобного. Ни одна из них не была достаточно хороша, чтобы показать его кому-либо. Но однажды.

Римус снова кивнул, автоматически, но понимание ускользнуло от него. Музыка для него была ... ну, он не совсем понимал, что это такое, но это никогда не было целью. Не так, как это казалось для Сириуса. Он никогда не плакал над музыкой.

— Хочешь послушать это еще раз? — Спросил Сириус, без малейшего признака того, что он только что плакал. Проглотив комок в горле, Римус задумчиво покачал головой, и Сириус встретил его взгляд с легкой улыбкой. Он мгновенно растаял и испустил вздох уровня Сириуса Блэка, прежде чем снова опуститься на ковер, заложив руки за голову.

— Да. Тогда продолжай. Сторона А тоже хороша. Хотя не знаю, о чем они думали с автомобильным треком.

***</p>

Четверг , 29 января 1976 года

Январи в Шотландии были почти такими же ужасными, как октябри в Лондоне. Небо над Хокингсом не приносило ничего, кроме дождя, а когда он не лил, шел снег, который превращался в грязь и кашу, как только снова начинался дождь. Римус никогда в жизни не получал столько пользы от резиновых сапог. Дома он бы просто побрел по городу в своих тяжелых ботинках, как и все остальные, но здесь, далеко на севере, мокрая обувь была смертным приговором. Если тебе не удавалось пересечь насыпь рано утром, не намочив носки, то ты оставался с замерзшими пальцами на ногах до конца учебного дня и очень плохим настроением, по крайней мере, когда дело касалось Римуса.

Начало второго семестра и обилие домашних заданий, которые он принес, были не совсем плохими, но, возможно, только потому, что Римус наконец не выдержал и присоединился к девочкам в библиотеке. Было ужасно неловко смотреть Лили в глаза в первые несколько недель после того, как он заявил Томни и остальным, что она его девушка, но он сказал себе, что пока Лили не узнает, он сможет вынести этот позор. Кроме того, не взять Лили с собой на учебу было бы академической тратой времени.

Хотя, если Римус был честен, то настоящая причина отвергнуть повышение его оценок заключалась не в постоянных приставаниях Лили, а в том факте, что Сириус не получил ни одной плохой оценки ни на одном из экзаменов первого семестра. Должно быть, тогда он был чрезвычайно хорош в жульничестве, поскольку Римус никогда не видел, чтобы он добровольно (и по собственной воле) открывал учебник для ознакомления. Он был полностью готов заставить Сириуса признаться в своих преступлениях, пока Лили не развеяла его подозрения во время одного из их частных занятий.

— У него просто очень хорошая память, Римус. Он может посмотреть на что-то один раз, а затем рассказать тебе, что там написано слово в слово. Это действительно приводит в бешенство. Я имею в виду, кто бы стал отказываться от такого таланта? Все, что он делает, это возится с Поттером и слушает музыку. Если бы у меня была такая способность, ничто не помешало бы мне стать лучшей в этом году.

— Ты уже лучшая в этом году, — отметила Марлин. Ее светлые волосы были собраны в гладкий хвост, и Римус не мог не заметить маленькие сапфировые серьги-гвоздики, которые она получила в качестве рождественского подарка от своих родителей. Это вызывало у него некоторую брезгливость при мысли о том, чтобы продеть металлическую палочку в мочку уха просто ради моды.

— И я должна работать ради этого, просто чтобы оставаться впереди таких придурков, как Блэк, — сказала Лили. — Все дается ему так легко, это несправедливо.

— Осторожнее, Римус, — сказала Мэри с конца стола, где в данный момент красила ногти флаконом лака, который она поставила на учебники. — она ноет по поводу оценок Блэка с тех пор, как мы познакомились с этим мерзавцем. Она будет продолжать вечно, если ты ей позволишь. Я думаю, она тайно влюблена в него.

— Это не так! — Взвизгнула Лили, заработав резкий шик от миссис Пинс, проходившей мимо их столика. Она улыбнулась библиотекарю в знак извинения, в то время как Мэри и Марлин обменялись бесстыдными улыбками.

Римус подумал о том, что Лили сказала о памяти Сириуса; Это действительно имело смысл, поскольку он, казалось, мог вспомнить любой текст любой песни или цитату прямо из романа, который он только просмотрел. Врожденная лень, возможно, была заложена в кости Сириуса, но он мог сыграть песню на гитаре, едва взглянув на ноты, и, как бы ни было больно признавать, Римус никогда не видел, чтобы он получил меньше девяноста баллов по любому тесту. Если Сириус где-то и отставал в учебе, так это в своих эссе и домашних работах, которые он находил невыносимо скучными и иногда просто забывал сдавать. Это заставляло Римуса, который отлично справлялся с домашними заданиями и боялся тестов, чувствовать себя полным дураком. Но, по крайней мере, теперь у него был ответ; Сириус Блэк был не просто каким-то обычным вундеркиндом, он был чертовым гением.

— Римус? Римус, ты меня слушаешь?

— А? — Выйдя из оцепенения, Римус оторвал взгляд от учебника по современным языкам и обнаружил, что Лили исчезла со стола, в то время как Мэри и Марлин выжидающе уставились на него.

— Э-э, о чем я говорил?

— Ты ничего не говорил, — сказала Марлин, — ты витал в облаках.

— О, извините… ты что-то говорила?

Мэри одарила его лукавой улыбкой. — Да, мы только спросили, есть ли у тебя планы на завтра.

Римус прикусил внутреннюю сторону щеки, размышляя. Завтра была пятница, и вечером Джеймс проводил футбольную тренировку на крошечном крытом школьном поле, пытаясь привести свою команду в форму к предстоящему сезону. И Сириус, и Питер получили наказание за то, что якобы списали друг у друга задание по математике, хотя ни один из них не признался, кто у кого на самом деле списал. Питер мог бы списать у Сириуса для оценки, но Сириус мог бы также списать у Питера, потому что он не потрудился выполнить задание в первую очередь. Их преданное нежелание доносить, по крайней мере, означало, что Римус мог свободно ночевать в комнате общежития один.

— Нет, — честно ответил он. — Я собирался закончить домашнее задание по географии.

— Мы поможем тебе! — Сказала Марлин нехарактерно громко. Она взяла себя в руки, прежде чем миссис Пинс успела вернуться, чтобы утихомирить их, и широко улыбнулась. — Мы можем сделать это вместе сегодня, если хочешь. Тогда ты сможешь... потусоваться?

Глаза Римуса немного сузились при слове “потусоваться” только потому, что было так странно слышать эти слова из уст такого консервативного человека, как Марлин. Это сразу вызвало у него подозрения.

— Я не—

— Пожалуйста, Римус? — Сказала Мэри тихим, но все еще умоляющим голосом. — Это сделало бы Лили очень счастливой.

— Счастливой?

— Да, ты, тупица, счастливой! Это сделало бы Лили очень счастливой.