Часть 2 (1/2)

Чтобы ответить на ваш вопрос, мне придется вернуться немного назад и напомнить, что 2001 год «Ежедневным пророком» был назван «Годом Семи Свадеб».

Наряду с малозначимыми, но вполне яркими бракосочетаниями Линды Макласке и восходящей спортивной звезды Оливера Вуда, двойной церемонии сестер Гестии и Флоры Кэрроу, были, конечно, и шумные свадьбы героев войны. Джинни наконец смирилась со всеми тараканами Поттера, а Грейнджер сменила свою фамилию на Уизли. Иногда мне кажется, что через пару поколений подавляющее большинство магов Великобритании будут рыжеволосыми выходцами этой семьи. Очень сочувствую преподавателям Хогвартса. Представьте: кто-то взорвал навозную бомбу в туалете Плаксы Миртл. Кто же это был? Уизли. Это понятно, но кто из всех?

Моя фамилия тоже фигурировала в списке «Семи Свадеб». Но, в отличие от всех остальных, я не особо был этому рад.

Мои романтические похождения в тот период были строго регламентированы. Я сам придумал себе правила и строго следовал им: не спать с одной девушкой дважды, не выбирать легкодоступных и чересчур навязчивых, предохраняться всеми возможными способами.

Разнообразие и период ухаживаний заводили меня, как хищного зверя. Я выбирал жертву, изучал ее повадки и начинал охоту. Одних можно было очаровать галантностью и аристократическим профилем, других подкупали дорогие подарки и красивые жесты, третьим хотелось спасти меня от разрушающей мою душу тоски и безысходности, которую они сами себе придумывали.

Мне нравилось играть разные роли, чтобы затащить девушку в постель. А наутро я полностью терял к ней интерес. Кого у меня только не было. Мулатки, девственницы, замужние… Кстати, с теми китаянками тоже все вышло как нельзя лучше, причем с обеими и сразу. Они сами предложили это. И никаких серьезных последствий с самураями и лишением работы не было.

Но однажды в моей жизни появилась Астория Гринграсс. Сейчас совершенно очевидно, что, заигравшись в хищника, я потерял бдительность и не заметил, как на горизонте проявился охотник. Она была мила, безупречно воспитана, строила из себя недотрогу. Как раз тот тип, который больше всего интересовал меня. Но я никак не мог подобрать к ней нужный подход. Казалось, вот уже он, переломный момент, когда она в порыве урагана эмоций рухнет в мои объятья… Но в последний миг эта девушка ускользала сквозь пальцы. И чем дольше это продолжалось, тем азартнее и веселее мне было.

В итоге я поступился одним из своих правил, и мы были вместе не один и даже не два раза. Наши отношения после первой ночи продлились еще несколько месяцев. Астория была разной. То неистовой тигрицей, то послушной ланью, то нежным цветком, то огненным тайфуном. Я не знал, чего ожидать сегодня, и был просто пленен, не в силах думать о ком-либо другом.

Родители мои пропадали в Абу-Даби и Дубае, где оба получили должности в местном обществе аристократов и богатеев. Мама стала председателем благотворительного фонда и устраивала грандиозные вечера. Отец получил место управленца в одной алмазообрабатывающей компании. Дома они бывали редко. Поэтому ночи с Асторией мы проводили в Малфой-мэноре.

В одно не самое прекрасное утро я проснулся в постели один. Решив, что Астория ушла на прогулку или вернулась к себе домой, я принял душ и спустился в гостиную, чтобы позавтракать. Но меня ждал премилый сюрприз. У камина сидел отец, погруженный в чтение утреннего выпуска «Пророка», а моя обворожительная дама ворковала о чем-то с мамой.

Несколько секунд понадобилось, чтоб затолкнуть чувства досады, раздражения и негодования поглубже. Знакомить кого-либо из своих девушек с родителями я не планировал, да и понимал: узнай они, сколько женщин перебывало в Малфой-мэноре, меня ждали бы презрительные взгляды, выговоры и упреки о том, что я позорю великий род и не могу больше называться Лордом.

Мое радостное приветствие прозвучало слега фальшиво, но, кажется, этого никто не заметил. Мы сели за стол, где уже все было приготовлено к завтраку. Через некоторое время мне даже показалось, что все может пройти вполне пристойно, пока Астория не дотронулась до моей руки.

— Милый, прости, что не говорила тебе… Просто была не совсем уверена… А сейчас, думаю, твои родители очень кстати приехали и разделят с нами радость.

Сказала она это достаточно громко, чтобы быть услышанной всеми, но достаточно интимным и нежным голосом, чтобы было понятно, что речь пойдет не о повышении по службе.

— Я жду ребенка, — улыбнулась Астория и посмотрела мне прямо в глаза, ожидая реакции. Но я даже не знал, что сказать и как реагировать. Если бы мы были наедине, слова бы нашлись, но сейчас… Она все правильно рассчитала. Если бы не мои родители, у меня бы нашлось пару «ласковых» эпитетов для этой новости и для нее самой.

— Какая радость, — тут же всплеснула руками мама. — Драко, и почему ты так долго скрывал от нас, что вы с мисс Гринграсс вместе? Я уже думала, что не дождусь внуков.

— Мама, не говори глупости, ты еще очень молода для бабушки, — попытался отшутиться я.

— А по-моему, в самый раз.

Я посмотрел на отца, ища у него поддержки, но он с каменным лицом доедал салат. И, кажется, назло всем делал это максимально медленно. Промокнув салфеткой губы, глава семейства наконец поднял глаза, в которых читалась спокойная, непреклонная решимость, ни капли сочувствия и понимания к сыну.

— Свадьбу лучше всего сыграть в узком кругу. Нам сейчас не нужна лишняя шумиха, надеюсь, вы это понимаете, мисс? Мы готовы оплатить три четверти расходов, включая ваш подвенечный наряд, каким бы дорогим он ни был. И сделать это нужно до того, как признаки вашего положения станут заметны.

На следующий день после их отъезда у нас с Асторией случился первый скандал. Я обвинял ее в том, что она обманула меня и не принимала противозачаточные зелья. Она кричала: «Это было всего один раз! Я забыла! И ты понимаешь, что это судьба, раз так случилось! Оно случилось и ребенок уже есть, ничего с этим не поделаешь!»

На мои попытки обвинить ее в неверности «а мой ли это вообще ребенок?», Астория отреагировала так бурно, что домовым эльфам пришлось вставлять в моей комнате новые оконные стекла.

Через месяц мы уже стали мистером и миссис Малфой, но семейным счастьем в нашем особняке и не пахло. Мы чинно и торжественно входили на светские рауты, пытаясь казаться счастливой парой, порой ругались, про себя проклинали друг друга. До сих пор не могу ответить себе на вопрос: зачем все это было? Зачем мы терпели друг друга так долго и так долго создавали иллюзию прекрасного брака на людях? Для кого все это было? Тогда мне казалось, что весь мир смотрит на меня и на мою жену, что все пытаются поймать нас на лжи, лишь бы посмеяться и тыкнуть пальцем, ловя на малейшем несоответствии общепринятым нормам.

Сейчас я понимаю, что не то что миру, даже нашим собственным родителям было глубоко наплевать на нас. Насколько мы счастливы в браке? Как справляемся с осознанием предстоящего родительства? Большинству людей неинтересны окружающие. Если ты создаешь видимость благополучия, то почти никто не будет копаться в твоей душе и проверять, а не скрываешь ли ты чего.

Когда у Астории округлился живот, она стала совершенно невыносима, капризна, истерична и требовательна. А у меня, наоборот, будто открылось второе дыхание. Я понял, что брак не способен поставить крест на моей жизни. Пока жена целый день валяется в постели и шпыняет домовиков, я вполне могу позволить себе развеяться.

Она знала о моих изменах, но ни разу не упрекнула меня в этом. Мы могли поругаться из-за цвета штор в детской, но никогда не говорили о том, куда я пропадаю на всю ночь. Чего у Астории не отнять, так это того, что она умная и расчетливая женщина. Она всегда знала, в какой ситуации на меня можно надавить и я уступлю, а какие темы лучше даже не затрагивать.

Роды начались внезапно, на три месяца раньше срока, поздно ночью, когда мы уже спали. Медсестра из Мунго, прибывшая через четверть часа после первого пронзительного крика Астории, сказала, что ситуация критическая и в больницу везти нельзя, нужно принимать роды на месте. По настоянию жены, я отправил домовика к ее матери, и миссис Гринграсс прибыла сразу же, как только получила сообщение, в дорожной мантии, накинутой прямо на ночную сорочку. Меня выставили из комнаты и велели ждать.

Я бродил по замку, не зная, куда себя деть, и будто даже в самых отдаленных уголках слышал душераздирающие вопли Астории. Это было по-настоящему страшно. Мне казалось, что вернулось то время, когда даже в собственных покоях я не мог спрятаться от пыточных криков противников Лорда. Это сводило с ума, и я готов был выть с ней в унисон.

В тот момент у меня что-то щелкнуло внутри, я просил высшие силы, Мерлина и саму Моргану о том, чтобы с женой и ребенком все было хорошо. Мне невыносимо было это чувство полного бессилия и никчемности. Я дал себе слово, что если все кончится хорошо, то никогда больше не пойду искать удовольствия на стороне, что буду самым заботливым отцом и мужем.

Смотря на себя со стороны, я удивлялся, как можно было так перемениться за один только вечер. Еще несколько дней назад мне хотелось, чтобы ни Астории, ни ребенка не было в моей жизни. Еще вчера в отеле на окраине Лондона горячая и страстная брюнетка шептала мое имя, извиваясь в очередном оргазме. Еще сегодня утром мы с женой разругались из-за какой-то мелочи. Но сейчас все это забылось и стерлось, заглушенное криками и мольбами прекратить боль.

Наконец наступила долгожданная тишина. Я замер, подняв ногу на ступень лестницы. Что-то неправильное было в долгожданной тишине, отчего-то она казалась еще более оглушительной, чем вой, только что разрывавший мои сердце и слух. Из спальни выглянула миссис Гринграсс, ее одежда была заляпана кровью, лицо раскраснелось, а руки дрожали. Она молча кивнула, приглашая меня войти.

В комнате было душно и пахло чем-то мерзким. Свет чуть приглушен. Тишина нарушалась лишь хриплым дыханием измученной Астории.

— Мне очень жаль, — повитуха подошла ко мне с крохотным свертком в руках. — Это были очень опасные и сложные роды. Нам удалось спасти миссис Малфой, но вот девочка…

Она протянула мне то, что держала, и я не мог не взять. Край ткани откинулся, и я увидел крохотное личико. Оно было синеватое и сморщенное, будто малышка попробовала дольку лимона. Но в то же время девочка была такой беззащитной и трогательной, что невозможно было сдержать улыбки.

— У меня дочка? — вырвался из груди вздох облегчения. Я еще не понимал, что произошло, и не мог осознать сказанного медсестрой. — Она такая маленькая и такая спокойная. А говорят, что все дети плачут.

И тут до меня наконец-то дошло, почему тишина так обеспокоила меня. Не было детского крика. А ведь дети после рождения всегда кричат, правда?

— Ребенок умер еще в утробе, — голос медсестры прозвучал тихо и вкрадчиво, но казалось, что он пожарным колоколом ворвался в мою голову. — Это произошло несколько дней назад, и у миссис Малфой развилось заражение крови. Мы сделали что смогли, теперь она должна немного отдохнуть, а утром мы отправим вашу жену в больницу. Ей важно побыть некоторое время под наблюдением врачей.

Она говорила что-то еще, но я уже не слышал. Я пытался осознать то, что в моих руках находится не живое существо, а лишь оболочка. Тело, которое могло стать вместилищем маленькой души. Эти глазки могли открываться каждое утро и видеть мое лицо, эти пальчики хватались бы за мою руку, ища поддержки и помощи, эти ножки делали бы первые шаги там, где делал их я…

На кровати застонала Астория. Повитуха еще раз сказала, что ей очень жаль, и отошла от меня. А я не знал, что мне делать дальше. На негнущихся ногах я подошел к кроватке, приготовленной для малыша, положил туда сверток и, не оглядываясь на жену, вышел из спальни.

Было уже утро. А может быть, день… Или даже вечер. Не помню. И если честно, не хочу вспоминать. Как подозвал домовика, как написал короткую записку, как отправил его с еще одним поручением в дом, о котором знал только понаслышке.

Не помню, как оказался в баре на пересечении Косого и Лютных переулков. Не помню, как быстро явился Поттер. Не помню, что говорил ему и в каком состоянии был. Не помню и не хочу вспоминать ту боль и безысходность, то чувство вины. Ведь я ненавидел этого ребенка с самого начала, как узнал о нем, тысячи раз думал, что лучше бы его не было. Мне почему-то казалось, что именно я виноват в смерти своей дочери.

*** </p>

Следующим утром меня разбудил женский смех. Тихий, но искренний. Никто из моих знакомых не умел так смеяться. Потом я услышал шепот. Не смог разобрать слов и не узнал голоса.

Первой мыслью было: «До каких же чертиков надо было напиться, чтобы не помнить, с кем переспал?». И тут, в одно мгновение, вчерашние события навалились, разрывая сознание на тысячи кусочков. Захотелось снова уснуть и больше никогда не просыпаться.

Но над самым ухом прозвучал голос Поттера: «Малфой, я, конечно, все понимаю и готов предоставить тебе прописку на моем диване, но думаю, тебе нужно быть в другом месте». Пришлось открывать глаза.

Место мне было будто смутно знакомо. Но я точно не бывал тут раньше. Просто обстановка, мебель, даже звуки были неуловимо похожими на что-то из детства.

— Где мне надо быть? — язык ворочался с трудом, а во рту было мерзкое месиво из вкусов вчерашнего пойла.

— Думаю, тебе стоит отправиться в Мунго. — Послышался сзади тот самый женский голос, что разбудил меня. — Астории нужна твоя поддержка. Она тоже потеряла ребенка. И поверь мне, как матери, для нее это в разы тяжелее, чем для тебя.

— Уизли? — обернувшись, прохрипел я.

— Уже больше года как Поттер, — сморщилась Джинни, укачивая на руках маленькую копию мужа.

— Развелось Поттеров, ни пройти ни проехать, — от вертикального положения мутило, хотелось блевануть прямо на ковер, но удалось сдержаться. Разглядывая узоры на обивке дивана, я вспомнил, как лежал на коленях у бабушки Друэллы, пытаясь уснуть, когда мои родители уезжали надолго. Вот почему обстановка казалась знакомой. Это дом сестры моего деда — Вальбурги Блэк. И обставляла его, скорее всего, она сама. И почему новые жильцы ничего не поменяли?

— Малфой, она права, — Поттер присел рядом. — Я даже не могу представить, что ты сейчас чувствуешь, даже учитывая то, что ты вчера весь вечер мне это описывал в самых ярких красках. Но твоей жене еще хуже. Вы должны пережить это и смириться вместе. Может…

Но тут его вкрадчивый монолог прервал характерный треск камина. Кто-то направлялся в семейное гнездышко Поттеров.

— Это все потому, что ты не ведешь органайзер, который я тебе подарила на день рождения, — послышался возмущенный голос, который невозможно было не узнать. Даже после стольких лет. Первую фразу Грейнджер, точнее теперь уже Уизли, явно бросала тому, кто остался с той стороны камина. Шагнув на ковер, она начала отряхивать мантию и, не посмотрев на присутствующих, продолжила, обращаясь уже к хозяевам дома. — Ну, вы можете себе представить, он забыл, что у нас сегодня УЗИ. Почему я должна постоянно напоминать ему обо всем на свете?!

Наконец она подняла голову и неловко замолчала. А я с трудом сдержался, чтоб не открыть рот. Гостья была явно беременна. Да что ж это такое? Все будто сговорились окружить меня счастливыми родителями и маленькими детьми.

— Гермиона, пойдем в детскую, — почувствовав, что пауза затягивается, а напряжение ситуации растет, миссис Поттер схватила подругу за руку.

И девушки скрылись на втором этаже.

— Грейнджер в положении? — со смесью брезгливости и удивления поинтересовался я.

— Какой ты догадливый, — будто не замечая моего тона, ответил Поттер.

— А что такое УЗИ?

— Это обследование у магловского врача, который следит за ходом беременности. Не обращай внимания. Если захочешь, я потом тебе как-нибудь расскажу подробнее. Но пока — это точно не то, о чем стоит думать. Если хочешь, можем позавтракать. Или ты сразу в Мунго?

— Я не хочу сейчас видеть Асторию. Моя кислая мина явно не поможет ни мне, ни ей.

— И куда же ты отправишься? Домой? На работу? Не глупи, Малфой. Работник из тебя сейчас никакой. А в Мэноре в одиночестве тебе явно не станет лучше.

— Значит, воспользуюсь твоим предложением и пропишусь на твоем диване.

— Не подумай, что я выгоняю тебя. Предложение остается в силе, но боюсь, в этом доме слишком много, эм-м… стрессовых факторов. Джеймс, Гермиона… Они будут только бередить твою рану.

— А я не буду смотреть. Поттер, дай лучше антипохмельного, а то у меня сейчас голова взорвется.

На площади Гриммо я провел три дня. Хозяева, как и обещали, не гнали меня и даже пытались накормить. Но состояние было такое, что и кусок в горло не лез. Гермиона приходила еще пару раз. Она бросала на меня сочувственный взгляд и быстро проскальзывала наверх. Для девушки в таком положении она была очень подвижна. Почему-то меня это очень удивило. Я помню, как охала и вздыхала Астория, постоянно потирала спину, ходила вразвалочку и даже смотреть не могла на лестницы.

Я никогда не любил беременных женщин. Они казались чем-то извращенным и убожеским. Натянутая кожа живота, пронизанная синеватыми ниточками проступающих сосудов; опухшее лицо, будто только что после сна, в любое время суток; настроение, скачущее похлеще укушенного пикси; и ноги, превращающиеся в колонны. Признаюсь честно, мне всегда нравились изящные стройные женские ножки с узкой щиколоткой и высоким подъемом. Никогда не мог понять людей, говорящих, что во время беременности женщина прекрасна. Тогда мне казалось, что ребенок, растущий в животе у матери, высасывает из нее всю красоту, легкость и привлекательность, пытаясь обезопасить себя. Чтоб она, такая одутловатая и раздутая, как шарик, не привлекала ни одного адекватного мужчину. А значит, не имела возможности отвлекаться от основной задачи в этот период — заботы о потомстве.

Если вид беременной Астории вызывал у меня множество смешанных чувств — от легкого раздражения до кипящей ненависти, — то пузатая Гермиона вызывала у меня легкое брезгливое любопытство. Так бывает, когда пытаешься поймать лягушку в пруду. Вроде бы не хочется пачкать руки и мочить одежду, представляешь, какое мерзкое ощущение будет потом на ладонях… но пересилить себя и остаться на берегу не можешь.

Попытки сравнить и найти что-то общее у моей жены и жены Рона Уизли провалились с треском. Они были совершенно разные. И в данную минуту, как ни прискорбно было признавать, Гермиона выглядела лучше.

Она двигалась энергично, нагибалась без стонов, поднималась по лестнице лишь слегка придерживаясь за перила. Не говорила постоянно о себе и не пыхтела, как паровоз, если вдруг что-то было не по ней. Случайно подслушанные разговоры были о книгах, научной работе, которую она сейчас пишет, о Билле и Флер, отправляющихся на днях в путешествие, и о мистере и миссис Грейнджер, которые планируют перебраться обратно в Лондон. Если не видеть ее, а только слушать, можно было подумать, что она обычная современная ведьма, ни капли не отягощенная бременем скорого материнства.

Спать я почти не мог. Как только проваливался в сон, сразу ощущал в руках такое тяжелое и одновременно невесомо легкое тело дочери. Иногда видел ее живой, хватающей меня за палец или задорно улыбающейся. Таким беспомощным и растерянным, как в эти дни, мне не приходилось ощущать себя никогда в своей жизни. Я не знал, что делать дальше, не мог найти в себе силы даже встать с опостылевшего дивана.

Не представляю, как переживают смерть своих детей те, кто их любит и ждет, если я, заранее ненавидящий и проклинающий саму перспективу отцовства, так тяжело переживал потерю дочери. Дочери, которой даже не успел дать имя.

Почти все время, что я находился у Поттеров, мое сознание было в каком-то пограничном дремотном состоянии. Казалось, что, если растянуть это чувство баланса между сном и явью, можно даже не думать, не чувствовать, не слышать, не видеть.

— Ну, хватит строить из себя тюленя, — однажды вечером Поттер толкнул меня в бок. — Ты третий день ничего не ешь. Так и умереть можно. А меня вовсе не радует перспектива быть обвиненным в жестоком обращении с чистокровным волшебником.

— Отвали, — я перевернулся на другой бок, пытаясь снова убежать от реальности.

— Вставай, Малфой, мы идем в кино.

— Идите, пожалуйста. Можете оставить меня без присмотра. Я не стащу со стола стейк и не нагажу в уголке.

— Ты не понял, — Поттер насильно развернул меня к себе. — Мы все идем в кино. Ты, я, Джинни, Гермиона и Рон. Сегодня пятница и у нас магловский вечер.

— Отвали. Я никуда не пойду.

— Нет, пойдешь, — его тон не терпел возражений. Или с нами в кино, или в больницу к своей жене.

— Ну, если ты ставишь вопрос ребром, выбираю второе. Еще я не ввязывался в ваши магловские тусовки.

Я уже бросил летучий порох в камин, когда услышал, как в окно кухни влетел громовещатель и голосом Рона истошно завопил: «Гермиона рожает!».

Это была моя первая ухмылка за несколько дней, потому что я понял: магловский вечер сорвался не только у меня.

*** </p>

Прошло три года после рождения отпрысков Уизли и Поттеров и смерти моей дочери. Я продолжал работать и дослужился до заместителя начальника Отдела иностранных связей, специализируясь на восточных странах. Астория продолжала делать вид, что не замечает моих интрижек. Казалось, она совершенно довольна номинальным положением миссис Малфой.

Меня это тоже вполне устраивало. В тот день, когда я вошел в ее палату и увидел там не убитую горем несостоявшуюся мать, а совершенно спокойную, идеально причесанную и накрашенную женщину, мне стало ясно: она так же не хотела этого ребенка, как и я, но мастерски это срывала, пока судьба не помогла ей. Камень на моей душе, целеустремленно тащивший меня на дно три дня, пока я валялся на диване Поттеров, стал немного легче. А через год вовсе превратился лишь в тень, слегка туманившую мои веселые похождения. Соблазняя очередную красотку, я на секунду задумывался: а стал бы я делать это, будь у меня ребенок?

Это были очень странные, чужие мысли. Будто кто-то вкладывал их мне в голову. И я всеми силами гнал их от себя, еще больше пускаясь во все тяжкие.

Сейчас мне кажется, что тот разумный голос, задававший мне неудобные вопросы, был моим собственным голосом, пытавшимся вытащить наружу настоящего Драко Малфоя, а не то подобие человека, кем я был тогда.

Однажды осенним утром я встретил в коридоре Министерства Гермиону. Ее волосы были уложены в строгий пучок, а наряд просто кричал: «Я деловая женщина, спешащая на работу!».