25. I Was Lost Without You. (1/2)

— Покурим?

— Извини, я завязал. Для формы плохо.

Саманта задумчиво стояла, глядя, как Вега надевает броню. Да не хотела она курить, просто пришла, чтобы побыть рядом, а другого повода не нашлось. Только она набрала воздуха, чтобы об этом сказать, Вега перехватил инициативу:

— Сэм, и еще.

Джеймс подошел близко, чтобы слышать его могла только она — в грузовом отсеке было полно людей. Девушка задержала дыхание: ей показалось, что он сейчас притянет ее к себе и обнимет, уже почти чувствовала, как он это делает, как растворяется в его тепле, как все беды уходят и остается лишь он.

— Пока поставим на паузу.

Саманта выдохнула на свои руки — они были совершенно чистые, ногти аккуратно подстрижены, но местами стала проступать красная краска.

Вега продолжил говорить, а она его уже не слышала, видя только грязь на руках. Саманта сжала кулаки и спрятала их за спину. Нельзя, чтобы кто-нибудь заметил.

— Саманта, ты слышишь меня? Скоро все это закончится, и мы обязательно продолжим.

Она кивнула и молча поднялась наверх, в душ, разделась полностью, стараясь, чтобы не видимая никому, кроме нее, краска не испачкала одежду, и встала под теплые струи воды. Руки упорно не хотели отмываться, под ногтями оставалась красная грязь, сколько Саманта их не терла. Наверное, надо включить воду погорячее. Она посмотрела вниз и вздохнула с облегчением — кажется, отмывается. Вода возле стока стала красной.

Когда она одевалась, форма липла к мокрой коже, ведь полотенце она забыла. С волос стекала вода — ей было все равно. Нужно докопаться до сути, иначе она просто сойдет с ума. Или уже сошла? Узнать, что произошло на нижнем уровне, когда туда спустился Прастин. Джеймс не скажет, значит, надо идти к отсеку жизнеобеспечения.

Рядовой держал в руках синий шлем вытянутой формы, такой же она видела на коммандере пару раз. Куда они собираются? Почему Саманта не спросила у Джеймса? Она совсем запуталась.

— Куда ты идешь?

— Лейтенант Вега и я отправляемся проверить обломки «Шершня».

— Вдвоем?

— Да, такой приказ коммандера. Зачем ты пришла?

Саманта посмотрела на тыльную сторону ладоней и испугалась: они были все в царапинах. Где она их так ободрала? Она честно сказала в ответ на свой внутренний вопрос:

— Я не знаю.

— Мне было сказано держаться от тебя подальше.

— Коммандер сказал мне то же самое.

— Но ты все же пришла ко мне.

Прастин положил шлем на стол и взял ее за руки. Девушка хотела, чтобы он прикоснулся к ним, поэтому и вытянула перед собой? Почему тогда она отправилась вниз с лейтенантом и почему на его одежде были пятна краски? Она обнимала Вегу? Они трогали друг друга постоянно, и Вега рыкнул, чтобы рядовой и глаз на нее не смел поднимать.

Они — пара?

От этой мысли сердце камнем падало куда-то вниз, в такую бездонную глубину, о которой Прастин и не догадывался.

Но она все же пришла к нему. Она не убрала рук и позволила обхватить их, почувствовать, какие же тонкие и нежные эти пальцы. Прастин не удержался и посмотрел на ее крошечные кисти — почему они так ободраны? На них не было живого места. Странное чувство, будто это он ободрал пальцы — так больно.

— Откуда царапины?

Саманта задумалась — мысли стали приобретать ровное течение. Да, она здесь, на своем месте. Куда ей еще идти? Прастин покрыт той же грязью, что и она — красной несмываемой грязью. Зачем пачкать кого-то еще? Зачем пачкать Джеймса? Больше этого не повторится. Теперь все казалось правильным.

— Я не могла смыть краску.

— Водой ее не смоешь.

— Зачем ты сделал это?

Она и сама уже не знала, что подразумевала своим вопросом.

— Мне нужно спускаться вниз. Приходи позже.

Она вырвалась и развернулась к выходу.

— Эй, Саманта Трейнор! Я буду тебя ждать.

Она даже не обернулась.

***

Гаррус вел Карин Чаквас по разрушенной станции. Доктор то и дело посматривала на жизненные показатели пациентов, оставшихся на корабле, но, по всей видимости, они оставались стабильными.

— Коммандер, помогите мне.

Один за другим Гаррус вскрывал замки на шкафах, собирал все датапады, что находил, а женщина читала записи жизненных показателей на капсулах.

— Пациенка номер один была жива и находилась в крепком медикаментозном сне до того, как капсулу вскрыли. Подробнее смогу сказать, когда изучу записи доктора Мэлона, или как там бишь его.

Карин отмахнулась от парящего в невесомости трупа саларианца. За темнотой ее шлема было непонятно, что думает, что чувствует эта стальная леди. Да даже если ее лицо и было бы освещено операционной лампой, мысли за ним так и остались бы тайной за семью печатями.

— Так что вы думаете, Карин?

— Мне нужно изучить датапады Мэлона, а еще больше надежды на доктора Лоусон. Думаю, она должна быть в курсе того, что с коммандер Шепард.

Голос Карин звенел — или это только ему показалось? Гаррус не признался бы даже самому себе, что робел перед Чаквас, хотя такое чувство она нагоняла практически на всех. А как по-другому относится к человеку, который время от времени держит твое сердце на ладони — притом, в буквальном смысле этого слова?

— Очевидно, что врачебное вмешательство в организм Миранды было произведено тут — пациентка номер два сутки боролась за жизнь, а потом резко пошла на поправку. Талантливый был ублюдок.

— Почему — ублюдок?

Карин промолчала.

— Доктор Чаквас, и все-таки, как думаете, что тут произошло? Что с Шепард?

— Это вы мне скажите, Гаррус, что с Шепард. Если вы мне дали доступ к информации такого рода, то не могли не понимать, что у меня возникнут вопросы. Объясните мне, как вы до такого додумались?

Когда он увидел Виктуса, пальцы стали холодеть. Он не мог тут появиться просто так, в его присутствии не было никакой необходимости. Тревожный знак, который заставил всплыть все нестыковки и неправдоподобные, на первый взгляд, взаимосвязи. Ну это же абсурд, Примарх послушал его совета и сохранил большую часть флота для битвы у Земли, оставив без защиты несколько колоний. Не станет же он вонзать нож в спину союзнику?

Виктус только коротко ему кивнул и отпустил — Гаррус подошел к Шепард. Их последний разговор в спокойной обстановке, и что он может ей сказать? Поделиться подозрениями? Это разговор не на час и не на два. Поймет ли она его? А если Гаррус все-таки ошибся, что Шепард будет думать о нем и о его народе? Как она поведет солдат в бой, зная, что бок о бок с ней сражаются те, кто могут предать, как только последний жнец испустит дух?

Как же он завидовал Лиаре, которая минутами ранее взяла Шепард за руки и открыла ей целый пласт, в котором были и знания, и чувства, и пережитой опыт, и контекст, необходимый для понимания всего этого. Все, что у него было — пара минут затишья перед бурей, которую неизвестно, переживут ли они. Это были их последние мгновения вместе, и он сказал ей то, чего не говорил раньше.

Гаррус зло усмехнулся, почти оскалился, но как он мог сказать Чаквас, насколько тогда все сложилось само собой? Что его вело — безумная удача или вдохновение, то самое, о котором говорил Явик — отринуть бесконечный просчет ситуации и действовать по наитию?

Она не поймет его. Явик — быть может, но не практичная, сухая Карин Чаквас, для которой было важно только одно: жив пациент или мертв.

— Карин, она может все остановить в любой момент. Это ее выбор, который она делает каждую минуту.

— Вы говорите так, как будто это просто. Ох, Шепард…

Доктор качала головой, и сейчас Гаррус не видел лица женщины, но мысли ее были так прозрачны, так ясны, что он внутренне сжался в муках вины. Чаквас знала все то, что знал он сам, и ее голос был голосом его совести, тем, который он убаюкал словами об общем благе, долге и чести.

Она бежит впереди, легкая, как ветер, опасная, как торнадо. На мгновение он залюбовался ее движениями: в них было столько грации, казалось невероятным, что так двигается солдат — и вот, на них летит танк. Шепард падает от взрывной волны, он едва успевает отскочить, его облизывает пламя, заглатывает, но выплевывает обратно, к ней. Ее глаза круглые от ужаса, его броня дымится, а перед глазами все те же сухие цифры: запредельная радиация от взорвавшихся топливных элементов и загрязнение нулевым элементом. А впереди снова бежит она, плавно поворачивается, стреляя во врага, и эта картинка сменяется другой, той, где она изгибается под ним, поворачивает голову, лежа на животе, подается назад и закрывает глаза от удовольствия.

Он знал ответ, и ответ этот родился из их страсти друг к другу и ярости на поле боя. Это случилось, случилось в ту самую минуту. Мыслей больше не было, не было бесконечных «если-то», лишь внезапное осознание ситуации. Слова больше не требовались.

— Карин, ситуация была сложной. Я не мог сказать ей.

— А если бы она погибла? Что тогда, Гаррус?

Тогда ему было бы плевать. Остался бы только советник Вакариан, который исполнил бы долг перед Иерархией до конца.

— Шепард? Погибла? Вы, должно быть, шутите, доктор. Потребовалось бы что-то посерьезнее пары жнецов и межвидовой связи, чтобы ее уничтожить.

Грозовые тучи ушли, и они оба засмеялись. Карин открыла дверь в подсобное помещение, заполненное доверху медицинским оборудованием и еще бог весть чем.

— Гаррус, смотрите. Это невероятно, он до сих пор жив!

— Прекрасно. Только этого нам на борту не хватало.

— Лекарство от чесотки у меня есть.

***

Время отбоя, и Саманта привычно потянулась к помятой пачке. Зайти к Веге, и…

Нет, он ее уже не ждет. У них все закончилось, не успев начаться. И на что она надеялась, что будет ему нужна после всего? За год она так привыкла к ему, молчаливому, рядом, что воспринимала как данность, а сейчас, без него… Mierda, это была отчаянная пустота в душе, которая засасывала в себя все силы. Хотелось просто лечь и забыться.

Теперь она не будет нужна никому. На руках проступали красные пятна, но она знала, кто может их смыть. И он, в отличие от Джеймса, будет ее ждать.

Зачем она надела туфли на каблуках, отправляясь к нему? Мозг ответа еще не знал, а тело — уже да. Так было правильно.

Когда она вошла, Прастин встал и вытянулся во весь свой рост. Что она скажет? Зачем она пришла к нему? У нее же была цель, почему мысли так путаются? Почему он опять полуголый?