Чаша (2/2)
- Ламиль, Звезда моя, - Лекс сделал сладенькую улыбочку, - боги тебя любят, и если ты им споешь и станцуешь, я уверен, они порадуются и наполнят чашу, чтобы сделать тебя счастливым. Так что, не требуй от меня того, что можешь сделать сам!
- Спеть и станцевать? - задумался ребенок, - ладно, но вот только что? Что бы порадовало богов?
- Они порадуются твоему искреннему желанию сделать им приятно, - Лекс сделал шажок к старому монаху и тихо добавил, так, чтобы его никто, кроме монаха, не услышал, - или я подскажу брату, где ему следует искать большую храмовую сокровищницу.
- Все в руках богов, - поджал губы монах и сложил руки на животе.
- Если ребенок расстроится, то Саламандра рассердится, и ваши колодцы пересохнут. Будете к эмиру на поклон ходить, вымаливая воду, - Лекс увидел, как скептично монах скривился, и решил его добить, - я знаю, что она давно не посещала храм, а ты сам видел, как она встретила меня там… наверху. Да и сегодня она приходила каждый раз, когда я звал ее. Как ты думаешь, что я ей скажу, когда мой любимец расплачется, не получив того, что хочет? Порадуйте ребенка, у вас не убудет, и кроме этого, не забывайте, что именно он станет младшим супругом повелителя. Исполните его каприз – и все будут счастливы.
Старый монах поморщился в раздумьях, а потом коротко кивнул и скрылся в толпе монахов. Ламиль тем временем договорился с монахами возле него, что именно они будут аккомпанировать ему на своих бубнах и сопелках, и, похлопав в ладоши, сообщил, что он готов станцевать для богов. Лекс сразу сделал жест, чтобы все начинали, и посмотрел на брата, который смотрел на все происходящее с каменной мордой. Тот заметил шушуканье Лекса с монахом, но подслушать не мог, поскольку Сканду именно в это время захотелось с ним поговорить, а Сканд был не тем человеком, от которого можно было отмахнуться просто так, без последствий в дальнейшем.
Монахи заиграли залихватский мотивчик и Ламиль начал свое импровизированное выступление. Лекс с улыбкой смотрел, как он старается, и вспоминал Титуса добрым словом. Все же, он много сил вложил в этого капризного ребенка. Лично у него бы не хватило силы воли каждый день повторять одно и то же, вдалбливая в голову непоседливому малышу, как управляться с музыкальными инструментами и какие именно танцевальные позы может принимать младший из хорошей семьи, чтобы порадовать окружающих.
Насколько общество было равнодушным к наготе тела и сексуальной распущенности внутри своего сообщества, настолько требовательно присматривало за невинностью и целомудрием у младших из старых фамилий. Причем Ламиль бывал на пирах в императорском дворце и лежал возле Киреля или Шарпа во время застолий или вечеринок, но стоило алкогольным возлияниям превысить допустимый порог, как родители отправляли любимое чадо под присмотром монахов в комнаты, чтобы он не «осквернил свой взгляд недостойными видами». Да и во время домашних пиров в доме Сканда его сразу отправляли из атриума, стоило танцорам выйти в круг неглиже.
И при этом, в семьях плебса детей продавали в бордели именно в таком юном возрасте и это никого не смущало. Лекс уже год бился как рыба об лед, чтобы принять в Сенате закон о недопустимости детской проституции, но ребенком человека переставали считать, как только у него случалась первая линька. А малый возраст никогда не был помехой для того, чтобы маленький человек сам себе зарабатывал на кусок хлеба и помогал семье*. Но Лекс доказывал всем, что одно дело – работа в помощь семье, а другое дело – проституция. Ведь брак разрешался только после второй линьки, и нельзя сравнивать чистку рыбы и вымешивание глины с продажей собственного тела. Но все взрослые только непонимающе морщили свои носы. Ведь речь не идет о длительных отношениях, а работа есть работа, и если человек больше ни на что не способен, то почему он должен висеть камнем на шее родителей? Ну, а когда речь заходила о малолетних рабах, то здесь все становились глухи и слепы, раб – это вещь, и должен исполнять то, что велел хозяин.
Ламиля учили петь и танцевать, песни были, скорее, романтическими балладами, а в танцах он извивался как лоза, а вернее, в этом мире говорили «как змейка». Лекс, если и танцевал, то делал это всегда не только пластично, но и эротично, а Ламиль, скорее, демонстрировал гибкость и чувство ритма. Но в любом случае, Ламиль показывал грацию и отточенность движений профессионального танцора, и Лекс им сейчас очень гордился.
И только взглянув случайно на брата, Лекс увидел ошарашенное выражение на его всегда надменном лице, а стоило заглянуть в чашу, и стало заметно, как снизу «бьет источник» и вода прибывает с каждой минутой. Лекс посмотрел на растерянного мужа, он, похоже, пытался осознать, как колодцы в храме относятся к чаше, которая стоит отдельно от храма и, причем, на достаточном отдалении. Надо будет просветить мужа в принципе действия сообщающихся сосудов и, наконец, сделать в империи фонтан со струей воды, бьющей вверх. Вот вернутся с войны и сделают в честь победы над колдунами очередное диво для народа.
- Водичка! - обрадовался Ламиль, закончив выступление, и свесившись с края, дотянулся до воды. Пошлепал по поверхности и, зачерпнув горстью, напился, - вкусная водичка! Я рад, что богам понравилось, как я танцую. Может, спеть им, пока чаша наполняется?
Монахи принесли подушки для гостей и все расположились в тенечке, а потом Ламиль взял лиру и, начав щипать струны, запел детским голосом о страданиях в любви. На слух Лекса это звучало скорее комично, чем трагично, но опять-таки, глянув на брата, он заметил как у того заломились брови и в глазах стоят слезы, тут, похоже, скорее не столько важен возраст певца, сколько слова, которые он исполняет. Вон Сканд, похоже, тоже впечатлился и растерянно помаргивает, глядя на Звезду. Ну да, это и понятно. Ламиль до этого момента не выступал публично, а днем, когда Титус учил его петь и красиво декламировать длинные тексты, объясняя принцип мнемоники, муж носился по городу или размахивал мечом в казарме.
- Как я рад, что мой любимый Ламиль так хорошо образован! - Чаречаши поймал ближайшего монаха и трубно высморкался в его одежду, - я даже не ожидал, что ребенок в таком малом возрасте так изысканно танцует и знает такие красивые песни! Вот ты, Лекс, например, в его возрасте мог только визжать, швырять вещи, закатывать истерики и переодеваться по десять раз на день! А мой любимый Ламиль прекрасно образован и уже сейчас ведет себя, как образец, достойный подражания! Это прекрасно, что именно тебе поручили образование моего будущего супруга, уж ты-то знаешь, что именно ему надо знать и уметь.
Лекс промолчал, что Ламиль, кроме этого, уже знает счет, и Титус с Тиро брали его с собой на рынок, чтобы он увидел, как именно в дом попадают продукты, вещи и рабы. А потом Титус объяснял ребенку, как важно младшему супругу контролировать и траты на содержание дома, и наличность, доступную к тратам старшему мужу. Да, Лекс научил Ламиля арифметике, но начальные знания по ведению хозяйства Ламиль получил именно от Титуса.
И, кроме того, вдовый аристократ стал своего рода наставником для Ламиля в деле кокетства и обольщения. У Ламиля и раньше был к подобному настоящий талант, но теперь они с Титусом могли сутками крутиться возле зеркал, перебирая наряды и украшения из шкатулки Ламиля, Титуса, а иногда и Лекса: когда тому надо было слинять из дома, но при этом не опасаться, что Ламиль начнет скучать и переживать, проще было отдать на растерзание собственные украшения. Двое младших могли часами терпеть, пока им укладывали прически, перевязывали их ленточками и украшениями, потом они наряжались и манерно прогуливались по атриуму, обсуждая наряды друг друга, и как драгоценности подходят под ту или иную прическу и сочетаются между собой и нарядами.
Лекс никогда не понимал подобного времяпрепровождения, но теперь, видя, как Ламиль весьма умело флиртует, причем не манерно кривляясь, как раньше, а именно соблазняя взглядом и едва заметными жестами, будь у Лекса шляпа, он бы снял ее перед Титусом. Это ж надо! Не детское заигрывание, а настоящая психологическая атака на самца всеми вербальными и невербальными манками. Пришлось хлестнуть Чаречаши стеком поперек морды и прикрикнуть:
- Слюни подобрал!! - Лекс увидел осоловелый взгляд эмира и пояснил, - он еще и одного раза не перелинял! Только распусти руки до его второй линьки, я тебя кастрирую тупым ржавым ножом! И ты свои яйца сам сожрешь, сырыми и без соли!
- Ты что! - Чаречаши просветлел взглядом и отпрянул в сторону, - я никогда! И сам ни-ни, и других не подпущу! - а потом тяжко вздохнул и мечтательно шмыгнул носом, - но каков цветочек! И вот как теперь его дождаться?
- Ламиль, посмотри в чашу, может, тебе хватит воды? - Лекс устало повел плечами, - пошли домой, завтра после обеда отправляемся в поход, надо отдохнуть перед дорогой!
Ламиль заглянул в чашу, заметив, что воды уже больше половины, милостиво сообщил, что, пожалуй, действительно хватит, и вернул монахам их лиру, не забыв помахать им ресничками, как бы между прочим. Чаречаши сразу заявил, что поскольку сегодня последняя ночь, когда они отдыхают в его дворце, то, конечно, этой ночью стоит хорошенько попировать и повеселиться. Стоило всем подняться на ноги, как Ламиль остановился перед Лексом.
- На ручки! - потребовал Ламиль, - я устал!
- Ты же взрослый! Сам так решил! - Лекс довольно ткнул ребенка пальцем в лоб и выдернул из его жадных ручек красный хвост сари. Он едва шевелил плечами от тяжелых украшений, и тащить уже не мелкого капризулю совсем не хотелось.
- Дай! - скомандовал Ламиль, - на ручки!
Лекс сурово сдвинул брови, но Чаречаши сделал честные глаза и, довольно ухмыляясь, подхватил красивого мальчика и прижал к себе. Сканд только хмыкнул. Зная Ламиля, упрямому Чани остается только один шаг, и он будет носить своевольного как Лекс Звездулю на собственной шее, как ездовой ящер. Ламиль тем временем довольно замер на руках Чани, благосклонно рассматривая драгоценное ожерелье на шее эмира. Он вчера уже получил небольшую шкатулку с украшениями, но ведь украшений много не бывает? Ну и что, что ожерелье громадное и тяжелое, но ведь у него ПОКА такого нет в коллекции? А это значит, что стоит постараться его заполучить в свою шкатулку. И потом, ведь главное не подарок, как таковой, а то, чтобы получить именно тот подарок, который хочется.
* В древнем Египте дети бедняков и рабов ходили голые (с бусами оберегами на шее) до «первой крови»(менструаций). После этого на ребенка одевали юбочку. Когда девушка формировалась, то юбка становилась длинней и поднималась до груди, а потом к ней крепились бретели. Причем эти бретели часто не скрывали грудь. После замужества грудь начинали закрывать. У мальчиков, кстати сказать, тоже были кровавые выделения вроде месячных, это случалось из-за паразитов в мочеполовой системе, они имели цикл жизни месяц и раз в месяц устраивали «миграцию взрослых особей», что было похоже на месячные у женщин. Такие выделения были порой болезненны и, судя по записям строителей пирамид, бывали случаи когда мужчинам давали освобождения от работ чтобы они могли отлежаться. Мужчины в древнем Египте ходили в юбках от «первой крови» и до конца. В праздник к юбке прилагалось ожерелье которое могло закрывать полностью плечи. Туники и прочая одежда в Египет пришла вместе с путешественниками (Египет долгое время был закрыт, так как считался богоизбранным народом), а еще с рабами и торговцами.