Песнь о кленовой гостинице (VI) (2/2)

В тот момент, казалось, все внутри высшего демона замерло, а затем собралось в сгусток разочарования и тревоги и упало шариком в желудок. Умом Велиус понимал, что когда-нибудь это бы случилось, но всеми силами старался не думать о таком, откладывал на потом, глупо надеясь, что оно не наступит никогда. И, вот, все-таки свершилось и постучало в дверь разума. Демон не мог не отворить проход и не впустить горькое осознание.

— Ясно… — только сухо выдавил из себя Велиус, вопреки водовороту чувств и голых эмоций, захлестнувших его и вскруживших подобно внезапно налетевшему вихрю. Он поджал губы, и, сгорбившись, посмотрел снова на город. Больше этот пейзаж не казался ему таким уж прекрасным. — И… куда вы потом?.. — слова давались тяжело, к горлу подкатывал ком. Велиус попытался сглотнуть пару раз, но лучше ему не стало. Глаза начали невольно намокать.

Пускай он демон, проживший тысячелетия, но ему все равно по-прежнему тяжело даются расставания. Особенно если это столь необычайное и дорогое знакомство, и Велиус даже не уверен, увидится ли когда-нибудь снова с этими тремя, в частности с Ульсиром. Он мог бы воспользоваться своими силой и авторитетом как правителя, придумать предлог и задержать гахарианцев, поместить их под стражу и домашний арест… но демон понимает, как это низко и недостойно, и что таковое не принесет ничего кроме несчастий. С самого начала было понятно, что эти трое здесь не задержатся — что они путники, которые блуждают по Арнур в поисках такого, чего Велиус не может им предоставить. Он и так уже сделал все возможное, приняв их на своей территории и предоставив уютное и безопасное место для временного проживания. Демон даже толком не знает, кто они такие… Может, это слишком глупо и необдуманно с его стороны, но Велиус так и не решился расспросить их об этом, а ни Ульсир, ни Ульнир, ни тем более девочка, путешествующая с ними, ни разу не заводили об этом разговор. Неудивительно, что Флорин и Бьякко относятся к ним с сильной опаской и пару-тройку раз лично выказали Велиусу недовольство, считая, что тот слишком деликатничает с незнакомцами и излишне покровительствует им. Может, они правы. Нет, даже не так… скорее всего, они целиком и полностью правы, но… Велиус все равно не может пойти наперекор своим чувствам. И стойкому предчувствию, может, рожденному из эгоистичных желаний. Отчего-то Велиус уверен, что этих троих нужно отпустить.

— Мы пойдем дальше, — помедлив, ответил ему Ульсир. — Искать Черный океан жизни.

От этих слов Велиус нахмурился. Он и ранее слышал от слуги подобное, и каждый раз таковое вызывало в нем тревогу. Черный океан жизни… Он слышал нечто подобное от Азифаила, когда они вчетвером жили в подземном комплексе. Когда трое братьев, еще будучи совсем юными, начали спрашивать, почему не могут подняться наверх и увидеть, что находится вне стен огромных чертогов с кучей различных сложных механизмов, отец, грустно улыбаясь, говорил им каждый раз, что еще рано — что черные воды, заполонившие все наверху, пока не уступили место миру и жизни, и что когда те, наконец, уйдут, тогда они смогут подняться наверх и увидеть все великолепие открывшегося перед ними мироустройства. Вот только когда тот момент наступил, пред ними предстала лишь бескрайняя пустыня с палящим солнцем… Неужели Ульсир подразумевает этот самый черный океан?.. Велиус не уверен, но каждый раз, когда слышит такое, его посещает нехорошее предчувствие, которое он не может толком объяснить. Демон не рассказывал гахарианцу о своем внутреннем храме с Залами Рождения и тем более не показывал его Ульсиру, но каждый раз, когда слышит от него снова все эти речи об Океане жизни, то так и порывается поведать, вот только каждый раз с усилием останавливает себя. Потому что Азифаил давным-давно наказал никому не рассказывать и не показывать их кроме особо созданных жрецов, работающих в них. Тем более раскрывать такой важный секрет, такое сокровище иномирцам…

Помедлив, Велиус повернулся к Ульсиру и взял его за руку. Она была теплой и мягкой. Гахарианец опешил и в неуверенности взглянул на него. Демон поднес его руку к своим губам и поцеловал тыльную сторону ладони. Она пахла чем-то ароматным — цветочными духами или неким травяным бальзамом.

— Господин Велиус… — неуверенно выдавил из себя Ульсир. Судя по голосу и сбитому с толку взгляду, гахарианец пребывал в растерянности.

Велиус поглядел на него в задумчивости, затем потянулся свободной рукой к вуали на лице слуги, намереваясь поднять ее и увидеть, наконец, что скрыто под ней. Вот только Ульсир, похоже, придя в себя и сообразив, что происходит, одернул руку из легкой хватки демона, прикрыл ладонью вуаль и немного отстранился, по-прежнему крепко держа в другой руке лампу. От резкого движения свет ее фитиля закачался туда-сюда, но не потух.

— Простите, но… — выдавил он из себя смущенно и напряженно, боясь поднять взгляд на демона. — Но я не могу…

Велиуса охватило разочарование, но правитель понимал, что такое — вполне закономерный итог. Было бы странно ожидать чего-то иного, взаимности… Ха, скорее, это Велиус слишком много себе возомнил — как наивный юнец. Глупость какая. Вытянутая и раскрытая ладонь демона, повисшая на полпути к лицу Ульсира, опустилась, и демон выдавил из себя натянутую и грустную улыбку.

— Все в порядке. Извини. Это я виноват, — слуга поднял на него робкий и неуверенный взгляд, и Велиус продолжил, стараясь звучать как можно более располагающе и дружелюбно, хоть и при этом скрывая за плотной маской разочарование и тяжелую грусть щемящего сердца: — Я слишком много себе напридумывал. Мне следовало повести себя более подобающе своему возрасту и статусу. Я прошу прощения, — правитель вежливо поклонился ему, стараясь в этот раз не наклонять голову слишком низко, но все равно достаточно для формального извинения. Впрочем, в обычной ситуации ему вообще не подобает делать подобных жестов: даже в адрес знатных гостей. Однако Велиус все равно пожелал показать их равенство пред друг другом, пускай это на практике не более чем иллюзия, чтобы потешить самого себя, стоящего босыми ногами на сломанных и разбитых желаниях и мечтах, осколки которых больно врезаются в ступни с каждым новым движением. — Этого более не повторится.

Ульсир опешил и словно впал в тяжелую задумчивость, однако затем, как будто собравшись с мыслями и приготовившись к чему-то важному, он поставил лампу на пол неподалеку от них и серьезно и решительно посмотрел на Велиуса.

— Господин, подойдите ближе, — он прибавил к своей просьбе жест манящей руки. Вот только в нем не было ничего соблазнительного, скорее, тот вышел очень сдержанным и напряженным.

Велиус, не совсем понимая, чего ожидать, но будучи заинтригованным, сделал как было велено, а затем, следуя дальнейшей просьбе, склонился к нему, бывшему немного ниже. Ульсир затем поднял свою вуаль, продемонстрировав в полумраке прекрасные губы, в которые демон давно мечтал впиться, и поцеловал правителя в лоб. Немного неспешно. В этом жесте было нечто наивное и милое, но в то же время пробудившее в Велиусе давно засевшее в глубине хищническое желание, но один из Трех всеми силами заставил себя побороть его и не вцепиться в плечи Ульсира, чтобы затем принудить того к страстному и грязному поцелую в губы. Нет, он не должен этого делать. Такой опрометчивый шаг точно все испортит.

Ульсир затем отстранился, опустил вуаль и скромно сказал на языке гахарианцев прощание:

— Безопасной вам дороги назад и блаженных снов.

Велиус не нашелся, что ему ответить, хотя заранее выучил все эти приветствия и прощания Народа-с-небес. Ульсир еще немного подождал, поднял с пола лампу, но затем, так и не услышав ответных слов, неуверенно и робко поклонился и отправился прочь. Демон, оставшись один на темном балконе, сначала коснулся лба в том месте, где его поцеловал слуга, затем опустил подушечки пальцев вниз по лицу, к своим губам. В тот момент ему жгуче хотелось погнаться за Ульсиром и сорвать с него платок и вуаль, чтобы, наконец, увидеть полностью лицо и волосы того, кто так давно занимает его мысли и мутит их. Однако Велиус, естественно, не сделал этого, продолжая сиротливо стоять на балконе.

«Да что со мной..?» — подумал он с толикой раздражения, затем, собравшись кое-как с самообладанием, надел на голову платок, до этого лежавший на плечах, замотал его так, чтобы лицо было плохо видно, а затем вернулся в коридор и зашагал по памяти обратно к дальней лестнице, ступая как можно тише, но при этом широким шагом. Ему хотелось как можно скорее убраться из этого места, вдруг в одночасье сделавшегося ненавистным и вызывающим горечь на языке.

Ключница ждала его рядом с лестницей, ведущей на третий этаж. Она выглядела не особо довольной.

— Ну и долго же ты, — проворчала негромко демоница, по-прежнему не зная, с кем на самом деле разговаривает.

Велиус ничего ей не ответил, и они последовали вниз по ступенькам.

***</p>

Когда Ульсир вернулся в их комнату, Унис уже тихо и сладко спала, улегшись на мягкие подушки второй половины кровати. Ульнир заботливо укрыл ее и теперь лежал рядом и задумчиво смотрел на спящего ребенка. Когда же слуга прошел в помещение, старший гахарианец сел на постели и выжидающе взглянул на него. Ульсир немного опешил, гадая, сможет ли отчитаться с такого расстояния, при этом не разбудив Унис, но затем, сочтя таковое рискованным, подошел к Ульниру, рядом на край кровати и сказал негромко:

— Он ушел.

— Славно, славно, — задумчиво улыбнулся старший. К тому моменту его настроение, похоже, улучшилось, и на этого гахарианца снова упала невидимая вуаль таинственности, которая в свое время покорила сердца многих обитателей императорского двора. Ульнир подался назад и облокотился локтем о подушку, бывшую позади него. — Он сказал что-то интересное?

— Нет, — после этого слуга немного помедлил и все же признался: — Однако он проявлял ко мне особые знаки внимания.

— Особые? — по хитреце, явно скользнувшей по лицу старшего, Ульсиру быстро стало понятно, что тот прозорливо догадался, о чем речь.

— Он поцеловал мою ладонь… и хотел снять мою вуаль, — немного смутился слуга. — Но я поцеловал его в лоб в знак благодарности за жесты внимания, и мы разошлись. Мне показалось, он был разочарован.

Ульнир протянул задумчивое «Хм-м-м-м», затем тихонько усмехнулся.

— Раз ты так настойчиво уговорил меня не отчалить прямо сейчас из столицы, а обождать до конца этого их фестиваля, почему бы не воспользоваться оставшимся временем и не соблазнить правителя Сидт? Уверен, при должной ласке он станет более разговорчив, и, быть может, ты узнаешь от него много интересного… и ценного нам.

Ульсир на такое недовольно нахмурился.

— Я не стану так оскорблять его чувства. Они чисты и прекрасны, я не стану марать их ради материальной выгоды.

— Как величественно, — вздохнул Ульнир, но не стал журить слугу за непокорность. Может, будь он по-прежнему властителем, то был бы более жесткий и настойчивый, но сейчас весь его мир сузился до двух человек — единственных, кто остался ему верен. В таком необычайно узком кругу нелепо играть тирана. Особенно если не хочешь быть оставленным своими путниками где-то в пустыне без еды, воды и какого-либо шанса на спасение. Не то чтобы Ульнир и вправду полагает, что Ульсир так с ним поступит, но все же… — Но настолько ли чисты его намерения? — хитро улыбнулся гахарианец. — Судя по тому, как жадно он на тебя смотрит, этот дикарь замыслил нечто куда менее прекрасное. Хотя-а-а-а… может, для него это и входит в рамки прекрасного.

— Так или иначе, для того, чтобы покинуть столицу и начать искать затонувшую в песках обсерваторию, нам нужен проводник. Мне нужно еще немного времени, чтобы найти нам такого, которому можно доверять.

— И такого, какой не связан с нашим ненаглядным корольком всех этих дикарей. Как, впрочем, и с другими местными корольками, — задумчиво подметил и согласился с ним Ульнир, затем немного наигранно вздохнул: — Вот ведь незадача…

— Этот «королек», — начал с долей недовольства слуга, — предоставил нам убежище, еду, питье и все необходимое. И ничего не попросил взамен.

— Женщина, которая владеет гостиницей, заставляет нас работать…

— Время от времени. Более того, вы все равно не выполняете ее поручения, а курите где-нибудь или нежитесь на солнце.

— Не смеши меня, как будто я буду исполнять приказания какой-то дикарки… — скривил лицо в недовольстве Ульнир. — Мы наделены с рождения привилегией властвовать и быть представителем и исполнителем воли Вселенной, а не стирать чужие грязные тряпки.

— Я стираю ваше грязное белье, — после короткой паузы весомо заметил Ульсир.

Ульнир насупился.

— Блаженных снов, — проворчал он, затем улегся на подушки и повернулся к слуге спиной.

Девочка же — Унис… нет, ее настоящее имя Имлар — продолжала лежать с закрытыми глазами. Ульсир не мог точно сказать, спала ли она или просто делала вид. Масляные лампы по обе стороны от кровати продолжали гореть, и слуга помнит, что девочке не очень нравится засыпать со светом. Хотя кто знает — может, столь утомилась, что уснула прямо так. Все-таки Бьякко время от времени поручает работу даже ей. Ульнир был категорически против такого, но Ульсир счел это отличной возможностью для нее поучиться различным вещам. Более того, это помогает отвлечь девочку от тягот изгнания.

Ульсир улыбнулся, затем снял с себя вуаль и платок. После этого он склонился над Ульниром и поцеловал его в щеку.

— Блаженных снов, татиуэ.

Старший гахарианец, немного помедлив, повернулся обратно на спину и посмотрел на него.

— Тата, — вдруг сказал он задумчиво. — Не татиуэ.

Ульсир тихо усмехнулся.

— Разве важно то, обращаюсь ли я к вам «папа» или «отец»?

Ульнир вдруг провел тыльной стороной ладони по щеке слуги.

— Важно, — с серьезным и задумчивым видом ответил ему он.

Губы Ульсира тронула грустная улыбка. Их лица практически одинаковы — только одно старее и с более явным отпечатком пережитых лет, а другое наоборот моложе и свежее. Имлар тем временем открыла глаза, подползла к Ульниру поближе, прижалась к нему сбоку, зарылась носом в его руку и снова опустила веки. Старший гахарианец, к тому времени уже отстранивший ладонь от лица слуги, с улыбкой посмотрел на девочку и приобнял ее, плотнее прижимая к себе. Улыбки, которые он дарит ей, пожалуй, самые искренние и теплые, на которые только способен этот некогда жестокий и эгоистичный правитель.