Часть 3 (1/1)
Так прошло немногим более двух месяцев. Зима закончилась, и переменчивая весна постепенно вступила в свои права. Прозрачное безоблачное небо и теплая даже по северным меркам погода поселили в душах влюбленных покой и безмятежность. Казалось, ничто не могло помешать их взаимному счастью, пусть и тайному. Но радостной эйфории, охватившей молодых людей, суждено было закончиться в один далеко не прекрасный миг. Поддавшись чувствам и весьма неблагоразумно позабыв об осмотрительности, они навлекли на себя гнев узнавших правду родных.
Каждый получил ультиматум — немедленно прекратить связь, порочащую добрые имена семейств, пока она не стала достоянием широкой общественности. Или же в противном случае столкнуться с печальными последствиями.
Отец Уила пригрозил лишить его наследства и будущего титула и с позором выгнать из дома. Мать также была весьма холодна и не высказала ни словечка поддержки в адрес еще недавно безмерно обожаемого ею единственного чада. Родители, всегда сквозь пальцы смотревшие на его неблагонравные увлечения, посчитав их мимолетной блажью избалованного дитя, не пожелали простить ему настоящей любви к мужчине.
Питу же дядя пообещал, что предаст его порочную страсть огласке, что естественно повлечет за собой общественное порицание и позор, исключение из коллегии адвокатов и бесславный конец едва начавшейся карьеры. Лишить Пита оставшихся после смерти родителей сбережений он к счастью уже не мог — тот давно вступил в наследство и вышел из-под дядюшкиной опеки.
Влюбленные оказались перед нелегким выбором, и в первую же из отныне крайне секретных встреч Уил предложил в качестве единственного верного решения уехать вместе. Оставить теперешнюю жизнь, где не нашлось места любви двух мужчин — невозможной и запретной в глазах общества, жестоко осужденной близкими без права на оправдание. И начать новую жизнь — неважно где, лишь бы подальше отсюда — там, где они могли быть свободны от всеобщего осуждения.
— Пит, помнишь, что я сказал тебе однажды? — Обхватив ладонями лицо потерявшего от изумления дар речи Пита, произнес Уил и посмотрел чистыми озерцами глаз прямо в печальный темный омут взгляда любимого. — Могу повторить это сколько угодно раз: я абсолютно счастлив, потому что встретил того, с кем готов пойти хоть на край света.
Пит ничего не ответил, но губы его тронула слабая улыбка. Воодушевленный этим лучиком света в царстве общего уныния и тяжких раздумий, Уил тоже улыбнулся и продолжил:
— Подумай сам, что я теряю? Опостылевшие мне балы и званые обеды? Скучнейшие приемы при дворе Ее Величества? Быть может, дружеские попойки? Или светские салоны со всеми их едва созревшими девицами на выданье? Питти, рано или поздно мне подберут выгодную партию, и я буду вынужден жениться. Я не желаю такой участи. Тем более теперь, когда у меня есть ты. — Он замолчал на мгновение, и улыбка сошла с его красивых губ. — Но ты должен хорошенько подумать и решить, чего хочешь ты. Что при таком исходе дел потеряешь ты, Питер Гришем?
Но вместо ответа Пит задал встречный вопрос:
— Уильям Честейн, ты ведь помнишь мои слова, сказанные тебе в тот день?
— Конечно, помню, мой милый. За них я назвал тебя романтиком, опоздавшим родиться на добрую сотню лет. «Меня переполняет такая любовь к тебе, что, кажется, еще немного, и я смогу оттолкнуться от земли и взлететь над крышами домов, печными трубами, испускающими едкий дым, выше тяжелых облаков прямо в серое февральское небо. И возвестить оттуда всему миру о своей любви. О том, что, к моей величайшей радости, эта любовь взаимна», — дословно процитировал Уил. Воспоминания о сказанном возлюбленным заставили его снова улыбнуться.
Тогда он нашел высказывание Пита весьма поэтичным и достойным пера выдающихся представителей романтизма. Сейчас же получил от него прямой и однозначный ответ на свои вопросы:
— Любовь моя, я хочу только тебя. Все, что до нашей встречи казалось важным, более не имеет для меня смысла. Но если тебя не будет рядом, Уил, потеряет смысл само мое существование.
Долгой подготовки беглецам не потребовалось. Уил упаковал в дорогу небольшой чемодан, выбрав из своего обширного гардероба наиболее неприметную одежду, прихватил несколько книг по медицине и небольшую сумму денег, которой располагал. Свою скромную поклажу он перевез на квартирку Пита, ставшую невольной свидетельницей недолгих, но весьма пылких и нежных отношений влюбленных.
Пит же в срочном порядке вернул клиентам выплаченные ему задатки за предстоящие услуги, объяснив невозможность далее исполнять взятые на себя обязательства личными причинами непреодолимого характера. Собрал нехитрые пожитки и снял со счета в банке все свои сбережения. Через одного ловкого малого он выправил для них с Уилом новые документы. Уильям Честейн и Питер Гришем стали братьями Грегсон — обычными парнями незнатного происхождения, сыновьями мелкого банковского служащего Уолтера Генри Грегсона и Элизабет Джейн Грегсон, урожденной Кроули. Впрочем, оба родителя к тому времени уже успели упокоиться с миром, оставив сыновей круглыми сиротами. Согласно новым метрикам Уильяму исполнилось семнадцать лет вместо девятнадцати, Питеру — двадцать пять вместо двадцати двух.
Наняв повозку и погрузив то немногое, что вместе с ними покидало родные места, молодые люди отправились вдвоем навстречу неизвестности. Планировать маршрут заранее не стали — просто выбирали на карте очередной городок и смело двигались вперед. Преследования никто из них не опасался: Пит был уверен, что дядюшке вряд ли вообще придет в голову мысль искать его, а Уил не сомневался, что отец проявит упрямство, воистину достойное назваться ослиным, и будет терпеливо ожидать момента, когда раскаявшийся отпрыск, оказавшийся без средств к существованию, сам придет к нему на поклон с повинной головой. Но элементарная осторожность никогда не бывает лишней: достигнув места назначения, они меняли извозчика и экипаж и продолжали путь. Лишь иногда задерживались на пару дней — отдохнуть от многодневной тряски в повозке, понежиться в постели и заняться любовью.
Непривычный к лишениям Уил на удивление легко переносил тяготы дороги и более чем скромные номера гостиниц и постоялых дворов, где иногда отсутствовали элементарные удобства, и никогда не жаловался. Как и Пит, он старательно привыкал к новой жизни, в которой им теперь придется заботиться о себе самим. И заботиться друг о друге. Питер тайком восхищался терпением и стойкостью любимого, но подчас задумывался: правильно ли он поступил, поддавшись на уговоры и лишив тем самым обеспеченной и благоустроенной жизни, в первую очередь, самого Уила. В душу его снова и снова закрадывалось горькое сожаление, но стоило мягким губам возлюбленного захватить его губы в сладкий плен поцелуя за закрытой дверью и плотно занавешенными шторами очередной убогой комнатенки, и Пит забывал о своих сожалениях. Сердце в его груди билось сильнее от мысли, что все выпавшие на их долю лишения стоили того, чтобы каждый божий день видеть искрящиеся любовью глаза Уила и его лукавую улыбку. И чтобы Уил видел его, Пита, счастливым и знал, что всё не напрасно.