Кино и Шалости (1/2)

Шкипер задумчиво почесал подбородок. Он забрёл в лабораторию к Ковальски, не особенно понимая, зачем, а тот, не обращая на него внимания, сосредоточенно висел над колбой с малиновым раствором, старательно капая туда что-то из бюретки.

В последнее время из головы у него не выходила сказанная Рядовым фраза о том, что Ковальски мягкий и ласковый, если хорошо с тем обращаться. Его это интересовало, как и то, чем, собственно, являлось это самое хорошо, и где бы последнее узнать. Воображение у него давало сбой на этом месте, отчего ему было вдвойне интересно посмотреть на этого самого мягкого и ласкового Ковальски. Просто жуть как интересно. Но как?..

Он немного приблизился, бездумно созерцая занятие Ковальски. Падавшие в раствор капли расплывались бесцветным пятном, заворачиваясь в галактику из-за вращательного момента (Ковальски механически покачивал колбу, размешивая раствор), и таяли в насыщенном малиновым цвете. Затем пятна стали больше, и тут очередная капля превратила жидкость в пёструю смесь, почти посветлевшую, но через несколько мгновений колбу снова заполнил малиновый цвет. Следующая капля не оставила от него и следа.

– Красиво, – бездумно проронил Шкипер.

– Учишься видеть прекрасное в повседневном?

– Ничего себе повседневное! – очнулся он, наконец-то вынырнув во внешний мир.

– Обычный индикатор, – Ковальски бросил на него взгляд. – Про лакмусовую бумажку слышал?

– Да кто ж о ней не слышал...

– Вот это – тоже индикатор, как она. Только жидкий. И фенолфталеин.

– Не лакмусовая бумажка, а фенол... чего-то там жидкий, – повторил, усмехаясь, Шкипер. Ковальски иногда так странно сравнивал вещи...

– Точнее, раствор фенолфталеина, – скрупулезно уточнил Ковальски. – Сомневаюсь, правда, что тебя это волнует.

– Ты знал, что я тут?

– Ты начал интересоваться, чем я занимаюсь? – в той же манере ответил Ковальски.

Шкипер нахмурился. Нет, он, конечно, всегда был рад, когда Ковальски был в настроении поиграть, потому что даже дрочил тот ему просто восхитительно, но сейчас его занимал другой вопрос.

– Я сейчас серьёзно с тобой говорю. Ты слышал, что я пришёл, и просто проигнорировал, или ты так увлёкся?

Ковальски слегка склонил голову набок. Бесить или не бесить?

– Слышал, Йорик.

– Почему Йорик? – переспросил Шкипер, недоуменно нахмурившись. – Задаешься касательно меня каким-то вопросом?

– О, ты даже знаешь, откуда это... – он плавно шагнул вбок, активируя охотничьи инстинкты у Шкипера, и тот машинально поймал его за локоть. – Только аккуратнее с посудой. Сам мне потом будешь покупать.

– Ладно, давай перебьём тебе посуду, раз угощать тебя нельзя, – миролюбиво согласился Шкипер.

Ковальски поймал его за запястье, взглядом предупреждая о том, что этого делать не нужно было.

– Мы с тобой это уже обсудили. Память укоротилась?

– А что ты тогда хочешь?

– А что ты хочешь от этого получить?

– Ничего не хочу, – твёрдо изрёк Шкипер. – Просто хочу тебя порадовать.

Брови у Ковальски уползли на лоб.

– Прости, что? – переспросил он на всякий случай – вдруг ослышался.

Шкипер повторил последнее слово – по слогам, медленно и со вкусом.

– Есть у тебя такое в словаре? – добавил он, усмехаясь.

– В словаре перевода со шкиперовского не обнаружил. А что это у тебя значит?

Шкипер закатил глаза.

– Ровно то же, что и у всех. Никаких скрытых мотивов.

– Н-да-а? – Ковальски прищурился так, словно знал, что это было ложью. – Нагрузку мне снизь.

Шкипер вздохнул. Этот вопрос уже поднимался, и он уменьшал Ковальски физические нагрузки насколько мог, однако достичь прежнего уровня уже не представлялось возможным: со стороны младших, уже знавших, что Ковальски повысили, и привыкших к тому, что тот уже шёл наравне с ними, начнутся возмущения по поводу избирательных послаблений.

– Я снижаю насколько могу... сам же видишь. Парни и так уже иногда косо поглядывают.

– Чего не было бы, не увеличь ты их прежде, – безжалостно напомнил ему Ковальски.

– Слушай, ну оставь...

– Не оставлю, – Ковальски нахмурился, коротко потерев угол челюсти. – Знаешь, что получается? Рядовому ты патрон, Рико у тебя любимчик, а я что? Болтаюсь, как непонятно что, на непонятном месте и с непонятным отношением? Ценные мозги?

Последние два слова он выплюнул с отвращением, и теперь уже нахмурился Шкипер. Он понимал, что у него выбивали послабление, но он ужа так подсел на Ковальски эмоционально, что запретить этого не мог.

– Ну, они действительно ценные...

– Ой, оставь меня в покое, – чисто по-женски отмахнулся Ковальски, обойдя его, и взялся спускать раствор из бюретки обратно в бутыль; у него тут же возникло желание что-то пообещать и сделать. Такое ощущение, что Ковальски высшее закончил не по каким-то там естественным наукам, а по психологии. Его так разводили... узнай кто – засмеяли бы. И ведь ловил на том, что считалось сильной стороной, а не слабой...

– Может, ты внеплановый выходной хочешь? Всем выдать могу, мне не жалко.

Ковальски промолчал, отойдя к раковине перемыть посуду.

– Ковальски, – потормошил его Шкипер.

– А скажи мне одну вещь, – заговорил вдруг тот, кажется, намереваясь сменить тему. – Ты у нас, получается, би?

– Вроде того, – не стал он отрицать. – А что?

Ковальски немного помолчал.

– Странно. Не замечал за тобой.

Да ты просто себя со стороны не видел, подумал Шкипер. Касательно пары моментов тут и натурал бы призадумался...

– Да би, би. Просто зачем мне мужики, когда есть женщины...

– А я у тебя в какой категории? – почти с научным интересом спросил Ковальски.

– В отдельной.

Закончив с посудой, Ковальски повернулся, стаскивая перчатки, и бросил их на тот же столик для просушки, направившись после этого за блокнотом.

– Вот и помоешь сегодня посуду вместо отдельной категории.

– Ковальски!

– Что? Ты мне снизить нагрузку не пожелал – я тоже не захочу этим сегодня заниматься.

Нахал, подумал Шкипер, поджав губы. Каждый день тот хоть что-нибудь да имел с него. Но он же не оставлял Ковальски без разрядки, чтобы так уж себя вести...

Только Ковальски не переставал выглядеть человеком, желавшим, чтобы его касались. Этого он не понимал.

Вечером он снова зашёл к Ковальски – но на этот раз уже с определённой целью.

– Ковальски... – замурлыкал он, зайдя к тому за спинку стула, и, наклонившись, по-собственнически обнял. – Айда завтра в кино?

Из троицы методов «цветы-конфеты-кино» первый отрицался им самим, второй – Ковальски, так что оставалось испробовать третий.

– И зачем бы тебе? – отозвался тот. – Ты у нас всего добился, чего хотел. Что такое?

Шкипер мог бы поклясться, что после этого, будь они как минимум наравне, Ковальски ехидно, издевательски вопросил бы «попку припекло?»; он такое уже слышал от того – был момент, когда нужно было вправить мозги Рико. Рико тогда чуть пеной не изошёл. Хорошо, что с ним Ковальски такого позволить себе не мог... он бы тоже, пожалуй, вспенился. Ему и так-то намекнули, что ничего особенного он не добился, кроме чисто договорной постели. А вот что ему нужно было, так это привязать Ковальски к себе, пока тот ещё оставался: чувства – штука серьёзная. Люди обычно с ними считаются, особенно с собственными. И по поведению Ковальски он чувствовал, что скоро ему и в самом деле припечёт.

– Хочу сходить в кино. С тобой. У меня тоже бывают прихоти. Веришь?

– Ты весь из них, – отозвался Ковальски, бросив составлять какой-то список. Присмотревшись к экрану компьютера, Шкипер увидел названия медикаментов, реактивов и даты. Так-так... Ковальски обычно проводил инвентаризацию, чтобы успокоиться. И что такое?

– У тебя что-то случилось?

– Почему именно кино? – Ковальски бессовестно ушёл от вопроса. – Не хочу никуда идти.

– Тогда поедем, – Шкипер совершенно невозмутимо проделал то же самое. – Давай, завтра там какая-то фантастика, громко претендующая на научность. Тебе должно понравиться.

Ковальски не спеша открыл браузер, дабы взглянуть на расписание нынешнего проката, и задумчиво наклонил голову набок.