Конфеты или Шоколад? (1/2)

– Конфеты или шоколад? – вопросил как-то за завтраком Рядовой, глядя на Ковальски и Шкипера. – Ну, с нами с Рико всё понятно, а вы?

Ковальски вздохнул.

– Это опять один из каких-то псевдопсихологических тестов, которые ты вычитал?

– Конфеты, – заявил Шкипер, отправив ему задумчивый, многозначительный взгляд. – С начинкой. Можно даже не указывать, какой, так интереснее.

Ах, так я тебе конфетка, значит. А слыхал ли ты, дорогуша, про конфеты с перцем, подумал Ковальски, не меняя выражения лица.

– Ладно, ладно, можешь сразу подчёркивать себе самую скучную расшифровку, – ответил он Рядовому, краем глаза продолжая наблюдать за Шкипером. – Шоколад. Чёрный. Горький. Классика, в общем.

У Шкипера дёрнулся уголок губ.

– Вообще-то, самое скучное – это молочный шоколад, – Рядовой слегка прищурился над поднятой кружкой с какао. – Так что не наговаривай на себя, ты у нас тоже... с изюминкой. Кстати, а кто любит изюм? – увёл он тему, удовлетворившись ответом.

Ковальски поймал пристальный взгляд Шкипера. Тот, понятное дело, скучал без серьёзной работы, но чудить было вроде бы ещё не время...

Чуть позже, когда младшие после сокращённой дневной программы разбежались по своим делам, он понял, что происходило, и к чему был вопрос. Четырнадцатое февраля, вот что это было. Хоть бы Шкиперу ничего в голову не взбрело по этому поводу; будет попросту глупо.

Несмотря на его надежды, тот появился у него в лаборатории и сходу положил ему на стол плитку шоколада.

– Шкипер, еда в лаборатории...

– Чёрный, – перебил его тот. – Горький. Прямо как ты любишь.

– Спасибо, но...

– На здоровье.

И Шкипер вышел. Озадаченно потерев лоб, Ковальски сбросил шоколадку в ящик стола, качая головой.

Буквально через полчаса Шкипер появился у него снова.

– Ты дашь мне что-нибудь в ответ?

Ковальски бросил на него взгляд исподлобья. Ему не нравилось происходящее. Чего-то лишнего Шкипер там себе надумал... или действовал по шаблону (мол, если есть хоть какие-то отношения – надо праздновать), и оба варианта вызывали у него неприятие. Мало того, из-за Шкипера он в последние несколько лет проводил этот день в одиночестве, и теперь его это вполне устраивало. А ещё он не любил, когда ему что-то навязывали.

Он просто достал из ящика стола шоколадку и отдал Шкиперу, с окаменевшим лицом принявшим её обратно. Тот, развернувшись на пятках, молча вышел.

Буквально через минуту в стену, смежную с кухней, что-то негромко стукнуло, словно в неё изо всей силы что-то запустили. Бесись сколько тебе угодно, подумал Ковальски, возвращаясь к свежему выпуску одного из научных журналов, из года в год выходившего приблизительно в это время.

Чуть позже входная дверь хлопнула, и он испытал несколько... неприятное ощущение. Шкипер, разумеется, был волен делать всё, что угодно в этом плане, так что возражений у него не было. Только осадок непонятно откуда остался. Наверное, из-за того, что Шкипер позволил себе взбрыкнуть из-за, по сути, несуществующей между ними вещи.

Шкипер, купивший по дороге плитку другого шоколада, уже молочного, направлялся в бар, в котором появлялся довольно часто; там крайне легко было завести новые знакомства. Он сегодня праздновать привык, пусть и не слишком традиционным способом, но привык; в постель он кого-либо в этот день укладывал всегда, без исключений, и то, что Ковальски этот праздник игнорировал, никак не мешало ему поддерживать традицию.

Однако для посещения бара всё же было рановато. То, что ему корпело прямо уже, никак не влияло на распорядок дня всех остальных людей. А жаль, подумал Шкипер, подхватывая запущенный по стойке барменом стакан. Жаль...

Чёрт, разве он не для этого эти отношения с Ковальски заводил?

Сам Ковальски, наверное, сказал бы на это, что обслуживать его не нанимался...

Он нервно побарабанил пальцами по стойке, косясь на одинокую девушку, сидевшую за другим её концом: стоило представить ёрничавшего Ковальски, и захотелось ещё сильнее. Только девчонка маловата, впору спросить, сколько лет... Может быть, старшие курсы университета; но, в любом случае, ему не подходило.

А Ковальски, всё ещё выглядевший так, словно желал касаний, оставался дома один.

Цыкнув, он отодвинул стакан, положив около него купюру:

– Проставь кому-нибудь за моё здоровье, приятель.

Бармен, уже морально готовый в этот день и не к таким выкрутасам, безразлично кивнул, почти незаметным движением подобрав деньги.

В штаб-квартире он застал Ковальски в том же месте и за тем же занятием. И неужели интересно было столько времени читать научную чепуху? Однако прерывать это занятие он не стал – достаточно было немного подождать, пока тот не выберется на кухню, чтобы попить чего-нибудь горячего.

Там он протянул Ковальски плитку шоколада.

– Этот послаще, – заметил он, видя, что Ковальски застопорило. – А то ты выглядишь так, будто тебе хочется сладкого во всех смыслах.

– Скажи мне честно... ты издеваешься? – негромко произнёс тот, умудрившись взглянуть на него исподлобья. – Если всё-таки нет, и до тебя каким-то образом не очень дошло за прошедшие годы, то я объясню. Я это не праздную. Мне совершенно плевать на этот день. Я далёк от его традиций. Единственный человек, которому я сегодня дарю шоколад – это Рядовой, потому что он суёт шоколадки вообще всем, и мне не хочется его обижать отсутствием чисто символического ответа. Так что для меня этот жест не несёт традиционного значения, – Ковальски заново набрал воздуха в лёгкие, выпрямившись и взглянув на него сверху вниз. – Теперь дошло?

Шкипер поджал губы. Ох, как ему не нравился такой взгляд... это Ковальски сейчас всерьёз пытался его задеть?

– Ну, будет тебе. Считай, просто угостил, без традиций. Говорю же, выглядишь так, словно сладкого хочешь, – отложив шоколадку на тумбу, Шкипер потянулся к Ковальски, пытаясь приобнять того за талию, но Ковальски отпрянул:

– Не трогай меня.

– Почему? – Шкипер шагнул за ним следом. – Мне хочется. Здесь больше никого нет, можно даже немного пошуметь...

– Я не хочу.

– Почему? – ещё шаг. Ещё чуть-чуть, и он загонит Ковальски в угол...

– Не трогай меня! – взвился вдруг тот. – С какой радости я должен быть с тобой после кого-то? Хочется ему. Перехочется! Провериться бы пошёл, раз у тебя чешется постоянно.

Ого, ошеломлённо подумал Шкипер. Будь Ковальски женщиной – решил бы, что у того что-то по женской части, той, что ежемесячно вылезает, но так... так можно было подумать, что с ним всерьёз пытались поругаться.

– Да не был я ни с кем.

– Так иди и побудь! И оставь меня в покое на сегодня!

– Ковальски, да что с тобой?

Шкипер вдруг сообразил и сам, что Ковальски игнорировал все присущие сегодняшнему дню вещи из-за него самого: он женщин у Ковальски отбивал – и тому становилось не с кем праздновать.

Ковальски, кажется, потянулся вверх, каким-то образом сделавшись ещё выше, и взглянул на него аж оттуда. Однако ничего не сказал; просто развернулся и ушёл обратно в лабораторию.

Почесав тыковку, Шкипер ушёл под телевизор. Желание кого-нибудь подцепить как пропало, так и не появлялось, а собственную традицию соблюсти хотелось. Ещё почему-то хотелось всё-таки приласкать Ковальски даже несмотря на то, что тот этого не желал... а может, и вопреки – отыграться за прошлый раз. И чем дальше, тем больше.

Доколебался он до того, что вернулся Рико, затем и Рядовой, тут же пошедший раздавать сладости, и тут он заметил, что Ковальски совершенно бессовестно избавился и от второй шоколадки от него, отдав её Рядовому в ответ. Это его почти что обидело: ведь потратил капельку времени, чтобы купить, можно было и по-человечески принять... Нет уж, теперь Ковальски не отвертится.

Дождавшись отбоя, он объявил его, сразу же после этого заявив:

– Ковальски, зайди-ка ненадолго. Есть разговор.

– Я тебя слушаю, – ровно проронил тот, едва появившись у него. Присмотревшись к нему, Шкипер обнаружил, что тот уже боролся со сном. Рановато как-то. Может, не лгал насчёт хронической усталости...

Он поймал Ковальски за бока, не позволяя отступить:

– Иди-ка сюда.

– Слушай, я очень хочу спать. Отстань.

– Ковальски-и...

Ковальски аж проснулся, услышав, как Шкипер замурлыкал. Этот обольстительный тон применялся только к женщинам, и по отношению к себе он этого не ожидал.

– Ты помнишь, завтра нет побудки, – Шкипер огладил его по бокам, кажется, примериваясь прижаться к нему бёдрами. – Отоспишься, я не буду тебя дёргать. Честное слово...

Ладонь Шкипера поползла на его грудь, и тот повозил по ней с таким задумчивым видом, что ему стало жутко смешно.

– У меня не найдётся третьего размера, даже если ты хорошенько поищешь.

Шкипер уязвлённо нахмурился.

– А разве?..

– Всё равно не найдётся.

– Ковальски! Прекрати, пожалуйста, издеваться, если не хочешь оказаться вон на том столе. И перебивать.

Ковальски фыркнул:

– Главное, чтобы не на операционном, знаешь ли.

– Так, Ковальски, ёрничать тоже отставить.

– А я думал, тебе нравится...

Цыкнув, Шкипер схватил его за бока, намереваясь просто протащить до кровати, и тот вдруг поймал его за запястья, крепко стиснув.

– Шкипер, – неожиданно серьёзно произнёс Ковальски, упёршись взглядом ему в глаза. – Я не женщина.

– Да ты что? – Шкипер прищурился, и на него незамедлительно прищурились в ответ.

– Я говорю, что ты привык к дамам максимум твоего роста, а в большинстве своём и ниже. И если ты сейчас попытаешься привычно опрокинуть меня на кровать, то со всего маху приложишь меня головой об стенку. Дошло?

Шкипер вспыхнул, сжав его бока крепче и дёрнув к себе.

– Укладывай аккуратно, – медленно и назидательно выговорил Ковальски, и он потащил-таки его к кровати, ненадолго замявшись в попытке решить, в каком виде ему сейчас хотелось лицезреть Ковальски.

– Что, не можешь решить, на какой бочок? – тут же ехидно вопросил тот, и он зашипел сквозь зубы. Может быть, и впрямь лицом в подушку того уткнуть, чтобы вспомнил, кто тут главный...

Он немного замешкался и вдруг оказался на кровати сам; опрокинувший его Ковальски перекинул через него колено, просто усаживаясь сверху, и с ходу взялся расстёгивать его штаны. Опешив, Шкипер целиком машинально опустил туда руки, чтобы притормозить процесс, понёсшийся куда-то не туда и не так, как он планировал, и его шлёпнули по обеим кистям:

– Полежи-ка ты смирно. Я тебе подрочу, раз уж тебе так зудит, и мы оставим друг друга в покое. О'кей?

– Не о'кей! – неуютно чувствовавший себя Шкипер заёрзал, пытаясь высвободить ноги. – Ну-ка сваливай вниз!

– Да ну? А мне показалось, тебе в прошлый раз понравилось, – невозмутимо отозвался Ковальски, пытаясь всё-таки на нём усидеть. – Стояло – хоть гвозди забивай...

Шкипер дёрнул его на себя и повалил набок, почти вжав в стену.

– Чёрт, места как мало... – он машинально зачесал растрепавшуюся чёлку, устраиваясь поудобнее.

– На койке не больше.

– Молчи уж, – оскалившись, уже куда более довольный положением вещей Шкипер нащупал руку Ковальски и потянул вниз, к уже расстёгнутым штанам. – Делом займись.

– Я бы настоятельно советовал тебе самому просто расслабиться, – недовольно заворчал Ковальски, почувствовав, что Шкипер параллельно сунул ладонь между его ног, нащупывая его член. – И не зажимать меня, потому что я пригреюсь и усну.

– Так, погоди-ка... – Шкипер уставился ему в глаза, начиная кое-что соображать. – Ты сейчас вот это устроил, чтобы я побольше распалился, и чтобы поменьше со мной возиться?

– А я говорил, что устал.

Взгляд у Ковальски постепенно становился сонным.

– Давай уже, Шкипер, отстреляешься и спать.

Шкипер прыснул, коротко беззвучно рассмеявшись.

– Что?

– Он ещё и не понял... – Шкипера разобрал ещё один приступ беззвучного смеха. – Ладно, валяй. Я, правда, не за этим тебя звал, но пусть хоть так будет.

– Ну слава богу, – буркнул Ковальски, тут же сунув ладонь в его трусы, словно и впрямь хотел разобраться побыстрее. – Слушай, попросил же не зажимать!

– А я хочу тебя зажимать, – непреклонно заявил Шкипер, без стеснения притёршись к тому грудью и забравшись пальцами под одежду: его всё-таки немного интересовало, что там у Ковальски под футболкой. Такого шика как у него, там, конечно, не имелось, но и совсем щуплым тот не был...

Он немного запоздало осознал, что визуализировать не сможет – не настолько много опыта по мужской части.

Кстати, а зачем ему было?..

Ковальски поймал нужный темп, и он оставил посторонние мысли, раз просили заканчивать побыстрее. И на этот раз накрыл ладонью член, чтобы не заляпать Ковальски: он хорошо понимал, что такое желание спать крайней степени, хоть и не знал, чем тот таким весь день занимался, чтобы быть настолько уставшим.

Чуточку поколебавшись, он чмокнул сонного Ковальски в висок, а потом, ненадолго поднявшись к столу за пачкой салфеток, устроился рядом, решив, что неплохой вечер не стоило портить попытками уснуть под храп Рико. И, накрыв их обоих, забросил на Ковальски руку и почти сразу уснул.

Когда Ковальски проснулся, рядом никого не было. Какое счастье, подумал он, устраиваясь поудобнее, и снова уснул, радуясь теплу, тишине и уюту.

– Ковальски-и...

– Ну чего ещё? – заворчал он.

– Полдень уже. Вставай, весь день проспишь.

Он с неохотой выбрался из-под одеяла.

Вообще, Шкиперу следовало бы побольше думать – или хотя бы почаще, думал он, тихонько и очень осторожно выскальзывая из кабинета. Будь он сам на месте того, он бы не стал трогать сонного человека вовсе и просто отложил бы на другой день; а уж если совсем припёрло – потом помог бы тихонько уйти обратно или разбудил ночью, чтобы человек спокойно ушёл, не волнуясь о последующих расспросах о том, где его всю ночь носило. Шкипер об этом не подумал. Или не захотел подумать. Оставайся он тут дольше, он мог бы попробовать всё это втолковать и приучить того думать об обстановке и положении обоих, а не только себя, но с его планами – был ли смысл? Вряд ли. Шкипер касательно многих вопросов – тот ещё баран. Не было смысла тратить собственные нервы. И так ещё предстояло чуточку уважения к собственным нуждам вбить.

К счастью, его никто ни о чём не спрашивал. Рядовой, поймавший его на кухне, тихонько сунул ему несколько флакончиков сиропа, который он в последнее время глотал постоянно, рискуя перевести всё в хронику; Рико, крайне спокойный и слегка тормозивший, вообще, кажется, ничего не заметил. Пронесло, подумал Ковальски, благодарно потрепав мальчика по спине. Тот наверняка что-то подметил, но не в своё дело лезть не стал, за что, собственно, и был уважаем.

Зато Шкипер, поймавший его на кухне, опять к нему прицепился, снова рискуя быть уличённым:

– Конфетку хочешь?

– Нет.

– Подумай.

Почти приперев его к тумбе, Шкипер поднял конфету (наверняка из коробки, полученной от Рядового) за хвостик фантика.

– Возьми конфетку.

– Ты всё-таки хочешь, чтобы у меня что-то от тебя было? – Ковальски прищурился. Шкиперу, что, адреналин нужен был? – Вот зачем ты упёрся? Что тебе это даст?

– Сбавь обороты, Ковальски, – интонация Шкипера близилась к веселой и довольной. – Четырнадцатое закончилось. Я просто тебя угощаю. Я не могу предложить тебе вкусняшку?

А, это – Шкипер-собственник, наконец догадался Ковальски, с нескольких пинков окончательно запустивший мозг. Он спал со Шкипером, спал у Шкипера, и Шкипер решил, что он его. И вот это вот был для Шкипера чисто символический жест, последний признак того, что он прикормил птичку, подавая теперь ей еду с рук.

А вот шиш.

– Ты можешь предложить. Я могу отказаться. Но не пытайся мне всунуть, иначе я сам тебе всуну. Я тебе такое задвину, что ты в себе засомневаешься. Ты же этого не хочешь, правда?

Шкипер усмехнулся.

– Язык у тебя становится всё длиннее и длиннее, Ковальски. А ведь я могу прекратить спускать тебе это с рук. И ты тоже этого не хочешь.

Мягко, почти нежно улыбнувшись в ответ, Ковальски взял конфету тремя пальцами. И, дождавшись, когда самодовольно ухмыльнувшийся Шкипер отпустит фантик, не разрывая зрительного контакта щелчком запустил её в мусорное ведро.

Попал.

Ухватив его за ворот свитера, Шкипер вдохнул, собираясь что-то сказать... и вдохнул глубже, от возмущения никак не складывая хоть какую-нибудь вменяемую словесную конструкцию. Ох, как он этого не ожидал... ай да я, сейчас точно буду отправлен чемоданы собирать, подумал Ковальски.

– Я у тебя из рук кормиться не буду, – разъяснил он вдобавок, откровенно получая удовольствие от выражения лица Шкипера. – И уж тем более брать чужой подарок. Жуй сам. Сказал, что любишь конфеты, так жуй и не жалуйся на начинку.

Шкипер блеснул потемневшими глазами.

– Хорош, Ковальски... ответ мне мой напомнил. Запомнил, значит. А я тебе знаешь, что скажу? Будешь. Как миленький будешь. Ты теперь мой.

– Кто тебе сказал? – Ковальски изогнул бровь. – На основании чего?

Он примерно понимал, отчего Шкипер бесился. Шкипер-то думал, что он, едва продрав глаза, сам к нему подлезет, выспрашивая, кто они теперь друг другу, и Шкипер уже, самодовольно щурясь, будет выбирать. Опять же – шиш.

– А-а, то есть, ты просто так можешь кому попало отсосать, и это ничего не значит, – Шкипер притворно изобразил догадку.

Ах ты сука, в сердцах подумал Ковальски, только-только забывший об ободранном от кашля горле после того раза. Только не на того нарвался...

– Ты этот вопрос поднимаешь через несколько дней? – он выделил последние два слова. Умеренно так выделил, как врач, постановлявший диагноз. – Я был лучшего мнения о твоих умственных способностях. По крайней мере, хорошо, что ты сам всё понимаешь и уже определяешь себя в категорию кого попало.

Шкипер вдруг отпустил его свитер.

– Чем мы вообще занимаемся? – вопросил он. Неужели решил проявить благоразумие... не поздно ли? – А? Чем? Всё это радость должно приносить. А ты артачишься просто конфету у меня взять.

– А вот теперь не надо вешать на меня вину за это всё. Это не я начал. Это не у меня стоит, когда подчинённый мне дерзит. И это...

– Не «подчинённый», а «Ковальски», – прервал его Шкипер. – Мне нравится Ковальски. Не подменяй понятия.

– Тебе нравится Ковальски, и ты говоришь ему, что для него отсосать кому попало – обычное дело, – негромко произнёс Ковальски, уже до кучи вворачивая и воспитательный момент. – Это так себя нормальные люди ведут, когда им кто-то нравится?

– Да не в том же смысле нравится.

Ковальски молча уставился на него.

– Не в том, – механически повторил он. Что он там раньше думал? Не-ет. Вот теперь он удостоверился в том, что к нему относились потребительски. Просто венец подобного отношения. Он, разумеется, догадывался, что не в том, но чтобы прямо в глаза сказать... – Молодец, Шкипер.

Он отвернулся, собираясь уйти, и Шкипер, ощутив, что в последней фразе похвалы было ноль процентов (и ноль десятых), придержал его за локоть.

– Это ещё почему?

– Не говори со мной.

У него брови сами собой поползли вверх. Такого он от Ковальски ещё не слышал.

– Ну-ка стоять.

Ковальски только смерил его взглядом, а потом, отведя его, сделал вид, что его здесь не было, отчего он снова испытал дискомфорт.

– Что значит «не говори со мной»? С кем захочу, с тем и буду говорить.

Нет ответа. Ковальски просто выдернул локоть и ушёл в гостиную, усевшись около Рядового на диван. Достать его оттуда был только один вариант – позвать при всех. Только смысла это не имело, если ему объявили бойкот. Допустим...

– Ковальски, что там с погодой на выходные? – поинтересовался он за обедом – при всех.

– Умеренная. Ноль – пять выше нуля. Сыро.

На него при этом даже не подняли взгляд. Ковальски продолжал выглядеть и вести себя так, словно его не существовало, а вопрос сейчас задал какой-то другой человек. Рико этого не ощутил, но вот Рядовой хмурился, украдкой поглядывая на них обоих.

Понаблюдав ещё немного, Шкипер забрёл в лабораторию, чтобы понаблюдать за Ковальски в естественной среде обитания.

– Чем занимаешься? – спросил он обыденно, хотя эта интонация далась ему тяжеловато.