Штурм и Крепость (1/2)

– Болеет, – хмуро заключил Рико, опиравшийся на капот.

– Болеет, – задумчиво протянул Ковальски. – А чем?

Сделавшись ещё мрачнее, Рико пожал плечами.

– Не могу разобрать. Не слышу.

– Может, сдашь её всё-таки?

Рико уставился на него с видом оскорблённого достоинства, и он вздохнул.

– Ну не могу же я дать тебе стетоскоп... – он осёкся: выражение лица у Рико сделалось задумчивым.

Пришлось идти за стетоскопом. Наблюдавший за ними из-под стены Шкипер, мимо которого он прошёл, почти ощутимо скользнул по нему взглядом.

Вообще, он рассчитывал, что достиг вершины наглости (или это была глубина?..), когда сказал, что хотел бы видеть на Шкипере те самые наручники, и он полагал, что он после этого тут точно не задержится – должно же было хоть где-то у того вылезти благоразумие... Как часто в последнее время бывало, в его расчёты закралась небольшая, неощутимая на первый взгляд ошибка. Что это было вообще такое, он не понимал, но факт оставался фактом: его не сослали с глаз долой, а физические нагрузки немного снизили. Насчёт остального он сказать ничего не мог: со Шкипером он старался не пересекаться, а заводить с кем-то отношения, чтобы проверить, дошли ли до того его слова, у него не было сил. Да и желания тоже.

В конечном итоге, он решил дожидаться весны, когда организм придёт в себя окончательно. Да и новые дела начинать весной было как-то... естественно. Пока его не третировали, ему было вполне комфортно.

Когда он проходил мимо Шкипера обратно, тот повёл вслед за ним носом. Уже не в первый раз. Он догадывался, что дело было в запахе: в последний раз, когда он выбирался в магазин по личным нуждам, он торопился, стремясь набрать побольше и побыстрее вернуться в теплую штаб-квартиру, и сгрёб с полки не совсем тот одеколон. Возможно, Шкипера раздражал непривычный аромат; ему было плевать. Пусть только заикнётся.

– Держи.

Угукнув, Рико сунул в уши вкладыши и помахал Рядовому, веля заводить двигатель, после чего, уже заранее морщась, поднёс стекло стетоскопа ближе к движку. Потом вид у него стал до смешного сосредоточенным.

В конце концов, тот нацарапал что-то на бумажке, тут же показывая ожидавшему Шкиперу. Тот тяжело вздохнул.

– А что делать... – Шкипер потёр шею, скользя взглядом по неровным строкам. – Бери Рядового и идите. Машина, в конце концов, обязана вести себя прилично. Сумму отобью, если что.

Ковальски не хотел никуда высовываться ровно настолько же, насколько не хотел оставаться наедине со Шкипером. Выбрал он всё же последнее: скорее всего, они разойдутся по разным углам, чтобы друг с другом не пересекаться, как происходило уже на протяжении двух недель, и ничего не случится.

На выходе из гаража Шкипер снова к нему принюхался, но ничего не сказал, и он спокойно скрылся в лаборатории.

Шкипер ещё некоторое время торчал в гараже, раздумывая о том, зачем ему это вообще надо было. От Ковальски сладковато пахло вишнями, и он прекрасно знал, что на вкус те могли быть и с кислинкой. Ковальски тоже сладким не был. Во всех смыслах.

Когда у него появился Шкипер, он отвлёкся от монитора, потому что тот появился у него с миской, полной ягод.

– Еда в лаборатории, – строго напомнил Ковальски.

– Тогда выходи.

– Не хочу.

– Выходи, я сказал!

Раздражённо толкнув стул, Ковальски поднялся, устремившись к выходу, и Шкипер отступил наружу, давая ему выйти.

– И что?

– Вишни, – Шкипер приподнял миску. – Угощайся.

– С чего ты взял, что я хочу?

– От тебя пахнет вишнями.

Раньше он бы уточнил, что это не значило, что он их хотел. Но сейчас ему хотелось, чтобы его оставили в покое, а не бесплодных конверсаций.

– И ты их мне принёс, – полувопросительно уточнил Ковальски. – А если мне захочется потрахаться, чем мне облиться?

Шкипер вдохнул с таким видом, словно большей наглости в жизни не слышал; глаза у него потемнели, но он всё-таки взял себя в руки. С большим трудом.

– Ты зачем нарываешься? – процедил он.

– Затем же, зачем и ты.

Нахмурившись, Шкипер изрёк:

– Я раздаю долги.

– Что, прости?

– Не придуривайся. Я много раз хватал их у тебя со сладостей.

– И решил разом мне отдать? – Ковальски ехидно приподнял бровь. – А если я много раз придерживал при себе то, что я хотел бы на это сказать, мне тоже залпом всё выдать?

– Ты уже выдал, – мрачно буркнул Шкипер. – Спасибо, больше не надо.

– Да это ещё лайт-версия была...

– Ковальски! Жуй вишни. По-хорошему же говорю.

– В холодильник, – Ковальски кивнул на кухню. – Сейчас не хочу.

– Но ты съешь?

– Не знаю... отбил ты у меня к ним аппетит, понимаешь ли...

У Шкипера зачесался язык спросить насчёт аппетита к женщинам, чтобы снова взглянуть на того, разъярённого и красивого Ковальски, но это было бы чересчур; в конце концов, он и впрямь хотел договариваться по-хорошему.

Ковальски вдруг стало некомфортно. Очень некомфортно.

– Ты подлизываешься, чтобы я условия сменил? – спросил он, возвращая беседу в более привычное русло.

– Какие усло... Ковальски! Ты... это кто из нас ещё говнюк?!

– Не уверен, – скупо ответил тот, гадая, когда же до Шкипера дойдёт, что его просто нужно было оставить в покое.

Он развернулся, собираясь вернуться в лабораторию, и его поймали за локоть:

– Задержись-ка...

Шкипер уставился на него.

– И? – наконец вопросил Ковальски, не понимая, что это такое было, и почему Шкипер перешёл на настолько интимный тон.

А потом до него дошло.

– Ты не знаешь... ты не знаешь, что делать...

Он зажал себе ладонью рот, но разобравший его смех всё равно начал прорываться наружу; даже в тусклом освещении коридора стало видно, что Шкипер медленно багровел, и Ковальски, выдернув из ослабшей хватки локоть, метнулся за дверь лаборатории, закрыв её за собой и на всякий случай прижавшись к ней спиной.

Шкипер взялся медленно считать про себя до пяти, пытаясь успокоиться. На двух из лаборатории раздался заливистый хохот.

– Прекрати! – рявкнул он, чувствуя себя просто неописуемо глупо.

Ответили ему ещё одним раскатом смеха. Вот же... чёртов умник догадался, что он не знал, что делать с высокими людьми...

А стоял, судя по звуку, у самой двери.

Шкипер коснулся её поверхности, раздумывая, было это специально, чтобы он услышал. Смех Ковальски не был издевательским, от которого тому хотелось вломить по первое число, так что вряд ли, но был искренним... и приятным. Когда он в последний раз слышал его? А уж чтобы без посторонних шумов и постороннего же гогота компании? Кажется, ещё в самом начале...

Вишни он и в самом деле сунул в холодильник. Скорее всего, Ковальски к ним даже не прикоснётся, и их подчистят вечно голодный Рико и охочий до любых сладостей Рядовой. И вот что было делать, если традиционные методы не имели никакого воздействия?

Когда Ковальски выбрел на кухню попить чая, мрачный Шкипер с кислым видом жевал вишни сам, находясь при этом где-то в другом месте, судя по взгляду. Ковальски так и остался стоять у тумбы, флегматично попивая чай: если была возможность не садиться за один стол со Шкипером, он так и делал.

– Ничего мне не скажешь? – наконец спросил тот.

– А что? «Спасибо» за то, что ты жрёшь мои вишни?

Шкипер чуть не поперхнулся.

– Да ты!.. Да у тебя рожа была такая, словно ты даже смотреть на них не хочешь!

Поставив опустевшую кружку, Ковальски выхватил ягодку у него из пальцев, когда проходил мимо, и его это возмутило ещё сильнее.

– Да ты вообще охренел!

– Неприятно, правда? – поинтересовался Ковальски от двери, показательно сунув вишенку в рот, и скрылся в коридоре; Шкипера аж затрясло. Мало того, что тот сейчас откровенно его поучал, за что хотелось врезать, так ещё и запах Ковальски в смеси с запахом другого одеколона был таким приятным, что ему хотелось находиться рядом. Благоразумие подсказывало ему, что лучше было, наоборот, держаться подальше, но голос его был не слишком громким и не слишком-то убедительным.

К счастью, больше ни до чего он додуматься не успел: вернулись Рико с Рядовым, и он направился за ними в гараж.

– Ну что, вылечил? – поинтересовался Ковальски за ужином, почти загадочно улыбаясь.

Рико горделиво закивал.

– Умница.

Рико вдруг застыл, уставившись на насмешливый прищур Ковальски, и Шкипер медленно начал закипать. Это ещё что такое... Это Ковальски просто нарывался, или действительно пытался ему напакостить? Ему не нужно было, чтобы Рико выходил из подчинения.

После ужина он просто пошёл следом за Ковальски в лабораторию, где припёр к книжным полкам, требуя ответа:

– Ты всё-таки нарываешься?

– По какому поводу на этот раз? – флегматично вопросил тот.

– Ты прекрасно знаешь и сам. Рико. Когда говоришь ему такие вещи, будь добр, следи за лицом.

– Ах, это... – Ковальски насмешливо прищурился.

– Именно это, – зашипел Шкипер. – Это уже серьёзно. Не смей мне мешать.

– А то что? Сошлёшь меня подальше?

У Шкипера чуть в глазах не потемнело от злости.

– Ко-валь-с-с-ки...

– Что?

Шкипер взял парочку дополнительных секунд, чтобы справиться с собственным артикулярным аппаратом, помимо его воли заноровившим укусить стоявшего перед ним человека.

– Раз у нас с тобой пат, давай уважать друг друга.

– Ах, теперь речь зашла об уважении! – Ковальски всплеснул руками, чуть не заехав ему по носу. – Теперь! А не пошёл бы ты?

– Ковальски!

– Да достал! Иди, загугли это слово, а то оно у тебя в словаре неправильно отмечено!

– Ну извини! – взревел Шкипер в сердцах.

Ковальски удивлённо приподнял брови, уставившись на него. А потом немного повернул голову, словно то ли не расслышал, то ли присматривался к неизвестному науке виду.

– И это нужно было портить мне настроение под вечер? – поинтересовался он после продолжительного молчания, словно не знал, что на это ответить.

– Встречный вопрос. Хочешь меня выбесить – один на один. Яиц у тебя для этого хватает, насколько я знаю.

– Так ты хочешь, чтобы я тебя бесил? – Ковальски снова прищурился. Снова – насмешливо.

– Слушай, я тебя прошу... возьми тайм-аут, а? Не устал ещё вот это вот изображать?

– А это уже всё, Шкипер, – неожиданно серьёзно ответил тот. – Въелось. Можешь сказать себе «спасибо». И не мог бы ты, в конце концов, отодвинуться?

Шкипер так и поступил, не став ничего говорить, хотя подмывало ответить «не хочу» – и посмотреть, как Ковальски будет выкручиваться. Однако он понимал, что тому найдётся, что сказать, и эти слова, скорее всего, выведут его из себя.

И когда он успел привыкнуть к тому, что ему огрызались?..

– Жмот! – возмущённо и обиженно взвыл Рядовой, вылетев из кабинета Шкипера на следующий день. Сам Шкипер высунулся за ним, кажется, собираясь что-то сказать, но, наткнувшись на взгляды Рико и Ковальски, передумал и потопал обратно.

– И чё они?

– Не знаю, – задумчиво ответил Ковальски, поймавший просительный взгляд Рядового. Наверное, придется заступаться.

Пораздумав ещё немного, он всё-таки пошёл выяснять: Рядовой всегда был ему больше другом, чем подчинённым, и он был тому кое-чем обязан. В частности – тем, что характер у него не испортился ещё больше.

– И что у вас случилось?

– Нет, – отрезал Шкипер сразу же. – Пусть привыкает к тому, что не всегда всё складывается, как ему удобно.

– Воспитывать взялся? А не поздно? Сначала разбаловал, а теперь воспитывать?

– Ну не могу я, – Шкипер взлохматил чёлку, тут же взявшись приглаживать её обратно. – Он как... да что ты понимаешь.

– Что я понимаю, так это то, что сейчас нет причин не давать ему отгул. Заслуженный причём.

– А когда действительно понадобится отказать? – Шкипер сложил руки на груди. – Чтобы он мне вот такие истерики устраивал, когда их вообще нельзя?

Ковальски пожал плечами.

– Насколько я знаю, ему не пять, – ответил он. – И он поймёт, когда ситуация серьёзная.

– Ты никогда не обижался, когда я тебя не пускал, – буркнул Шкипер, насупившись.

Тишина. Ковальски выбирал между вопросом «с чего ты взял?» и тем, чтобы просто развернуться и уйти.

В итоге он выбрал последнее. Слова доходили до Шкипера всегда как-то избирательно, а у него сейчас вообще не было настроения достукиваться.

– Ковальски?..

– Пошёл ты, – буркнул он себе под нос.

Рядовой, нервно переминавшийся с ноги на ногу у двери гостиной, изумлённо ахнул, расслышав это. Через какое-то время он лисичкой подлез под бок к Ковальски, в кои-то веки рассевшемуся под телевизором, и тот, ничего не объясняя, просто сгрёб его под этот самый бок, отдав пульт, чтобы сбить с мысли. Рико, обычно на такое недовольно фыркавший (подобное означало, что в ближайший час смотреть будут то, что хочется Рядовому, и пульт не отберёт даже Шкипер), на этот раз промолчал, присматриваясь к обоим и пытаясь понять, что происходило. Как-то... необычно Ковальски того к боку прижал. Не дружески, а машинально, чуточку раздражённо и упрямо, словно эмоции мешали обдумывать что-то важное.

Бесшумно появился Шкипер, молча созерцая эту картину, и бросил на него взгляд. Он только пожал плечами. Во-первых, он не понимал, что от него конкретно сейчас хотели, а во-вторых – он не хотел становиться между Шкипером и Ковальски. Учитывая то, какими оба в последнее время были... ни капельки не хотел.

Шкипер ещё немного поторчал на пороге, пристально глядя на него, и он притворился, что не чувствовал на себе взгляда. Как там Ковальски говорил? Слепое и глухое бревно? Спасибо, Ковальски; действительно, лучше порой так и поступать...

– Ковальски... – наконец разлепил губы Шкипер. – Зайди ко мне через часок.

– О'кей.

– А что ты там делаешь?

Повернув голову к нему, Ковальски, ощутив вдруг неудержимое желание над тем поиздеваться, чмокнул Рядового в висок. Мальчик, и сам позволявший себе большое количество тактильного контакта, никак не отреагировал.

– Мультики смотрим.

Он не видел выражение лица Шкипера в полумраке гостиной, освещённой лишь телевизором да настольной лампой Рико, однако тот почти незаметно придержался за косяк.

– Знаешь, зайди лучше сейчас.

От его интонации у Ковальски по загривку пробежали мурашки с тонкими иголочками вместо жвал.

– Без проблем, – он поднялся, усмехаясь. Вот тебе и акупунктурный массаж, за бесплатно...

В кабинете Шкипер, отвернувшийся к столу, жестом велел закрыть за собой дверь. А потом, когда он аккуратно щёлкнул язычком дверного механизма и шагнул вперёд, в несколько мгновений оказался перед ним и, ухватив его за грудки, прижал к стене:

– Да что ты творишь?!

– Встречный вопрос, – негромко отозвался Ковальски, медленно дыша, чтобы успокоить разогнавшийся пульс: в таком состоянии Шкипер обычно давал по шее, а уже потом разговаривал.

– Ты что с парнем собрался делать? Не трожь! Не смей!

– Я тебя прошу... мальчик вечно всех тискает да в щёчку чмокает. Для него это...

– Для тебя это нехарактерно, – прервал его Шкипер. – Не с кем более шашни крутить?

Ковальски не сумел удержать язык.

– Это ты на себя намекаешь?

Его так встряхнули, что он только чудом не приложился затылком об стену.

– Ты переходишь все границы, Ковальски! – зарычал Шкипер. – Это уже слишком! Ты слышишь меня?!

А слова о рапорте помнит, подумал Ковальски, наконец догадавшись, отчего на него всё ещё не подняли руку.

– Послушай меня, Шкипер. Я не понимаю, почему ты сам этого не видишь, но мне он как племянник. И мне этого не надо. Но если ему этого захочется – ты ничего не сможешь сделать. Я, правда, не могу придумать обстоятельств, при которых ему захочется, потому что он относится ко мне так же, однако... ты уловил мысль?

Шкипер некоторое время просто смотрел на него, что-то то ли обдумывая, то ли переваривая.

– Зачем тогда было это делать? – наконец спросил он.

– А за тобой обширный должок накопился, – ответил Ковальски, припомнив вчерашний разговор. – Ты действительно думал, что отделаешься одними вишнями и вымученными извинениями?

Шкипер насупился ещё пуще.

– А что ты тогда хочешь? Давай, говори, я сделаю, чтобы ты уже успокоился.

– Не переживай. Через некоторое время этот вопрос отпадёт сам собой.

Теперь Шкипер склонил голову набок, всматриваясь ему в глаза.

– Ты никуда не уйдёшь.

– Опять двадцать пять, – Ковальски вздохнул. – Я тут не прикован. Захочу – уйду, когда мне понадобится. Я вообще не понимаю, как тебе только совести хватает вот это заявлять. Сначала сделал всё для того, чтобы я ушёл, а теперь... ты меня вообще слышишь?

Взгляд Шкипера, в какой-то момент опустившийся на его шею, так и не поднимался.

– Смени свою пшикалку обратно.

– А что, уже мозг течёт? – Ковальски подхватил эту нить разговора: прежней Шкипер, видимо, следовать не собирался, и ему захотелось ужалить того за это.

– Я тебе отобью стоимость этой чёртовой банки, – продолжил Шкипер, словно не услышав. – Смени.

– У меня, может, тоже тёк, – Ковальски воспользовался тем же методом, собираясь проверить, слышали ли его, в самом-то деле. – И, знаешь, очень неприятно, когда чего-то хочется, а взять не получается.

Шкипер поднял взгляд. Глаза у него сделались такими тёмными, что впору было утонуть. Так море темнело в шторм.

– Ну что, здорово было надо мной зубоскалить, когда у меня крыша подтекала? – продолжил Ковальски вопреки тому, что здравый смысл советовал отступать. Тут разве отступишь, когда речь о личных границах идёт? – Как оно, с той стороны? М-м? Весело? И ты способствовал тому, чтобы я оставался в таком состоянии. Так что теперь даже не заикайся об этом.

– Ковальски...

– Нет, даже в отрыве от ситуации ты перегибаешь палку. Ему надо, чтобы Ковальски пах, как ему хочется, надо же. А потом что? Чтобы Ковальски одевался, как тебе хочется? Или что дальше?

– Мне надо, чтобы Ковальски пах, как мне не хочется, – прошипел Шкипер сквозь стиснутые зубы. – Можешь проявить хоть капельку благоразумия и прекратить меня провоцировать?

– Это твои проблемы, если у тебя что-то там в мозгу или штанах происходит. Не надо вешать всех собак на меня.

– А почему это вообще должны быть проблемы? – переспросил вдруг Шкипер, как-то странно блеснув глазами. – Знаешь, мы можем сделать всё вполне официально. Ты будешь трахать мне мозг, я буду трахать тебя, и мы оба удовлетворимся.

Решил плясать от обратного. Думает, что я испугаюсь и сбегу в уголок, и не буду оттуда даже отсвечивать, моментально сообразил Ковальски.

– Решил идти по длинному пути? – поинтересовался он насмешливо. И неспешно, со вкусом окинул Шкипера взглядом, позволив себе в нём изрядную долю сомнения. – Через вот эти все цветы, кино, конфеты?

– Да зачем мне... – Шкипера, представившего, насколько нелепо он будет выглядеть, вручая Ковальски цветы, застопорило от возмущения касательно нарисованной воображением картины.

– А что ты делать собрался?

Тишина.

– Я же говорил: ты не знаешь, что со мной делать, – Ковальски легонько похлопал Шкипера по запястью, намекая, что его было бы неплохо уже и отпустить. – К чему было предлагать?

Шкипер прищурился, и он внезапно понял, что только что толкнул не в ту сторону. Совсем не в ту. Ну, давай, включи мозг, не надо вестись на «слабо», мысленно взмолился он. Вечно же хвастался, что не берётся...

– А это мы ещё посмотрим.

Твою мать, мрачно подумал Ковальски. Сейчас ещё припомнит, что он ему был кое-что должен...

– Да и ты мне должен одну вещь, – добавил Шкипер, отпустив его и разгладив на нем свитер. – Не думай, что я забыл.

– Условия не изменились, – напомнил Ковальски. – Не думай, что я сделаю скидку.

Шкипер прикусил губу. Почему-то... почему-то хотелось одобрить, хотя ему это было совсем не на руку. Ну и норов...

– Иди.

Выскользнув из кабинета, Ковальски вернулся под телевизор, и Рядовой тут же попытался поймать его взгляд:

– Вы что, ругались?

– А что, что-то было слышно?

– Нет, но... твой вид...

– Это не по твоему поводу, – успокоил его Ковальски, смешливо щурясь.

Некоторое время мальчик молчал. А потом тихо заметил:

– Ты снова улыбаешься.

Ковальски коснулся лица, стирая с него лёгкую насмешливую улыбку. Он не лгал, когда сказал, что в него это въелось, однако...

Через несколько дней он, оставшись на кухне наедине со Шкипером, поймал со стороны последнего задумчивый взгляд; затем в том появилась озадаченность: Шкипер всё ещё не знал, как к нему подойти. Ему снова стало смешно, и он, развеселившись, ухмыльнулся.

Потом он долго ругал себя за эту ухмылку, но было уже поздно.

Ещё через пару дней Шкипер появился у него в лаборатории.

– Ты чем тут занимаешься? Медитируешь?

Ковальски поднял на него взгляд от стола. Он не то чтобы медитировал... однако в чём-то Шкипер угадал: он пытался перебороть собственное нежелание сниматься с нагретого места раньше времени. А отпуск он ещё себе не наскрёб настолько, чтобы сидеть в нём до весны. Да и жертвовать отпуском ради Шкипера... велика честь.

– Хьюстон, вас вызывают, – Шкипер пощёлкал пальцами. – Что это ты? Рано еще мечтательным становиться. Зима ещё не закончилась.

– Ты что-то хотел? – ровно и спокойно спросил Ковальски. Он уже догадывался, что что-то в шкиперовом котелке уже наварилось, и уже не хотел этого разговора.

Шкипер задержал на нем взгляд, почему-то не отвечая, и он с ужасом понял, что наварилось там что-то крайне неправильное.

– И почему ты меня не бесил уже пять дней? – спокойно, капельку вкрадчиво поинтересовался тот. – Ты же так замечательно нарывался. Запал иссяк?

– А теперь нарываться пришёл ты? – Ковальски решил продолжить тенденцию разговора вопросами, раз уж Шкипер напросился.

И запоздало поймал себя на том, что именно на это его и развели. Та-ак... а это кто кого теперь собирался за нос водить?

– А что ты мне сделаешь? – вопросил, усмехаясь, Шкипер.

Так, нет. Раз ты меня поймал разок, то дальше ничего тебе не будет, мысленно пообещал тому Ковальски.

– Ручкой, – скупо ответил он.

– Какой ручкой?

– Вот этой, – Ковальски почти изящно повертел кистью. – Я сделаю тебе ручкой.

Шкипер помрачнел.

– Неинтересно, – со вздохом проронил он, неспешно шагнув к шкафу. – Неинтересно... я лишён игры, обычно сопутствующей этим догонялкам. Так неинтересно, – разъяснил он, высматривая что-то на полках.

– Женщина точно так же может от тебя сбежать, – резонно заметил Ковальски.

– Может. Но не сбегает, потому что я ей интересен. А ты не сбегаешь... – Шкипер выдержал паузу, искоса глядя на него. – Но игры я всё равно лишён. Почему?

Ковальски поднялся, собираясь прекращать разговор, ведший в никуда – или, что ещё хуже, к тому, что он сболтнёт что-нибудь себе не на пользу. Сегодня он не был настроен на обстоятельные многозначительные беседы; сегодня его сильнее обычного донимало жжение в груди: утром Шкипер решил, что небольшое потепление – повод погонять их подольше по слякоти, и сырость отнюдь не шла ему на пользу.

– И с кем я разговариваю? – риторически спросил в пространство Шкипер.

– Слушай, оставь меня в покое. Почему я должен с тобой играть? Потому что тебе хочется? Ты ребёнок, чтобы такое прокатывало? Так и скажи, что вы с Рядовым братья по разуму, чтобы хоть понятнее было.

– Не подменяй понятия, – отозвался Шкипер. – Он этих игр ещё не знает. У него всё проще.

Ковальски немного задержался у двери, окидывая его взглядом. Шкипер всегда свободно соскакивал с темы на тему, вертя разговором, как только захочется, но вот всем остальным это, конечно же, было нельзя.