Штурм и Крепость (2/2)

– Это ты – простой. Крайне простой.

Он вышел. Через двадцать минут он вернулся и обнаружил Шкипера сидевшим на его стуле.

– Какая часть фразы «оставь меня в покое» тебе не понятна? – Ковальски опёрся ладонями об стол, немного наклонившись и упёршись взглядом Шкиперу в глаза. Тот немного склонил голову набок, словно рассматривал его. – Тебе нужна помощь в её расшифровке?

Шкиперу вспомнился Блоухол. Тот всегда так... занятно смотрел на Ковальски... Теперь понятно, почему.

Так, стоп. Это ещё что?..

– Ну, удачного обмозговывания, – Ковальски снова вышел, не став препираться дальше. Пришлось уйти под телевизор.

– Кстати, а ты сам-то подумал? – поинтересовался у него Шкипер после ужина, и он чуть не закатил глаза. Нужно было, наверное, махнуться с кем-то очередью на мытьё посуды, как только стало понятно, что Шкипер специально долго топтался на кухне...

– О чём именно?

– О том, что я говорил, – Шкипер отпил из кружки, наблюдая за стоявшим у раковины Ковальски. С недавнего времени его стало интересовать, какое вот это всё на ощупь; он знал, что кисти рук у того более хрупкие, чем у всех них, а пальцы – сильные, подвижные и очень цепкие; что пинка получать от того очень больно, неважно, носком, пяткой, подъёмом стопы или коленом, и даже толчок бедром был весьма ощутимым; что пресловутые бёдра, одно из которых он уже облапал, были чертовски крепкими и приятными на ощупь, хоть он обычно и предпочитал женские и мягкие... да и попки он любил женские – а всё равно интересно было зад Ковальски потрогать...

Вообще, не только потрогать. Об этом сейчас речь и шла.

– Я не понимаю, о чём ты говоришь.

– Врёшь, – осклабился Шкипер, точно знавший, что его слова не выходили у Ковальски из головы. Либо они того возмущали, либо интриговали: Ковальски польстило бы, обрати на него внимание кто-нибудь из старших чинов. В хорошем контексте, разумеется. – Ты прекрасно помнишь, о чём я говорил.

– Хочешь сказать, ты не выпалил это на эмоциях? – флегматично, почти занудно вопросил Ковальски, рассчитывая, что Шкиперу станет скучно. Тому быстро становилось.

Шкипер чуточку вытянул шею вперёд, пытаясь понять что-то по общему силуэту Ковальски, раз лица он не видел.

– Я-то, может, и выпалил, но брать свои слова обратно не собираюсь. К тому же... я тебя знаю, Ковальски. Ты бы не отказался от парочки привилегий.

Ковальски поднял глаза на стену, просчитывая. Можно было попробовать нормально пролечиться, но вряд ли Шкипер станет аж освобождать его от уличных пробежек. Разве что всех троих, чтобы не было явной видимости поблажек, но это уже придётся хорошо так просить... а он не хотел. Из плюсов – разве что то, что ему перестанут капать на мозг. Из минусов... ну да, всё остальное. И Шкиперу, скорее всего, быстро станет скучно, если не накалять обстановку.

Зато ему самому, пожалуй, не будет скучно. Хоть нервы Шкиперу напоследок помотать, чтобы всё было по-честному.

– Ковальски-и? О чём задумался?

– Ты и в самом деле так меня хочешь? – поинтересовался тот, хмыкнув.

Поднявшись, Шкипер поставил кружку на тумбу.

– Ну, ты этого добивался – ты этого добился.

Ковальски бросил на него взгляд из-под ресниц. Он так не любил этот взгляд... так смотрели женщины, пытаясь незаметно его рассмотреть, и это обычно служило для него сигналом к возможности действовать. В случае с Ковальски это значило «осторожно», а то и «осторожно, опасно»; так посматривают хищные птицы, выжидая момент, чтобы клюнуть.

– А чего ты добивался? – спросил тот в ответ.

Шкипер недовольно засопел. Он-то добивался, чтобы Ковальски был твёрдым и собранным... теперь вот приходится встречать последствия.

– Не соскакивай с темы, Ковальски.

– Да было б с чего, – тот взялся стаскивать перчатки, закончив с посудой, и сунул руки под струю воды. – Ты всё ещё не знаешь, что со мной делать.

Шкипер шагнул ближе, и он почувствовал, что на него попытались надавить – но куда мягче обычного. Хотя это, скорее, было давление другого рода...

– Ковальски...

– Нет, не знаешь, – с нажимом повторил он, вытирая руки, и повернулся к Шкиперу, кажется, намеревавшемуся зажать его между раковиной и кухонной тумбой под другой стеной. – И я не хочу, чтобы ты по этой своей привычке зажимал меня в любом мало-мальски пригодном для этого углу.

– Так ты хочешь постоянное местечко? – несколько оживился Шкипер, решив, что подловил его на слове. Но это были требования.

– И стол твой для этого не подходит, – Ковальски упёрся пальцем ему в грудь, вынуждая отступить и выпустить его из закутка. – Имей в виду. Я тебе не наивный мальчик, которому где угодно сойдёт.

Ага, так, значит, хочешь – делай, понял Шкипер, прищурившись. А взамен... Ковальски хотел сказать, что если так, то пока что останется? Ничего себе условия... за такое он того пару раз и на стол завалит, не слушая возражений.

До него внезапно дошло, что мысленно он с этим согласился.

Потемнели у Шкипера не только глаза, но и лицо, и Ковальски убрался подальше, чтобы последующий шторм его не коснулся.

Утром Шкипера и впрямь штормило: их так ожесточённо гоняли, что выдохся даже Рико.

– Чё с ним? – зашипел последний в коридоре, где они задержались, снимая ботинки и делая вид, что тихонько, по-дружески сцепились, во что Шкипер обычно не лез. – Кто ему на хвост наступил? Эт' опять ты с отгулом?

– Да я к нему даже не подходил! – зашипел в ответ Рядовой.

– А ты чё молчишь?

Это уже было адресовано Ковальски. Тот пожал плечами.

– Мало симптоматики. Пока что похоже на то, что у него болит голова.

Рядовой хихикнул в ладошку.

– Чё ещё такое?

– Так, всё! – шикнул на них Ковальски. – Терпите, что уж тут.

– А ты не хошь с ним перетереть?

– Сам с ним перетри, – огрызнулся Ковальски. – Я – пас.

Дальше перебушевавший Шкипер сделался отчего-то задумчивым, и Ковальски, видя, что ничего не происходило, с облегчением продолжил считать вяло тёкшие дни.

Шкипера, между тем, наконец догнала рефлексия, заставившая его серьёзно пересмотреть всё, что он по отношению к Ковальски испытывал: он почувствовал, что нынешние склоки и вспышки сексуального напряжения перекрыли всю предыдущую картину их взаимоотношений – а ведь там было немало важного. Там и дружба, в конце концов, была... Наверное, Ковальски прекратил считать его другом гораздо раньше.

Доставать всё с полочек было... странно. Особенно учитывая, что по ним обычно раскладывали. Он даже не особенно понимал, зачем он это делал, зато теперь догадывался, что Ковальски, должно быть, раньше точно так же доставал из банка памяти какой-то особенно важный кусочек, глядел на него, пытаясь понять, почему этот же человек так с ним поступал и за что, и... хорошо, если возвращал обратно, а не сжигал.

Хорошо, если между ними пахло искрами, а не горевшими мостами.

Но Ковальски собирался уходить.

Значит, с той стороны – один остов.

Момент, когда Шкипер притащил что-то к себе в кабинет, Ковальски упустил. Теперь тот там с чем-то возился, нервируя всех остальных.

– Я надеюсь, это не какой-нибудь очередной адский тренажёр, – нервновато заметил Рядовой.

– На тех он ругается и возится громче, – задумчиво проронил Ковальски, понятия не имевший, что происходило. – Рико?

Тот покачал головой:

– В гараже был. Ничё не видел.

Однако впоследствии Шкипер ничего не объявлял. А от его взгляда за ужином по Ковальски пробежал морозец. Чёрт пойми, что происходило...

Шкипер подошёл к нему на следующий день.

– Ковальски? Давай поговорим.

Ковальски, общипывавший высохшие листочки фиалок, заполонивших уже весь подоконник на кухне, только взглянул на него через плечо. Настроение у него было скверным: он обнаружил утром, что ему не хватало касаний. И тепла. И он не сумел настроиться на то, чтобы кого-нибудь поискать, хотя пытался.

– Говори.

Да и, честно говоря, он догадывался, что любую его пассию у него просто уведут. Особенно теперь, когда Шкипер загорелся идеей его заарканить. А от того-то вряд ли тепла получишь... во всяком случае, ему так казалось.

– Разговор долгий.

– Прекрасно, – с чётко выверенной долей иронии отозвался Ковальски и, выбросив пожухшую зелень в мусорное ведро, направился в ванную, едва ощутимо задев плечо Шкипера. Случайно. Настроение у него было скверным, но того рода, от которого он чувствовал себя апатично; не хотелось даже ужалить, вымещая раздражение.

Едва открыв кран, он ощутил присутствие позади. И довольно настойчивое.

– Помнится, ты говорил, что я понятия не имею, что нужно делать, – послышался оттуда же голос Шкипера.

– И?

– Теперь имею.

Шкипер уложил ладони ему на бёдра, охватывая таз. Ему с недавних пор хотелось взять вот так Ковальски, расположив поджарый зад аккурат между ладоней, но он этого не делал, не понимая, куда и как следовало продолжать этот жест. Давеча он поинтересовался у Рико, что тот обычно делал, если чего-то очень хотелось, но вроде как было нельзя, и тот ответил донельзя просто: беру и делаю. И... почему бы и нет? К тому же, Ковальски с утра выглядел как человек, очень чего-то желавший. Возможно, оно и совпадёт.

Никуда особенно не торопясь, Ковальски положил взятое мыло обратно, нарочито неспешно намыливая кисти целиком. И почувствовал влажноватое прикосновение к задней части шеи. Следующее пришлось ближе к её боку, а затем приподнявшийся на цыпочки Шкипер поцеловал его под ухом, и он, уже машинально сунув руки под струю воду, немного наклонил голову набок, открывая шею и прикрывая глаза: сейчас ему было, в принципе, не так уж и важно, кто поставлял ему тепло и приятные ощущения, если этот кто-то не был ему неприятен физически. Интересно, и кто подсказал Шкиперу вот так вот его взять и с этого начать? Или просто где-то подсмотрел?

– Теперь не отвертишься, – тихо произнёс Шкипер.

– С чего ты взял?

– Открой глаза.

Открыв глаза, Ковальски наткнулся взглядом на собственный насмешливый взгляд в зеркале – и поймал затаившееся в уголках губ довольное выражение, вероятно, только что бывшее у него на лице. На последнее ему, похоже, и намекали; а вот от первого Шкипер слегка помрачнел. Тошнило уже, поди, от насмешки в его взгляде и тоне, но он ничего с этим не мог поделать, особенно когда они оставались одни. Ему, уже смирившемуся с положением вещей, действительно было смешно: Шкипер палки в колёса ему совал-совал, затем ещё дров наломал вдогонку, а в итоге всё равно ничего не добился. Бессмысленный, как бушующий шторм, порывистый, но неспособный сконцентрироваться на чём-то одном, чтобы дожать. Любовные похождения Шкипера, впрочем, и были противовесом обычному его образу действий, больше похожему на мощный упрямый поток, обтачивающий скалы и сметающий плотины и даже дамбы на своём пути. Поэтому-то тот не знал, как быть с маленькой самодостаточной крепостью, не поддававшейся слабому стихийному напору.

– И что? – спросил он, поддерживая подобие диалога. – Всё это пустое.

Шкипер нахмурился. Пустое ему, как же...

– Ну-ка подожди здесь.

Вытерев руки, Ковальски задумчиво почесал в затылке и уселся на бортик ванны, гадая, сколько его заставят ждать. Однако Шкипер появился буквально сразу же после того, как он пристроил зад.

– Танцуй, Ковальски... – ему показали лист бумаги, чем-то заполненный. – У меня есть то, что ты хотел.

Он выжидающе склонил голову набок, гадая, какой именно приказ Шкипер сейчас держал в руке – о повышении или о переводе. По самому виду Шкипера сказать было сложно.

– И ты просто так мне это отдашь?

– Да подписали уже, – Шкипер снова нахмурился. – Что толку-то...

– Ну-ну. Покажи мне эту штучку.

Шкипер недовольно поджал губы, сообразив, что это его подзывали подойти, но приблизился, держа приказ текстом к себе.

– Твои предположения, Ковальски.

– Ну, раз танцевать, то перевод, что же ещё.

У Шкипера сделался такой вид, словно тому очень захотелось его укусить. А то и чего похлеще. Странно, что не оскорбился...

Ему просто молча отдали бумагу. Кажется, Шкиперу хотелось чего-то ещё, но пока что тот просто молчал, стоя почти вплотную.

– О как, – произнёс Ковальски, увидев, что речь в приказе шла о повышении. – Решил пойти против обычая и выбрать большее зло?

Некоторое время Шкипер переваривал его слова. С десяток секунд; довольно длительное время для того.

Затем тот немного отступил от него.

– Пойдём-ка со мной, Ковальски, – вкрадчиво, почти ласково произнёс Шкипер. Ковальски повёл плечами, ощутив себя неуютно от этой интонации.

– Куда?

– Ко мне. Давай, пока мальчики не вернулись.

Поднявшись, Ковальски шагнул вслед за Шкипером, надеясь, что тот не устроил у себя что-то... странное.

В кабинете Шкипера он наткнулся взглядом на кровать у стены.

– Это...

– Вот тебе постоянное место. Как заказывал.

– Ты серьёзно притащил сюда тайком от нас кровать? – изумился Ковальски, отмерев. – Ладно ещё каркас; как ты матрац протащил?

Шкипер пожал плечами.

– Не суть. Мне, в общем-то, и самому её тут не хватает в последнее время. Рико так храпит, что черта с два уснёшь, если не успел первым.

– Рико храпит? – Ковальски нахмурился. – Почему ты не говорил? Это надо лечить.

– А ты что, не в курсе?

– Я засыпаю, когда ложусь, – резковато ответил он. Он всё ещё очень уставал за день. – Так что нет, я не в курсе.

– Ну, тогда лечи... – Шкипер чуточку склонил голову набок. – Но потом. А сейчас...

– Что «сейчас»? – флегматично, почти занудно вопросил Ковальски, совершенно не располагавший настроением.

Шкипер цыкнул.

– Долги возвращать, Ковальски! Вперёд! Можно без песни.

Ничего себе, как его на этом заело, со слабым удивлением подумал Ковальски. И повышение запросил, и кровать припёр...

Однако он, помня собственные же слова, приподнял руки и постучал запястьем об запястье. Было бы неплохо, если бы Шкипер психанул и, как минимум, взял тайм-аут на подумать...

– Ты серьёзно? – Шкипер прищурился.

– Я помню, что говорил. И отступать не собираюсь.

Ну и норов, в который раз угрюмо подумал Шкипер. За такое он Ковальски обычно уважал, но сейчас в нём столкнулись противоположные чувства. Впрочем, ему отступать тоже было уже зазорно.

– ...Неси.

– М-м?

– Неси давай, пока я не передумал! – повысил голос Шкипер, нервно тряхнув запястьем. Он очень не любил оставаться без контроля и рассчитывал, что вот это вот будет одноразовой акцией. Да и что тут могло быть интересного для Ковальски, по которому так было видно, что тому хотелось касаний... зато он бы не отказался этими наручниками попользоваться впоследствии.

Вернулся Ковальски с не слишком охотным видом, однако наручники принёс.

– Ложись, – кивнул тот на кровать.

Шкиперу резко перехотелось это делать. Он даже не знал, было бы у него больше желания, если бы Ковальски лучился энтузиазмом, или нет...

Сбросив тапки, он вальяжно развалился на кровати, протягивая тому оба запястья. Однако Ковальски, покачав головой, жестом указал на тонкую планку на спинке кровати; он её уже заприметил, и догадывался, что Шкипер такую выбрал совсем не для того, чтобы позволять пристёгивать к ней себя. Впоследствии придётся с этим бороться. Или просто сломать.

Или Шкипер сам её у него сломает.

Засопев, Шкипер задрал руки, и он снова покачал головой.

– Ложись удобнее.

Шкипер удивлённо поднял брови: голос у Ковальски сейчас был почти что мягким.

– Давай, устраивайся, – повторил тот. – Я не хочу возиться с тобой посреди процесса, если у тебя что-нибудь затечёт.

Ой-ей, подумал Шкипер, укладываясь поудобнее. Наверное, хорошо, что Ковальски ещё выбрал наручники, потому что, судя по виду того, его могли и связать, и связать очень качественно...

– Немного выше поднимись. Руки затекут.

Ну точно, мысленно заключил Шкипер, ещё чуточку поёрзав.

– Так тебя удовлетворит? – ехидно вопросил он, пытаясь избавиться от ощущения дискомфорта, вызванного заведёнными за голову руками и полностью открытого из-за этого тела.

В ответ – взгляд из под ресниц.

– Возможно.

На нём защёлкнули первый браслет.

– А ключ? – запоздало опомнился Шкипер.

– У меня, – наклонившийся над ним Ковальски перебросил через узкую планку цепочку оков. Обоняния Шкипера коснулся сладковатый запах вишен, и он беззвучно сглотнул.

Второй щелчок.

Затем Ковальски сел на край кровати возле его колен, и он подтянул ноги к себе, не зная, как себя вести. Открыто и приглашающе разлечься он мог, когда контролировал ситуацию, а сейчас он ощущал в этом совершенно другой подтекст, отчего делать так было... неудобно.

Тонко улыбнувшись, Ковальски забрался на кровать с ногами, облокотился на выставленные колени Шкипера и, уложив подбородок на предплечья, окинул того взглядом. Настроение приходило медленно.

– Что, не знаешь, что делать? – с подначкой поинтересовался Шкипер. – А ещё мне говорил... чья бы корова мычала.

– Да нет, я как раз таки знаю, – задумчиво прищурившийся Ковальски щекотно поскрёб его пальцем по колену, и он непроизвольно дёрнулся. – Сложно не полюбоваться. Как говорится, carpe diem, детка.

– Я тебе не детка, – буркнул Шкипер.

– Это цитата. Стыдно классику не знать.

– Поговори мне ещё, – заворчал он, хмурясь. – У тебя вообще уже рот должен был быть занят.

– В самом деле? – переспросил Ковальски, свешивая кисть и медленно-медленно скользя пальцем по внутренней стороне его бедра. – А я-то думал, ты в этом деле поднаторел. А ты, оказывается, даже на прелюдию не размениваешься.

Шкипер нервно дёрнул цепочку, цыкнув после этого. Да, не бутафория, ту бы, может, и сломал, хорошенько рванув...

– А знаешь ли ты, что её цель – привести всех участников процесса в должное настроение и состояние? – мурлыкал дальше Ковальски, нагло щурясь. – Или ты не в курсе?

– Ох, закрыл бы ты рот, Ковальски...

Не требует, отметил Ковальски, самодовольно ухмыльнувшись. Конечно, куда в таком положении требовать...

Прикосновение к бедру прервалось, и Шкипер, которого оно уже начало слегка нервировать, с облегчением выдохнул. А потом его в этом же месте невыносимо щекотно поскребли, и он снова дёрнулся.

– Ковальски! Ты можешь прекратить?!

– Конечно, – тот подпёр голову ладонью. – Тогда сейчас отстегну тебя, и пойдём пить чай.

Шкипер бессильно зарычал, снова дёргая цепочку наручников. Да чтоб он ещё хоть раз на это подписался...

Пальцы Ковальски – уже не один, несколько – заскользили выше по его бедру, и по обоим у него побежали мурашки, забравшиеся аж на ягодицы и ненадолго окружившие копчик. Невольно выгнув спину, он развёл ноги, намекая на то, чтобы Ковальски наконец-то занялся делом, однако тот всунулся в освободившееся пространство весь, и он почувствовал себя просто неописуемо неуютно; мужики над ним ещё не нависали... Тот ещё и, доведя пальцы почти до его паха, миновал его, и он разочарованно зашипел.

А Ковальски повёл дорожку прикосновений выше, по животу, по груди, к ключицам и, наконец, к шее, отчего он дёрнулся, избегая щекотки, и нависший ещё ниже Ковальски прижался губами к его шее с другой стороны, неторопливо прихватывая кожу.

Он в жизни не думал, что это так волнительно. Виной этому, скорее всего, были скованные за головой руки, но всё же... А может быть, доля вины лежала на шедшем от Ковальски запахе. А может – оттого, что тот и впрямь знал, что делать.

Дыхание Ковальски вдруг защекотало ухо:

– Не трёт?

Ещё бы ты уточнил, где, подумал Шкипер, почему-то неожиданно ощутивший, что возбуждён.

– Ковальски, займись уже делом... пожалуйста.

– А дело, что, уже в готовности? – тот тихо хмыкнул.

Шкипер хотел что-то ответить, но ему уложили ладонь на пах, легонько поглаживая, и он, подавшись навстречу, только втянул воздух сквозь зубы.

– Ну подожди, я потом тебе устрою... – пообещал он. – Ещё похлеще устрою...

– Фантазии-то хватит? – уточнил Ковальски, прижимая ладонь чуточку сильнее, и он расслабленно вздохнул, уже получая удовольствие.

Это было несколько мгновений. А потом он остро ощутил, что этого недостаточно.

Подтянув ноги повыше, он сжал бока Ковальски коленями и нажал от себя, пытаясь принудительно спустить того пониже. Обалдеть, он даже в таком положении задоминировать пытается, подумал Ковальски, приложив усилия в том же направлении. Бока ему слегка помяло, но из хватки Шкипера он выскользнул, а тот, по инерции с силой сведший колени, охнул, зажав себе всё в паху.

– Ну что, Шкип, инициатива наказуема? – ехидно поинтересовался Ковальски, не удержавшись.

Шкипер зарычал, задёргав наручники, но цепочка была слишком крепкой – как и планка спинки кровати, к некоторому огорчению Ковальски.

Перебесившись, Шкипер тяжело задышал, облизываясь и лихорадочно блестя глазами, и он решил, что тянуть было достаточно. Вряд ли с тем когда-либо такое проделывали, так что Шкиперу это всё было в новинку... а умеренность, как известно, добродетель. В смысле, перебор – не есть здраво, а за не здраво он потом огребёт по первое число.

– Ковальски-и...

Он просто расстегнул на Шкипере штаны, аккуратно высвобождая налившийся кровью член. Н-да, Шкипера неслабо так взвело, оказывается...

– Наконец-то, – хрипло выдохнул тот, сдувая со лба растрепавшуюся челку. – Давай уже, чтоб тебя...

– Если ты меня сейчас прижмёшь, – Ковальски хлестко шлёпнул его по бедру, объясняя, о чём речь, и он, непроизвольно вздрогнув, цыкнул. – Я тебя так и оставлю. Поразмышляешь пару часов. Услышал?

– Я-то услышал. А вот если ты ещё раз так сделаешь...

– Зуб за зуб, Шкипер, – Ковальски пожал плечами, устраиваясь поудобнее, и опустился ниже.

Шкиперу показалось, что у него всё начало гореть, когда Ковальски, пару раз проведя по его члену сомкнутыми пальцами, медленно лизнул обнажившуюся головку. А затем ещё пару раз, словно издеваясь.

– Ковальски, мать твою! Весь рот привлечь не пробовал?

Ковальски бросил на него взгляд из-под ресниц, и его посетило очень нехорошее предчувствие.

– Все делают это по-разному, – отозвался Ковальски, потирая головку подушечкой пальца, отчего у Шкипера загорелось всё внизу ещё сильнее. – Очень по-разному. Поучился бы лучше. И, кстати: лично у меня грубость наказуема.

– И что? – Шкипер оскалился, всем своим видом выражая вопрос «и что ты мне сделаешь?».

Ковальски просто убрал палец.

Через десяток секунд Шкипер слегка подобрался. Ещё через десяток – засопел, старательно пытаясь не ёрзать, а затем и зашипел сквозь стиснутые зубы, приподнимая бёдра. Сойдёт за просьбу, решил Ковальски, мягко охватывая губами головку члена и пуская в ход язык, и Шкипер, запрокинув голову, хрипло, часто задышал, неосознанно потираясь щиколоткой об его бок.

– Чёрт... если ты сейчас прервёшься, я не знаю, что я с тобой сделаю, – выдохнул тот, уже и не пытаясь скрыть хрипотцу.

Ковальски выждал ещё немного, дождавшись, пока Шкипер не задышит спокойнее, перестав чувствовать удовольствие столь же остро.

– Ты... – Шкипер напряг спину, приподнимаясь, чтобы упереть в него негодующий взгляд. Всё впечатление, впрочем, перебивало совершенно ошалевшее выражение потемневших от возбуждения глаз. – По-человечески же попросил!

– Ты сказал «сейчас», – почти дружелюбно напомнил Ковальски. – О «чуть позже» речи не было.

Шкипер выругался, рвано дыша.

Его так продержали всего с полминуты, и он чуть не извёлся за это время.

А вот когда Ковальски снова за него взялся, он чуть не задохнулся: с лёгких дразнящих касаний, распалявших ещё больше, его, планомерно увеличивая нажим, вывели на финишную прямую.

Ковальски планировал, что Шкипер, не сумевший сдержать хриплый, клокочущий стон, продержится немного дольше; тот безо всякого предупреждения кончил, и он не успел вовремя отстраниться.

Шкипер обмяк, прикрыв глаза. Ему было так хорошо, что двигаться вообще не хотелось. Буквально минуту назад он весь горел, не в силах, к тому же, избавиться от вертевшихся в голове мыслей касательно того, что бы он сотворил с Ковальски в отместку, что ещё больше подливало масла в огонь, а сейчас в голове у него было блаженно пусто, тихо и умиротворённо, как не бывало даже от стопочки качественного крепкого алкоголя. Прекрасно. Он бы, пожалуй, так и задремал – только со свободными руками и застёгнутыми штанами.

Над ним появился Ковальски, ловко расстегнул на нём оба браслета одной рукой, забрал наручники и, бросив на него отчего-то неприязненный взгляд, снова исчез из поля зрения. Следом тихонько закрылась дверь кабинета. Ну и чёрт с ним, расслабленно подумал Шкипер, застёгивая штаны, и закинул ногу на ногу, поудобнее устраивая затылок на подушке. Не хотелось вообще больше ничего.

В тиши, царившей в штаб-квартире, он уловил странный звук, словно кто-то то ли прочищал забившийся умывальник, то ли надсадно кашлял. И звук не прекращался, поэтому он всё же поднялся, хоть и неохотно – мало ли, Ковальски мог поперхнуться, а никого больше не было, чтобы помочь.

По пути, впрочем, к нему пришла и другая мысль, потому что он расслышал, что тот и в самом деле кашлял, да ещё и так характерно...

– Тебя тошнит? – спросил он, заглянув в ванную.

Склонившийся над умывальником Ковальски вообще не отреагировал, продолжая откашливаться. Ему сейчас Шкипер был до одного места; у него настолько мерзкая субстанция сейчас стояла в горле, что он был бы рад того просто прямым текстом послать, открыто и грубо. После недавнего чересчур интенсивного уличного забега у него обострился бронхит, и чужая смазка на эту слизь давала отвратительную смесь, откашлять которую было просто невозможно – а на горле лежало, бесило и вызывало рефлекс. Он ещё и случайно проглотил капельку спермы, и на здоровое-то горло ощущавшейся так себе...

– Ковальски? Ты наизнанку собрался вывернуться?

Тот отмахнулся, веля отстать от него и вообще свалить.

– Так противно? – переспросил Шкипер, никаких особых проблем с Ковальски в прошлый раз не испытавший.

– Я тебя, по крайней мере, предупреждал, – хрипло гавкнул тот, едва повернув к нему голову. – Я предупреждал, что собираюсь кончить, – он опять закашлялся. – Бессовестный.

Шкипер ощутил себя как-то паршивенько.

– Тебе... принести чего-нибудь?

– Себя унеси, – процедил Ковальски, сплюнув.

Шкипер вышел, однако задержался снаружи у двери, вслушиваясь: у него было такое ощущение, что Ковальски в чем-то ему солгал. Или что-то недоговаривал.

Тяжело дыша, Ковальски, наконец-то избавившийся от противного комка в горле, поднял глаза, глядя в зеркало. Взгляд у отражения был обвиняющим. Конечно, мог и просто уйти, но пытаться приткнуться куда-то зимой и с вялотекущим бронхитом, подумал он, качая головой.

Что ж, зато удостоверился в том, что Шкипер относился к нему потребительски.

Отражение снова взглянуло на него укоризненно и обвиняюще, словно вопрошая, стоило ли этого немедленное повышение, на которое расщедрился Шкипер, и он невесело хмыкнул, безо всяких вопросов зная, что не стоило. Но вот выбить себе условия получше на ближайшее будущее он вполне мог. А приучить Шкипера к тому, что с ним следовало обращаться поаккуратнее и повежливее, вполне можно было; в конце концов, Шкипер мог оставаться шкипером, а рулить будет он. И не всегда туда, куда тому хотелось.

Шкипер так ничего и не дождался от затихшего Ковальски и вернулся в кабинет. Там он тоже принялся ждать: Ковальски всегда нужно было поговорить, когда дело касалось чего-то нового, обсудить детали, уточнить всё, что только можно было...

Ковальски к нему так и не пришёл.