Часть 50. Правила (размышления на тему: что важнее, правила или милосердие? ) (1/2)

Лань Ванцзи сидел в позе лотоса, стараясь сосредоточиться, чтобы восстановить равновесие в своем воспаленном мозгу. Вообще то он должен был думать о том, что виноват в содеянном, так как перешел на сторону преступника и пошел против своего клана, на то и было заточение. Но об этом не думалось.

Думалось о том, что он виноват перед Вэй Усянем, виноват в его гибели, в том что не успел, что не был рядом с самого начала, не был на его стороне, в том что колебался и думал что не нужен ему. Надеялся, что могущественный и непобедимый старейшина Илин недосягаем для всех и неуязвим для внешних врагов, которые осуждали его и искали возможности уничтожить.

Но… Он оказался уязвим перед внутренним судьей —собственной совестью, он не выдержал тяжести своей вины. Эта вина выгрызла настолько его душу изнутри, что осталась только оболочка, утратившая весь смысл его существования, смысл его невозвратной жертвы. Все кто так были дороги ему, ради которых он пожертвовал всем, в том числе и своим блестящим будущим, которое было для него теперь невозможным, погибли и он винил в этом себя.

Ничего от него не осталось. Остался только Вэнь Юань. И тот лежал в бреду тяжелой горячки уже больше месяца.

«Эх, А-Юань, только выживи, пожалуйста. Ты —всё что у меня есть сейчас, кроме моих воспоминаний.»

Бедный ребенок тогда своим отчаянным плачем взбудоражил жителей Илина. Кто то из знакомых, проходя мимо, увидел цепляющегося за ногу Лань Ванцзи громко ревущего малыша и тут же поспешил доложить об этом происшествии главе Ланьлин Цзинь. Цзинь Гуаншань, с удовольствием накатал кляузное письмо и немедленно отправил его Лань Цижэню. В тот же день дядя получил письмо, в котором говорилось, что у второго молодого господина Ланя есть в Илине внебрачный ребенок, который при всем честном народе называл его сегодня папой.

Лань Ванцзи вернулся домой глубокой ночью, очень расстроенный, весь в безрадостных думах. Лань Цижэнь не спал, ждал возвращения племянника.

Накануне дядя, получив письмо, послал за

своим любимым пемянником, но того не было ни в библиотеке, ни в цзиньши. Потому Лань Цижэнь вместо того, чтобы отойти после отбоя на отдых, метал громы и молнии, возле него сидел с виноватым видом Лань Сичэнь.

—Ванцзи, какой позор! Твой безнравственный поступок уже известен почти всей поднебесной!

Лань Ванцзи стоял с опущенной головой молча, не понимая про какой безнравственный поступок идет речь.

—Говори немедленно, кто она?

—Дядя? Она? —поднял голову Лань Ванцзи.

—Она. Мать твоего ребенка. Не притворяйся, что не понимаешь. Тебе только 20, а ребенку как минимум 2—3 года. Говори, кто она! Как ты с ней познакомился?

—Ребенок?

—Да, дорогой племянничек, ребенок, который при всем честном народе называет тебя папой!

—Папой?

—Ванцзи! Прекрати валять дурака! —Лань Цижэнь покраснел от гнева, —ты ходил в Илин увидеться с ребенком!

—Нет.

—Не смей врать!!! —дядя схватился за сердце.

—Я. Не. Вру.

—Тогда зачем тебя понесло в Илин. Тем более ты наказан и не можешь покидать облачные глубины.

—Я встретился там с Вэй Ином.