Глава 2 (2/2)
На Германа Тис даже не взглянула, но это не помешало ему скривиться и театрально закатить глаза. Лишь бы не смотреть на противную девицу, которая, как всегда, появилась не вовремя.
Ее мордашка и так-то раздражала его до крайности: белые до синевы губы, мутно-зеленые глаза, широкие брови вразлет — одна из тех нелепых большеротых лягушек, что особенно ценились в мире высокой моды и частенько красовались на рекламных баннерах и разворотах девчачьих журналов. Герман знал, потому что Морин, его мачеха, когда-то возглавляла модельное агентство и привечала именно таких лягушат.
Быть может, потому что на их фоне она казалась еще красивее — самая красивая женщина из всех, кого он когда-либо видел.
Герман улыбнулся и сделал мысленную зарубку, что надо бы позвонить мачехе. В последнее время они нечасто общались: Морин залегла на дно, опасаясь, что ее вечно моложавое лицо слишком уж примелькалось среди пражского бомонда. И наверняка была права — яркая, сияющая Морин с ее нежно-оливковой кожей и иссиня-черными волосами, где бы ни появлялась, неизменно притягивала взгляды, и завистливыми, пытливыми они бывали не реже, чем восхищенными.
По-хорошему, ей бы не прятаться, а уехать: в Италию, например, которую Морин обожала. Но пражские создания были привязаны к здешней земле и старым камням, напитанным кровью и колдовской силой, и только здесь чувствовали себя в безопасности.
В других городах царили иные порядки, и, пожалуй, нигде больше потусторонние не имели такой власти и таких преимуществ, как в Праге. Разве что в Новом Орлеане, где жила Кейси, сводная сестра Германа. Но сам он так далеко от родины ни разу не забирался.
Благодаря ежегодным жертвоприношениям, кровь для которых сдавали почти все потусторонние твари, в пределах Старого города они могли черпать живительную силу буквально из воздуха. (1) Даже вампиры, если не успевали вовремя утолить голод кровью. Но стоило выйти за очерченные ведьмами границы, магия рассеивалась, и потусторонние оказывались один на один с миром — незнакомым, враждебным.
Поэтому все они селились в черте Старого города и без необходимости границ не пересекали.
Обезьянка по-прежнему пыталась что-то объяснить Нику, но Герман не вслушивался в слова: подошел к бару, плеснул в чистый стакан щедрую порцию бурбона и повернулся к окну. Луна поднялась высоко над домами, засияла ярко, засеребрилась, будто начищенная монета. Скоро полнолуние — лучшее время для денежных ритуалов. Герман, правда, в них верил не особо — не было нужды: инвестиции в IT-сектор и «зеленые» технологии вкупе с консервативными «голубыми фишками» были куда доходнее, чем магическая влажная уборка и заговоры на деньги.
Впрочем, Герман о деньгах волновался мало: как высокородный вампир он имел почти неограниченный кредит в старейших пражских банках и, хотя понятия не имел, кто же из высокородных его обратил, от полагающихся привилегий не отказывался. Тем более что должен был присматривать за семьей: Морин, Кейси и Ником — какими самостоятельными они бы себя ни считали.
И девчонка еще эта… Мало того, что живет за счет Ника, так еще и своим внешним видом изрядно его позорит: мятые льняные сарафаны и потертый деним, старые кожаные кушаки и прозрачные водолазки-сеточки, порванные у горла. Прямо недобитая хиппи, сбежавшая из шестидесятых. Тонкие запястья украшали разноцветные, плетенные из ниток браслеты; растрёпанные пепельные волосы — атласные ленты и когда свежие, когда искусственные цветы.
Сегодня же к мятому сарафану и надетому поверх вязаному горчично-медовому свитеру прилагались исписанные хной запястья и покачивающиеся в ушах серьги из бисера и птичьих перьев.
Ник, Ник, поклонник Вермеера и его «Девушки с жемчужной сережкой», и на что сдалось тебе это чудо?
Стоило, наверное, промолчать: Герман видел, что опоздание Обезьянки не на шутку задело его друга, но пересилить себя оказалось непросто. Так что он оскалился и, вложив в слова всё недоумение, которое скопилось за долгие месяцы, громко протянул:
— И ты хотел повести эту оборвашку на балет? Со стыда же сгореть можно.
— Зато ты у нас самый крутой — ходячий штамп, — не осталась в долгу Тис и наконец соизволила посмотреть на Германа. — Кожаная куртка, черные джинсы, солнцезащитные очки даже ночью — кто ж устоит, да?
— Ну сейчас-то я без очков, — подмигнул Герман и, не таясь, позволил обычно темно-синим глазам запылать алым. Комната при этом зарябила и, будто при качке, пошла волнами, но Герман не подал вида: незачем девчонке знать, что некоторые вампирские штучки только выглядят эффектно, а на деле то еще дерьмецо.
— Ты забыла про мой мотоцикл, мартышка. Harley-Davidson — лучший из штампов, — с широкой улыбкой произнес Герман и, взяв со столика початую бутылку бурбона, с удовольствием отхлебнул из горла. — Вообще, погляжу, с памятью у тебя плохо: то про выставку забыла, то на балет опоздала.
— Я села не на ту ветку в метро. Можно подумать, с тобой такого никогда не случалось? К тому же на второе отделение мы с Ником еще успеваем.
Герман продолжал улыбаться, хотя был уверен, теперь-то Ник точно никуда с ним не пойдет, предпочтя общество Обезьянки. Но тот молча мотнул головой, будто в ответ на невысказанные мысли, и неожиданно шагнул к двери:
— Похрен на балет. Мы с Германом в ночной клуб собираемся.
— В клуб? — переспросила Тис, и ее чернильные брови на фоне бледной мордочки удивленно изогнулись. — Ты не ходишь по клубам, Ник.
— С чего ты взяла? — пожал тот плечами и, скинув пиджак на подлокотник кресла, остался в свободной белой футболке.
— Просто… не представляю тебя в клубе.
Ник не ответил: провел растопыренной пятерней по волосам, тщательно их взлохматил и не спеша огляделся в поисках телефона. На Тис Ник не смотрел, и Герман даже не пытался скрыть своего ликования: кажется, сегодняшнее опоздание стало для его терпеливого друга последней каплей. И правильно, а то нашлась тут, писаная торба.
— Хм… ладно, — девчонка явно растерялась, но, взглянув на довольного Германа, быстро взяла себя в руки: — Тогда я с вами. Только переоденусь и обую что-нибудь подходящее.
Герман не успел возразить: Тис тут же скрылась в коридоре, и вскоре в недрах квартиры захлопали дверцы платяного шкафа.
— Нахрена она нам в клубе нужна? — наклонившись к другу, проскрежетал Герман. И поспешил напомнить: — Там одни потусторонние будут: прочухают, что она у тебя бракованная — неучтенная — и настучат Совету. А там и Белый Орден подтянется.
— Не прочухают, — ответил Ник спокойно. Подошел к зеркалу, мазнул по скулам какой-то блестящей фигней, и серебристые звездочки тут же весело засияли в свете электрических ламп. — Я подарил Тис амулет. Что-то вроде заклинания отвода глаз, только наоборот: обычные люди ее видят, а потусторонний взгляд скользнет мимо.
— Я же просил тебе не обращаться к ведьмам напрямую, — проворчал Герман. — Это со мной они ладят, а с тебя сдерут втридорога.
— Мне не нужны ведьмы, — отрезал Ник и кивнул на книжные полки. — У меня тоже есть сила.
Герман недоверчиво хмыкнул, но спорить не стал. После обращения у Ника действительно обнаружилась одна занятная способность: он сходу понимал написанное на любых, в том числе древних и мертвых, языках. И даже глиняные таблички тысячелетней давности, сложные шифровки времен Второй Мировой или тайные послания, оставленные живописцами на картинах, недолго оставались для него загадками.
Кроме того, с помощью коротких заклинаний, которые Ник писал кровью, он мог наводить туман и отводить любопытные взгляды. По крайней мере, это работало, пока была жива Барб: когда твоя жена с каждым годом становится старше, а ты остаешься шестнадцатилетним подростком, амулеты, способные отводить взгляд, казались хорошей идеей.
И всё же, по мнению Германа, это была не сила — всего лишь фокус. Да, возможно, амулеты Ника работали, когда дело касалось людских взглядов, но потусторонние — дело другое.
— Ник, ты хочешь привести ее в клуб, где собирается нечисть, и правда веришь, что какой-то кустарный амулет превратит твою Обезьянку в простую девчонку? Думаешь, никто не почует, что с ней что-то не так?
— Я думаю, ты параноик, Герман, — с раздражением ответил Ник и в упор посмотрел на друга. — Твой отец давно уже мертв, а ты продолжаешь чего-то бояться и видеть вокруг врагов.
— Да причем тут мой отец? — ощерился Герман, но взгляда Ника не выдержал и отвернулся. — Не он придушил мартышку и скинул с моста. И уж точно не он использовал ее для своих ритуалов.
— Хватит трястись из-за Белого Ордена! Им на нас плевать: они ищут лекарство от какой-то новой болезни. Да и зачем им Тис? Они и так получили всё, что хотели. Да и тот ублюдок, что пытался принести ее в жертву, своё получил сполна. — На детском личике Ника появилось незнакомое Герману выражение: затаенная ярость, темное торжество. Но слова звучали мягко и вкрадчиво: — Уже год прошел, Герман, пора двигаться дальше. Тис теперь с нами, и это навсегда.
— Это не я параноик, — ответил Герман, позволяя тихому рокоту вибрировать в горле. — Это ты у нас слишком беспечный.
— Я сумею ее защитить, — припечатал Ник. И хотя они никогда не говорили в открытую о том, что он сделал с бывшим Тис, благодаря которому та оказалась между жизнью и смертью, Герман не сомневался: Ник разделался с ублюдком без колебаний. Смертный вампир с внешностью ангелочка и твердой рукой, разящей наповал.
— Тис — одна из нас. И ей пора привыкать к нашему миру, а не прятаться от него, — Ник говорил так, будто давно всё решил и у Германа не было шанса возразить и оспорить. — Ты вечно пугаешь ее фавнами да ведьмами, но пока для нее они всего лишь сказочные герои. Пусть увидит воочию. И поймет, что они не так страшны, как ты их малюешь. К тому же она и сама… с изюминкой.
Что именно под «изюминкой» подразумевал Ник, Герман не знал. На первый взгляд, у Тис была лишь одна особенность, не считая таланта вечно путаться под ногами, — после обращения она стала понимать речь на незнакомых ей прежде языках. Впрочем, этим могли похвастаться многие потусторонние, тем более в Праге, где всегда царила мешанина языков и культур.
Вот если бы Тис могла общаться с животными, другое дело — таких умельцев среди вампиров, пусть даже и «половинчатых», в последние столетия не наблюдалось.
Животные чуяли неладное, и даже самые спокойные шарахались от вампиров и близко не подпускали. Так что Герман особенно ценил ручную ящерку, что жила у него и, кажется, не замечала в своем хозяине странностей: главное, чтобы кормил вовремя и разрешал греться под настольной лампой, пока зависает в «Тиндере».
Да уж, лучше бы Ник тоже завел себе ящерку — но он завел Обезьянку.
Утешая себя бесплодной надеждой, что, несмотря на присутствие девчонки, сегодня им с Ником удастся развеяться, Герман накинул на плечи куртку и, не дожидаясь друга и его обоже, вышел из квартиры.
Будь что будет, успокаивал он себя, но что-то внутри тихонько скулило от плохого предчувствия.
---
(1) Здесь и далее понятие ”Старый город” включает в себя пять центральных исторических районов Праги: Старе Место, Нове Место, Градчаны, Мала Страна и Вышеград.