Глава 2 (1/2)

— Где твоя Обезьянка? — Герман прикончил бурбон, поставил пустой стакан на книжную полку и, поморщившись, уселся на подоконник, заставленный сухоцветами в высоких вычурных вазах, — притащить подобное в дом Ник сам бы точно не додумался. Впрочем, он поступил куда хуже — привел в дом девчонку, которой лучше было бы сгинуть.

— Ее зовут Тис.

— Ее зовут Нашел-Себе-Неприятности.

Ник отложил наконец книгу, посмотрел на друга и, оскалившись, по слогам произнес:

— Мы договаривались.

Герман нахмурился, но промолчал: до Ника всё равно было не достучаться.

Тис была еще одной бракованной: год назад ее попытались обратить, найдя умирающей на берегу Влтавы. Не получилось — и сердобольный Ник взял девчонку под свое крыло.

А лучше бы прикончил и ее, и старика Якуба, который вдруг решил заделаться спасателем.

Узнав о случившемся, Герман долго не находил себе места. Тис была не простой утопленницей: девчонку придушили, а затем скинули с моста — после того, как Белый Орден использовал ее для своих ритуалов. А алхимики, тем более вхожие в Верховный Совет, — не те, кому стоит переходить дорогу. Так что, по мнению Германа, жертвенную овечку следовало вернуть Ордену и поскорее забыть, будто не было.

Но увещевания друга не смогли убедить Ника: тот уперся как никогда прежде и оберегал Тис, будто сокровище.

Герман так и не сумел понять, что связывало этих двоих, кроме их инаковости. И это почему-то его бесило.

Накануне неудачного обращения Тис как раз исполнилось двадцать, и хотя она могла бы сойти за старшеклассницу, вечно шестнадцатилетний Ник смотрелся рядом с ней незадачливым младшим братом: юное личико, лохматые светлые волосы, звездочки глиттера на щеках и перепачканные в пастели ладони. Но это не отменяло того, что он годился Обезьянке в отцы. Да и носился с ней, будто с любимой дитяткой.

И всё же ни братом, ни отцом он ей не был. Так что Герман подозревал друга в чувствах далеко не родственных. Но Ник любые намеки игнорировал, а в ответ на прямые вопросы отмалчивался.

И ладно, допустим, влюбился. Но там ведь и смотреть было не на что! Бледная, тощая, с мутными глазами навыкате и длинными седыми волосами. Не чета покойной жене Ника: возможно, Барб классической красавицей не была, но в ней чувствовалась порода. Крупные, яркие черты лица, высокая, статная, с копной белокурых волос. И даже шрам, оставшийся на щеке после автомобильной аварии, не мог бы испортить общего впечатления.

Как после Барб можно было хоть что-то найти в пресной «половинчатой» девице, Герман не понимал.

Пусть человеческие девушки, по сравнению с вампирами, были слабыми и хрупкими, но в них бурлила энергия. «Половинчатые» подобным похвастаться не могли: бледные сонные мухи. Чуть менее сонные, когда принимали заменители крови, но «чуть» не считается. Даже если сам такой же «половинчатый» и полудохлый.

Впрочем, Ник за сорок лет, прошедших после неудачного обращения, научился справляться со своими особенностями и неплохо держался даже после смерти своей «идеальнодонорской» жены.

Но, даже если бы не справлялся, Герман не сказал бы и слова. Ника обратили с помощью его, Германа, крови, ни у одного из них не спросив согласия (привет отцу и его жестоким экспериментам). Так что Ник стал для Германа сначала братом, а потом и спасителем.

Сорок лет дружбы, а теперь явилась эта девица и грозит всё разрушить. Что, если Белый Орден узнает о ее чудесном, но никому не нужном спасении? Что, если потребует вернуть? Что, если решит спросить с Ника за укрывательство?

И пусть в Белом Ордене служили алхимики — не ведьмы с ведунами, всего лишь люди, хотя и с особыми знаниями и способностями — связываться с ними Герман бы точно не рискнул.

Но всё, что ему оставалось, — присматривать за другом и надеяться, что девчонка однажды сгинет.

— Ты так и будешь пялиться всю ночь в свои дурацкие книги? — радуясь, что сегодня Обезьянка не маячит перед глазами, Герман легко поднялся на ноги, прошелся по просторной гостиной и остановился в двух шагах от дивана. — Пойдем прогуляемся.

— Я жду Тис. Мы собирались на балет.

— Балет? — Герман прыснул и пополам сложился от смеха. — Ты решил, что если она прикатила из России, ее надо балетом брать? Да она же у тебя деревенская, дикая… Хотя может и прокатит, конечно. Но точно не с «Лебединым озером», которое в «Сметане» дают. Там так скачут, что сцена трясется и слышно, как у танцоров суставы скрипят.

— Очень смешно.

— Поверь, насчет балета я серьезно, — заверил Герман, но, заметив, что Ник нахмурился пуще прежнего, постарался исправиться: — Вообще там красиво: стеклянный купол, витражи, кресла эти бархатные… Можно и сходить.

— Ну спасибо, что дал добро, — ответил Ник резко, и Герман, заподозрив неладное, украдкой посмотрел на часы: девчонка явно опаздывала.

Наблюдать, как Ник ждет ее с видом верной собаки, казалось не сильно заманчивым, так что Герман заговорщицки улыбнулся и предпринял новую попытку:

— Давай лучше в тот рокерский клуб завалимся, где феечки рулят. Говорят, они какого-то нового «половинчатого» подобрали. Узнаем что да как. К тому же сегодня каверы на «Нирвану» играют — ты же их любишь, вот и тряхнем стариной.

— Не суйся к феям, — предостерег Ник и, оправляя стильный твидовый пиджак, поднялся с дивана. — Они не любят вампиров. В первую очередь — тебя.

— И что же во мне такого особенного?

— Ты их не боишься.

И вновь Герман пополам сложился от смеха:

— Почему я должен их бояться? У половины из них даже крыльев нет — выродились. И колдовать уже мало кто умеет — бегают втихаря к ведьмам, попрошайничают. Стыдоба, да и только.

— Они и без колдовства справятся, если надо.

— Тут ты прав: заразы, каких поискать. Но про «половинчатого» узнать надо. После твоей Обезьянки это, считай, второй за год. Многовато, не думаешь?

Ник только пожал плечами: он давно уже не искал ответов. Когда-то, конечно, пытался, мечтая вернуть прежнюю жизнь, но с тех пор много воды утекло.

— Его же кто-то обратил, Ник. Неужели не интересно?

— Кто-то такой же бракодел, как твой отец или Якуб с Ходором.

Якуб был ведуном, последним в своем роду; Ходор — полудурком-вампиром, скованным заклинаниями, будто цепями: не зная, как иначе справиться с двухметровым громилой, которого кому-то хватило дурости обратить, ведьмы заперли его на пятачке под одним из городских мостов, где Ходор жил до обращения. Ему даже соорудили палатку из старых рекламных баннеров и позволили выходить на солнечный свет, а такого же бездомного Якуба приставили сторожить да кормить вовремя.

И всё бы ничего, но однажды эти двое нашли умирающую Тис, пожалели и попытались обратить.

Пораскинув мозгами, Герман решил: загвоздка, видимо, в том, что вампиры — Герман, благодаря стараниям отца доведенный до полуобморочного состояния, и полудурок Ходор — были всего лишь невольными донорами крови и не принимали активного участия в обращении. Вот и вышел брак.

Однако Ник и Тис были не единственными бракованными, а при каких обстоятельствах получились другие, Совету выяснить пока что не удалось (да и про Тис там не знали). Никто из вампиров не признавал за собой авторства, опасаясь возможных наказаний. А может, руку приложил какой-нибудь орден или ведьминский клан: те любили проводить эксперименты, но не любили за них отвечать. В любом случае Герману подобные загадки не нравились, да и появление новых «половинчатых» тоже.

В попытках разобраться он даже полистал парочку заумных книг, но большая часть из прочитанного и близко не напоминала его собственный опыт. Герман отражался даже в старинных серебряных зеркалах и неплохо получался на фотографиях; не боялся святой воды и распятий и уж точно не впадал в ужас от запаха чеснока. Зато покрывался болючими, похожими на ожог волдырями, стоило только приблизиться к травам, перечень которых получился бы, пожалуй, на пару-тройку страниц, но Герман нашел в книгах лишь жалкие полтора абзаца.

Зато однажды он нагуглил длинную статью про полувампиров — но те оказались всего лишь младенцами, родившимися у женщин, которых обратили во время беременности. Подобного Герман никогда не встречал, но отрицать, что возможно всякое, не стал бы. Тем более в этом городе, где ведьмы, наловчившись, умудрялись воплощать в жизнь даже фишки, вычитанные в фэнтезийных любовных романах или подсмотренные в ТВ-шоу. Так что Герман не сомневался, однажды в Праге появятся вампиры, которые сияют на солнце, будто обсыпанные бриллиантами. Эти точно понравятся феям: будет в чьей компании валяться на лугу ясным солнечным днем и упиваться своей офигенностью.

Герман весело хмыкнул, представив кое-кого из особо зазнающихся феечек под киношным «бриллиантовым» вампиром — тощим и не шибко-то симпатичным — и потянулся за кожаной курткой, наброшенной на спинку дивана.

— Выбирай, Ник. Либо твой лучший друг и парочка забористых шотов. Либо одинокое кукование здесь среди книжной пыли…

Договорить Герман не успел: через бетонные перекрытия и толстые каменные стены до его вампирского слуха донеслось приглушенное дребезжание лифта. А вскоре входная дверь распахнулась, и на пороге квартиры появилась Обезьянка собственной персоной.

— Прости, Ник, я опоздала, — покаянно сложив руки, выдохнула она еле слышно.