5. Coming Home (2/2)
Прижав игрушку к себе, Каунисвеси пододвигается к парню, внимательно следящему за дорогой, и накрывает ладонью его лежащую на подлокотнике свободную руку.
— Спасибо, мне никогда не делали таких сюрпризов, — шепчет блондин, очертив пальцами узкое запястье. — Куда мы едем? — заметив смущение Йоэля, он меняет тему.
— Домой, — откликается с бессознательным теплом в голосе Хокка, — это довольно далеко, ты можешь даже вздремнуть, все-таки ночь была долгая, — с удовольствием добавляет он, бросив хитрый взгляд на парня.
— Ночь была незабываемая, — поправляет его тринадцатый, прежде чем удобнее устроиться на сидении и прикрыть глаза — ему действительно стоит немного отдохнуть.
Когда Алекси и впрямь проваливается в сон, Йоэль поспешно убавляет звук радио, не желая нарушать его дрему. Оглянувшись на расслабленного парня, он замечает, что у того не пристегнут ремень. Тихо вздохнув, он исправляет это, зафиксировав застежку. Так становится гораздо спокойнее, а от собственного желания заботиться о ком-то вот по таким мелочам в груди Хокка разливается тепло. Упускать это он больше не хочет. И, видит Бог, постарается сохранить.
***</p>
— Ну, добро пожаловать, — улыбнувшись, произносит Хокка, пропуская сонного с дороги парня в квартиру первым.
Тринадцатый щурится от яркого света, проходя вглубь квартиры по коридору и оглядываясь по сторонам. Такие красивые и просторные апартаменты прежде он видел лишь на рекламных картинках.
— У тебя очень уютно, — остановившись посреди гостиной, отмечает Алекси.
— Я просто подготовился к твоему приезду, обычно здесь страшный бардак, — смеется Йоэль, становясь за спиной парня. — Смотри, справа моя спальня, а слева — твоя, — добавляет он, опустив ладони на плечи блондина.
— Моя? — подняв пораженный взгляд на Хокка, уточняет блондин.
— Целиком и полностью твоя, да. Иди, располагайся. Я пока разберусь с едой.
Благодарно улыбнувшись, Каунисвеси приподнимается на носочки, чтобы коснуться щеки Йоэля губами. Добродушно усмехнувшись, тот подталкивает его в сторону заветной двери, а сам удаляется на кухню.
Оказавшись в своей новой комнате, тринадцатый восхищенно оглядывается по сторонам. Ничто в интерьере не напоминает ему о том месте, где он вынужден был провести самую страшную неделю в своей жизни. Контраст ощущается во всем — от молочного в сравнении с темно-бордовым цвета обоев до милых мелочей, расставленных по полкам, в противовес голым стенам.
— Нравится? — раздается позади голос Хокка.
— Очень, — откликается Каунисвеси, оборачиваясь на того. — Это все так много значит для меня…
— Это мелочи. Хочу, чтобы ты чувствовал себя дома, — отвечает Йоэль, коснувшись на мгновение пальцами щеки парня. — Бросай вещи и идем ужинать.
Еще раз оглядев спальню, Алекси все-таки оставляет вещи на полу у кровати и спешит догнать Хокка. Он застает его с гитарой в руках на диване в гостиной. На журнальном столике перед ним уже открытые коробки с ароматной пиццей и несколько банок пива.
— Не стесняйся, присаживайся и ешь, — предлагает Йоэль, перебирая пальцами струны, очевидно, в поиске подходящего к песне риффа.
— Знаешь, я весь вечер хотел тебе сказать, — устроившись на диване рядом, начинает блондин. — Я верю, что у тебя с группой все получится. Вас просто обязаны услышать и принять тысячи людей по всему миру, правда.
— Успел пробить все аккаунты? — ухмыльнувшись, уточняет Хокка и переводит взгляд на парня. — Для меня много значит такая высокая оценка, Але, — добавляет он тише. — Мы много работаем и всегда ищем возможности показать себя, но все равно… нас будто не замечают.
Блондин понимающе кивает и, протянув руку к парню, накрывает его ладонь своей. Очертив пальцем худое запястье, он вновь нарушает тишину:
— Уверен, что однажды настанет день, когда весь этот труд, все старания окупятся. Только не опускай руки, ладно? Успех любит тех, кто не сдается.
Благодарно улыбнувшись, Хокка пододвигается как можно ближе к Алекси и, спонтанно заключив его в крепкие объятия, шепчет куда-то в светлую макушку:
— Моя вера частенько оказывается на исходе, но я и не думал, что чьи-то слова способны мне ее вернуть в считанные секунды. Спасибо, — ласково добавляет он, оставив на высветленных волосах нежный поцелуй.
— Что-то пытаешься написать? — интересуется Каунисвеси, кивнув на лежащую на коленях парня гитару. — Может я могу чем-то помочь?
— Не могу определиться, как лучше, слушай…
Под внимательным взглядом парня, Йоэль наигрывает две местами схожие мелодии. Каждая из них оказывается по своему хороша и сложна в плане исполнения, но Алекси в своем выборе даже не сомневается.
— Вживую твой голос звучит еще красивее, — тихо комментирует Алекси. — А что до звучания, то второй вариант получился интереснее, хотя я бы еще вот такое добавил.
Протянув руки к гитаре, он одним лишь взглядом спрашивает разрешения — парень без колебаний передает ему инструмент. Широко улыбнувшись в ожидании, тот кивает, подталкивая тринадцатого начать играть. Каунисвеси изменяет рифф совсем немного, добавляя туда квинты низкого звучания, однако этого хватает, чтобы привести Йоэля в восторг.
— Вау, ты действительно хорош, — пораженно глядя на парня, замечает Хокка. — И идея отличная, я так и сделаю, пожалуй. Уверен, парни тоже оценят!
— Рад, что от меня есть хоть какая-то польза, — смущенно смеется Каунисвеси. — К тому же всегда приятно заняться тем, что действительно нравится…
От слов Алекси на душе Йоэля становится паршиво. Он забирает гитару из его рук, чтобы, в конце концов, просто убрать в сторону, а затем пододвигается вплотную к блондину, вглядываясь в его глаза. В его взгляде переливается так много невысказанного вслух, так много чего-то очень глубоко и искреннего, что в в сердце на секунду что-то замыкает. Каунисвеси, будто уловив это, намеревается даже что-то сказать, озвучить то самое, едва уловимое, но Хокка, испугавшись, не позволяет ему этого сделать, полностью переключая свое внимание:
— Кстати о приятных занятиях. Я тут бросил документы где-то, — начинает он, роясь в бумагах на столе. — Вот, трудовой договор, заполни все, чего не достает, — отыскав нужную, он передает ее блондину.
Не сдержав разочарованного такой резкой переменой вздоха, Алекси перемещается с дивана на пол, устраивается на ковре, скрестив по-турецки ноги, и принимается заполнять договор.
— О, ты левша, — замечает Хокка, с интересом наблюдая за парнем. — Так, а когда у тебя день рождения? — уточняет он, когда тот добирается до паспортных данных. — Всего-то через полгода тебе будет… Так, стоп. Либо я разучился считать, либо…
— Ты не разучился считать, — прерывает блондин, стыдливо пряча глаза за длинной челкой. — Мне действительно восемнадцать будет только в ноябре.
— Ну, нет, это же невозможно, — растерянно откликается Йоэль, — не могли же тебя взять в такое место до совершеннолетия…
— Я соврал, — тихо заключает Каунисвеси. — Меня не по моим документам туда приняли…
— Но как?
— Там никого и ничего не волнует, кроме справки от врача, Йоэль, — откликается Алекси, — это в любом случае незаконно. На подлинность моего паспорта никто не смотрел даже.
— Боже, и я тебя… — выдыхает Хокка, медленно проведя ладонями по лицу. — Какой кошмар, ты же совсем малыш, — шепотом добавляет он.
— Жалеешь? — горько усмехнувшись, интересуется блондин.
— Жалею о первой нашей с тобой встрече, — задумчиво отвечает Йоэль. — Все не так должно было быть. Какой же я придурок…
— Йоэль, все в порядке, правда, — успокаивает его Каунисвеси, — это был мой выбор. Да и ты мне очень помог сразу после. Если ты и сделал ошибку, то сразу же ее исправил.
Хокка не находится для слов, а тринадцатый, воспользовавшись паузой, продолжает заполнять договор. Он не сомневается, что каждая новая деталь, вписанная им в пустых строках, тут же оказывается замечена. Однако оставшиеся листы он заполняет в тишине и, поставив размашистую подпись на последней странице, отодвигает договор в сторону.
— Мне стоило сказать тебе раньше, прости, — извиняется блондин, подняв на Йоэля виноватый взгляд. — Я пойму, если ты теперь…
Узкая ладонь ложится на губы, не позволяя парню договорить. Бирюзовые глаза в непонимании оглядывают лицо напротив, прежде чем Хокка обращается к нему:
— Каждый делает свой выбор, Алекси. Я не исключение, — добавляет он тише, привлекая мальчишку в свои объятия. — Наши договоренности от этого не меняются, я просто… думаю, я не смогу от них отказаться. Не смогу отказаться от тебя.
— Спасибо, — выдыхает Каунисвеси, утыкаясь носом в шею парня. — Я было подумал, что эта ложь может все разрушить.
— Тебе не нужно переживать об этом, — с улыбкой откликается Йоэль, погладив тринадцатого по шелковистым волосам, — все будет в порядке, обещаю.
***</p>
— Что за ничтожество! И чем он мог этого Хокка зацепить?
Грубые руки разрывают одежду на груди, небрежно касаются чувствительной кожи. Над ухом раздается низкий гогот, от которого против воли на спине проступает холодный пот.
— Может заглатывает хорошо? А, малышка? Покажешь что умеешь?
Запястья заламывают, отчего на глазах проступают злые слезы — слезы ненависти к самому себе, к своему беспечному выбору. Теперь он всего лишь чертова игрушка в чужих грязных лапах. Но он не хочет всего этого кошмара, не хочет снова быть жалкой марионеткой…
— Открывай свой паршивый рот, шлюха, — командует намертво въевшийся в память голос.
Легкие спирает от страха и нехватки воздуха. Его челюсти грубо зажаты шершавыми пальцами, ничуть не напоминающими нежного с ним Хокка. Ему не дают сделать и вдоха. Во рту размашисто двигается чужой член, от вкуса которого горло схватывают спазмы. Ему хочется кричать, но это лишено всякого смысла, это приведет лишь к очередному наказанию…
— Как считаешь, два сразу потянет?
— Вытрахай-ка из него всю дурь!
— Таких только в красной комнате драть, как сраных кукол!
Издевательские голоса никак не смолкают, а их лишенные жалости движения приносят почти невыносимую боль. Она все никак не кончается, становится с каждой секундой все сильнее. Сильнее настолько, что связь с реальностью теряется, а ему уже хочется выть…
Кошмар резко обрывается. Тринадцатый порывисто усаживается на кровати, делая жадный вдох ртом — всего лишь сон, всего лишь чертов сон, после которого прерывать бодрствование не захочется ни на секунду. Глухо заскулив от все еще сковывающего тело ужаса, Алекси прячет в ладонях лицо. Оно все мокрое от слез — как долго его разум воспроизводил для него этот ад? Просто несправедливо, он обязан все это забыть.
Оглянувшись по сторонам, Каунисвеси заставляет себя успокоиться и сделать вдох. Он в уютной комнате, подготовленной специально для него Йоэлем. Он в безопасности. Он дома. Последняя мысль и впрямь помогает ему выровнять дыхание. Здесь, в этой самой комнате, в квартире на окраине города, он и правда чувствует себя защищенным. Вот только уснуть он уже не сможет. Точно не будучи в одиночестве.
Решение приходит мгновенно. Выбравшись из-под пухового одеяла, тринадцатый тихонько минует порог своей комнаты, а затем и зал, пока не оказывается в дверях спальни Хокка. Тот, будто ощутив присутствие, оборачивается на нерешительно замершего парня и севшим голосом обращается к нему:
— Эй, ты в порядке? — он отодвигается с середины постели на ее край и хлопает по матрацу рядом с собой. — Ложись, давай же.
— Прости, я тебя разбудил, — шепчет Каунисвеси, робко устраиваясь рядом с парнем, — но такой кошмар ужасный приснился, боюсь, что не усну больше.
— Не разбудил. Я привык бродить целую ночь, не зная, чем спастись от бессонницы, так что ты по адресу, — печально усмехнувшись, отвечает Йоэль, устраивая блондина под своим боком. — Расскажешь, что снилось?
— То, что уже в прошлом, благодаря тебе, — улыбается Алекси, накрыв руку Хокка, расположившуюся на торсе, ладонью, — думать об этом так… противно. Знаешь, твой поступок все равно кажется мне удивительным и каким-то даже нереальным.
— Мне тоже, — понимает Йоэль, — я и сам много думал об этом. Прозвучит очень плохо, но я знаю в том публичном доме почти всех. Мало чьей судьбой интересовался, но и такие были. Туда мало кто попадает просто так. Кто-то зависим, кто-то хочет получать большие деньги без особых усилий. Таких большинство… Но до тебя я не встречал никого, кто делал бы это не ради себя. И кто переступал бы через собственные желания вот так явно. Жаль, я был слишком пьян, чтобы понять это сразу и не трогать тебя в ту ночь.
— Это не оправдание для меня, — печально заключает тринадцатый, — и не такая уж причина для тебя.
— У меня есть причина повесомее, ты прав, — плавно обернув Алекси на себя, соглашается парень. — Неужели не догадываешься какая? — склонившись к растерянному лицу, уточняет он, на что тот с улыбкой качает головой. — Тогда подумай получше…
Череда невесомых поцелуев касается щек, лба и носа Каунисвеси. Тот млеет под ними, доверчиво прикрывая глаза и подаваясь навстречу нежным рукам, скользящим по телу. Вопреки ожиданиям Алекси, дальше этого Хокка не заходит. Лишь выводит пальцами какие-то замысловатые узоры на его торсе, а затем и на груди, пока не добирается до шеи. Слишком ласково, чтобы пробуждать страсть и желание большее, чем укрыться в объятиях друг друга от всего гребаного мира.
Так и не выпустив друг друга из рук, оба проваливаются в сон. Будто и не было ни кошмаров, ни бессонницы — странное для них чувство. Такое же новое, как и то, что порождает тепло, разливающееся внутри от чьих-то осторожных прикосновений. Как и то, что многие привыкли называть «любовь».