Часть 34 (1/2)

Его накачивали жидкими питательными веществами и витаминами, кормили высокобелковой и углеводной пищей, чтобы восполнить потерянную мышечную массу. Как только они поняли, что металлическая рука прижилась, что костные трансплантаты и проводка не отторгаются, они начали новый этап восстановления Баки с нуля; этот этап начался со здорового питания.

Впервые за несколько месяцев ему дали спокойно поспать. Но, несмотря на темноту, тишину и даже свежую подушку, Баки не мог уснуть. Тяжесть металла, впаянного в плечо, была изнурительной и болезненной; костные трансплантаты между настоящими костями болели, и он чувствовал себя одновременно невесомым и слишком тяжелым. Свежие шрамы и ожоги трескались и лопались всякий раз, когда он слишком много двигался.

Баки проводил большую часть ночей, прислонившись к стене и тупо глядя перед собой на дальнюю стену, где была дверь. Всё, что он не съедал, оставалось холодеть и коченеть в углу; так долго обходиться без сытной еды и внезапно накачиваться ею было невыносимо. Большую часть ночей Баки не мог съесть больше трети того, что просовывали в щель в двери.

Почти каждое утро после этого оставшееся запихивали ему в глотку, каким бы холодным или сухим оно не становилось.

***

— Сержант Барнс, — голос Золы был холодным, а улыбка почти зловещей. Баки был вдавлен в кресло, его руки и лодыжки стягивали кожаные ремни, не позволяя шевелиться. — Как замечательно видеть, что ваше тело принимает протез.

Баки ничего не ответил, глядя перед собой.

Зола отвернулся, свет отражался от его больших круглых очков, когда он сосредоточился на других людях в белых халатах и хирургических масках.

— Сегодня мы начнем мониторинг работы мозга и нервов, одновременно проверяя стабильность протеза. Не тратьте время и ресурсы на анестезию. Этот субъект доказал свою огромную силу.

С трудом сглотнув, Баки опустил глаза и отвернулся от окружавших его людей, желая, чтобы беспорядочное биение его сердца успокоилось.

***

Его обучали, опираясь на то, чему он научился в армии; они укрепили его навыки рукопашного боя, как только подвижность и функция руки были немного восстановлены. Из-за её веса Баки часто терял равновесие и быстро уставал, но с каждым изнурительным днем он становился лучше, сильнее; огонь в животе, однако, никогда не утихал.

Но в тренировках было своего рода утешение; он никогда раньше не считал утешительным владение огнестрельным оружием и ножами, но сейчас они были единственными его друзьями. Со временем, практикой и уверенной силой воли он обнаружил, что отдает предпочтение металлической руке, когда тренируется с ножами; вес металла придавал дополнительную скорость и силу, пластины и поршни, находящиеся глубоко внутри фальшивой кости и плоти, тихо жужжали. Баки мог двигаться быстрее и сильнее.

Огонь переместился к животу, а в груди похолодело.

Он всегда был отличным стрелком, но устойчивость металла делала его намного лучше. В каком-то смысле это было иронично: иметь что-то столь ненавистное и болезненное, навязанное ему, но делающее его лучше. Делающее сильнее. Ощущение было горько-сладким и оставляло неприятный привкус в горле.

Он думал о металлических пальцах на чужом горле.

***

Его сны были полны огня и крови, а теперь и металла.

Чаще, чем хотелось бы, Баки просыпался с криком, весь в поту, со слезами на глазах и воспоминаниями о боли в руке, плече и ребрах. Была одна ночь, когда жжение, бульканье и запах горящей кожи оказались слишком сильными, и когда Баки ударил по полу своей камеры металлической рукой, бетон треснул и раскололся, и под его кулаком образовалась вмятина.

***

Они гоняли его по полигону, проверяя выносливость. Как только он восстанавливал силы, натравливали на препятствия, которые требовали использования металлической руки — ломать двери или тонкие стены, отбиваться от врагов только руками или слабым оружием. На обоих висках были приклеены чипы, которые отслеживали мозговую активность, ещё один возле точки пульса, чтобы контролировать кровяное давление и частоту сердечных сокращений, и ещё несколько усеивали позвоночник и левые ребра, отслеживая работу костей и мышц, вовлеченных в функционирование металлической руки.

Одетый только в форменные штаны, Баки пробежал курс, тяжело дыша и обливаясь потом, его мышцы перенапряглись, а кости устали; для каждого испытания ему приходилось начинать всё сначала с новыми врагами и новыми препятствиями, новыми путями в лабиринтах. Иногда стены были ледяными и скользкими, иногда теплыми и кирпичными. Каждый раз Баки требовалось меньше десяти минут, чтобы добраться от старта до финиша, как бы ни меняли или искажали путь.

Наполовину пробравшись к последней двери, Баки согнулся пополам, тяжело дыша, пот катился по лицу и соскальзывал с кончика носа, падая на пол под босыми ногами. Через старую, едва работающую систему внутренней связи доносился потрескивающий голос — тут были великолепные наука и техника, находящиеся почти за пределами человеческих возможностей, но система связи оказалась дерьмовой.

— Ещё раз, солдат.

Стиснув зубы, Баки услышал, как трещат и меняются стены и пол, и повернулся, чтобы снова войти в дверь.

***

Ему снился огонь. Ему снилось лицо Золы, снилось, как ему отрезали ещё несколько конечностей и заменили их металлическими протезами. Ему снились очки Золы, отражающие его собственное измученное лицо в момент, когда хирурги заменяли сухожилия проволокой, кости сталью, а кожу металлом и алюминием. Ему снилось, что он весь стал холодным и искусственным.

***

— Отныне, — голос Золы прорезал его одурманенное сознание, — ты Зимний Солдат, модель ноль-ноль-один.

***

Баки ел пищу, которую ему давали, и спал по крайней мере шесть часов в сутки.

Проснувшись, он начал строить планы. Он утешался, представляя, как раздавливает горло Золы левой рукой.

***

Ему велели взять винтовку и убить человека — солдата — почти в трехстах метрах от них. Чтобы проверить его способности.

Неважно, какими холодными они сделали его внутренности, или каким опустошенным он стал сам, Баки не мог заставить себя убить человека, который так сильно напоминал ему его самого: побежденного, сломленного и измученного.

Они били его, когда он намеренно промахивался каждый раз.

***

— Я разочарован в тебе, Солдат, — прошипел голос Золы. Баки уставился на него. Его отросшие волосы касались плеч, щетина блестела от пота и грязи. — У тебя прекрасные перспективы и потенциал, и всё же ты отказываешься от наших даров. Мы пытаемся сделать тебя лучше, сильнее. Новый мир не сразу станет идеальным. Нам нужны послушные солдаты, чтобы возглавить его. Ты будешь послушным. Ты подчинишься.

Баки поднял глаза, чтобы встретиться с ним взглядом и позволяя приливу гордости согреть живот, когда Зола сузил глаза и отошёл.

***

Они наполнили его голову звуками, заставляя открыть глаза, чтобы увидеть вихри цветов и образы ужаса и войны; образы того, каким был бы мир, если бы они не уничтожили его и не сделали лучше. Тайная ветвь власти, и они хотели разорвать мир на части.

Баки уже давно погрузился в собственную месть. Все усилия, которые они прилагали, чтобы заставить его успокоиться и повиноваться, были бесполезны.

***

Баки воспользовался случаем, когда Зола забыл пристегнуть металлическую руку и отвернулся. Он рванулся, сорвал кожаные ремни с правой руки и бросился вперёд. Зола резко обернулся, широко раскрыв глаза за стеклами очков — как раз вовремя, чтобы увидеть металлическую руку, вцепившуюся в его пухлое маленькое горло. Баки зарычал, толкая Золу сквозь комнату, проламываясь мимо столов и оборудования, а потом ударил его о стену.

Он услышал, как голова Золы ударилась о поверхность: учёный задыхался и хрипел, глазные яблоки дергались, крошечные ручёнки били по металлическую руке. Зарычав, Баки сжал кулак, с наслаждением слушая, как жужжат моторы и сдвигаются пластины, а лицо Золы краснеет и искажается, пока не слышал удовлетворительный хруст.

Зола рухнул, глаза его потемнели.

Люди заполонили комнату, готовые схватить и уничтожить Баки; их кости превратились в бумагу под силой его ярости.