Часть 16 (2/2)

Ладони опустились на согнутые колени, норовя сомкнуть их донельзя, прижать друг другу. Дрожали меньше.

Ну что, Агата? Полюбуйся на своего суженого во всей красе. Очаровательного ублюдка. Стоит и от удовольствия глаза закатывает. А в паре метрах почти мертвая женщина сидит и напевает что-то под нос. Есть ли ему дело? Ни грамма интереса, даже туда не смотрит.

— Дай мне.

— Сигарету? — Колл ощерился, подошел ближе. Присел перед ней на корточки, аккуратно пропуская самокрутку сквозь чуть приоткрытые губы. Зажег огонек и помог прикурить.

Агата не двигалась, позволяя ему делать что вздумается. Вдохнула глубоко, чтобы табак затлел поскорее. В глотку ворвался забористый дым. Она схватилась за фильтр тонкими пальцами, зажимая трубочку между указательным и средним, и выдохнула Коллу в лицо.

Сизые струйки заскользили по небрежной щетине, огибая острые скулы и напряженный подбородок.

Все так же красив, все так же молод для своего возраста.

Глаз он не сводил, внимательно наблюдал за влажными огромными лупами, что смотрели снизу вверх трогательно. И молчал. Рот скривился в привычной ухмылке, подмечая все синяки и ссадины.

А Агате стыдливо до ужаса за свой жалкий вид и горько от мыслей небрежных. Есть ей дело до его мнения? Хотела бы ответить отрицательно, да под цепким взглядом стушевалась.

Сейдж изучала в ответ. Совсем не трогательно. И что для Штреддера щемящее мгновение, то для нее шанс.

Взгляд блуждал по туловищу, подмечая детали. На нем белая рубашка, брюки и остроносые ботинки. Рубашка обтягивала широкий торс, а поверх нее, как змея, извивалась кожаная лента ремешка, зацикливаясь на кожаном чехле. Рукоять ножа зазывно торчала, привлекая к себе внимание. Сейдж быстро отвела взгляд. В голове мигом созрел план. Ей бы подобраться поближе. Сыграть в игру мастерски.

— Ты всегда курила, когда нервничала, — вспомнил он. — Сигареты воровала из кармана.

— Были времена, — холодно отозвалась Сейдж, заставляя себя притворно улыбнуться. О временах вспоминать не хотела совершенно.

На Адель она старалась не смотреть. Слишком тяжело. Тот же отсутствующий взгляд, те же разбитые коленки с засохшей коркой на коже.

— Ну что, Сейдж, готова на вопросы отвечать? — Колл аккуратно заправил ей прядь за ухо. Агату покоробило от отвращения. От его пальцев, нежно скользящих по коже.

Вроде бы случайно, но оскал его мерзкий…

— Мне тоже волосы сбреешь? — выгнула бровь.

— Если будешь не слишком сговорчива, — парировал без замешки.

— Воды ей принеси. А потом говорить будем, сколько захочешь.

— Условия ставить будешь? — Колл прикрыл веки, очаровательно растянув губы. — Хорошо, что тебе позволено.

— Какое счастье, — усмехнулась, с удивлением замечая, как втягивается в эти медовые разговоры. Как забывается абсолютно в его присутствии.

Бесило невероятно.

Штреддер подошел к распахнутой двери, заглядывая за угол. Неслышно сказал что-то в темноту и вернулся обратно к Агате.

— Если это что-то изменит, то я не отдавал приказов ее истязать. И волосы сбривать тоже, — на лице ни одного намека на сожаление. Лишь сухие факты. — Местные охранники в основном из бедных трущоб. С бабами не церемонятся. А волосы сбрили, наверняка, чтобы продать подороже. Не было времени следить за ними, вот и устроили самодеятельность.

— Полностью оправдан, — процедила, пытаясь спрятать дрожащие руки. Его объяснения выглядели так неуместно, что щеки покраснели от стыда.

— Ну хочешь, накажу их? — предложил Колл. Будто клинья к ней подбивал. — Тут, я видел, ходит паренек с такой шикарной шевелюрой…

— Все шутки шутишь? — рыкнула Агата, сжимая кулаки.

Она старалась не смотреть на него. Боялась наброситься раньше времени. Отводила взгляд, следила за многоножкой, что змейкой ползла вдоль стены. Беспардонное насекомое, словно не боялось ничего, скользило себе спокойно по влажному стыку.

Ей бы так не бояться.

— А ты? — вопросил, уставившись. — Если бы не бегала так долго, может, и подружка поцелее была.

Сейдж не возразила. И возражать нечего. Колл давил на больные точки, как совесть позволяла. Затруднялось все тем, что совести у него не было.

В комнату вошел незнакомый мужчина с высоким стеклянным бокалом. Подошел к Кросби, порывисто наклоняясь над женщиной. Адель набросилась на воду, в считанные секунды осушая емкость. Незнакомец грубо выхватил бокал из ее рук и оттолкнул обратно к стенке.

Сейдж тут же дернулась вперед, не до конца понимая, что собирается сделать. Штреддер схватил ее за руку, ногтями впиваясь в кожу. Вдоль пальцев скакнули мурашки, поднимая тонкие белесые волоски. Она зашипела, пытаясь выдернуть конечность. Колл держал крепко, ловя ее взгляд, натыкаясь на непробиваемую стену. Дернул Сейдж на себя так, словно она чучело соломенное трепыхающееся, и усадил обратно в угол перед собой.

Штреддеру ситуация понравилась. Ему всегда нравилось наблюдать за ее несдержанными вспышками.

— Клайф, полегче нужно с дамами, — нравоучительно произнес Штреддер, отпуская руку.

Сейдж потерла место захвата, с ненавистью провожая Клайфа до двери. Как дикий звереныш, зло дышала через раздувшиеся ноздри. Клайф лишь хмыкнул в воздух, прикрывая за собой.

— Теперь довольна? Усмирила нравственные терзания? — издевательски протянул Колл, когда решетка звонко захлопнулась.

— Как будто тебе не все равно, — огрызнулась Агата. Голос ее походил на низкий агрессивный свист. — Довольна буду, когда тебя прикончат наконец.

— Узнаю, язык без костей. Потерплю еще чуть-чуть, но заигрываться не позволю.

Мягкий тон сменился на предостерегающий. Грани лица ожесточились, деформировались под влиянием качественно скрытых эмоций. У Агаты кровь забурлила в жилах от его навязчивого прожигающего взгляда. Глаза горели зеленоватым огнем, а глубоко внутри разлилась опасность. В этот момент он словно превратился в себя настоящего.

Без актерских замашек и шуточек своих дурацких. Хищник перед добычей, в любой момент готовый наброситься.

— Ну, не будем о грустном, — улыбнулся, разряжая обстановку. И снова ухмылка, и снова ласковый тембр, играющий на воспоминаниях. — Ответишь мне на парочку вопросов? Ничего сложного. — не дождавшись ответа, сразу перешел к делу. — Что тебе рассказал твой папаша?

— Ничего конкретного, — уклончиво выдохнула Сейдж, — Рассказывал, какой ты ублюдок последний.

— Узнаю Карлина Сейджа, — хмыкнул. — Побольше деталей.

— А я смотрю, тебя нисколько не волнует смерть моего отца? Вы вроде друзьями были. Лучшими. Так ты говорил?

— Я не желаю обсуждать это сейчас, Сейдж, — отрезал Колл. — Не время и не место выяснять отношения. Я задаю вопрос — ты отвечаешь. Одно простое правило.

— Ничего он мне не рассказывал, — бросила, не глядя.

— Смотрю, по-хорошему ты не хочешь? Как капризное дитя.

— Ну, закатывай рукава, Колл. Буду снова отыгрывать грушу для битья.

— Я ж не зверь какой, — Агата скептически закатила глаза.

— Ты все равно уже не жилец, — протянула буднично. — Все кончено.

— Это ты про что? — ему вдруг стало интересно.

— Всю твою прелесть скоро с землей сравняют, Штреддер. И тебя тоже. Не будет тебе места за поганые делишки.

— Это ты про своих драгоценных друзей говоришь?

Сейдж застыла, стараясь не выдавать внутреннего волнения. Сердце забилось быстрее, венки на запястьях взбухли от опасности. Колл усмехнулся, заметив ее расширившиеся зенки.

— Я идиот по-твоему, Агата? — спокойно спросил Штреддер. — Мы за твоей квартиркой «секретной», — показал кавычки пальцами, — уже пару дней следим. И про дневник, что вы нашли, я тоже в курсе. — Вытащил знакомую книжку из-за пазухи, вертя перед лицом. — Все твои выебоны, конечно, очень миленькие, но советую прекратить строить из себя дуру и поговорить со мной серьезно.

— А то что? — стиснула зубы.

— А то твой драгоценный Аккерман вместе с другими доходягами внезапно исчезнут без следа. Какие у тебя там рычаги давления? Вываливай. А если сказать нечего, то рот закрой и молчи, пока взрослые слова не дадут, — откровенно потешался.

— Пошел нахер, Штреддер.

— Этот язычок, да в хорошее дело, — расхохотался Колл. — Ну что там у тебя, Сейдж, по ответам? Что Карлин поведал, пока вы до Марии гуляли?

Она вздохнула, пропуская максимальное количество воздуха. В духоте не разгуляешься. Рычагов давления не было. А разведчиками рисковать не хотелось. Леви рисковать не хотелось.

— Про сыворотку рассказал.

— Много рассказал-то? Может, и местоположение выдал? Куда он там ее утащил вероломно, пока я наши дела в порядок приводил, — едва улавливалась скрытая обида.

— Если бы. Давно бы спалила к чертям.

— Значит, из дневника узнала, — задумчиво почесал бровь. — Хорошо, очень хорошо. А Тобермора?

— Откуда про Тобермору знаешь?

— Грег мне письмо отправил. Отчитался по хорошим новостям. Жаль, что по дороге Аккерман перерезал всех к чертовой матери. Да как перерезал?! Я бы такого на работу взял.

— Замолчи.

Штреддер снова расхохотался. Агата вздрогнула, сминая пальцы. Его смех такой холодный, гаркающий, что внутри все морозцем покрылось, как на окнах в суровую январскую ночь.

— У отца в часах тайник бы, — увертливо продолжила. — Оттуда бумажка выпала с адресом. Звучит безумно, конечно, но от Карлина подобное не удивляет. Твои подпольные игрища его до паранойи довели.

— Нечего нос свой совать куда не просят, авось бы еще пару лишних бутылок пойла вылакал, а не переваривался в брюхе.

— Не смей, — она опасливо застыла. — Не смей так про него.

— Смешная вы семейка, Сейдж, — Штреддер отошел на пару шагов, отворачиваясь. — И ты смешная. И чего я только нашел в твоей дурной голове. Иной раз задумываюсь и удивляюсь. Столько баб вокруг, а я все вздыхаю, да кота за яйца тяну.

Он достал очередную сигарету и закурил. В отличие от Агаты, Колл курил по привычке. Горький налет так прочно засел в его легких, что без него становилось не по себе. На лице задумчивая маска, тени по скулам гуляют. Взгляд далеко, не здесь, не в этой комнате.

— Не желаю слушать, — Сейдж намеревалась уши зажать, однако сдержалась в последний момент. — Ты меня на смерть послал, а сейчас лапшу вешаешь.

— Не так уж потерян, — загадочно произнес куда-то в пустоту. — Впрочем, это все треп, пустой и бессмысленный. Я задаю вопросы — ты на них отвечаешь, Сейдж. Давай не будем отвлекаться.

Многоножка подползла совсем близко к двери, проникла наружу сквозь прорезь. Скрылась в темноте. Счастливая маленькая многоножка.

— Ну чего молчишь так скромно, — Штреддер ожил, нервно встрепенулся и вернулся к Агате. Показал клыки и деловито подбоченился. — Наверняка такой скромной не была, когда Смиту докладывала.

— Он мне жалованье не платит, чтобы я перед ним отчитывалась, — прыснула в раздражении. — И ты тоже.

— А сколько нужно, Сейдж? Мне для тебя никаких денег не жалко. Возьму тебя на полную ставку, только побудь лапой хоть секундочку. Без твоего бараньего упрямства и капризов детских.

— Мне твои деньги кровавые нахер не уперлись, — Агата издевательски чмокнула розовыми губами, скрещивая руки на груди.

— Да что ты, — оскалился снисходительно. — Поздновато спохватилась. Успела уже сполна ими насладиться.

Череп затрещал от накатившей злости. Колл проходился по чувству вины, как граблями на собственной грядке.

— Неужели думаешь, что стала бы, если знала, как эти деньги делаются?

— Думаю, что догадывалась, Сейдж. Не юли, не первый день знакомы. На лице все написано. До чего ж тебя книжки избаловали, совестливая до жути. Не смогла бы ты себе свои кружевные панталончики позволить, если бы работала, как все.

— А может, и не нужны мне эти кружевные панталончики? — скривилась она.

— Очень жаль, выглядела ты очень даже ничего.

— Да задавай ты уже свои вопросы, Штреддер! — вскрикнула. — Долго еще? Надоело.

— А Леви Аккерман не надоел? Я слышал, хороший мужик. Храбрый. За тебя насмерть дрался.

Колл Штреддер и позабыл про собственные правила, упиваясь ее незавидным положением. Упиваясь красными стыдливыми щеками, ароматным запахом страха и прикрытыми в нетерпении веками.

— Всего лишь приказ выполнял, — она холодно отвела взгляд. — Вопросы-ответы, Колл. Не изменяй собственным правилам.

— А чего затряслась-то? Видать, не чужие люди, Сейдж, раз глаза в кучу. Даже как-то ревностно стало, — Штреддер игнорировал все ее выпады.

Она промолчала, разглядывая пальцы на ногах. Хотела добавить пару слов, но так и осталась с приоткрытым ртом.

— Ну что там со Смитом, Сейдж?

— Ничего я Смиту не говорила, — громко выпалила. Чересчур громко. — Он сам все узнал. Записи мои прочитал. Я за стенами писала всякое, так Леви… Капрал, — заикнулась, — нашел и своему командору притащил. Я бы не стала, боялась, что он и так в курсе.

— Ты всегда осторожной была, — Колл подошел, ласково теребя Агату по голове. Порывы нежности пугали. Словно доволен был, как никогда. — С записями я разобрался.

Произнес так, будто успокоить хотел. Словно Агата оплошность допустила тяжкую, а он разобрался с легкостью.

— Ты благодарности ждешь? — уточнила. — Я не на твоей стороне, Колл. Не знаю, что там творится в твоей голове.

Она думала, что расстроится, так тот и виду не подал, словно не слушал совсем.

— Мне твоя благосклонность не нужна, Сейдж. Одобряешь, не одобряешь. Как будто меня волновало когда-то, что там кисейные барышни причитают, начитавшись своих глупых приключенческих романов с кастратами-героями. Не выросла ты еще, чтобы понять, как мир работает.

— Не выросла, говоришь? Мне через пару лет тридцатник стукнет, а ты все надеешься, что я по твоим правилам заживу? Что тебе нужно от меня, Колл? Что гоняешься за мной, как щенок бездомный? — голос дрогнул.

— Не будь дурой. Как будто я должен эти истины тебе растолковывать, Сейдж. Нас всегда друг к другу тянуло, что бы ты там в порывах ярости в меня не кидала. Это не просто так. Такое не забывается.

— Мы все решили еще пять лет назад, — тяжело вздохнула. — Ты мне не нужен. И чудовищно обсуждать это сейчас.

— Сейчас самое время, — Колл не подходил к ней, держался в паре шагов, сверкая озлобленными глазами. — Если решили, так чего бегала ко мне? Отпустить не могла, все в ревности девчонок грязью поливала, лишь бы с горизонта исчезли поскорее. Раз не нужен, так чего неистово сражалась? За такого-то урода беспринципного?

Агата задумчиво склонила голову набок, пробираясь в глубинные воспоминания. Нервно сглотнула удушающий ком в горле, комкая края блузки в ладонях.

Все было. Ревность, злость, желание не потерять, не упустить родного человека. Грязно играла, не считаясь с чужими чувствами. С ума сводила своими выходками. А в конце сгорела. Сгорела от бесконечного цикла этих странных больных отношений.

Может, вот он, момент? Может, сказать ему, что так хочет услышать?

— Это тяжело, Колл. Я почти умерла. Наша связь, наша близость — все это чертовски притягательно, но со своими побочными эффектами. Я была одинока и наивна, бегала к тебе от безысходности.

— Плевать на эффекты, — отрезал он. — Посмотри на меня.

Агата нехотя подняла глаза, теряясь. В зрачках его неподдельная жалость, настоящая, не наигранная. Надежда до того колкая, что глаза влажное сияние укутало, а под кожей поток горького сожаления прошелся. Она никогда не видела его таким открытым, таким неуверенным. В ушах ключом кровь била.

Это подкупало, черт возьми. Как же это подкупало.

Агата благосклонно растянула губы в скромной улыбке. Фальшивой, наигранной, но до ужаса артистичной. В голове все хорошее, что между ними было. Все моменты и слова, прикосновения и поцелуи, поглаживания и скользящие пальцы. Она приложила усилие, чтобы на пару минут стереть его выходки из головы. Погибшего отца, измученную Адель, одинокую сломленную Агату в подвале поместья. Вранье, манипуляции, грубые хваты за шею. Ссоры, оскорбления, угрозы.

В мыслях образ: спаленный в камине список его злодеяний. Она сидит на корточках в белом платье с глупыми рюшами и подталкивает бумагу кочергой. Ближе, еще ближе. На лице нежность блаженная и ностальгия по первой настоящей любви. Больной и неправильной, как вся ее жизнь. Все ложно, все спектакль. За спиной отец стоит, живой и бодрый. Улыбается ей, сжимает плечо, подбадривая. А Сейдж все сжигает рукописи, которым конца нет.

— Агата, — Штреддер редко называл по имени. — Я скучал.

Он сидел на корточках в двух метрах, щурился и улыбался. В глазах теплота, такая знакомая и родная, что у Сейдж защемило под ребрами, а желудок трепетом пробрало.

Колл не спешил подходить ближе, издалека выжидал. Едва не пальцем манил. Агата все понимала даже слишком хорошо. Тело сопротивлялось. Она оттягивала момент на секунду, а потом еще на парочку. Штреддер застыл монументом, глазами хлопая, как скромный мальчишка. Гордость ее захотел, всю без остатка.

Зелень в глазах ошпарила. Она потерялась в хвойном лесу, замирая. Неловко задергалась, вставая на колени. Ладони опустились на каменные плиты, упираясь в каменную крошку так, что следы оставались на податливой тыльной стороне. Где-то в потемках черепа стыд. Прожигающий, почти убивающий ее, сверлящий в кости уродливые дыры.

Кажется, что горелым мясом запахло. Сейдж морщилась сквозь несмелую улыбку и чувства гасила. Не обращала внимания, скользя коленями, будто к роднику с ледяной водой. Штреддер лыбился ей, довольно потирая пальцы на руках. В теле нетерпеливость, глаза почернели в пьяной похоти.

Агата исполняет желания.

Сейдж чувствовала, как свербят коленки от мелких царапин, но продолжала ползти. Ползти в чужие руки. Все тело закололо, заболело в негодовании. В отторжении.

Она представляла лицо. Привычное хмурое лицо Аккермана, который не улыбался, но ждал. Ждал ее там, в конце комнаты, чтобы высказать, что думает. Поделиться недовольствами, отругать за то, что рискует напрасно и никому ее вот эта жертвенность нахер не сдалась.

Сейдж тепло растянула губы, захотелось прыснуть издевательски.

Видать, сдалась, Леви? Сдалась. Неужели думал, что позволю кому-то из-за меня в могилу раньше времени ложиться? Оставь свои причитания при себе. Может, получится.

Тень пестрит его образами, и она отбрасывает эти образы подальше.

Агата не пряталась больше, не откладывала эмоции в дальний ящик. А тело все еще не слушалось. Пальцы зашлись в такой тряске, что Сейдж едва сдержалась. Глотка сократилась в панике.

Как бы не разрыдаться тут перед Коллом.

Штреддер совсем близко, прямо перед ней. Агата приподняла голову, мягко сталкиваясь носами. Кончики бархатно касались, скользили. Руки в мгновение затекли, упираясь. Лица друг напротив друга. Искры в комнате вспыхивали, искры будоражащих чувств, как в их первую ночь. Глаза в глаза, как в прошлом. Его зеленые, ее серые. Дрожащие губы, подрагивающие ресницы и страсть. Такая бездонная, бесконечная страсть, что голова кругом пошла. И ничего вокруг. Ни Адель безучастной, ни подвальной духоты, ни решеток на двери.

Порочная связь между ними веревками вилась, сковывая любое движение, связывая тела толстой бечёвкой. Выходило, что не врал Колл ни капельки. Тянуло их, ужасно тянуло.

Сейдж почти в лихорадке билась, стараясь заглушить переживания.

Они разные. Разные люди, разные характеры, разные жизни. Сейчас хорошо, а потом плохо. Она словно убедилась в последний раз.

Сейдж впилась в его губы с требованием. Куснула, подминая податливую плоть. Растворилась в противоречивых чувствах, напрочь теряя голову. Штреддер не удивился, смотрел на нее не моргая, наслаждаясь их взаимным. Агата зажмурилась будто от удовольствия, не желая наблюдать за тем, как глубоко на дно опускалась.

Почувствовала, как Штреддер ответил. Обхватил ее талию лапищей, подтаскивая к себе с легкостью. Поставил на ноги, прижимая намертво, не оставляя между ними ни миллиметра.

Ее руки по бокам болтались, она их к груди прижала, просунула меж телами, упираясь пальцами в грудь. Застонала в губы, чувствуя, как сильно Колл сгреб ее в охапку. В голове звон, мешанина, хаос. И нежность, чертова нежность вперемешку с ершистым страхом.

Язык вторгся в рот, лаская и извиваясь.

Агата не в себе, ей хорошо. Внутри она молода, ей восемнадцать. Между ними все.

Она управляла потоком эмоций в своей голове, не отрываясь от Штреддера ни на секунду. Позволяла себе еще пару мгновений побыть той маленькой и наивной Агатой из прошлого, а потом пробила плотину камень за камнем.

Ненависть заполнила душу молниеносно.

Ее тошнило, ей противно до ужаса, но она целовала с запалом влюбленной дурочки, выхватывая нож из чехла одним махом.

Колл не успел среагировать. Агата нанесла удар с неведомой, из ниоткуда взявшейся силой. Бессмысленный, чудовищный удар в район сердца. Она не знала, что делает.

Действовала наощупь. Попала ли в цель? Вытащила резко и вонзила еще раз. Их поцелуй прервался, губы занемели от ужаса.

Кровавое липкое пятно расплылось на его рубашке, Агата в эпицентре грязного накала. Она почувствовала, как теплая кровь пропитывает ее одежду вместе с телом. Всасывается в кожу, будто хочет запечататься в ней до конца жизни. В ушах звоном хриплый вскрик, тяжелые ухающие стоны и мужские руки, внезапно перехватившие, сжимающие все крепче. Глаза Сейдж словно по всему лицу расплылись неровными кругами от всепоглощающего шока. Две огромные неограненные монеты, серым металлом блестевшие в удушливых потемках.

Агата вырвалась из его слабеющих объятий. Отлетела на пару шагов, прижимая ладони ко рту. Штреддер не в порядке, задыхался в собственных жидкостях. Губы, обрамленные красным, снисходительно растянулись в задорной ухмылке.

Упал на колени. Он чертовски злился. Злость скривила все его лицо в ужасающей маске, Агате незнакомой. В тускнеющих зрачках читалась горечь предательства. Она враг ему.

Горько, горько, горько. Как же горько.

Ей бы издевательски рассмеяться над умирающим телом, праздновать и танцевать на костях. Кто теперь на коленях, Штреддер? Кто теперь хрипит беспомощно?

Сейдж и слова не проронила. Глотка пересохла от накатывающих рыданий. Слезы лились по щекам непрерывными потоками. Превращались в горошины на кончике подбородка и падали, падали градом на вздыбленную грудь, струились по шее. Щипали на коже солью.

Она дрожала всем телом, стоя поодаль. Вздрагивала, всхлипывала, размазывая влагу по лицу. Хваталась за волосы, сильно оттягивая у корней. Будто наказать себя хотела, вырвать все луковицы с корнем, сжимаясь в струящейся боли.

Это она натворила? Это ее рук дело?

На пальцах его кровь, тягучая и темная. Пугающая. Агата боялась взгляд опустить, замирая от ужаса. Будто от этого у нее пальцы отсохнут и зубы повыпадают.

Колл улыбался. Все не умирал и не умирал. Ей и невдомёк, что смерть забирала так медленно. Он похрипывал, прижимая ладони к разорванной рубашке. Нож валялся недалеко на полу, вымазанный и запятнанный. А за дверью тишина, никто не врывался. Агата удивилась даже, ведь уверена была, что там кто-то восседает тихонечко.

Адель не среагировала. Ее не впечатлили ни поцелуи, ни убийство. Пялилась и пялилась в пустоту, ни один мускул не дрогнул. Мутные зрачки и мотив приставучий на губах.

Плохо. Плохо. Плохо.

Агата шумно и быстро задышала, наблюдая за кряхтеньями. Грязь.

Штреддер не падал, не корчился от боли. Лишь грустно улыбался и жмурился периодически. Такой слабый и жалкий.

Красивой смерти не существует.

В ее черепе буйствовал хаос. Множество вопросов, а Агата страшилась. Она думала, что смогла бы с легкостью. И бровь не дрогнула бы. Леви же убивал легко, не задумываясь. Сама наблюдала за кровавым возмездием. Видела гнев на лице и легкую руку, вершившую судьбы.

И оттого так просто перед рывком.

Выхватила нож, все еще чувствуя теплоту мужской груди, чувствуя, как колотится трепещущее сердце Штреддера. Меж ребрами лезвие тяжелее. Из последних сил еще раз в плоть, чтобы наверняка.

Яркие картинки мелькали в голове, заставляя взвыть сильнее.

Она чудовище. Чудовище. Какое право имела?

Штреддер хрипло рассмеялся, а Агата вздрогнула от вороньего карканья. Он наблюдал за ее терзаниями спокойно, не прерывал. Ему было смешно. Во взгляде сожаление.

Обмякшее тело выпрямилось, а пальцы неторопливо принялись расстегивать рубашку пуговицу за пуговицей. Жемчужные горошины затанцевали в его пальцах, до того умело он продевал их через петлицы.

Человек с двумя ножевыми ранами в грудине.

Запонки на рукавах отлетели в сторону, липкая ткань соскользнула с широких плеч, шлепаясь на пол.

Сейдж видела их. Тонкие линии от ножа, слегка раскрытые, пульсирующие болью. Крови так много, что грудь превратилась в бордовое полотно. Алые дорожки ползли по его коже, оставляя яркие полосы внизу живота.

— Что ты делаешь, — голос походил на скулеж. — Умирай, Колл. Ты должен умереть.

— А я ведь поверил, Сейдж, — его голос не походил на скулеж совсем. — Поверил тебе, как идиот. Поддался на лживую грязь, как обычно.

Из ран повалил пар. Интенсивный, горячий, молочно-белый. Из ниоткуда взявшийся, словно кто-то из чайного носика щедро обдал кипятком. Агата вцепилась в виски, потерла глаза. Не поверила, ни капли не поверила. Подумала, что совсем голова кругом пошла от наполняющих переживаний.

Она замерла в недоумении, стараясь впитать в себя картину целиком. Стараясь удержать внутри сломленный крик, полный ужаса.

Тело Штреддера исцелялось. Раны закрывались на глазах.

Агата не верующая совсем, но ладони сами сложились лодочками, прижимаясь друг к другу. В голове молитва завертелась из обрывочных предложений. Завертелась скомканно и неистово. От нечистого, от плохого.

— Ты дьявол, дьявол во плоти, Колл Штреддер, — внезапно прошептала Адель Кросби, не поворачиваясь. Ее голос звоном прошелся по всей комнате.

— Никогда не нравилось это имя, — зло проговорил в ответ, поднимаясь на ноги как ни в чем не бывало.

Агата так и застыла. И вот она сама на коленях. На своем законном месте.

— Хороша актриса, ничего не скажешь. Хвалю, — в голосе ни грамма любви. Чистейший лед с изморосью. — Забрать тебя хотел, оттого и гонялся на свою голову. А сейчас вижу, что не готова совсем. Ну ничего. Урок я тебе преподам.

Агата пялилась на него, как на что-то из ряда вон выходящее. Смысл слов едва доходил до мозга. Рот приоткрыт, в нем колкая тишина. Ни звука. Ни одного ебанного звука.

— Молчишь, Сейдж? Редкое зрелище. Видимо, тебе нужно меня ножом пырнуть, чтобы послушать хоть пару минут без препирательств, — он недобро ухмыльнулся и взглянул на Адель Кросби.

— Нет, — шепот. — Не может быть.

— Слушай внимательно, Агата, — голос его стал совсем холодным и равнодушным. — Вот как все будет. Отряд Аккермана — покойники. Аккерман тоже. Кто там еще шнырял в твоей убогой квартирке? Мои руки до всех дотянутся. И сыворотку я тоже заберу. У заказчиков уже все сроки вышли, а ты им такой подарок сделала.

— Я не…

— Слушай, — перебил. — Слушай молча. Ты облегчила мне жизнь, Сейдж. Ты даже не представляешь. Меня здесь больше ничего не держит. А ты останешься, дорогая. Ты останешься, чтобы захлебнуться в ядреной кислоте собственных ошибок. Не к кому будет бежать за утешением. Будешь оплакивать смерть товарищей, задыхаться в одиночестве, пока от гордости совсем ничего не останется. Пока вся твоя личность не распадется на куски сожаления и удушающей скорби. И тогда я приду снова. Тогда я проберусь к тебе совсем близко, ты и не заметишь. И ты проглотишь всю свою ложь, проглотишь гнилые доводы. И поцелуешь меня. А я посмотрю, хватит ли твоего духа, чтобы ударить еще раз.

Тон его голоса ровный, не дрогнул ни на секунду. Все слова от сердца, до того искренние, что Агата поверила в смысл каждой буквы.

— Прекрати. Перестань. Замолчи, — слова набатом звучали в тишине, как приговор. Как гвозди, вбивающиеся в крышку гроба.

Колл поднял нож с пола, обтирая лезвие о брюки. Кровь оставила на серой ткани мокрый черный след. Он двинулся к сжавшейся в углу Кросби, неспешно перебирая ногами.

Агата с ужасом наблюдала, поворачивая голову. Подорвалась наперекор, бросаясь под нож. Она не думала, просто действовала, слушая собственное сердце. Пытаясь перекричать мозг, который диктовал ей правила.

Штреддер легко перехватил ее за талию. Пальцы загорели на коже, она тут же принялась извиваться яростно. В его руках столько силищи, что Агата бесполезно дергалась, как канарейка в прутьях клетки. Но верткая, извивалась неистово, чувствуя, как злился и пыхтел Колл над ухом. Он рычал от раздражения, нож несдержанно вспорол блузу на боку, пронзая кожу хлестким ударом. Агата вскрикнула, глаза округлились в ужасе, звезды забегали. Ощутила, как что-то горячее разливалось плавным потоком.

Под кожей, сквозь нее, везде. А потом немеет, сладкой патокой вьется слабость, заполняя до краев планомерно.

Штреддер вздрогнул, испугался. Словно не поверил в случившееся.

Он взял себя в руки через пару секунд, отмахиваясь от внутреннего порыва прильнуть к ее телу, зажимая рану. Чувство горечи заполнило его грудь снова, и Колл оттолкнул Сейдж с такой силой, будто она ничего не весила.

Тело запарило в воздухе, а затем смачно шлепнулось о стену. Голову прошибло невыносимой болью, затылок пронзило агонией. Она сползла, цепляясь за бок пальцами.

Рана неглубокая, но крови льется много.

— Сама виновата, — бросил напоследок и присел рядом с Кросби, не обращая на Агату никакого внимания.

Женщина смотрела куда-то в сторону, глаза ее ничего не выражали. Словно безмолвный наблюдатель. Она зацепенела, когда пальцы опустились на подбородок и резко повернули лицо в сторону всхлипывающей Агаты.

Сейдж попыталась встать, но ушибленная голова подвела. Все перед глазами закружилось, живот пронзило раздирающей болью, и все, что она увидела четко, так это глаза напротив. Глаза Адель Кросби. Уже не холодные, а молящие, полные ужаса и скорби.

Силы оставили Сейдж. Не наскрести и на пару движений. Она чувствовала себя парализованной, в онемевшем теле.

— Прости, крошка, — зашептал Колл в ухо. — Перед смертью взгляни на нее. Красивая, правда? — затыкал в сторону Агаты ножом, заулыбался.

Он совсем на себя не похож. Ничего общего с человеком, что целовал ее. Зрачки Кросби забегали в беспомощности. Она не отбивалась, не двигалась и молчала. Агата увидела во взоре ее такой всепоглощающий ужас, что глаза показались черными. Одинокая слеза скатилась дорожкой, Адель сглотнула ком в горле.

Штреддер отвлекся и посмотрел на Агату. Он больше не мальчик. В нем ни капли шутки и прежнего задорства. Уверенность и ярость.

— Вот тебе урок, Сейдж. Впитывай последствия собственных решений. Усвой хорошенько до нашей следующей встречи.

Его голос потерялся в женском крике. Громком визгливом крике, звенящем и беспомощном.

Секунда, и время замерло. Туман, вьющийся туман перед глазами. Агата задергалась из последних сил, заорала, что есть мочи. Время пошло. Нож уверенным ударом зашел в грудь. Расчетливо, правильно. Туда, куда Сейдж должна была попасть с первого раза.

Тело задергалось в мужских руках, издавая низкие булькающие стоны, которых Агата не услышала. Изо рта Адель брызнула каплями горячая кровь, окропляя Колла и все вокруг.

Судороги прекратились через пару долгих мучительных секунд, Кросби обмякла, до ужаса красивая в его ладонях. Тело упало, выпуская последний в своей жизни звук.

Так вот как это правильно?

В комнате две смерти.

Агата почувствовала, как подошел к ней Колл. Как опустился на колени, вцепился в лицо за подбородок, вырывая из пустого темного вакуума. Поцеловал небрежно в стиснутые губы.

Так целуют, когда прощаются.

Он отстранился, осматривая жалкую тушку со снисхождением. Кровавая одежда, быстрые вздохи и серое лицо с округлившимися лупами.

Его «прощай» раздалось совсем тихо, затерялось в веренице других звуков. Твердые уверенные шаги за порог, но она собралась с силами. Позвала его. Позвала его обратно, чтобы задать последний, почему-то такой важный вопрос.

А Штреддер поддался. Всегда поддавался, едва слышал ее требовательный скулящий голосок.

— Ты сказал, что тебе не нравится твое имя. Ты так сказал, — залепетала как малое дитя, слова перебирая на языке. — Как тебя зовут, Колл? Как тебя зовут?

Штреддер тепло растянул уголок рта. От жестокости и следа не осталось. На лице спокойствие, и лишь кровавые капли и труп за спиной выдавали в нем убийцу.

Колл наклонился к ее уху, ошпаривая мочку дыханием.

— Ро́ман Тайбер, Сейдж. Запомни это имя хорошенько.