Часть 15 (2/2)
Смит грязно выругался и, собрав вокруг себя парочку солдат, направился на верхние этажи. Женщина осталась рядом с Аккерманом, который как истукан стоял рядом и старался делать вид, будто ее не существует. Мужское тело было так напряжено, что казалось, любое резкое движение вызовет у того нервный припадок.
— Смит говорил, что ты пригодишься, Бишоп. А оказалось, что даже от Сейдж было больше толка.
— Смотрю, вы с Агатой спелись, — хитро усмехнулась она. — Приятная девчонка, правда? Помню, как угодливо она распиналась в поиске работы. Хотела перебраться поближе к Сине. Жаль, что пользы от нее было немного. Как ты терпишь ее пустой треп?
— Так же, как терплю сейчас твой.
— Какой хмурый неприятный дядька, — Рене повысила голос, насмешливо осматривая его неприветливое худое лицо. — Ей всегда нравились такие грубые гоповатые мужики. Думала, что одиночный четырехмесячный отдых вставит мозги на место. А она все туда же.
Леви промолчал, стараясь успокоиться. Эта журналистка раздражала его даже больше помешательства Смита. Даже больше его решения воспользоваться услугами этой наглой журналисткой крысы.
Через пару минут за ними вернулся солдат, который сопроводил их обратно в кабинет командора. Несмотря на то, что Рене старалась выглядеть уверенно, Леви заметил, как та теребит рукава кофты и покусывает нижнюю губу. Она, наверняка, и понятия не имеет, что происходит. И, похоже, до ужаса боится. Боится, что следующий взрыв произойдет уже где-то в опасной близости рядом с ней.
Смит сидел в своем кресле и что-то с остервенением писал на бумаге. На лице застыла озлобленная маска. По щекам расплылись красноватые пятна. Ящики стола вынуты, листы бумаги валяются по всей комнате, превращая ту в почтовое отделение. Капрала передернуло от устроенного хаоса.
— Эрвин, — позвал его Леви, отвлекая от рукописного текста.
Мужчина встрепенулся, словно его хлопнули по спине. Поднял голову, всматриваясь в гостей. Аккерман увидел, что тот едва держит себя в руках. Занимательное зрелище.
— Что же, — начал командор, потирая покрасневшие глаза. — Важные улики исчезли. Филипп тоже. И ты, Рене, похоже, не имеешь ни малейшего понятия про это прискорбное происшествие. Угадал?
— Он работает на меня почти пять лет, Эрвин. Я в таком же недоумении, как и ты.
В зеленых глазах неприкрытая злость. Рене нахмурилась, сжала пальцы от ярости. Смит не мог понять, играла она или нет.
— Тем не менее он знал, что в моем кабинете что-то находится, — тихо проговорил Эрвин, тяжело вставая из-за стола. Рене сглотнула образовавшей в глотке ком и осторожно подняла взгляд. — Про это ты тоже ничего не знаешь?
— Ты меня идиоткой считаешь, Эрвин? Я видела, что ты что-то недоговариваешь. И, естественно, хотела узнать, что именно. Мы разговаривали об этом с Филиппом. Я всего лишь поделилась догадкой, что в твоем кабинете могут быть полезные сведения. Например, те, что лежат в верхнем ящике. Ты постоянно притрагивался к ручке и проверял замок. А насчет происшествия… Я не знала, что мой дохленький Филипп по вечерам собирает взрывчатку и взрывает неугодных. Я с ним кучу лет проработала. Он участвовал в том числе и в делах против Колла. Я и подумать не могла, что…
— Если ты в собственном коллективе крысу не разглядела, как же ты собираешься нам помочь, Бишоп? — вмешался Аккерман, с подозрением поглядывая на женщину. — Даже интересно, как работает твоя выборочная наблюдательность. Раз в год и палка стреляет.
— Уйми своего цепного пса, Эрвин, — зашипела Рене.
— Уйми свою певчую суку, Эрвин, — передразнил ее Леви, злостно плюхаясь на ближайший стул и перекидывая ногу на ногу.
Возможно, Аккерману не стоило так грубо отзываться об этой ведьме, но как только Рене открывала рот, капрал вспыхивал, как пороховая бочка.
Смит глубоко вздохнул, возводя зрачки к потолку. Все, чего хотелось прямо сейчас — так это забыться в здоровом сне. Отвлечься хоть на секунду от нескончаемых проблем, которые он на себя навлек.
Запах гари все еще заполнял легкие. На столе куча бумаг, с которыми стоило разобраться. А на пороге ебучий Штреддер, творящий такую херню, что Смит невольно задумывается вызвать того на кулачный бой и покончить с этим. Внутри разверзлась пустота, полная ледяного воздуха. И лишь где-то вдали, в крошечном темном закоулке его мозга, теплился костерок любопытства, к которому тот взывал.
— Успокойтесь, вы оба, — рыкнул он наконец. — Рене, извини, но ты будешь находиться под стражей, пока я не решу, что с тобой делать.
— Но…
Бишоп попыталась возразить, но яростно возведенная вперед мужская ладонь заставила ее захлопнуть скривившиеся от злости губы. Она выглядела удивленной. Как будто он первый, кто посмел приказать ей что-то.
— Леви, езжай за Сейдж. Было ошибкой отсылать ее дальше собственного носа. Штреддер устраивает мясорубку направо и налево. Наши предположения о его влюбленности — глупая херня. Возьми с собой своих ребят и доставь мне ублюдка на блюдечке.
— Ебанный цирк, — буркнул Аккерман и вышел из комнаты, не произнося больше ни слова. Как будто наконец-то дождался повода убраться.
— Эрвин, я надеюсь, это шутка, — как только за капралом закрылась дверь, Рене снова набросилась на него с претензиями. — Какое наблюдение, у нас договор.
— Плевать мне на твой договор, — холодно произнес Смит, взглянув на Бишоп сверху вниз. — Ситуация все больше обрастает трупами. В том числе и моих людей, которые этого не заслужили. На этот раз я проявлю осторожность, и надеюсь, что у тебя хватит мозгов это понять. Я не буду держать тебя в клетке, лишь приставлю к тебе пару своих людей и попрошу посидеть в выделенной комнате. Пока я окончательно во всем не разберусь. Твой помощник, возможно, устранил важного свидетеля. Я не могу оставить это предположение без внимания.
В груди мужчины отчего-то больно закололо. Сощуренные глаза напротив уставились. На женском лице мягкая усмешка и выражение такое, словно она позволяет ему так себя вести. Словно позволяет что-то решать и что-то приказывать. Эрвину не по себе. Мурашки прошлись по позвоночнику. Думалось, что эта коварная женщина спрятала руки за спиной только для того, чтобы втыкать иголки в его тряпичную куклу.
В кабинете мрачная тишина, и кажется, что за ней что-то последует. Что-то волнительное и страшное. Рене не двигается и молчит. Полные яркие губы, как высеченный из камня монумент. Ему отчего-то некомфортно находиться рядом. Она заставляет его забываться. Забываться вообще обо всем.
От абсурдности ситуации Эрвин издал короткий смешок. А Рене, вздрогнув, подошла ближе, словно бабочка, летящая на свет. И все внутри кричит, чтобы она убиралась прочь, но рот безмолвен.
Смит стоит прямо перед столом, наблюдая, как она вклинивается в пространство между его телом и массивным лакированным бруском. Присаживается и запрокидывает голову, ошпаривая зеленью. Сердце бьется так громко, что Эрвин чувствует бьющиеся под кожей вены и артерии. И ее, и свои.
— Да уж, ебанный цирк, — шепча, вторит Рене. — У тебя там внизу пленник разлетелся по стенам. Возможно, и парочка дежурных в придачу. А все, о чем ты сейчас думаешь, — она медленно раздвинула ноги, поглаживая его бедро коленкой.
Эрвин опустил взгляд, наблюдая за ее безумными действиями.
Действительно, о чем же он думал? Несколько мгновений назад о работе, что выедала мозг и требовала незамедлительных решений. А теперь? Теперь, когда Рене почти касалась его?
Смит сглотнул, опуская ладонь на ляжку, скрытую под легкой ветреной тканью. Поднимая белое платье выше, скользя по гладкой плоти. Голые участки стройных ног горели под его пальцами. Под грубыми подушечками танцевали мурашки. Он чувствовал, как ее тело трепещет. Как тяжело она дышит, как грудь поднимается и опускается вместе с милой тонкой цепочкой, что теряется в вырезе платья.
Эрвину снесло голову. Он застыл под хищным женским взглядом, пытаясь сделать вдох. Легкие наполнились горячим воздухом, никак не отдышаться. И все, что он чувствует, это кожу, сжатую пальцами. Такую бархатистую и приятную, что хочется сорвать с Рене легкую тряпку, чтобы расширить площадь прикосновений.
Бишоп с вызовом прожигает в Смите дыру, не сводя глаз. Наблюдает со стороны его застывшую на лице растерянную маску. Он будто борется с чем-то в своей голове, пытаясь отвлечься от Бишоп хоть на секунду.
— Ну же, командор, — она первая ворвалась в тишину своим ласковым шепотком. Обхватила его туловище ногами, пытаясь придвинуться поближе. — Ничего человеческое вам не чуждо, правда?
— Прекрати так себя вести, — отозвался Смит, однако приблизился и руку не убрал.
Рене улыбнулась ему надменно, смахивая выбившиеся из прически прядки с лица. Ее наглая усмешка злила его. На крепких руках взбухли вены.
— А как я себя веду? — игриво спросила, решив вступить в этот глупый диалог. — Неужели смущаю вас, командор Смит? К вам что, девчонки из казарм не бегают? Никогда не поверю.
— Замолчи, — Эрвин нахмурился, сжав в руке ее упругую кожу. Женщина почувствовала грубый большой палец, что с остервенением вонзился в тело. Резко вздохнула от неожиданного захвата. Почти ему в лицо с почерневшими от желания глазами.
Хрупкие пальцы обхватили его локти, трепетно скользя к запястьям и сжимая. Почти резко, почти больно. Эрвин почувствовал, как в штанах разлилась пульсирующая волна удовольствия.
Он смотрел на нее уже совсем не так, как прежде. В бездонных радужках Бишоп разглядела пьяную похоть, что медленно переливалась на самом дне, как винный осадок в стакане.
Рене резко обвила Смита тонкими руками за шею, буквально повиснув. Их губы находились так близко, что почти сталкивались, а горячее дыхание обжигало.
Вздернутый без лифа бюст уперся в его широкую грудную клетку, заставив вздрогнуть от раскрепощенного объятия.
Сладко, больно, притягательно. Тонкая тряпка как вторая кожа обтягивала ее грудь с манящими, вздернутыми от возбуждения сосками, что упирались в его ребра и почти доводили до ручки. Смиту захотелось распластать ее тело на столе, раздвинуть худые ноги до предела, наслаждаясь развернувшимся видом. Наслаждаясь ее слабостью, такой вкусной и желанной.
Эрвин прижал ее к себе, одной рукой подхватывая под ягодицы и усаживая обратно на деревянный стол. Ладони проникли под подол. Своевольно заскользили по коже, задирая ткань гармошкой.
Ее мягкие пухлые губы встретились с его, тут же захватывая внимание и заставляя тела льнуть друг к другу, как изголодавшиеся до ласок коты. Хриплые стоны проникли в его глотку вместе с языком, что ворвался в рот так собственнически, что Смит закатил глаза от удовольствия.
В голове все еще картинки с голой спиной и испариной от лакированной поверхности его рабочего места.
Они целовались почти жестоко, почти остервенело, почти до крови. Ее руки затерялись где-то в его волосах, тормоша и дергая короткую светлую прическу. Его пальцы хватали и сжимали упругую плоть, заставляя женщину под ним тихо вскрикивать от грубых сладких терзаний.
Рене казалось, что Эрвин ждал этого всю жизнь. Словно дорвался до безумия и растворился в нем без остатка, как шоколад в горячем молоке.
Его поглаживания — грубые синяки, его поцелуи — хаотичные укусы.
Она слабо стонет ему в ухо, кусает мочку, льнется, как щенок к суке, а Смит почти рассудок теряет от манящей хрупкости. От покорности в его руках. От дрожащего стройного тела и рыжих локонов, что пахнут вербеной и травами.
Он зарывается в них носом, продолжая обводить стройные изгибы под платьем. Наслаждается ее влажными ласками на шее. Ее прытким языком, вырисовывающим на жилке витиеватые каракули. Думает о том, что сдернет это платье через секунду, но откладывает и откладывает этот трепещущий в мыслях момент.
— Командор Смит, — дверной стук прервал увлекательные опыты, и Эрвин резко отстранился, почти с болью отрываясь от манящего тела.
— Минуту…
Рене недовольно прикусила губу, спрыгивая со стола. Словно кошка, скользнула к нему, прижимаясь вплотную. Тонкие пальцы схватили ремень и со знанием дела принялись его расстегивать.
— Что ты… Боже, — Бишоп с нежностью провела рукой по его вставшему пульсирующему члену через ткань брюк. — Мы можем хотя бы… Черт… Подождать?
— Я под домашним арестом, командор, — она хрипло рассмеялась. — Думаешь, мы закончили?
— Не закончили, — он положил руку на ее ладонь и убрал в сторону.
— Командор Смит!
— Я же сказал. Минуту.
— Ну тогда разберись со своими делами побыстрее, — Смит мог поклясться, что ее глаза отсвечивали ядовито-зеленым.
Она не стала поправлять прическу или скрывать чуть размазанную по губам помаду. Лишь укуталась в свою кофту поплотнее и спрятала хитрое лицо под тяжелыми локонами.
Насмешливый тон лишь подстегнул желание Эрвина поскорее закончить с бесконечным потоком различных проблем и снова очутиться рядом. Забыться на пару мгновений. Снова схватить ее, заключить в объятия, впитать теплоту молочной кожи. Насладиться похотливыми стонами. А потом, когда все закончится, выслушать парочку острых фраз, что выставят его полнейшим идиотом.
………………………………………….
— Агата, херово выглядишь, — за дверью стоял Майк Захариус, расслабленно облокотившись о дверной косяк. Его взлохмаченная прическа и легкая усмешка заставили ее расслабленно выдохнуть. Не тот, кого она ждала.
— Не скажу, что вьющиеся вокруг разведчики приводят меня в восторг, — буркнула Сейдж, однако отошла в сторону, чтобы Майк прошел в жилище. — Ты что-то хотел?
— Леви не с тобой? Про вас Эрвин спрашивал. Он уже вернулся из Стохеса, — Майк осмотрел комнату, недоуменно подняв бровь и скрестив руки на груди.
— Опять вынюхиваешь у моего дома, Захариус? — она недовольно полезла за чайником, широко зевая. — С Эрвином мы лично пообщались. Удивлена, что ты еще не в курсе.
В горле пересохло. Лицо чертовски болело, а руки дрожали. В голове все еще вакуум, ни одной хорошей мысли.
— В курсе чего?
— Мои услуги ему больше не требуются. Он снюхался с одной рыжей мегерой, которая капает ему в уши. Поистине удивительный человек.
— В самом деле? — удивился он. — Мне ничего не докладывали.
— Как Адель? Ты ее нашел? — Агата попыталась сменить тему, раздраженно ковыряясь в посуде.
— Нет. Пытаюсь выследить мужчину, что ее похитил. Но он пока не появляется, — он застыл, рассматривая девичье лицо. — Давай перевяжу?
— А? — она чертыхнулась, уронив чайник себе на ногу.
— Повязку на лице нужно поменять. И судя по твоей дрожи, у тебя жар.
— Я сама. Не беспокойся.
Агата подняла чайник, наливая в него воды и водружая на конфорку. В самом углу гарнитура нашлась открытая пачка черного чая, однако в листьях Сейдж заметила копошащихся насекомых. Со злостью бросив сверток в мусорное ведро, она горько усмехнулась.
— Будем пить горячую воду.
Захариус цыкнул и подошел к ней, почти заботливо уводя с кухни за плечи.
— Забей, Сейдж. Присядь и дай поменять тебе повязку.
Она замолчала. Покорно села в кресло, наблюдая, как Майк колдует над бинтами, аккуратно снимая уже замызганную повязку с лица. Рассматривает ее нос, задумчиво передвигаясь по квартире в поиске хоть каких-то медикаментов. Ругается и исчезает за входной дверью, обещая вернуться с лекарствами.
Агата сидит неподвижно и наблюдает. Напротив нее маленькое зеркало, в нем измученная она. Синяки под глазами почти прошли, превратившись в болезненно желтые пятна. От красивой мордашки лишь горькие отголоски. Сейдж улыбается, морщится от натянутой кожи и снова улыбается. Пытается успокоиться, но ей отчего-то так паршиво, что хочется устроить истерику.
Захариус возвращается через полчаса и находит ее на том же месте и в том же положении, в котором оставил.
Помогает промыть нос и увечья. Накладывает мазь, перебинтовывает. Ловкие руки мелькают перед ней, а она щурится от его быстрых движений.
— Насчет Адель, — наконец говорит Агата, пряча глаза.
— Это не твоя вина. И не твоя проблема.
— Нет. И моя проблема тоже, — возражает. — Я не идиотка возвращаться в Трост без особой причины. Мы еле умыкнули отсюда незамеченными. Я хочу его убить, — выпаливает на духу.
— Кого?
— Штреддера. Подобраться к нему поближе и убить, — в голосе сквозит лишь холод. — Затем я и приехала.
— Для наказания есть суды и полиция, — Майк нахмурился и присел рядом.
— Похер ему. И на суды, и на полицию, — Агата раздраженно фыркнула и обхватила себя руками. — Этот человек должен умереть. И как можно скорее.
— Зачем ты все это рассказываешь?
— Затем, что у него твоя женщина. И уже довольно давно. Ты видел кашу у меня на лице? Это его люди со мной гостеприимно поздоровались. Колл опасный и жестокий психопат, которого не волнует ничего, кроме…
Агата внезапно замолчала. Глаза забегали. Леви однозначно рассказал Смиту.
— Ничего кроме?
— Не важно, — отрезала. — Подробнее тебе твой командир расскажет. Если посчитает нужным, конечно.
Майк прищурился, стараясь считать ответы в глазах напротив. Ничего кроме злости и страха. Агата была слаба. Он отчетливо видел это. Ей бы неделю в постели проваляться, залечивая бесконечные ушибы и раны. Но что-то внутри горело. Горело так сильно, что обжигало все тело и гнало вперед.
— Ну и? — наконец спросил он, врываясь в неловкую тишину. — Что ты хочешь предложить?
В мыслях только отчетливые картинки улыбки Адель. Детской и непосредственной. Ее чувственные ладони на его лице. А в кармане тяжелым грузом лежит кольцо и кажется просто пылает через одежду.
Майк явственно понимал, что сделает абсолютно все. Пойдет на любую глупость и безумство, лишь бы выбить себе этот призрачный шанс на спасение. У него голова кружилась от безнадеги.
— Нечего предлагать, Майк, — как-то грустно прошептала Сейдж. — За мной придут рано или поздно. И самое печальное, что эта охота абсолютно бессмысленна. Я не опасна. Я не полезна. Я просто ему нужна. Чтобы жила в его красивой клетке, чтобы целовала и дарила тепло, как когда-то. Ирония в том, что мне, всю жизнь добивающейся любви отца, любовь Штреддера нахер не сдалась. Я просто хочу выйти из игры и больше никогда не слышать про этого человека ни одного слова. Я хочу, чтобы он исчез. Растворился в моей памяти. Чтобы его бизнес развалился. Чтобы его темные делишки распались. И если для этого мне самой нужно вонзить нож в его поганое горло, то пусть так и будет. Я готова умереть ради этого.
— Извини конечно, но ты совсем головой поехала, — Майк рассматривал ее и подозревал неладное. Выглядела она безумной. Не в себе.
— Может быть, — задумчиво произнесла Сейдж, вставая с кресла и поднимая с пола пальто, что сбросила по прибытию. Порывшись в карманах, она вытащила дневник отца.
— Ты должен для меня кое-что найти.