Часть 12 (1/2)
На углу покатого дома, где-то в трущобах Сигансины часто видели несуразную рыжую девчонку в длинных платьях с рюшами. То была дочка Бишопов, что владели крошечной рыбной лавкой, пользующейся переменной популярностью среди местных.
Семейный бизнес шел в гору и давал семье возможность плотно питаться и даже иногда угощаться сахарными конфетами.
Отец редко бывал дома, в основном пропадая на речушках за пределами города, а мать заправляла в магазинчике, считая монеты и вычищая склизкие дощатые полы, разбухшими от долгой работы пальцами.
На углу постоянно воняло, как бы женщина не натирала прилавки и какие бы средства не использовала. Оттого все семейство пропахло рыбными потрохами, а на одежде часто можно было заметить чешую, которая выглядела как россыпь крошечных глянцевых зеркал на солнце.
Как только Рене достигла пятилетнего возраста, мать тут же назначила ее в помощники, заставляя неумело потрошить скользкие тушки и натирать прилавки засаленной тряпкой.
Детство ребенка не фонтанировало обилием шалостей и милых выходок. Все ее время занимала работа, что было, в общем-то, даже к лучшему.
Местная детвора часто дразнила ее из-за запаха и обзывала селедкой. Мальчишки кидались в нее всяким мусором и не позволяли играть около пригорка, где собиралось большинство детей. Не то чтобы ей было до этого какое-то дело.
С самого детства она предпочитала проводить свободное время в одиночестве, лазая по крышам и дразня хулиганов, скидывая на них камешки или выкрикивая гадости издалека. Уже в таком возрасте ей было чертовски важно не оставлять подобное без внимания.
Дома Рене казалась удобным ребенком, что покорно выполнял любые поручения родителей, не жалуясь и не задавая лишних вопросов. Мать с отцом часто нахваливали дочь перед соседями, с недовольством поглядывая на ребятишек, что без дела шлялись по улицам и набивали синяки на коленках.
Ее желание угодить хорошим поведением продлилось до лет десяти. Именно в этом возрасте та начала стремительно взрослеть.
Тело Рене Бишоп рано расцвело, и едва грудь под тонким платьем начала набухать, она уже давала понять, какой характер скрывается внутри.
Из неказистого ребёнка она медленно превращалась в красивого подростка с милым хитрым прищуром и россыпью веснушек на носу. Высокая и худая, как палка. Намного выше всех мальчишек, что жили по соседству.
Настроение девчонки походило на расшатанные качели, а рыбная лавка более не являлась полем ее ответственности.
С тех времён отношения с родителями перешли на натянутые и холодные. В основном из-за постоянных препирательств, ссор и попыток матери контролировать каждый шаг. Рене страшно злилась, дралась и выплескивала накопившуюся ярость так сильно, что родители просто не могли ее успокоить.
Бишоп часто пряталась от проблем на крышах главной улицы. Она наблюдала за толпой зевак, что собиралась здесь при каждом удобном случае.
В основном народ любил смотреть на торжественный проезд местной элиты, что наведывалась в город на очередной прием или государственное собрание.
Рене тоже любила приглядываться к высшим людям, что были одеты с иголочки и смотрели на бедняков, как на пропавшие яблоки.
Их снисходительный взгляд часто метался от одного худого лица к другому, а на физиономии расцветала до того фальшивая улыбка, что девушке становилось тошно. От них веяло деньгами и властью, от нее веяло речной тиной и завистью.
Было ли справедливо, что в ближайшем будущем ее ожидала вечная работа с мелкой рыбой и замужество за таким же бедняком, как и она сама?
Рене и не мечтала когда-нибудь так же проехаться по каменному бульвару, управляя благородной белой лошадью и шурша тканью дорого платья при малейшем движении. Было ли это справедливо? Было ли?
Вопросы стали почти будничными.
Скудный достаток родителей не смог обеспечить ей даже базового образования. Кроме того, отец с матерью считали, что городская школа — это самое бесполезное, на что можно потратить свое время. Муниципалитет был достаточно дорогим и ощутимо ударил бы по и так худому кошельку Бишопов.
Мать научила ее считать монеты и вести отчеты в лавке, отец научил читать. Они дали ей необходимый минимум, чтобы она могла выжить в столь суровом мире. Однако, Рене четко ощущала, что способна усвоить больше.
— Главное, чтобы муж сообразительным был, — часто повторяли ей.
Читать девушке нравилось. Буквы складывались в предложения, а предложения в целую историю. Рене считала это почти что магией.
В доме Бишопов была лишь одна худая книжонка. Детектив, который девушка прочитала бесчисленное количество раз. Тусклый свет пламени восковой свечки навечно отпечатался в ее памяти и часто всплывал там особенно лиричными вечерами.
Однажды, когда Рене в очередной раз отказалась оттирать затхлый прилавок, отец впервые выпорол ее. Он кричал что-то о благодарности и о подчинении, а своевольная Рене вырвалась и убежала, обозвав того старым ублюдком. В выражениях та никогда не стеснялась, а ещё была до ужаса бесстрашной.
Ноющие ягодицы вспыхивали при каждом движении. Рене плелась по безлюдному переулку с опущенной головой и что-то тихо бурчала себе под нос. Длинное голубое платье волочилось по земле, окрашивая края в серый пыльный цвет. Дешевые башмаки, что совсем прохудились и расклеились, пинали маленький камешек.
Выглядела она как обычный беспризорник, который выбрался на улицу, чтобы поклянчить мелочь или своровать пару картофелин с овощного рынка.
Утерев капли пота рукавом, девочка уселась на поребрик и подтянула колени к подбородку. От одежды все ещё воняло ненавистной рыбой, а в душе липкой жидкостью разливалась обида.
Рене не любила плакать, потому что считала это занятие жутко бесполезным и утомительным. И если другие говорили, что слезы помогают им очистить голову, Бишоп лишь мучилась с мигренью.
Она зло фыркнула и топнула ногой, наблюдая, как всколыхнулся дорожный песок. В голове витала лёгкая нервозность, и Рене чувствовала себя самым несчастным ребенком на земле.
Просидев так какое-то время, девушка внезапно выхватила из-за угла высокую мужскую фигуру. Долговязый мужчина с худым лицом и острыми чертами шел вразвалочку, словно владел всем городом. Руки держал в карманах, а дерзкая ухмылка незнакомца обескураживала. От него веяло уверенностью, хоть тот и выглядел небрежно, а в зубах торчала дешёвая папироса. Он нехотя привлекал к себе внимание, несмотря на то, что улица совсем не была безлюдной. Словно артистичная аура витала в воздухе.
— Эй, девчонка, — окрикнул незнакомец, заметив ее пытливый взгляд. — Мелочь клянчишь?
— Да, сэр, — соврала Бишоп и обаятельно улыбнулась, протягивая ему ладонь.
Ему было лет тридцать. Белая мятая рубашка не заправлена в брюки, на лице отпечаток бессонной веселой ночки. Пахло алкоголем и сигаретным дымом. Рвотное сочетание, никак не вяжущееся с располагающим внешним видом. И хоть ее испугало его переключившееся внимание, Рене постаралась выглядеть как можно более расслаблено.
— Ты сирота? — мужчина игнорировал ее протянутую руку, продолжая задавать странные вопросы.
— Да, сэр.
— Хочешь получить работёнку?
— Телом не торгую, — хмуро протараторила Рене, скрестив руки на груди.
Она хотела было уже уйти, подрываясь с насиженного места, однако мужчина перегородил ей дорогу и мило улыбнулся, затянувшись сигаретой крепче обычного.
— А ты совсем взрослая девчонка, правда? — Незнакомец протянул ей сигарету. — Будешь?
— Буду, — буркнула Рене, вытаскивая из портсигара помятую самокрутку и ловко крутя меж худых пальцев. Как будто бывалая.
Она уже пробовала курить. Местные парни как-то раз нашли пару бычков, и она разделила с ними это взрослое удовольствие. Не то чтобы ей понравилось пропускать через лёгкие противный горький дым, однако Рене хотела показаться опытной.
Мужчина галантно дал ей прикурить от газовой зажигалки и искренне расхохотался, когда Бишоп ожидаемо зашлась в неприятном кашле.
— Забавная ты, — протянул, утирая слезу, что скопилась в уголке глаза.
Девушка надула губы и скрестила руки на груди, все ещё предпринимая попытку курить изящно и по-взрослому.
Она подумала было, что приглянулась незнакомцу как женщина. И к этому правда были основания.
Рене все чаще замечала, как мужчины засматриваются на ее складную фигуру и симпатичное лицо. Бишоп часто шлепали по ягодицам дворовые мальчишки и зажимали в темных углах, чтобы облапать грязными похотливыми руками, не особо понимая, что делать дальше.
К своему стыду, она позволяла им подобные шалости. Внутри играл обычный интерес, ведь мать не раз рассказывала о том, как делаются дети. А ещё часто наставляла, что такими делами занимаются только с мужем и только после свадьбы. Естественно, Рене решила, что должна попробовать все запреты как можно скорее.
— Я забавная, — подтвердила Бишоп, заглядывая ему в лицо. — Мама говорила, что забавных замуж не берут.
— А каких берут? — поинтересовался мужчина, засунув руки в карманы.
— Красивых, — вспомнила слова матери. — Послушных.
— А я бы взял забавную, — улыбнулся, раскачиваясь с пятки на носок. — Как звать-то тебя?
— Рене, — выпалила на одном дыхании, всматриваясь в его странное привлекательное лицо.
— А меня Колл, — разоткровенничался тот. — Рене, есть у тебя мечта?
— Что за вопрос такой странный?
— Обычный вопрос, — мужчина пожал плечами.
— Я хочу много книг, — немного подумав, призналась Рене. — А еще написать книгу хочу. Сама.
— Ого, — похвалил ее Колл. — Хорошая мечта, Рене.
Незнакомец общался с ней, как с маленьким ребенком. Заметив подобную манеру речи, она обиделась до глубины души, стараясь задушить яркую злость, что наивно проявлялась на лице красными пятнами.
— Обычная мечта, — буркнула она, поджимая пухлые губы. — Взрослая, я бы даже сказала.
— Это точно, — усмехнулся Колл. — Для этого деньги нужны. Как и для всего в этой жизни. У тебя есть деньги, Рене?
Его голос переливался, как приторная патока. Бишоп застыла на месте, почти открыв рот.
— Откуда у меня?
— А хочешь, чтобы были?
— А кто ж не хочет. Только в проститутки я не пойду.
— Да что ты заладила со своими проститутками, — разозлился мужчина и хмыкнул. — Будешь доставлять кое-что для моих клиентов. Всего лишь. Ничего страшного.
— Что доставлять?
— Да какая разница? — усмехнулся Колл. — Забрала из одного места, отнесла в другое. Ничего сложного, правда?
— Да вроде, — девушка нахмурилась, пройдясь по незнакомцу взглядом. — А сколько вы платить будете?
— Есть в тебе жилка, — удовлетворённо протянул собеседник, вкладывая три монеты в её ладонь.
.......................................................
Так Рене Бишоп познакомилась с человеком по имени Колл Штреддер. Он был отличным начальником. Никогда не ругал, не приставал, платил вовремя, а иногда и больше положенного. Часто дарил ей конфеты и красивые платья.
Родители Бишоп лишь в начале задавали кучу вопросов, волнуясь за дочь, что получала непомерно много по меркам их бедных трущоб. Однако, когда Колл самолично заявился к родителям маленькой рыжеволосой Рене и поговорил с ними, перестали терроризировать.
Они подумали, что у их дочери появился состоятельный поклонник. А Колл тогда сказал ей, чтобы она больше никогда не врала, вспоминая, что Бишоп обмолвилась при первой встрече о том, что сирота.
Рене только потом узнала, что Штреддер сделал это не по большой симпатии, а потому, что наивная веснушчатая девочка, что краснеет от любого случайного взгляда, отличный поставщик наркотиков. Его абсолютно не интересовала ни она сама, ни ее тело, ни ее семья.
Да, Штреддер был расчетливым и опасным. Он, вместе с подозрительным и хмурым дядькой, которого все звали Карлином, заправлял целой сетью поставок какой-то новой гадости, что мутила рассудок и подсаживала на себя сразу после первого приема.
Рене посылали исключительно к богатым и влиятельным клиентам. Мало того, что состоятельные дядьки относились к ней снисходительно, так и дежурные полицейские как будто не замечали девчонку в толпе народа.
С каждым годом, что Рене занималась грязной работой, бедра той округлялись, а лицо приобретало всё больше хитрых и сексуальных черт. Взгляд будто бросал вызов и раззадоривал. Впрочем, это замечала не только она, но и постоянные клиенты, что предлагали свое покровительство.
Колл платит ей достаточно, чтобы она могла отказываться от заманчивых предложений мерзкий пузатых мужчин.
Однажды все изменилось.
Рене все продолжала носить на себе потасканные платья матери, чтобы не вызывать особых подозрений на улицах, хотя могла позволить себе более изысканные костюмы. Копила на академию, чтобы окончательно уйти от Штреддера и получить образование, о котором столько грезила.
Местные парни, что постоянно провожали ее взглядом, обокрали ту по пути к очередному клиенту. Небольшая группировка вычистила всю ее сумку, подставив к горлу острый тонкий ножик. Наверное, они часто баловались разными гадостями и давно подозревали Рене в связи с сетью.
Они оставили после себя лишь лёгкую кровянистую царапину, пугая Бишоп до чертиков.
Страх, что сковал ее тело, не был связан со смертью. Рене боялась лишь последствий, которые настигнут девушку после признания Штреддеру в собственном провале.
Когда тебя обкрадывают — последствие одно. Выгоняют за ненадобностью. Если не убивают.
Ты уже не такой неприметный, как раньше. О тебе уже кто-то знает. И хорошо, если это не местные блюстители порядка. Тогда поставщиков не просто выгоняли. Люди бесследно исчезали.
Каждый, кто подписывал кровавый контракт с Коллом, нёс этот груз каждую минуту рабочего времени. За эту ношу хорошо платили.
Штреддер в тот день очень злился и кричал на нее. Она хмуро смотрела в пол и терпеливо сглатывала. Мужчина выставил ее за дверь через пару минут, не сказав и слова прощания. Рене все же заметила тень сожаления на лице, однако его поведения это нисколько не оправдывало. Бишоп не ожидала, что всегда милый с ней Штреддер может так яростно злиться. А ещё выгнать девушку так стремительно, словно их многолетнее сотрудничество было лишь фарсом.
Родители очень расстроились. Дочь не только потеряла работу, но и упустила богатого жениха.
За годы кропотливой работы девушка так и не смогла накопить на счастливое будущее. Рене не стала расставаться с детской мечтой о собственной книге, и ей пришлось сжать зубы и пойти другими путями.
Перспектива разделывать рыбные тушки до самой смерти не только не радовала Бишоп — ее тошнило от одного специфичного запаха семейной лавки.
Контактируя с высшими слоями общества, девушка быстро открыла в себе качества, о которых раньше не подозревала. Рене была очень обаятельной, неплохо подсаживалась на уши, а ещё от нее веяло какой-то безумной женской энергией, которая не оставляла равнодушным ни одного мужчину, что проходил мимо. Вкупе с красивым лицом смесь получалась довольно ядрёной.
Ее внимание часто покупали небольшими услугами, деньгами и подарками. От себя она отрывала фальшивые поцелуи, стоны и делала вид, что ей нравится участвовать в безвкусных извращенных играх с подчинением и кроткими разговорами.
Рене Бишоп была глубоко несчастной. Вечерняя хандра стала часто мелькать на полотне жизни.
Девушка так погрузилась в фальшивую вереницу любовных заслуг, что напрочь окаменела внутри. Деньги все копились у нее под подушкой, но воспользоваться ими у нее не хватало духу.
Она так и не познала любви. Ни через год, ни через два.
Ближе всех к лояльности девушки подобрался самый большой поклонник ее особых качеств.
Корнелиус Фишер был богатым и состоятельным владельцем большого издательства в Сигансине. Совсем не просто так.
Ему было глубоко за пятьдесят, он был вдовцом и любил кутить с совсем ещё юными девочками. У него было крепкое и приземистое телосложение, большой живот выпирал над брючным ремнем, а широкие плечи постоянно сутулились. На лице остались лишь тени былой красоты.
Настигшая смерть любимой жены заставила Корнелиуса быстро постареть и утратить живой блеск в зелёных глазах.
Встретив Рене, мужчина отказался от своих прежних пассий и полностью переключился на нее.
Корнелиус часто осыпал горячими признаниями, а она отвечала так же пылко и так же уверенно.
Бишоп никогда не любила его, лишь уверенно врала, как умела. Очень хотела полюбить в ответ, но внутри сквозила лишь пустота и обречённость.
Они поженились через месяц после знакомства. Он оплатил ей обучение грамоте и всем дисциплинам, которые так интересовали девушку.
Корнелиус уважал ее стремление к обучению и всячески способствовал тому, чтобы молодая жена получала всё, что приходило ей в голову.
Устроив ту в собственное издательство, Фишер обучил Рене всем трюкам и фишкам. Научил правильно писать, правильно управлять и правильно зарабатывать. Он вложил в нее столько сил, что Бишоп уже не могла спать по ночам от стыда, который бурлил в сердце, словно варенье в кастрюле.
Она не только изображала из себя влюблённую и смиренную жену, но и с большим трудом способствовала тому, чтобы у них не появилось выводка.
Покойная жена Корнелиуса Фишера не могла иметь детей. Поэтому горячо любимый муж тотчас же перешёл к делу, исполняя супружеский долг. Он очень расстраивался, когда месяц за месяцем и год за годом девушка не могла обрадовать его долгожданным ребенком. Хотя бы одним.
В последние месяцы Корнелиус Фишер все чаще болел и страдал от сердечных недугов. Рене Бишоп думала, что его тело неосознанно реагирует на ее затянувшуюся ложь.
За несколько лет их брака она не полюбила Фишера, но приобрела к мужчине дикое уважение и теплоту. Он никогда ее не обижал, всегда поддерживал и любил так, как никто и никогда.
Она платила ему тем, что крала его время, убивала его детей и мастерски врала о своих чувствах. В моменты, когда осознание резко било в голову, Рене впадала в истерику. Всегда горящее внутри чувство справедливости сжирало ее заживо.
Рене призналась мужу резко и когда он точно не ждал. В очередной раз расстроившись из-за того, что не смог сделать жене ребенка, Корнелиус смиренно уселся в кресло, раскуривая трубку с крепким табаком. А девушка сказала ему. Обо всем. О том, что не любила. О том, что убивала их детей в своей утробе, бегая к лекарю.
В голове Бишоп не было мыслей о том, что это чересчур жестоко. Что она говорит слишком громкие и чудовищные слова. Ослабевший человек просто не заслужил быть настигнутым этой правдой.
Ей казалось, что это признание вылечит все их болезни. Душевные и физические.
И плевать ей на состояние, плевать на недуг, что гноится где-то в органах. Главное выговориться, сказать о сожалении. Оправдать себя не столько в его глазах, сколько в своих.
Погрязшая во лжи шлюха.
Корнелиус не кричал и не злился, лишь продолжал курить свою трубку и внимательно слушал, все больше всматриваясь в уверенные глаза. Рене до того распалилась в своем раскаянии, что не заметила, как взгляд мужа медленно мутнеет и теряется.
Рене крикнула слуг слишком поздно. Корнелиус тогда схватился за сердце и тяжело задышал, ворочая во рту онемевшим бледным языком. Наверное, пытался сказать ей что-то.
Она сидела с ним до самого конца и повторяла извинения, и шептала благодарности, и плакала. Сидела с ним, пока мужская ладонь не обмякла в ее ладони, а внимательные бледные глаза навсегда не остановились на ее жалком лице. Сидела и наблюдала, как врач в белых одеждах бесполезно бьёт в мужскую грудь кулаком, пытаясь реанимировать уже мертвое тело.
……………………………………………………….
Рене стала главным редактором всех новостей в Сигансине после смерти Корнелиуса. Завещание четко гласило, что все нажитое остаётся его любимой верной жене и их детям. Когда нотариус зачитывал официальную бумагу, все, что делала Рене, так это поднимала глаза в потолок, чтобы удержать соленый поток слез.
Она не отказалась от наследства.
Еще чего.
Лишь дала себе обещание больше не врать. И заняться наконец тем, о чем так давно мечтала. Продолжить дело покойного мужа другими методами.
Со временем Бишоп амбициозно захватила издательства газет поменьше. Никто не мог договориться со своенравной женщиной, оттого та доставляла так много головной боли.
Проблема решилась сама собой, когда Рене захотела раскрыть сеть наркотических средств, что распространял ее бывший начальник, с которым они так печально расстались.
Шальная мысль давно мелькала в её голове. Девушка отчего-то считала, что Штреддер виноват во всех заключениях. Ведь это он выгнал девушку, лишив хорошего заработка, а не она погрязла во лжи и мерзких манипуляциях.
Колл как-то пришел к ней в квартирку, что девушка снимала рядом с родителями.
Пришел вместе с двумя крупными бугаями, что хмуро на нее поглядывали и постоянно трогали очертания ружей за плотной тканью длинных пальто. Рене тогда впервые испугалась смерти, наблюдая колючую мерзлоту в глазах оппонента напротив.
Колл стоял в ее гостиной, расшаркивая начищенный пол блестящими кожаными туфлями и потягивая сигарету в зубах, периодически стряхивая пепел. Затем отошёл к новому креслу, обитому твидовой клетчатой тканью, присел, как-то неловко закинув ноги на столик напротив.
Опрокинул чашку с кофе.
Гуща вперемешку с бурой водой расплылась на тканевом коврике, как сумрак по небу. Плавно и легко.
Рене смотрела на кофейное пятно и пыталась унять сердечную дробь. Перевела взгляд на травянистые глаза собеседника, коротко вздохнула и уселась напротив, попросив сигарету.
Штреддер привстал, протягивая коричневатую трубочку. Помог прикурить так же галантно, как когда-то в детстве при первой встрече. Цикличный круг.
В этот раз она затянулась глубоко и почти умиротворенно.
— Думаю, ты понимаешь, Рене, чем обязана столь неожиданному визиту, — его ухмылка до сих пор была очаровательной и притягивающей. Он стал намного крупнее и мускулистее. От прежней худобы не осталось и следа.
— Не дура, — коротко и без дрожи. Окостенела в реалиях сурового мира. Позволять себе выглядеть испуганной — невиданная роскошь там, где все принадлежит только мужчинам.
— Не перестанешь, — он сделал драматическую паузу, словно они в блядском театре. — Я найду управу.
— Никому не удавалось до сих пор, — Рене позволила себе усмехнуться, демонстрируя ровный ряд зубов. — Что в тебе такого примечательного?
— Занятная ты птица, Бишоп. Забавный рост от робкой девчушки до бесстрашной суки, — Колл словно нахваливал ее. — Я впечатлён.
— Спрячь свой стояк, Штреддер. Ближе к делу.
— И не боишься ведь, — все также игнорируя ее нападки, продолжал мужчина. — Не боишься, что мои парни тебе башку разнесут так, что мозги по всей квартире разлетятся.
— Моя смерть не избавит вас от неприятностей. Не одна я такая совестливая в городе. Мои люди провернут все и без меня.
— Знали бы твои люди, что их босс сама носилась с посылками пару лет назад.
— Знают и понимают. Это не так важно.
— И на все-то у тебя есть ответы, Рене, — опять обаятельно ухмыльнулся, словно пытался залезть в душу.
— Ты решать проблему пришел или языком чесать? — холодно спросила Бишоп.
Его игры доставляли лишь колкое раздражение, а попытки запугать выглядели жалкими и неубедительными. Не то чтобы он не вызывал в ней никаких опасений, просто бесстрашие было одной из ее самых выраженных сторон. А ещё она могла отыгрывать отсутствие эмоций, что вкупе выглядело вполне убедительно.