Часть 10 (2/2)

Тонкие пальцы продолжили танцевать по клавишам, а Агата лишь потерлась щекой о его массивную руку, словно ласковая кошка.

Скомканная ярость выжигала грудь и одновременно холодила сердце. Она хотела завыть громко и надрывно, но вылила все, что думает, в игру, наполняя комнату грустью. Колл молча слушал, постукивая длинным пальцем.

Внутри пронесся табун горьких воспоминаний, которые с каждым разом смазывались и тускнели. Агата вспоминала старую яблоню, домашний огород и объятия матери. Ей казалось, что женские руки до сих пор горят на теле, оставляя вечные памятные отметины.

Мурашки прошлись по бледной коже. Она сглотнула ком в горле и продолжила играть.

Стукнув ладонями по клавишам, внезапно извлекая из инструмента грубый и яростный звук, Агата вскочила на стульчик, на котором сидела. Повернулась к мужчине, холодно осматривающего исказившееся лицо. Нашла в себе смелость взглянуть Штреддеру в глаза.

Все помутилось от странного прожигающего взгляда. Чернота бездонная, пьяная, наглая. Зрачки впивались в нее, расчерчивая тело по участкам. А она трепетала от власти, посматривая сверху вниз. Хозяйка ситуации.

Агата так и стояла на этом стуле в одной ночной рубахе, безразмерной и уродливо длинной. Не так она хотела выглядеть перед ним. Особенно сейчас. Легкая дымка сексуального напряжение вьется меж лицами и острит на языке.

Но Колл смотрит так, будто она нагая. Будто уже разорвал ткань и швырнул в угол. А Сейдж беззащитно пялиться, трепет по коже гуляет. И ей хочется прикрыться, сбежать от неловкости, спрятаться в раковину.

А как сбежать-то? Колл Штреддер везде. Обволакивающее внимание. Взгляд сочувствующий, мягкий, поддерживающий. Как будто догадывается о всех ее нуждах.

У нее подкосились колени, и Агата заплакала. Отчаянно глотала слезы, пытаясь сдержать истерику внутри.

— Я так устала, — она простонала это почти в его губы, чуть опустив голову. Она не понимала той игры, которую ведет. Играл ли Колл вместе с ней?

Штреддер молчал. Его зеленые глаза горели в сумраке комнаты.

— Будь сильной, — наконец ответил, опуская руку на ее тонкую талию. Волны раздражающих мурашек скользнули к ногам.

— Я не смогу.

— Сможешь. Карлин любит сильных людей.

— Он меня никогда не полюбит.

— Не думаю, что он умеет делать это по-настоящему.

Она застыла и вытянулась в тростинку, стараясь отстраниться от его нежного прикосновения. Внутри затрепетало отчаянье, слезы лентами очерчивали впалые от нервов щеки. Колл сильнее перехватил ее, не дав шелохнуться.

— Как ты можешь так про него? Он же твой друг.

— Всего лишь говорю правду.

— Нахер мне твоя правда, Штреддер.

Агата снова попыталась отстраниться, однако Колл раздраженно схватил ее уже второй рукой и едко усмехнулся.

— Как разговариваешь со взрослыми, Сейдж? Думаешь, на стул встала и сразу получила право ругаться, как тебе вздумается?

Было в этой фразе что-то такое, что заставило ее почувствовать легкое возбуждение между ног. Это испугало даже больше, чем Карлин во время их последнего диалога. Она засмущалась, щеки покрылись алым румянцем. Агата перехватила его руки, которые попытались скользнуть чуть ниже.

— Прекрати, — предупредила.

На удивление Штреддер убрал ладони и поднял их перед собой, состроив на лице подобие сочувствия. Агата так и продолжала стоять на мягкой обивке стула, не решаясь спускаться.

— Я хотел сказать, что твой отец самый большой мудак из всех, кого я встречал на протяжении жизни. Однако, есть в нем одна черта, которая перекрывает все остальное дерьмо. Обостренное чувство справедливости, а еще куча ответственности перед близкими. Он не бросил тебя, помнишь? Не отдал в публичный дом за пару золотых и мешок картошки. Такое сплошь и рядом случается и кому какое дело, правда?

Колл повернулся к ней спиной. Эмоции скрылись в черноте.

— Нет. Вместо этого он отдал тебя в Академию, которая стоит таких бешеных денег, что тебе и не снились. Я знаю, сколько он получает, и можешь быть уверенна, что твоя учеба обошлась как минимум в две трети всех его доходов.

Агата молча слушала, боясь перебивать. Закусила губу, пытаясь раскроить ту поглубже. Все, что он говорил, было так просто и понятно. По телу прошлось облегчение. Кожа пылала под пальцами. Она обняла себя покрепче, теряясь в пустой комнате.

— Думаю, что он любит тебя. Своей странной, до ужаса холодной любовью. Любит на своем языке, который ты просто не понимаешь.

— Любит? — отчаянно спросила, утирая очередную слезу, что бусиной скатилась до подбородка. Цепляясь за это слово, как за соломинку. — Думаешь, он меня любит?

Она повернула Колла к себе и обхватила его лицо холодными и влажными ладонями.

— Любит всей душой, — приковывая к себе трепещущее девичье тело, пролепетал Колл.

Агата почувствовала, как сильно сковал ее Штреддер. Сжал в руках так, что ребра затрещали. Весь воздух выбился из легких. Тяжелые вдохи из подрагивающих губ.

Широкие ладони медленно опустились вниз к лодыжкам, оглаживая оголенный участок кожи и так же медленно начали скользить вверх, поднимая складывающуюся гармошкой, накрахмаленную ткань рубашки. Вслед за гладкими, как будто раскаленными руками по пятам следовала покалывающая дрожь.

Она предстала перед ним в нижнем белье и, кажется, бровью не повела. В голове лишь набатом звучали слова об отцовской любви, об особом языке его привязанности. И это было приятнее любых прикосновений и ласк.

Отец ее любит, точно любит.

— Он будет злиться, если узнает, — прошептала Агата, чуть не теряя сознание.

— Конечно будет, — вторил ей мужчина, резко сжимая оголенную ягодицу, отодвигая край нижнего белья в сторону, — Он не позволит своей любимой дочурке таскаться с таким негодяем, как я.

— Да, не позволит…

— Будет ругать тебя, — продолжил Колл почти без пауз. — Вызовет тебя на разговор. Говорить, как волнуется за тебя. Что там еще делают обеспокоенные папаши?

Словно в бреду, Агата приблизилась к его сосредоточенному лицу и осторожно коснулась его губ своими. Он ухмыльнулся ее робости прямо в поцелуй и чуть отстранился, чтобы лизнуть нижнюю губу и насладиться ее полным бреда взглядом. Агата возбудилась до такой степени, что боялась просто грохнуться с этого неустойчивого табурета.

— Не стесняйся меня, — ухмыльнулся Колл, приближаясь к ее покрасневшей ушной раковине. Она продолжала глубоко и громко дышать, словно спринт пробежала. Жар наплывами атаковал голову, не давая сосредоточиться.

Его губы, умелые и настойчивые, коснулись нежного участка шеи. Зубы легко оттянули тонкую кожу, а язык зализал место укуса, оставляя после себя влажное послевкусие.

Агата столбенела от его настойчивых и срывающих голову ласк. Весь ее сексуальный опыт заканчивался на ужимках в темных углах, противных, чересчур слюнявых поцелуях и резких грубых поступательных движениях носом в стенку.

Как вести себя сейчас, когда внутри взрываются лишь похотливые громкие салюты, а между ног горит так, что хочется схватить его руку и настойчиво заставить коснуться там, где так невыносимо свербит.

Она чувствовала, как промокла ткань ее трусиков, а мерзавец с яркими зеленеющими глазами и не думает что-либо предпринимать, лишь дерзко наблюдает со стороны.

Агата неловко расстегнула его рубашку дрожащими пальцами, стараясь не смотреть в глаза.

— Думаешь, это правильно? — внезапно тихо вопросила. Робея от отсутствия инициативы.

— Не знаю, про какое «правильно» ты там шепчешь так мило, — он оттянул тонкую ткань нижнего белья и прошелся пальцами меж пульсирующих складок, слушая ее сладкие, порывистые стоны. Словно знал, чего она хочет. — Вот про это «правильно»?

Он убрал руку и показал влажные от смазки пальцы, похотливо облизывая их. Глаза в глаза. Ни единого пунцового пятна на щеках.

Агата набросилась на него, как безумная, впиваясь в крепкую спину, обвивая узкие бедра тонкими цепкими ногами и повисая. В таком положении она явственно ощутила, как в живот упирается что-то твердое.

Он простонал ей в губы, когда Агата сильно укусила того за язык. Они сталкивались зубами, неловко распускали языки, покрывали друг друга влажными поцелуями и яркими отметинами.

Колл поддерживал ее рукой под ягодицы, то и дело сжимая округлую часть так сильно, что она шипела, как разъяренная кошка. Наконец с силой пнул стул перед ними и посадил Агату на пианино, которое тут же издало звонкий расстроенный вскрик.

— Блять, — в сердцах воскликнула девушка, не в силах контролировать чувства. Колл заставил ее откинуться назад, грубо втягивая губами вставший острой сосок. Укусил, втянул кожу, всасывая, обжигая языком. Она вскрикнула. Ноги нетерпеливо терлись об его туловище.

— Будь хорошей девочкой, — тихо шепнул, зализывая яркую отметину на тонкой коже. — И тогда будет очень приятно.

— Приятно, — в каком-то бреду повторяла Агата, теряясь пальцами в копне его смольных волос.

Колл опустился ниже, покрывая живот мокрыми поцелуями. С трусиками он не церемонился и снял их резко и быстро, отбрасывая куда-то в дальний угол комнаты.

Пианино снова измученно застонало под ней. Агата ерзала на клавишах и притягивала голову ближе. Еще ближе.

Влажный язык коснулся набухших складок в ее промежности. Хриплый стон вырвался из горла. Шершавый, широкий. Прошелся по твердой горошине клитора, обводя кончиком. Она текла так сильно, что все клавиши под ней стали липкими и скользкими.

Стонала, как последняя шлюха, все больше раздвигая ноги и все больше притягивая его лицо. Боялась так громко, но не могла сдержаться. Ей так нравилось, как влажное тепло расплывалось где-то внизу, а вспышки нервных окончаний сплетались в один большой поток пульсирующего удовольствия, который, казалось, еще чуть-чуть, и взорвется, заставив Агату просто исчезнуть. Просто умереть в горячей волне потряхивающего оргазма.

Но она не хотела кончать так быстро. Она хотела, чтобы он вошел в нее. Довел до ручки, вытрахал всю дурь. От одной только мысли сорвало крышу, и она с усилием остановила Колла, что вытворял с ней что-то совсем невероятное.

— Тебе не нравится? — обеспокоенно спросил Штреддер, возвышаясь над ней.

Агата молчала, прожигая его безумным горящим взглядом. Металлический цвет глаз светился в темноте, как ночное созвездие.

Вместо ответа она, совсем осмелев, потянулась к пряжке ремня и схватилась за кожаный жгут цепкими пальцами, подтягивая тело ближе к себе.

Ловкие руки мастерски расстегнули ремень, освобождая член от тесноты брюк.

— Хватит тянуть время, Штреддер, — томно бросила, смотря прямо. Колл едва держался, чтобы не наброситься и не начать втрахивать в это дурацкое и жутко дорогое пианино, смешивая музыкальные звуки с их стонами.

Сейдж понятия не имела, откуда в ней вся эта смелость. Она часто сдерживала себя с ровесниками, но с Коллом сдерживаться совсем не хотелось. Ей хотелось вести себя как придется. И Штреддер всем своим видом поощрял ее поведение. Это чертовски возбуждало.

Он снова коснулся ее внизу, игриво оглаживая и вводя сразу два пальца. Агата вскрикнула от едкой мучительной неги, что прошлась по телу, как удар высоковольтной молнии. Выгнулась дугой, сильнее прижимаясь к руке. Подставляя всю себя на волю случая.

— Так вот чему тебя учили в той школе? — он вытащил пальцы наполовину и снова вошел, оглаживая шершавые стенки внутри. — Отличница, наверное.

Агата схватила его за член, проводя ладошкой снизу вверх, дорвавшись до контроля. Колл вмиг прижался ближе, как будто истосковался по человеческим прикосновениям. Особенно по таким пикантным.

— Да, учителя всегда хвалили меня. Но практики маловато.

Дерзкий сексуальный голос напугал Агату и услышав, как в прихожей проворачивается металлический ключ, она отлетела от Колла, как ошпаренная, толкнув того в грудь.

— Черт, — воскликнула она, оглаживая свою ночнушку и боязливо оглядываясь по сторонам, словно размышляла над планом побега.

— Беги к себе, я разберусь, — Штреддер был абсолютно спокоен. Глаза потухли, ни следа мучительной похоти.

Агата в два прыжка оказалась на втором этаже, тихо захлопывая дверь своей комнаты.

— Что в темноте сидишь? — в помещение вошел Карлин, недовольно ворча себе под нос. — Боже, как я заебался, ты не представляешь.

— Опять этот мудак? — поинтересовался Колл, наблюдая, как Сейдж зажигает лампы в комнате. Стояк еще туго натягивал его брюки, но он быстро сел в кресло, сгибаясь как можно сильнее.

Наверху что-то громко стукнуло. Мужчины переглянулись.

— Он отказывается хранить товар за прежнюю стоимость. Ему нужен двойной прайс за риски. Какие, блять, риски?

— Я думаю, что пора мне наведаться к семье этого Диненнсона и поговорить по душам. Как думаешь? — Колл поерзал на месте и внимательно просканировал усталое лицо друга. — Прилично он крови нашей попил.

— Думаю, что…

Карлин остановился около пианино, опустив взгляд на скомканные женские трусики и поморщился от негодования.

— Ты издеваешься, Колл? Сколько раз я просил не водить своих девок в квартиру? Ладно бы еще тихо мирно в комнате, так тебе пианино моей почившей супруги подавай? Тут Агата играет, имей совесть.

— Да ладно тебе, Карлин, — усмехнулся Штреддер, слушая, с каким негодованием отчитывает его мужчина. — Этого больше не повторится.

— Хватит заливать, Штреддер, — устало выдохнул Карлин, отбрасывая нижнее белье носком ботинка в сторону Колла. — Знаю я твое больше не повторится.

— Иди спать, Карлин, — хитро улыбаясь, пролепетал, складывая ногу на ногу. — Я сам разберусь со своей личной жизнью.

— Ты с трусами сначала разберись, — хмыкнул Сейдж, скрываясь за дверью своей комнаты. — Боже, стыд-то какой, блять. Чтобы больше никогда, понял?

— Конечно, — ни минуты не сомневаясь, соврал Колл.