Часть 10 (1/2)

Она вышла из Академии с маленьким коричневым чемоданом, наспех сколоченным школьным завхозом. На деревянной поверхности виднелась эмблема ее альма-матер и пара приличных сколов. Такие делали всем, кого заведение выпускало из-под своего крыла. Вроде как традиция такая прощальная.

Агате это было только на руку, ведь она находилась в заведении так долго, что от прежней жизни не осталось ничего, кроме старой пожелтевшей бумажки с забавным рисунком. Этот клочок с косо изображенной рожицей нарисовала ей почившая мама в один из бесконечных солнечных дней на ферме. В голове ее образ почти стерся, осталось лишь тепло, которое искрой вспыхивало где-то в подкорке, когда она рассматривала неказистый рисунок.

Тяжёлые кованые ворота скрипуче открылись и так же закрылись за спиной, издавая противный скрежет. С этим скрежетом Агата ощутила порыв ветра, что с силой закрутил ее черные волосы в танце. Девичьи глаза дерзко блеснули в вечерних сумерках, вылавливая издалека высокую фигуру. На другой стороне улицы стоял Карлин, прислонившись к углу здания плечом, с удовольствием затягиваясь толстой сигарой, что горела яркой оранжевой точкой, как закатывающееся на горизонте светило.

Весь его вид выдавал в нем человека состоятельного и одновременно небрежного.

Она улыбнулась, махая изящной ладошкой в шелковой бежевой перчатке.

Сейдж усмехнулся такому наивному жесту и двинулся к дочери, на ходу отнимая тяжелый чемодан из рук.

— Привет, отец, — собственный голос казался холодным и ершисто обидчивым. Она прокашлялась, не чувствуя потребности в выплескивании чувств прямо сейчас.

Хотелось растянуть момент их почти теплой встречи на подольше.

— Здравствуй, дочь, — голос Карлина не отставал по градусам.

Агата чуть поморщилась от звука, вылавливая в голове давно забытые детские воспоминания. Грудь прожгла ноющая, как нарыв, боль. Девушка постаралась сосредоточиться на потоке ветра, что, не унимаясь, трепал волосы и сушил нежную кожу.

Карлин, не говоря ни слова, поманил Сейдж за собой и двинулся по брусчатому тротуару, перехватывая скромный багаж Агаты в другую руку. Она сделала пару широких и быстрых шагов, словно лань, догоняя родственника и двигаясь с ним в одном темпе.

Она все думала и думала. Мысли в голове носились в таком бешеном темпе, что хотелось удариться затылком о стену.

Спросить его сейчас? Спросить его через пару минут? Сделать вид, что все хорошо?

Они не виделись, казалось, целый век. Она ожидала, что от чувств остались лишь тлеющие угли, но увидев его, Агата уловила, как залеченная обида начала кровоточить.

На ближайшем перекрестке их ждал крошечный кеб, запряженный вороной лошадью. Кучер приветливо улыбнулся им, сжимая в пальцах кожаную привязь.

— Ух ты, — вздохнула Агата, не веря, что отец передвигается таким образом. Она помнила его в потасканном грубом пальто и курящего дешевые папиросы, что тот брал в табачном магазинчике на углу.

Карлин передал багаж кучеру и галантно открыл перед ней дверь, приглашая внутрь.

— Залезай, Агата. Прокатимся с ветерком.

Она вздрогнула от того, как прозвучало собственное имя на его губах. Карлин словно смаковал его, перекатывал во рту. Глаза оставались пугающе холодными.

— Никогда не ездила на таких, — она восхищенно бросила взгляд на животное, что в нетерпении било копытом, и поглядывало по сторонам. Хотелось немедля достать сладкое яблоко или кусок сахара, покормить его, ощущая шершавый язык на ладони. Она очень любила животных и всю жизнь неосознанно тянулась к ним.

В Академии их учили держаться в седле и ухаживать за школьным скотом. Агата слегка пренебрегала занятиями, предпочитая закапываться в трактатах, музицировать на стареньком пианино или целоваться с мальчиком из параллельного класса. Однако, когда ей было особенно грустно и одиноко, она пробиралась в конюшню, утыкалась в любимого коня полыхающим лбом и рыдала. Ей было особенно грустно временами.

Ждущий взгляд отца напрочь выбил из нее это мимолетное желание, и Сейдж подняла подол юбки, забираясь на ступеньку.

Они ехали молча, пялясь в мутные окна и наблюдая сменяющиеся пейзажи. В воздухе висела сковывающая неловкость, что выбивала воздух из легких. Она смущенно терла запястья, изредка бросая взгляд на отца. Он же поглядывал на Агату, по-видимому, не решаясь начать разговор первым.

Карлин был абсолютно спокоен. Нога в дорогой обуви набивала какой-то такт, ладонь расслабленно лежала на колене. Лицо бесстрастное и такое чужое, что Сейдж ежилась и хотела растянуть его напряженно сжатые губы пальцами. Может, тогда она увидит подобие улыбки на родном лице? Может, тогда все ожидания, что крутились в голове, тут же воплотятся? Щеки загорели, как прощальные осенние костры. Обида застряла где-то в гортани. Она тяжело и шумно втянула носом воздух.

Мужчина постарел за те года, что они не виделись. Глубокие морщины прорезали высокий лоб, а под глазами чернели круги, словно кратеры на бледной луне. Агате на секунду стало жаль Карлина, что выглядел до того болезненно и измученно, что хотелось уложить его в кровать и укрыть одеялом.

— Я скучала, — наконец выдавила, наблюдая, как мимолетно крючится лицо напротив.

— Поживешь пока со мной, — он словно не услышал ее, мастерски игнорируя ее тяжелое признание, которое она сказала лишь для того, чтобы все сдвинулось с мертвой точки.

В моменте хотелось кричать от досады. Блеять в истерике и бить его ладонями. По голове, плечам, ногам. По всему, до чего руки дотянутся. Эмоции достигли высшего пика, Агата едва держала себя в руках. Услышал бы отец. Услышал, что творится внутри ее головы. Животный страх, загнанность и непринадлежность к миру, в котором существуешь.

Но было ли ему дело до глупых мыслей? Сейчас на его лице отчетливо пролегла лишь сковывающая усталость. Агата разочарованно поджала губы.

— Пока?

— Пока не встанешь на ноги. Я договорился с людьми, сходишь на следующей неделе к Говарду из местной газеты. Обещал взять тебя стажером. Как получишь зарплату, съедешь в комнату общежития. Мой друг сдает такую прямо около издательства.

— Ого, спасибо, наверное.

— Что-то не так? — он заискивающе прошелся по ней серьезным взглядом.

— Все хорошо. Просто ты так все распланировал, что аж голова закружилась, — Агата постаралась улыбнуться, стряхивая внутреннее напряжение.

Она ожидала услышать от него совсем не список ее дальнейших дел, но под холодным анализом боялась возразить. Было ли это заботливой помощью? Может, Карлин Сейдж вот такой в своей природной сути? Внешне безразличный, но неистово радеющий?

Или он просто пытался поскорее избавиться от нее? Исполнял свои последние обязательства перед почившей женой?

Лишь подумав о последнем варианте, в глазах ее потемнело, а в груди засвистела такая пустота, что еще чуть-чуть, и образовался бы сквозняк.

У Агаты закружилась голова и онемели пальцы рук. Легкий холодок прошелся по спине. Она постаралась улыбнуться отцу совершенно обыденно, отгоняя мысли подальше.

Карлин удовлетворенно кивнул и уставился в окно повозки. В крохотном закутке снова повисла тишина.

Через пару минут лошадь встала, а дверь напротив открылась, приглашая покинуть их временное средство передвижения.

Квартира Карлина Сейджа была просторной и совсем не подходила под этого человека. Агата невольно приоткрыла рот, осматривая отцовские владения, пока он снимал с себя пальто и пристраивал на тонкую вешалку.

Здесь было несколько спальных комнат, просторный зал с обеденным столом, кухня с обилием резной лаковой мебели, роскошная гарнитура со стеклянными вставками и расписанной вручную посудой. Все это было не похоже на их прежнюю жизнь в уютной деревушке близ Сигансины. Выражение на лице приобрело мрачные оттенки. В голову тут же хлынула куча неприятных воспоминаний о тех временах, когда Агата Сейдж была любима и согрета нежностью матери, а отстраненность Карлина еще не чувствовалась так отчетливо.

— Это моя комната, — выдернул Агату Карлин, указывая на ближнюю дверь впереди. — Твоя на втором этаже.

— А там что? — поинтересовалась девушка, осматривая вход в еще одно помещение.

— Это комната Колла. Ты должна его помнить.

Дядю Колла она помнила смутно. В мыслях отчетливо всплывал лишь образ его заинтересованных зеленых глаз и бесконечное количество забавных историй, которые сыпались из него, как из рога изобилия.

— Вы вместе живете? — удивленно пролепетала.

— Это его квартира, — отстраненно ответил Карлин. — Решили, что так будет удобнее.

— Ясно.

— В общем, устраивайся. Второй этаж только твой. Там есть отдельная ванная и удобная кровать, — усмехнулся себе под нос. — В общем никто беспокоить не будет. Можешь заниматься, чем хочешь. В наши рабочие моменты лезть не стоит. Думаю, что это и так понятно, но озвучу на всякий случай. Время от времени тут будут собираться люди, этому тоже не удивляйся и старайся не попадаться на глаза.

Агата кивнула, пряча взгляд в бесчисленных деталях комнаты. Ей было неприятно от этого разговора. Отец был хмур и зол. Не в восторге. Она боялась расстроить его еще больше. Но желание поговорить с ним было сильнее ее страхов.

— Отец, постой, — она остановила поток его бесконечных инструкций, ласково опуская ладонь на его напряженное, обтянутое шершавой тканью рубашки плечо.

Он остановился почти сразу. Зрачки удивленно расширились и стали черными, как зимние ночи. Было видно, как окоченело его тело от легкого прикосновения. Он не одернул плечо только потому, что не хотел обидеть.

— Что-то не так? — в который раз вопросил Карлин, чем заставил дочь сердито фыркнуть и убрать руку с плеча.

— Мы и дальше будем делать вид, что все в порядке?

— Меня все устраивает.

Она застыла, как каменное изваяние.

— Я просто хочу поговорить.

— Агата, прекрати…

— Чего прекратить? Мне это нужно! Мне нужно проговорить это вслух! Мне нужно поговорить о маме, о том, что случилось восемь лет назад, и мне нужно задать главный вопрос, который не дает мне спать по ночам.

Агату прорвало. Вопросы, претензии, страхи. Все полилось, как из кровоточащей раны. Она не хотела выставить себя законченной истеричкой, но, загрубевшая на школьной скамье, в этот момент растеклась, как сливочное масло под яркими лучами солнца.

— Дело прошлое, — Карлин улыбнулся так глупо, словно насмехался над ней, над ее чувствами и жизнью.

В ее глазах выступили слезы.

— Неужели ты не хочешь даже извиниться? — спустя пару мгновений пролепетала она, глубоко внутри понимая, что вряд ли добьется от Карлина чего-то прямо сейчас.

— За что извиняться? За то, что образование тебе дал? За то, что платил за тебя, нес ответственность? Я отличный отец, Агата. Лучшего для тебя и представить трудно.

Последняя реплика хлестко ударила по ушам. Он не трогал ее, но казалось, что отвесил пощечину. Щеки вспыхнули алым заревом, и она с большим усердием задушила в себе надвигающуюся истерику.

— Ты…

— Эй, что за шум, а драки нет? — убийственную тишину прорезал хриплый баритон незнакомого мужского голоса.

— Колл, — облегченно вздохнул Карлин, отворачиваясь от Агаты и устремляясь к старому другу. — Дочь свою привез наконец-то. Как и просил.

— Как и просил? — удивленно произнесла, незаметно утирая одинокую слезу, что влажно собралась в складке правого глаза.

К ним вышел высокий мужчина в черном брючном костюме. От прежнего мальчишечьего образа Штреддера остались только яркие зеленые глаза, черные волосы и след острых скул на лице. Сейчас Агата видела перед собой хорошо сложенного незнакомца с широкими плечами, узкими бедрами и ручищами, что еще парочку таких, как Агата, разом смогут обнять.

Колл остановился, удивленно сканируя девушку. В глазах мелькнула капля сомнения, словно он не узнал ее. Она поежилась, стряхивая с себя неловкость, что пробралась в ее голову вместе с его проницательным осторожным взглядом.

— Как же ты изменилась, Агата, — наконец изрек он.

— Вы тоже… — она нехотя в этом призналась. Словно боялась утрачивать связь с прошлым. Словно она видела его впервые.

В этом настоящем у нее чуть сбилось дыхание от резких черт его лица и сильного тела, что могло напополам ее сломать. Ей нравилось, что он был таким высоким и статным. Она бы могла смотреть на него снизу вверх и видеть гладкое бездонное лягушачье озеро глаз, вздыхать томно и забыть про все свои печали. Во всяком случае, ей так казалось. В тот момент она правда ощутила некое подобие подростковой влюбленности. С первого взгляда, как говорят.

Она сразу поставила себе диагноз, будучи очень начитанной. Ведь во всех романах описывали недуг именно так. Потные холодные ладошки, тяжело ухающее сердце и поведение полной дуры. Три из трех.

Нет, этот мужчина не мог быть тем Коллом Штреддером. Щуплым, долговязым парнем, что рассказывал ей про сигареты, про колорадских жуков на родительском огороде и про кучерявые облака в небе. Он был ей кем-то наподобие второго отца или дяди. Часто приносил ей соломенных кукол в платьях из старых потрепанных тканей или пару яблок, что своровал из местного хозяйства по дороге к Карлину. Ребенок внутри ликовал, когда видел его хитрое добродушное лицо рядом.

У нее в глазах защипало, и Агата принялась с упоением тереть их, как какая-то идиотка. А мужчина ухмыльнулся, наблюдая. Ухмыльнулся! Словно она дура какая-то, клоун комнатный. Брови грозно сдвинулись к переносице, и Сейдж даже забыла о том, что пару секунд назад чуть не расплакалась перед отцом. Детские воспоминания прокатились по ней катком, и неприятное послевкусие разговора вынужденно исчезло из черепной коробки.

— В общем, поздоровались, поулыбались, — заключил Карлин, закатывая глаза и присаживаясь на стул. — А теперь давай за дело, Колл. Этот гребанный Диненнсон опять вытворил… Агата?

— Да, — она рассеяно подняла взгляд на отца. — Да, я ухожу. И не надейся, что мы не вернемся к тому, на чем закончили.

Отец устало вздохнул и махнул рукой в сторону широкой лестницы, словно говорил: «Все потом».

…………………………………………………………….

Агата Сейдж уже месяца два сидела в квартире Колла Штреддера и читала, словно безумная. Глотала книги, как противный крепкий чай, который очень любила смаковать в процессе. Говард, который должен был принять ее на работу, тянул время, а остальные издатели на порог не пускали. В Сигансине не любили женщин, чересчур наделенных властью. Тут была куча суеверий, а еще парочка влиятельных мужчин, которые эти суеверия поддерживали.

Она пыталась шататься по узким улочкам города в одиночестве, но постоянно натыкалась на неприятности, и в итоге Колл с Карлином запретили ей изучать окрестности самостоятельно. В основном из-за того, что Агата пыталась наработать криминального материала для будущей статьи и едва скрылась от местного наркоторговца, который в пелене наркотического бреда достал нож и стал угрожать.

Едва та обмолвилась об этом Коллу, тот развел бурную самодеятельность, подключив сюда и отца, который нехотя принялся отчитывать ту за безрассудство и неосторожность. У него был измученный вид, и он постоянно смотрел на время, однако, Агата получила свою порцию внимания и ей было чуточку приятно.

Штреддер, кстати, постоянно маячил где-то неподалеку, несмотря на обилие рабочих дел. Ей немного льстило, что он так возился с ней. Постоянно пытался разговорить, смешил и просто устанавливал контакт.

Его интерес стал выходить за рамки дружбы, но Агате нравилось плескаться в лучах его ухаживаний и мелких комплиментов. Их странные взаимодействия хорошо лечили ее развивающееся с каждым днем одиночество.

Разница в возрасте тоже не была помехой, ведь главный аргумент в пользу мужчины был в том, что он близкий партнер отца и к тому же недурен собой. Позлить родственника и получить необходимую порцию близости от красивого и богатого ухажера? В Академии ее не раз пороли за то, что постоянно ловили с мальчишками из старших классов. Какое ей дело до сомнительных социальных ориентиров? Она всегда преследовала собственные цели.

Карлина не было уже пару дней, и Агата начала подозревать, что он просто избегает ее. Они так и не поговорили о том, о чем стоило поговорить уже давно. Выработать безразличие к этой ситуации она так и не смогла. Игнорировать проблему, когда та постоянно маячила перед лицом, не представлялось возможным.

И поэтому Агата Сейдж, в своей изящной манере, поцеловала Колла Штреддера. В один из вечеров, когда Карлин опять нахамил ей. А ведь она всего лишь предприняла попытку обсудить их непростую ситуацию. Отец просто ушел, хлопнув дверью, сказав пару особенно обидных гадостей напоследок.

Колл Штреддер, по обыкновению, пришел домой ближе к полуночи, застав ее за игрой на пианино, которое украшало просторную гостиную. Грустная лиричная мелодия так завлекла ее, что она не заметила, как Колл подкрался на цыпочках и нежно положил ладонь на плечо.