Часть 4 (1/2)

Это был безумный день. Позднее осеннее солнце то покрывало деревушку своими теплыми лучами, то снова пряталось за ватные облака. Карлин мчался меж узких улочек, чтобы побыстрее вбежать по знакомым гранитным ступеням, постучаться твердой рукой по двери и дождаться, когда тяжелая поступь шагов зазвучит за перегородкой. Он спешил к единственному в их захолустье врачу. Дея уже пару часов мучилась от схваток.

Как вовремя он вернулся из поездки. Думал, что не застанет момента. Сын. Ему мальчик приходил во сне, с ясными голубыми глазами и маленькими пальчиками, что тянулись к нему. Он никак не мог дотронуться до ребенка, прикоснуться к его нежной коже, как следует прижать к себе и пообещать защиту от всех опасностей мира.

Когда спокойный до чертиков акушер не спеша шел по проселочной дороге, Сейдж постоянно подгонял его, волновался и чуть ли не путался под ногами. Он почувствовал, что солнце исчезло, а небо затянуло мраком. На лоб упали первые капли ливня, а вдалеке сверкнула молния. Погода вмиг переменилась, и по-осеннему красочный пейзаж поник и как-то озлобился.

Они ворвались к измученной Дее, когда мелкий накрапывающий дождь усилился в пару раз. Старик скинул с себя дырявое пальтишко и, не теряя времени, побежал мыть руки в умывальнике.

Карлину было жаль наблюдать за женой, что лежала на тонком матрасе и стонала, хватаясь за простыни. Ее пальцы с такой силой сжимали хлопковую ткань, что Сейдж даже удивился напору худенькой Деи.

Он обхватил ее руку, взглянул влюбленно и доверчиво, ища на лице любимой такую знакомую снисходительную улыбку. Ему льстило, что именно ради него она пошла на эти муки. Именно ради него она жертвовала своим телом, душой и разумом. Именно ему она рожает ребенка прямо сейчас, так ласково смотря на его попытки позаботиться.

И вот наконец, через пару часов криков и страданий, врач подал Карлину черноволосую девчонку с яркими серыми глазами, что внимательно смотрела на него, словно давно знала.

В тот же миг душа его рухнула вниз. Нутро наполнилось печалью и отчаяньем. Печалью и отчаяньем за нерождённого голубоглазого мальчика, что так робко приходил к нему во сне и тянулся к ладони. Карлин Сейдж заплакал тогда. Тихо, надрывно. Словно оплакивал неродившегося сына, которого так долго ждал. Пока слезы текли по щекам, мужчина осторожно прижимал сверток к груди, опасаясь снова взглянуть внутрь.

Доктор с обессилевшей женщиной тогда мило улыбнулись, и грудь их наполнилась теплом от этой семейной картины.

— Отец полюбил дочь с первого взгляда, — часто говорила Дея Сейдж всем своим знакомым.

…………………………………………

Колл Штреддер докуривал свою последнюю оставшуюся самокрутку, цепко хватаясь взглядом за хорошеньких официанток, что летали рядом с его столиком, зазывно улыбаясь. Он ухмылялся немного кривовато и отхлебывал крепкую настойку из стакана, размышляя о том, как было бы хорошо свалить из этого захолустья в большой город и забуриться в лучший бордель за искусными женщинами и минетом.

Впрочем, Колл с легкостью мог заполучить любую из нимф, что кружили рядом, и это малость успокаивало.

Он никогда не жаловался на внешность. С самого детства все восхищались его ясными зелеными глазами и острыми, почти аристократичными чертами лица.

Девчонки липли к нему постоянно и с упорством добивались внимания, но предпочитал Штреддер только самых сильных и самых дерзких. Тех, которые никогда им не интересовались и игнорировали существование. Таких завоевать дело сложное и долгое.

Колл любил играть в такие игры. Ветреный и азартный. Добившись расположения, он исчезал, только пятки сверкали. Роли менялись. Игра переворачивалась, а правила усложнялись.

Оттого женщины относились к нему с осторожностью, но едва он появлялся на их пороге, теряли голову. Дело молодое. Кому какое дело до кратких случек? Он мальчик занятой, при деньгах. Еще успеет завести себе выводок и жену попослушнее.

Карлин часто наблюдал, как его друг сидит в темноте и курит сигареты. Одну за одной. На фоне окна виднелся лишь его силуэт и белесый дым над головой.

В черепной коробке бились о стенки кости сакральные мысли. Сакральные вопросы. «А что, если?..»

Колл часто был апатичным и закрытым, творил всякие безумства. То бухал, как черт, то убивал время в борделе. Один раз чуть с моста не прыгнул. Карлин за ним присматривал, остро реагировал на любые изменения. С появлением семьи стало сложнее.

Наличие семьи у Сейджа Колла сильно злило. Мужчина всегда думал, что с Карлином у них поразительное сходство взглядов практически во всем. Они оба одиноки и независимы, мечтатели и исполнители, нарциссы и эгоисты.

За последние годы в этом богом забытом месте именно знакомство с Карлином останавливало его от попытки спиться. Выстраивать коммуникации, налаживать дела, добиваться репутации. Штреддер уже жалел, что ввязался в авантюру, покинув родителей и прежнюю жизнь.

Карлин попался ему совершенно случайно. Весь забитый и поломанный своим безынициативным отцом, друг не страдал от отсутствия амбиций на собственное будущее. И это всегда восхищало Штреддера. Сейдж никогда не сдавался и не давал сдаваться ему. В какой бы мерзкой ситуации они не оказывались.

Он очень удивился, когда Карлин внезапно исповедался о своей любви, сидя в продавленном кресле напротив. Они пили вино из мутных зеленых бутылок, курили дешевые сигары и мечтали о том, как разбогатеют и отрастят пивные животы.

Колл подумал тогда, что это все несерьезно, ибо Карлин часто интересовался женщинами. Время текло, а Дея все чаще всплывала в их диалогах. Сейдж даже познакомил их.

Неловкий ужин в скромном домишке, что давно требовал ремонта. За старым шатающимся столом они ели и молчали, периодически пытаясь наполнить тишину короткими бессмысленными фразами. Осматривая дешевые предметы интерьера, Колл все гадал, на что Карлин тратит свои деньги, ведь за время их сотрудничества мужчины успели сколотить себе приличное количество монет.

Но, кажется, женщину это нисколько не смущало. Она была влюблена в Карлина. Было видно по взгляду. По их теплым касаниям к друг другу.

Дея была красивой и уютной. Худенькая, тонкокостная и высокая. Черные волосы спадали непослушными прядями на плечи и ключицы. Искренняя улыбка растопила даже его черствое сердце. Она нравилась Коллу, как бы тот не упирался.

Штреддер помнил день их свадьбы. В празднестве было много хаоса, алкоголя и танцев. Все деревенские тогда плясали около больших костров, что горели до самого утра. А молодожены, красивые и влюбленные, терзали губы друг друга на рассвете под оранжевыми лучами, что так красиво ложились на их профили. Колл любовался умиротворенно и завидовал.

Дочь, что появилась в их жизни, запомнилась Штреддеру больше всего. Яркая, харизматичная девчонка. Полный ураган чувств и эмоций. Она сносила своей энергией всех, кто проявлял к ней малую толику внимания. Ребенок задавал так много вопросов и так заинтересованно слушал, как будто боялся упустить хоть слово. Она тянулась к людям — люди тянулись к ней.

— Агата. Агата Сейдж.

Колл видел, что ей не хватает мужской руки, ведь Карлин сторонился ее, как будто та была чужой. А она не унывала никогда. Сколько бы раз отец лениво не отмахивался от ее попыток сблизиться.

Он не сказал ничего Карлину, когда тот закрыл Агату в четырех стенах школьного заведения. Никак не прокомментировал, никак не упрекнул. Карлину было тяжело рядом с дочерью. Тяжело смотреть на копию умершей супруги и не вспоминать.

В конце концов это было даже к лучшему. Ведь сейчас их ничего не останавливало от воплощения грандиозных планов.

…………………………………………

Эрвин сидел в своем кресле и пил чай. Вечерний сумрак уже врывался в окна его кабинета. Он подумал, что может лечь сегодня пораньше.

Его график становился все более плотными, поэтому Смит старался выкроить для себя хоть пару часов, чтобы не клевать носом на утреннем построении.

Обычно он корил себя за слабость, но последнее время чувствовал, что ему жизненно необходим выходной. А лучше пара. И так как выходные были непозволительной роскошью, решил дать себе иную поблажку.

Внезапно дверь кто-то открыл. Створка хлестанула по стене кабинета, а к столу подлетел капрал с каким-то безумным выражением лица. Он ворвался без стука и совершенно ошалевший, словно бес попутал.

На стол с глухим шлепком упала газета, свернутая в валик. Смит, сохраняя спокойствие, с интересом развернул прессу.

— На второй странице, — подсказал Леви, тяжело вздохнув.

Капрал беспокойно обошел стол и оперся о подоконник, всматриваясь в сумерки. Сердце его стучало, как безумное. До того быстро сюда несся.

Эрвин углубился в чтение. С каждой прочтенной строчкой, взгляд его мрачнел и гас, словно огарок спички.

«Разведотряд подверг опасности жителей Троста. Ханджи Зое проводит опыты на титанах и заставляет солдат провозить людоедов в штаб. Насколько опасно жить в близости с титанами, что могут с легкостью сожрать ваших детей? Опасна ли Ханджи Зое? Многие говорят, что ее увлеченность граничит с безумием»

— Что это значит, Эрвин? — тихо прошептал Аккерман, не поворачиваясь.

— Видимо, про это предупреждала Агата, — размышлял Смит.

— Во что мы ввязались? — в реплике сквозило негодование. — Кому вообще выгодно дискриминировать Разведку в такое сложное время?

— Тому, кто имеет безграничные ресурсы.

— Эрвин, ты понимаешь, что Ханджи под ударом? — Леви не хотел слушать. — Ты вообще о ней подумал, когда начал весь этот цирк?

— Ты вообще слышишь, что я говорю? — Смит озлобленно смотрел перед собой. — Безграничные ресурсы. Много у нас народа, кто может подкупить журналюг и давить на Гарнизон? На ум только Военный Совет и Правительство приходят. И все из-за какой-то девчонки с бреднями, да дел мелкого торгаша Карлина? Дело серьезное.

Аккерман наконец оторвался от окна и, обогнув стол, вернулся к Смиту.

— Что будем делать? — Леви все еще злился, однако, вместо того, чтобы и дальше вступать в полемику, предпочел перейти к действиям.

Не успел Эрвин и рта раскрыть, как в кабинет постучали.

— Войдите.

Солдат, что дежурил на этаже, отдал честь и ровным шагом подошел к командору.

— Вам передали, главнокомандующий, — он протянул Эрвину два тонких конверта.

Леви с подозрением посмотрел на бумажные листы и оперся рукой о спинку стула, нетерпеливо барабаня пальцами по бархатной обивке.

— Спасибо, можете идти.

Дежурный снова отдал честь и удалился.

Смит вертел конверты в руках и опасливо потирал шершавые листы пальцами. Все внутри него кричало, что ничего хорошего в этих посланиях не ждет.

— От кого? — тихо спросил Аккерман, прожигая взглядом.

— Приведи Ханджи, — отмахнулся от вопроса Смит. — Обсудим дальнейшие действия.

— Как скажешь.

— И приведи Агату, — бросил вслед.

Леви остановился на секунду, думая, что Смит продолжит, однако командор больше ничего не добавил.

…………………………………………

«Здравствуй, Эрвин.

Пишет тебе твой старый друг Келл. Хочу справиться о твоем здоровье, а может, даже встретиться, если ты снова захочешь послушать мои не пестрящие остротами анекдоты. Сам я живу неплохо. Правда, простуда атаковала месяцев пять назад. Провалялся в кровати несколько дней, ожидая, пока хоть кто-нибудь придет справиться о моем самочувствии. В общем, не дождался. Тогда все мои товарищи отмечали свои новые премии и не до меня им было совершенно.

Надеюсь, что с тобой все хорошо. Напиши мне, и мы быстро найдем способы повеселиться и вспомнить молодость.

Келл Конси, твой друг и товарищ»

…………………………………………

Агата смотрела на солнце и морщилась. Как давно она смотрела в небо? Просто так, выкроив пару минут. Спокойствие и сонливость. Счастливая до невозможности. Никто не дергает, никто не докапывается. Аж пищать хочется от радости.

Как будто и не было этих ужасающе страшных четырех месяцев.

— Этих чертовых месяцев.

В своей комнатушке Агата только ночевала. Слишком неприятно было там находиться. В основном работала до посинения или просто сидела на ступеньках, пялясь на солдат исподтишка.

Несмотря на то, что Агата терлась среди людей, ей было чертовски одиноко. Здесь она практически никого не знала. Перекидывалась парой слов с Петрой Рал, слушала очередной монолог Ханджи. И, пожалуй, все. Никому не было до нее дела. Все в своих делах и заботах.

С Аккерманом Агата без причины не разговаривала, боясь словить еще один упрек в свою сторону. Да и не видела его особо. Был занят на тренировках или отсиживался в библиотеке.

По ночам она кусала подушку, сильно стискивая челюсти. Ей было тяжело. Изголодалась по близости, по простому теплу, по тяжелым рукам на плечах, что погладят по спине. Она была разбита. Разбита вдребезги. За душой ничего, кроме воспоминаний. Да и те паршивые, что тошно.

Ни дома, ни любви, ни детей, ни работы, ни денег. Сидит на шее у военных, драит полы за кусок хлеба. Ждет, когда важный дядька решит, как распорядиться с ее жизнью. О таком счастье и мечтать нельзя. Не привыкла она так. Стыдно.

Едва выжила за стеной, запрыгнула в последний вагон. А ее опять мотает. Что же теперь будет? Ни одной мысли в голове. Сбежала бы, да вот только куда? Ее поймают на первом же посту, пиши пропало.

Когда все бросили в десять лет, и то не так плохо было. Мама умерла, отцу плевать, что возиться не стал. Избавились, как от слепого котенка. Засунули в мешок и потопили, чтобы перед глазами не мельтешила.

Агата часто вспоминала и не могла отпустить. Обида на родителей не давала ей сближаться с людьми, доверять им свои проблемы и просто доверять. Не такой она человек.

Научилась только пользоваться.

Сейдж сидела на ступеньках и отдыхала от очередной уборки. Капрал последнее время смягчился и давал не такие беспощадные поручения.

Даже казалось, что его взгляд стал потеплее, но Агата не стала развивать эти фантазии слишком сильно. Может, просто доволен был ее работой. Она не филонила, работала до упаду.

— Прохлаждаешься, Сейдж? — она вздрогнула от низкого голоса Аккермана. Легок на помине. Мужчина подкрался к ней сзади, бесшумно спускаясь со второго этажа.

— Законный перерыв, — не открывая глаз, ответила Агата.

— Когда это ты успела законы выучить? — отозвался Леви, спускаясь еще на пару ступеней и вставая прямо перед ней, заслоняя солнечный свет.

Агата поморщилась и приоткрыла веки. Их бесконечные препирательства она привыкла переживать как забавную игру. Этакое состязание острот и неприязни. Неприязни, которую она и не испытывала, в общем, но старалась разделить неприязнь капрала на них двоих.

— Да вот в перерывы и почитываю. В законные перерывы, — она улыбнулась и приложила ладонь козырьком. Хотелось разглядеть его лицо чуть лучше.

Мужчина присел на корточки, чтобы оказаться с ней на одном уровне. Никак не прокомментировал. Сам холод и безразличие.

Устроился рядом и молчаливо уставился куда-то вдаль. Агата видела, что он хочет что-то сказать, но тот все не решался.

— Я был не прав, когда сказал, что ты слабая, — облизнув обсохшие губы, Леви опустил холодную ладонь к ней на колено, отчего Агата вздрогнула и вопросительно подняла взгляд.

Хотела было скинуть руку, да тело не слушалось. Застыла, как памятник. Только рот раззявила. Знатно так удивилась.

Лицо его не изменилось, лишь губы шевелились. Что-то там бормотал, а она слушала вполуха. Стало не по себе. Дрожь пробрала до костей. И рука его еще эта.

— Я хотел сказать, что я не должен был давить на тебя, когда отчитывал за поведение. Ты столько пережила. Смерть отца, одиночество. Я так привык терять товарищей, что уже забыл, каково это — искренне горевать.

Сейдж растаяла. И сама не поняла как. Этого она и хотела. Немного жалости, немного понимания, немного теплых прикосновений. Спокойствия. И от кого? От самого капрала Леви Аккермана, что с грязью ее смешал в тот вечер. Что сказал ей не ныть и сопли вытереть.

Его ладонь, до этого холодная, горела на ноге. Он, кажется, говорил так искренне, что Агата растрогалась и положила свои пальцы поверх его. Мягко сжала, стиснув другую руку на своей груди. Мягко посмотрела на него, ощущая теплые покалывания в конечностях. Щеки пылали.

В нос ударил запах. Едва уловимый запах хозяйственного мыла и его собственный. Что-то дикое и необузданное. Какой-то горькой полевой травы. Наверняка очень красивой с пышным соцветием.

Этот жест она никогда не забудет. Запомнит. Будет благодарна. Улыбаться ему будет во все зубы и, может, дерзить перестанет.

Леви посмотрел на Агату в ответ. Она так удивилась, когда заметила новое выражение на его лице. Такое теплое. Такое приветливое.

Затрепетавшая от близости, Сейдж почувствовала, как одиночество тихонько закрывает дверь, оставляя ее на пару минут. Она лучилась изнутри. Душевный подъем.

Агата осмелела. Вся ситуация казалась безумной. Дорвавшись до прикосновений, у нее сносило голову. Она ощущала, как что-то распирает в груди.

— Какая разница, чья ладонь сейчас гладит ее коленку так трепетно?

Агата соскучилась по человеческой близости. Ее знобило от его руки. От его тепла. От его взгляда. Его искренность Сейдж принимала на веру.

Она так мечтала, чтобы ее кто-то обнял, скрыл в сплетении своих рук, утыкаясь носом в ключицу.

Сколько мужчин обнимало ее? Сколько мужчин пыталось утолить ее потребность в близости? Сколько хотело укрыть от одиночества?

Леви не моргал, все пялился. Окрыленный какой-то, даже симпатичный. Его короткие черные волосы спадали прядями по лбу, серые глаза пьянили.

В его лице сплелись все ее мужчины.

Она потянулась к нему пальцами, чтобы коснуться волос. Отвести в сторону непослушный локон и провести по коже. Почувствовать. Просто посмотреть, что будет.

— Агата, — тихо прошептал он.

— Да, — рассеянно ответила, продолжая тянуться.

— Ты должна нас спасти.

— Чт… Что? — Сейдж медленно отпустила руку, заикаясь. — Что ты сказал?

— Ты же помнишь слова отца? — он все еще смотрел на нее. Рука все еще гладила коленку. — Ты помнишь, как он кричал тебе вслед? Кричал до хрипоты, горло срывал. Кричал, пока ему голову не оторвали.