3 (2/2)

Его руки чуть дрожали, он взял письменные принадлежности осторожно, не касаясь ее пальцев, замер в нерешительности.

Алекс указала на стул у стола, он приблизился сперва к ней, потом к стулу, но не спешил на него усаживаться.

Это было странным желанием – усадить его к себе на колени. Она рисковала не угадать, спугнуть, дать повод замкнуться – но чутье подсказывало ей, он уже отдался ей с потрохами, его внутренний приемник настроен на нее, он жадно ловит ее внимание и ее поведение, не глядя, кожей, дышит тем же ритмом, что и она.

Она слышала, как бьется его сердце: ровно, когда она спокойна, торопливо и сбивчиво, когда она волнуется… Отец подарил ей эмпата. Того, кто будет сливаться с ней, понимать ее, отражать ее душу, восполнять то, что отец не может ей дать.

Отец любил ее, но он был не способен чувствовать ее – он лишь видел, не ощущал. Они были разные – и в то же время одинаковые.

Алекс села на стул боком, развернувшись, протянула руки к мальчику, по-прежнему замершему с блокнотом и ручкой в стиснутых, в ссадинах, пальцах, побелевших от усилия.

– Сядь мне на колени, – сказала она, чтобы он точно однозначно истолковал ее намерение. – Я буду говорить, а ты будешь писать.

Длинные ресницы задрожали, красивое лицо перекосилось, но в итоге преобразилось в улыбку.

На коленях было удобно, тепло тела рядом было приятным, успокаивающим, руки крепко, но бережно держали его за талию, пока он кусал губы и глядел в пустой лист раскрытого блокнота.

– Как тебя зовут?

Алекс ловила каждое движение, каждую черточку, каждую букву, каждый взмах длинных ресниц, каждый вдох и выдох. От ее дыхания рядом с его ухом каштановые локоны чуть колыхались, на бледных щеках появлялся румянец.

У него был красивый профиль. Когда он вырастет, он будет чрезвычайно красивым юношей.

Имя у него тоже было красивое.

«Уилл», – вывел мальчик мелким аккуратным почерком, идеально попадая в клетчатую разметку блокнота.

Без фамилии. Просто Уилл.

– Уилл, – повторила Алекс за ним вслух, пробуя слово на вкус, не скрывая ликования. – Очень приятно познакомиться, Уилл.

Он на мгновение взглянул на нее, он улыбался, но не спешил ничего больше писать.

– Сколько тебе лет, Уилл?

Она готова говорить его имя постоянно. Какой же он сладкий крошка, особенно, когда смущается…

Мальчик смущался. Он не привык к позитивному вниманию, он не привык, что его имя произносят с любовью и заботой, вкладывая в него ласку.

Ему нравился ее голос. Он был как магическое заклинание, как убаюкивающий гипноз, как теплый плед, в который она его заворачивала, когда он лежал на кушетке в гостином зале.

«11», – ответил Уилл.

– А мне шестнадцать, – сказала Алекс, чуть стискивая его в объятиях.

Он закивал, но вновь выжидал паузу – для ее следующего вопроса.

– Сегодня Рождество. Чем бы ты хотел заняться?

Девушка пожирала его глазами, она запоминала каждую деталь – чтобы потом заполнить не один альбом рисунками облика своего нового друга, – а он, потупившись, не поднимал глаз от блокнота.

Он пожал плечами, но ничего не написал.

– Ты любишь кино?

Уилл задумался на мгновение, и покачал головой.

– А коньки, каток?

Мальчик вновь ответил отрицательно.

– А книги?

Глаза-хамелеоны моргнули, губы чуть дрогнули, лохматая голова качнулась в согласии.

Алекс просияла, обняла его крепче, даже осмелилась положить подбородок ему на плечо.

– Выбирай любую. Фантастика, путешествия, художники, музыка, анатомические атласы, механика, как собрать звездолет из говна и палок…

Уилл рассмеялся. Она, кажется, впервые услышала, как из его груди вырывается веселое фырканье, как рот приоткрывается, обнажая белые ровные зубы.

Алекс знала, чем они займутся в ближайшие несколько часов.