2 (1/1)
Рождественская ель в зале сверкала огоньками, игрушки раскачивались на зеленых ветвях, вращаясь вокруг своей оси, как диско шары, отражая искры блестящими боками. Камин убаюкивающе потрескивал, отдавая тепло и умиротворение гостиному залу, на кушетке, закутанный в плед, дремал мальчик с волнистыми каштановыми волосами.
Серо-зелено-синие глаза были плотно закрыты, ресницы уже не дрожали, глазные яблоки не вращались, ему не снились сны – он провалился в долгожданное забытье, в восстанавливающий покой.
Алекс дала ему воды, чуть позже накормила куриным супом, опасаясь, что более тяжелая пища будет для него вредна. Алекс вымыла его, как куклу, раздев догола, усадив в ванну, под теплую воду, намыливая шевелюру, осторожно проходя губкой по шее, спине, плечам, животу, бедрам. Она не смущалась ничего, всем своим видом и действиями убирая его смущение.
Он был будто бы не с ней, не в помещении с белоснежным мраморным полом, антикварной сантехникой, под звуки журчащих струек, плеск воды… Он смотрел сквозь нее, покорно протягивал ладони, чтобы она бережно обмывала ссадины и гематомы, а после обрабатывала антисептическим раствором гноящиеся корки стертых полосок кожи от кандалов. Когда уже чистый, без следов прежних пыток, с насухо высушенными волосами, в свежей футболке и штанах, он оказался на кушетке, Алекс ушла на кухню, чтобы заняться его ужином.
Он по-прежнему не сказал ни слова. Он лишь смотрел на нее снизу вверх, умоляя не оставлять его одного.
– Я буду рядом, ты будешь слышать, как я вожусь на кухне, это через стенку. Отдохни пока, – девушка рискнула наклониться к нему ближе и провести по пушистым локонам, обрамлявшим уставшее ангельское лицо. – Ложись. Тебе нужно восстановить силы.
Он, кажется, был уже готов делать все, что она скажет… Он кивнул, еле заметно, приподнялся на дрожащих руках, упираясь ладонями в сиденье кушетки, чтобы сесть глубже, а затем опустился на пирамиду предварительно уложенных Алекс подушек, подтянул к себе ступни в теплых носках.
Мальчик жадно ловил ртом ложку, она кормила его сама, улыбаясь, он лишь хлопал длинными ресницами, бледные щеки приобретали чуть больше красок. Потом его потянуло в сон, и вскоре он, завернутый в конверт пледа, мирно сопел на кушетке.
Алекс возвращалась в гостиную каждые несколько минут, в перерывах между тем, чтобы загрузить посуду в посудомоечную машину, перебрать грязные вещи мальчика. Сердце разрывалось от боли и ужаса, от того, что ему пришлось пережить, одежда пропахла страхом, потом, грязью, кровью и мочой, кандалы тяжким грузом напоминания остались на полу кладовой.
Самым жутким – и одновременно ожидаемым – было обнаружить в кармане зеленой куртки рождественскую открытку.
Родная рука, выведенные идеально ровным каллиграфическим почерком буквы…
«Счастливого Рождества, дорогая! – говорило поздравительное письмо. – Надеюсь, тебе понравился подарок. Я очень не хотел, чтобы на праздник ты оставалась одна.
Назови своего нового питомца, как пожелаешь.
Целую,
папа.»