Часть 1 (2/2)

”Люди... Слабые. Помощь. Нужна. Твой мозг. Мое тело.”

Голос, у которого нет пола, возраста, настроения. Словно чужой внутренний голос, который теперь звучит в моей голове. Я чувствую его: он прост до безобразия, словно это голос животного, у которого кроме примитивных инстинктов и логики ничего нет. С каждой буквой он все чётче и все более осязаемый, как если бы паразит с этим голосом занимал все больше места в голове с каждой секундой.

Казалось бы: вот оно, спасение; я избранная, я носитель такой мощной хуйни; спеться с ним, и мир в моих руках. Но вот только оба мы чувствуем: он не особенный, и я не особенная. А это значит, что права на ошибку нет, и мы оба должны показать свою полезность, чтобы один не отверг другого.

Эти мысли пронеслись единым потоком и, понимая, что выхода особо нет, я соглашаюсь; оно отнимает зрение, слух, обоняние, осязание и силы. Оно обещает, что как только выберется, я проснусь, и это тело снова будет моим.

***

— Фели... Фели!

Сон кончается, и Марк, которого уже достало, что его жена спит до последнего, пропуская ради сна даже завтрак, попросту спихивает меня на пол. Громкий панический крик раздается на весь дом, и, Господи боже, как же хорошо, что живём мы одни.

— Блядушки оладушки!

Я вскинулась и с распахнутыми в непонимании глазами посмотрела на него.

— Я думала, я умерла!

— Я тоже, потому что, женщина ты эдакая, спишь ты мертвым сном!

— Ну сплю и сплю!

— А на работу кто ходить будет?!

— Я вообще планировала быть содержанкой!

— Планы идут нахуй, потому что я тоже хотел быть содержанкой. Марш на кухню, все остынет к хуям собачьим!

Сука, живём вместе уже три года, а этот долбоёб так и не научился вежливости...

— Ты зовешь меня на завтрак, но делаешь это без уважения!

Хуяк, и подушка уже летит в лицо ходячего будильника. Но так как мои руки растут из жопы, она летит мимо, и Марк просто скептически смотрит на меня. Конечно же, меня пробивает на смех: а хули у него недовольная рожа такая смешная?

***

...флешбек окончен, доброе утро. Вокруг какая-то хуйня, обрубки стеблей с рваными краями, и странный привкус вяжет во рту. Если эта промудоблядская пиздохлоебина грызла их моими зубами, одними моральными пиздюлями она не отделается. И все же, оно забилось в угол сознания, и я чувствую, как оно, по-собачьи виляя хвостом, ждёт похвалы. Было бы жестоко злиться на него, и тем не менее, хвалить тут не за что: я контрактор, оно контрактор. Не больше, не меньше.

Его присутствие постепенно становится все менее ощутимым, лишь лёгкая печаль все ещё витает в голове.

Стряхнув с рук остатки мерзкой жижи, я обернулась в сторону растения и сделала шаг, попадая ногой в свободное от лиан место. Путь тут же становится чистым: зелень расползается и забивается в углы, освобождая дорогу.

Разумно.

— Третий выход, — не особо надеясь на результат, громко произнесла я на английском. Реакции не последовало, однако надежда умирает вместе с человеком, поэтому слова были повторены ещё на трёх языках. И стоило прозвучать им на немецком, лианы подернулись.

По моему лицу расползалась жуткая улыбка. Какое везение.

— Я вырву тебя с корнем, если ты не покажешь мне, где здесь третий выход, — ласково пообещала я.

Растение мгновенно расступилось, расчищая дорогу. Какая удача. Какое везение.

***

Бег по белым коридорам, усеянным трупами, занял минут пять, не больше. Тело болело, однако оно снова взяло контроль: оно бежало, оставив мне боль. Вот же сука. Двери распахиваются странным растением, стоит мне приблизиться, и вот, кажется, финал: ангар, в конце которого сияет огромная цифра три. Однако двери... Закрыты.

Конечно.

Конечно, только так и могло быть.

Время вышло, куда же я торопилась?

Медленно сбавляя темп, мы приблизились к воротам. Тонкая полоса на стыке поверхностей едва виднелась, из нее торчали лианы, которым, кажется, такой механизм был не пол силу.

Нет, нет, нет. Так не может быть. Слишком рано. Прошло минут десять... Не больше.

В последней отчаянной попытке я подскочила к двери и, закричав, стала бить по металлу. В этом было мало смысла; никто уже не услышит, наверняка последний выход из этого адского места и ядерной боеголовкой не пробить. Конечно же. Конечно, конечно, конечно, конечно...

Просьбы и мольбы о помощи перешли в отчаянный крик: то ли мое бессознательное, то ли паразит обезумел, но я, чувствуя их панику, смотрела на то, как мои руки бьют по воротам. Наверное, я должна была сходить с ума, или что-то такое, но только гормоны устроили сдвиг крыши в моем мозге; а я лишь смотрела на то, как они сходят с ума.

Голос окончательно сорвался, и остался только хрип. Тело, отравленное болью, медленно сползло на пол — колени уткнулись в холодный бетон. Сзади под холодным светом ламп колыхались лианы, а ещё дальше за тысячей дверей оказались сокрыты монстры, с которыми меня заперли. И здесь осталась только я с этим паразитом. Никто не придет и не спасет подопытную крысу-убийцу, верно?

И все же, почему-то я все ещё улыбаюсь.