Глава двадцать девятая (1/2)

Хоть он и был известен миру под именем Беорн, его не всегда звали так.

Берном он стал зваться позднее, когда уже обрел свою постоянную форму. Прежде его звали Ага — этим именем Мать назвала свое творение. Когда он спросил у нее, почему, она ответила, что оно означает «блуждающий в сумерках». Он так и не понял, почему она выбрала именно это имя, но он не понимал многого из того, что делала Мать.

Когда он еще носил имя Ага, он свободно бродил по миру во множестве обличий. Большую часть времени он предпочитал быть зверем, но примерял на себя и жизни людей, и эльфов, и даже гномов, но, правда, ненадолго. Они мало его интересовали, и потому он тянулся к животным. В образе зверя он мог чуять, слышать и ощущать все то, что не доступно было человеку. Он и сам толком не мог объяснить, почему мир для него обретал яркость и живость именно в те моменты, когда он исследовал его на четырех ногах вместо двух.

Именно Мать однажды сказала ему, что настала пора выбрать себе конечную форму. Она даровала ему свободу на многие годы, но когда он насытился окружавшим его миром, напомнила о его обязанностях. Он был сотворен, чтобы служить земле, и пришло время ему исполнить свое предназначение. Он покорился ее воле и выбрал себе облик по душе. Так и был сотворен Беорн, оборотень.

Беорн мог чистосердечно заявить, что наслаждался каждым мгновением своей жизни. Он заботился о земле, что сотворила Мать, со всем усердием и защищал ее созданий так же решительно, как она сама защищала его. Дни проходили за шепотом деревьев и смехом ветра, а ночи были полны простора и лунного света. Он не знал одиночества и тоски, ведь Мать не дала ему иных потребностей, кроме сытного ужина и радости бытия. В отличие от своих сородичей, он не интересовался жизнями людей, эльфов и гномов. Он достаточно ходил и жил среди них, чтобы заглянуть в их сердца и убедиться, что там не было ничего, достойного стараний. Остальные могли сколько угодно опекать их или карать, если на то было их желание; ему было достаточно деревьев и верных псов.

Он мог бы и дальше избегать мира смертных с их делами и волнениями, если бы один маленький зайчонок однажды не пересек его тропу. Бильбо Бэггинс заворожил оборотня, и дело было вовсе не в том, что хоббит, путешествующий среди гномов — это уже по меньшей мере странно. Нет, он показался оборотню таким захватывающим, поскольку его душа была старше тела. Много диковинных существ повидал он на своем веку, но теперь впервые увидел старую душу, запертую в юном теле. Это было удивительно, ведь Хранитель Мертвых строго следил за тем, чтобы души перерождались чистыми, и их новая жизнь не омрачалась бы памятью о прошлых воплощениях. Так как же вышло, что Бильбо Бэггинс оказался в таком затруднительном положении?

Беорн поначалу подумывал спросить об этом Гэндальфа, но волшебник, похоже, и сам не знал о таинственной особенности своего невысокого спутника. Когда он это понял, то ничуть не удивился. Беорн не был ни зверем, ни смертным, и потому его взору было доступно сокрытое от других. Именно по этой причине он разглядел то, к чему остался слеп один из сильнейших Истари.

Хоббит совершенно пленил его. Не только душа его была уникальной в своем роде, но и вся его сущность вместе с ней. Беорн не мог припомнить, когда в последний раз так смеялся! Каждый новый день приносил Бильбо что-то новое и захватывающее, и Беорн наслаждался каждой совместно проведенной минутой. Ему стало казаться, что он мог бы тысячелетиями наблюдать за непоседливым зайчонком, и все равно ему это не наскучит.

Возможно, с годами он размяк, но однажды Беорн вдруг понял, что привязался к хоббиту и его разношерстной компании. Раньше его совершенно не заботили дела смертных, но наблюдая, как хоббит и его гномы, а следом и эльфы, и люди сражаются бок о бок и умирают друг за друга, Беорн внезапно подумал, что все в этом мире рано или поздно меняется.

***</p>

Очнувшись от кошмара, заснуть он больше не мог. Как тут уснешь, когда на задворках сознания мерзко копошится и бормочет проклятое кольцо? Похоже, дурной сон растревожил его, и теперь оно никак не могло угомониться. Раз за разом оно шептало имя своего хозяина с поразительной для неодушевленного предмета страстью. Кольцо чуяло своего создателя, рвалось к нему с фанатичной жаждой. Вслушиваясь в его зов, Бильбо начал отчетливо понимать, что поход в Мордор откладывать больше нельзя. Единое Кольцо нужно было уничтожить прежде, чем Темный Повелитель услышит причитания своего драгоценного создания.

Ты проиграешь, проиграешь, проиграешь, дразнило его кольцо словно разбушевавшийся ребенок. Проиграешь, как всегда! Проиграешь, проиграешь, проиграешь!

— Заткнись ты, — пробормотал он, доставая перо и пергамент. Смирившись с мыслью, что настало время уходить, хоббит принял решение, наконец, поведать остальным свою историю. Если он потерпит поражение, то они должны быть готовы к тому, что грядет. Для этого он оставит им хронологию наиболее важных событий прежнего будущего, предшествовавших Войне Кольца. В глубине души он знал, что его поступки могут полностью исказить ход истории — и, вполне возможно, к худшему — но Бильбо не мог вот так просто уйти и оставить друзей беззащитными перед надвигавшимся злом.

Это все равно ничего не изменит, злобно протянуло кольцо. То, чему суждено случиться, все равно произойдет.

— Еще посмотрим, — огрызнулся хоббит, перехватил поудобнее перо и принялся описывать величайшую из войн, когда-либо сотрясавших Средиземье.

Когда он в сотый раз перечитал написанное и удовлетворенно кивнул, уже занимался рассвет. Спина хоббита нещадно болела от долгой неподвижности, рука отваливалась от напряжения, но вместо того, чтобы отложить перо, он достал новый лист пергамента. Он написал письмо Гэндальфу, в котором как мог рассказал про свой второй шанс и от всего сердца поблагодарил волшебника за долгие годы дружбы. Он также попросил прощения за то, что в этой жизни их дружбе уже не представиться возможности случиться и за то, что обманывал его все это время. В заключении он поручил волшебнику присмотреть за их компанией и за своими собратьями-хоббитами, ведь больше возложить эту ответственность было не на кого.

Закончив послание к Гэндальфу, Бильбо написал по письму каждому из своих гномов, к которым успел так крепко привязаться. Им он также поведал о своем втором шансе и описал все, что случилось с ними в прошлый раз. Он честно рассказал им, каким скучным и чопорным был раньше, и как сильно изменило его их первое совместное приключение, открыв глаза на удивительный мир вокруг. Он припомнил историю с бочками в Лихолесье, Смауга и разоренный Озерный Город, а затем, скрепя сердце, открыл правду о том, как должна была закончиться Битва Пяти Воинств. О смерти Торина, Фили и Кили. Он попытался описать свое горе и вину за их смерти, передать на сухом листе бумаги, как горько он тосковал по ним все восемьдесят лет, так и не сумев смириться с этой утратой. Наконец, он смог объяснить, почему так рвался защитить в этот раз во что бы то ни стало.

Но в письмах нашлось место не только горю и терзаниям. Нет, Бильбо не собирался оставлять друзей с обрывками своих печальных воспоминаний и смутной тревогой, что они его подвели. В каждом письме он оставил слова благодарности за все, что они для него сделали. Поблагодарил Двалина за приятную компанию в Мглистых Горах, и за терпение ко всем его бесчисленным вопросам, и за все тайно подброшенные заначки от сурового гнома, который отчего-то был уверен, что Бильбо постоянно недоедает. Он поблагодарил Балина за проявленную доброту, даже в то время, когда мудрый гном еще не начал ему доверять, и особенно за то, что тот пришел его проведать после позорного изгнания. Но еще он предупредил Балина о трагичной судьбе, ожидавшей его в Мории, ведь мысль о том, что самый друг снова встретит тот же жуткий конец, была невыносима.

Оина он поблагодарил за чуткое наставничество, не упустив случая в последний раз высказать свое недовольство навязчивой привычкой постоянно его осматривать. И все же он признал, что приятно было снова ощутить чью-ту заботу, а также упомянул свое восхищение его непревзойденным мастерством и терпением. Напоследок он предупредил его, как и Балина, об опасности, что подстерегала их в Мории и горячо попросил всеми средствами избегать возвращения туда. В следующем послании он поблагодарил Глоина за все то время, что гном потратил на его боевую подготовку, хоть ученик из Бильбо и был неважный. Бильбо не забыл выразить и свое восхищение безграничной преданностью гнома своей семье и идеалам. В заключении он упомянул Гимли и с величайшей гордостью поведал о том, что однажды он многократно превзойдет все возложенные на него ожидания и станет настоящей легендой, во многом благодаря тому, что у него всегда был прекрасный пример для подражания.

Бофуру Бильбо в первую очередь написал, что всегда будет помнить, кто первым протянул ему руку дружбы. Поддавшись нахлынувшим воспоминаниям, он рассказал о тех теплых отношениях, которые связывали их, даже когда они жили за полмира друг от друга. Он поблагодарил гнома за верность и добросердечность — самые ценные дары, что были в его жизни. Бомбуру он написал о том, что тот всегда вдохновлял его своим упорством, ведь как бы часто гном не спотыкался на своем пути, он всегда поднимался и продолжал свой путь с непоколебимым достоинством. Бильбо не забыл упомянуть и прекрасную стряпню, заметив, что друг из гнома получился не хуже, чем повар. На прощание он хотел убедить Бомбура никогда больше не сомневаться в себе, ведь он, как-никак, сражался с драконом, а как много ныне живущих может похвастаться чем-то подобным? Следующее письмо он адресовал Бифуру, и в нем поблагодарил гнома за сохраненную между ними тайну, а также за уроки Иглишмека, пусть Бильбо и делал по пять ошибок на каждую фразу. Но больше всего Бильбо был благодарен за то, что гном остался в живых и сможет однажды прочесть это письмо, ведь о погребении еще одного друга он не мог и думать.

Ори он поведал о том, каким замечательным гномом он уже является и каким ему еще предстоит стать. Также он рассказал и о мрачном конце, которым им с Балином может обернуться поход в Морию. Но он не хотел нагонять страху на молодого летописца и следом объяснил, что ничего не предрешено и гном сам может избрать свой путь, который может на этот раз оказаться совершенно иным. В конце он добавил, что Ори был храбрейшим из всех его знакомых, ведь лишь он в столь юном возрасте мог отважиться на такое трудное и опасное приключение. Нори он в первую очередь напомнил в самый последний раз, что в состоянии о себе позаботиться, а еще написал, что точно знает, куда пропали его пуговицы и предупредил, что продать их у гнома все равно не выйдет: они все потертые и в трещинах. Но затем он все же признался, что та верность и весьма своеобразная забота, с которыми он относился к братьям, восхищала его. Бильбо был бы счастлив иметь такого брата. В своем послании к Дори он поблагодарил гнома за мудрые советы и готовность выслушать. В любой из жизней рядом с Дори ему всегда было легко и уютно. Наконец, он выразил свою безграничную благодарность за куртку, которую гном ему сшил, и посетовал, что теперь от нее, наверное, остались одни лишь окровавленные лохмотья. Ему было очень жаль, что так вышло.

Последнее письмо к Торину заняло больше всего времени. Как и прежде, он начал с истории своей прошлой жизни, рассказал о Лихолесье и Смауге, а также о смерти Торина. Затем он описал, как вернулся обратно в Шир и провел много лет, горюя о любви, которую было уже не вернуть.

«Я сумел заново научиться улыбаться, постепенно вернулся к жизни», добавил он, стараясь быть до конца откровенным. «Но на это ушло очень много времени, ведь мое сердце такое упертое и безнадежно глупое».

Он написал о том, что сложил об их приключениях целую книгу, рассказал о Фродо, и, наконец, о кольце. Он поведал историю о том, как его племяннику пришлось взвалить на себя эту ношу, и о том, чего ему это стоило. Бильбо не мог позволить своему мальчику уплатить эту непомерную цену вновь.

«Ты лучше всех понимаешь мою любовь к Фродо», напомнил он, нервно очерчивая острые буквы. «Я знаю, что ты пошел бы на все ради своих племянников. Надеюсь, это знание поможет тебе найти в себе силы не возненавидеть меня».

Сложнее всего оказалось выразить в словах свои самые сокровенные чувства. Бильбо прочел множество трогательных романов и чувственных поэм, способных заставить плакать навзрыд, но сам он не был ни писателем, ни поэтом. Любовь никогда не занимала все его мысли и не пленяла разум. Он был обыкновенным хоббитом с самым обыкновенным сердцем, которое попросту не умело вовремя отпустить прошлое и жить дальше. Поразмыслив, хоббит написал правду самыми обыкновенными словами от всего своего обыкновенного сердца:

«Я люблю тебя. Я люблю тебя вот уже восемьдесят лет и буду любить еще столько же».

Наконец, отложив перо, Бильбо почувствовал странное опустошение. Все свои мысли и чувства он выплеснул на бумагу, вылил до капли, так что внутри больше ничего не осталось. Но было в этом чувстве что-то приятное. Внутри царил покой.

Одно дело сделано. Осталось два, — вздохнул он про себя, медленно поднялся на ноги и продолжил подготовку к предстоявшему путешествию.

***</p>

— Бильбо! Ты вернулся! — Воскликнул Ори, заприметив невысокую фигуру в воротах.

Бильбо чуть улыбнулся и робко кивнул:

— Я же обещал заглянуть. Как остальные?

— Бифур все еще жив, — расплылся в счастливой улыбке Ори, — а Фили даже очнулся и поел, правда, потом снова уснул. Даже Торин ненадолго приходил в себя! Здорово же?

— Еще бы, — согласился хоббит, чувствуя, как теплеет в груди. — Что говорит Оин насчет Бифура?

Молодой гном неопределенно повел плечами:

— Пока ничего конкретного. Но уже то, что он протянул так долго — это хороший, очень хороший знак!

Бильбо с облегчениям выдохнул. Ему совсем не хотелось уходить, зная, что жизнь одного из его друзей висела на волоске.

— А где остальные? — Поинтересовался он, окидывая взглядом внутренние ворота. Вокруг слонялись воины Даина; кто-то стоял на страже, другие же просто болтали или спешили по своим делам. Бильбо заметил Двалина, увлеченного беседой с каким-то незнакомым гномом. Чуть дальше к стене привалился Глоин, потягивавший трубку.

Ори развел руками:

— Не знаю. Кили не отходит от Фили, сам понимаешь; Бофур с Бомбуром по очереди приглядывают за Бифуром. Оин по горло занят ранеными, а Двалин вроде как собирался распределить дозорных или что-то типа того. Понятия не имею, где все остальные.

— Не беспокойся. Найдутся, никуда не денутся, — проговорил он и встретился с Ори взглядом. Мгновение поколебавшись, он шагнул вперед и крепко стиснул в объятиях молодого летописца.

Ори удивленно крякнул, но вырываться не стал. Вместо этого он обхватил Бильбо в ответ и смущенно похлопал по спине:

— Бильбо? Ты чего вдруг? Все в порядке?

— Да, да. Все хорошо, — соврал он, вдыхая запах чернил и корицы, прочно засевший в колючем шерстяном шарфе. — Просто вдруг захотелось тебя обнять.

— Вот как. Что ж, если хочется — значит, так и надо. Вообще, за объятиями советую обращаться к Дори, он в этом лучший, — пробормотал застенчиво Ори, продолжая похлопывать друга по спине.

Бильбо рассмеялся и лишь сильнее прижался к юному гному:

— Даже не сомневаюсь.

***</p>

Первым он решил навестить Фили.

Принца устроили в нише, очень похожей на ту, что была рядом с сокровищницей и где теперь лежал Торин. Там Бильбо и отыскал их с братом. Кили сидел на краю кровати, все еще сжимая в руках обломки своего лука. Заметив приближение Бильбо, он поднял голову и вяло улыбнулся.

— Бильбо, — отозвался он на приветственный взмах руки. — А я все гадал, когда же ты вернешься.

— Захотел вас проведать, — честно ответил хоббит, усаживаясь рядом на холодный каменный пол. — Как он?

Кили бросил взгляд на лежащего без чувств брата и пожал плечами:

— Живой. Даже просыпался несколько раз и попил бульона, но потом снова отключился. Оин говорит, что все будет в порядке, если его не шевелить.

— Фили молод и силен, а Оин — прекрасный лекарь. Уверен, скоро он поправится, — заверил темноволосого принца Бильбо, незаметно его разглядывая. Кили был почти так же бледен как брат, под тусклыми глазами залегли темные круги. Уставший и подавленный, он теперь выглядел куда старше своих лет. Битва Пяти Воинств и на нем оставила свой след.

— Кили, — мягко заговорил Бильбо, осторожно опустив руку гному на плечо. — Хочешь поговорить о чем-нибудь?

Принц снова пожал плечами, не сводя глаз с брата:

— А о чем тут говорить?

— Например, можем поговорить об ужасной битве, которую мы с тобой недавно пережили. Битве, в которой пострадали твои брат и дядя, — предложил Бильбо, наклоняясь вперед, чтобы заглянуть молодому гному в лицо. На мгновение их взгляд встретились, и Кили передернулся всем телом, судорожно зажмурившись:

— Стоит мне закрыть глаза, как я вижу одно и то же, — пробормотал он с отчаянием. — Орк заносит меч, и Фили бросается вперед, чтобы подставиться под удар. Я все еще чувствую его кровь на моих руках. Она теплая, вязкая, и ее так много! Она никак не останавливается! А Фили даже не вскрикнул. Сказал только, что от слез я еще уродливее, чем обычно. Представляешь? Он пытался шутить, истекая кровью на моих руках! Идиот!

Бильбо понимающе закивал, успокаивающе похлопывая трясущегося принца по руке:

— Думаю, он пытался тебя подбодрить, просто по-своему.

Молодой гном кивнул, сглатывая слезы и утирая нос рукавом:

— Он всегда был такой. Присматривал за мной, защищал. Повезло, что он не превратился в Дори! Но он всегда был рядом. Я должен был догадаться, что в сражении он выкинет что-то подобное.

— Кили, ты не должен брать на себя ответственность за его решения, — заметил хоббит, заботливо убирая с грязного лба молодого гнома спутанные пряди. — Он прекрасно знал, что делает, когда заслонял тебя собой. Это был его выбор.

— Но он не имел права так поступать! — Воскликнул Кили, рывком отстраняясь. В темных глазах сверкали молнии, когда он посмотрел на хоббита: — Фили — наследный принц, и ему пора бы это запомнить! Он не имеет права рисковать своей жизнью ради меня!

Бильбо вздохнул и ловко ухватил сердитого принца за руку. Невозмутимо обвив одной рукой напряженные плечи, другой он мягко пригладил густые темные волосы. Кили какое-то время поколебался, но затем обмяк и позволил заключить себя в объятия, как Бильбо и рассчитывал.

— Да, Фили — наследный принц, но не забывай, что при этом он все равно твой старший брат, — негромко проговорил он, осторожно покачивая Кили, словно маленького ребенка. — Семья для него важнее всего остального, так что забота о тебе всегда будет для него первее необходимости думать о короне. Да, с какой-то стороны это эгоистично, но чего еще ожидать от двух таких дураков, как вы?

Юный принц хлюпнул носом и оглушительно икнул, очевидно, пытаясь сдержать слезы.

— Я еще никогда никого не терял, — признался он стыдливо. — Когда отец умер, я был еще слишком маленьким, чтобы что-то понять. А когда умерли дед и дядя, меня вообще еще на свете не было. Не знаю, что бы я делал, если бы Фили умер. Как бы я жил с мыслью, что мой брат погиб из-за меня?

— Уверен, со временем ты бы справился с этим, — уверил его Бильбо, утешительно поглаживая его по голове. — Но это бремя тебя миновало. Сейчас тебе нужно успокоиться и позаботиться о Фили. Теперь пришла твоя очередь защищать его, Кили.

Кили сильнее прижался лбом к его плечу, но все же твердо кивнул:

— Знаю. Я позабочусь о нем. Я справлюсь. Я должен справиться.

Бильбо крепче сжал молодого гнома, но на душе у него посветлело. Он не сомневался, что Кили сдержит свое обещание, и хоть разительные перемены, произошедшие с непоседливым гномом разбивали ему сердце, он был рад, что все так сложилось. Кили будет беречь брата так же самоотверженно, как берег его самого наследный принц. Они оба будут жить дальше, защищая друг друга, а большего Бильбо и желать не мог. Ему было достаточно лишь того, что они оба будут жить.

Берегите друг друга, мысленно попросил он братьев, продолжая поглаживать Кили по спине. Пусть хотя бы в этот раз у вас все будет хорошо. Проживите эти жизни ярко, и пусть когда снова придет ваш час, вы уже будете глубокими стариками. Всем сердцем я желаю этого вам обоим.

***</p>

У постели Бифура ему удалось застать Бофура.

— Еще дышит, — проговорил гном вместо приветствия, не отрываясь от строгания.

— Мне уже сказали, — отозвался Бильбо, подходя к Бофуру и опускаясь рядом. Перед ними на голом потертом матрасе неподвижно вытянулся Бифур. На первый взгляд казалось, что гном мирно спит. Темные волосы с проседью были аккуратно зачесаны назад, а борода аккуратно переплетена. Большая часть тела была скрыта под старым покрывалом, снаружи оставались лишь покрытые шрамами плечи и руки. Не знай Бильбо страшной правды, мог бы поклясться, что со старым другом все в порядке.

— Не ожидал увидеть тебя так скоро, — заметил Бофур, поднося свою резьбу к глазам и сдувая налипшую стружку.

Хоббит пожал плечами:

— Решил вас проведать. Убедиться, что в мое отсутствие никто не умер.

— Вот как.

Бофур бросил на спящего кузена короткий взгляд, и от боли карие глаза словно стали еще темнее:

— Знаешь, он ведь был моим героем, когда я был ребенком.

Бильбо растеряно заморгал, с трудом укладывая в голове услышанное.

— Кто? Бифур?

— Угу, — кивнул гном, возвращаясь к вырезанию. — Видишь ли, я младший в семье, и старшие братья со мной не считались. Никто, кроме Бифура. Он всегда находил время поиграть со мной и узнать, как у меня дела. Он научил меня вырезать из дерева, пользоваться мечом и пить, не теряя головы. И благодаря ему я выжил, когда на нас напал Смауг.

— Я не знал, — признал тихо Бильбо, поднимая на Бофура глаза. — Он никогда не рассказывал мне о своем прошлом.

— Воспоминания даются ему с трудом, — пояснил гном, мотнув головой в сторону топорика, торчавшего из лба Бифура. — Эта рана отняла у него не только слова. Память тоже. Он никогда не жалуется, но я же знаю, как это его тяготит.

Бильбо попытался припомнить хоть один раз, когда бы Бифур сетовал на свою жизнь, и понял, что такого действительно ни разу не случалось.

— Он просто принимает свою судьбу такой, какая она есть. Во время путешествия он не унывал даже в самые плохие дни. Просто продолжал двигаться вперед.

Бофур кивнул, и плечи его опали, словно на них свалился непосильный груз:

— Бифур стойкий лишь потому, что ему пришлось стать таким. Если бы он не приучил себя молча сносить все удары и жить дальше, жизнь прожевала бы его и выплюнула еще тогда, когда Эребор пал.

— Ты считаешь, что все это время он просто выживал? — Едва слышно уточнил Бильбо.

Гном пожал плечами, печально взглянув на хоббита:

— Иногда нам остается лишь это. До сих пор нам оставалось только существование, но я все еще надеюсь, что однажды Бифур снова найдет в жизни радость.

— И я, — прошептал Бильбо, осторожно сжимая грубую ладонь Бифура в своих. — Я тоже надеюсь, что он обретет счастье.